– С кем ты поговорила?
– С Альбертом.
– И куда он меня приглашает?
– На собеседование.
Слава богу, не на свидание. Моя мама точно не в себе.
Допустим, у Альберта, и правда, есть подходящая для моего незаконченного высшего вакансия. Допустим, он даже готов взять меня на работу. Но, боже, как у мамы вообще могла появиться мысль, что я соглашусь с ним работать? И я смеюсь. Нервно. Потому что если и смеются в моём положении, то только так.
Мама смотрит на меня, будто, это я не в себе, и достаёт из рукава последний козырь:
– Что-то я не вижу здесь очереди из желающих принять на работу декретницу без опыта. И без диплома.
Слово «декретница» произносится с ударением на каждой букве. Моя мама не из тех женщин, которые думают, что для ухода за ребёнком нужен какой-то особенный отпуск.
– А в агентство Альберта принимают всех декретниц без опыта? Или только дочерей маминых подруг? – уже без смеха в ответ язвлю я.
Если бы одна из нас умела просить о помощи, а вторая не думать, что она лучше другой знает, что ей нужно, этого разговора могло бы и не быть. Но, к сожалению, мы – это всегда мы. Даже когда одна из нас уезжает от мужа без миллионов на счету, но с ребенком в автокресле. А вторая считает зарабатывание денег лучшим лекарством от любых жизненных эпидемий.
– Рита, когда ты уже повзрослеешь? – мама, пытается сделать вид, будто нет ничего странного в том, что она предложила мне работу в агентстве моего врага детства. – У тебя есть время до пятницы. Позвони, когда отчаешься найти хоть что-нибудь. Я скину адрес офиса Альберта.
Она нервно чмокает Мари в растрёпанную макушку, хватает со стола сумку, из чьей-то последней коллекции, брезгливо стряхивает с неё хлебные крошки от батона, и уходит. Она всегда старается уйти первой. Чтобы последнее слово было за ней. Только один человек смог переиграть её в этом. Мой отец. В день, когда он ушёл из нашей семьи.
– Посему бабуська так быстло уходит? – спрашивает Мари, не отрываясь от рисунка.
– Наверное, не любит мои бутерброды, – отвечаю я, машинально стряхивая рукой крошки со стола.
– У тебя осень вкусные бутелблоды, – констатирует Мари, хватая с тарелки и заталкивая в рот последний кусочек хлеба с ровным жёлтым прямоугольником сыра «Маасдам». И я улыбаюсь. Счастливо. Потому что иногда для счастья достаточно, чтобы кто-то от души похвалил твои бутерброды.
***
Ровно в 13.00 укладываю Мари на дневной сон, открываю ноутбук и проваливаюсь в сайты с вакансиями. Стадия поиска «найти хоть что-то за восемьдесят тысяч». Кликаю по очереди на «менеджер call-центра», «помощник продюсера», «секретарь». Сайт подсказывает: «вы всё делаете правильно, каждый отклик приближает вас к работе мечты». К бессмысленной работе мечты, хочется добавить мне. Что ж, Рита, пора смириться, что иногда работа, это просто работа, за которую платят деньги. Не всем же спасать мир. Как твоему отцу.
Тыкаю на вакансию «администратор баз данных». В описании просят рассказать, почему я хочу там работать. Боже. Серьёзно? «Вы принимаете людей без опыта и диплома. А вашей зарплаты мне хватит на детский сад, аренду квартиры и любимые шоколадные блинчики». Выделяю текст, чтобы удалить, но вместо этого случайно отправляю отклик. Ну и ладно. Всё-равно они мне не ответят. Никто из них мне не отвечает.
На кухне щелкает чайник. Оборачиваюсь проверить, не проснулась ли Мари. Спит. Иду на кухню, наливаю кипяток в кружку с фламинго, кидаю туда же пакетик с бергамотом, открываю холодильник и вытаскиваю из-за кастрюли с супом два последних эклера. Кастрюля – молчаливая свидетельница моей слабохарактерности. Её роль – скрывать следы моих преступлений против ПП и ЗОЖ от бдительной общественности. В лице моей мамы.
После беременности и рождения Мари я перестала влезать не только в свои старые, и так не миниатюрные джинсы, но и в мамины представления о том, как должна выглядеть дочь основательницы модельного агентства. Как-то не как я.
Ставлю эклеры с чаем на стол и возвращаюсь к ноутбуку. В личном кабинете на сайте с вакансиями мигает оповещение. Да неужели? Открываю письмо. Та самая вакансия «администратор базы данных». Отказ. Наверное, они хотели, чтобы я написала что-то типа: «Пока все дети мечтали стать космонавтами и балеринами, я представляла себя администратором базы данных».
– Мамаська, – слышу тихий сонный голос Мари. Дочь сидит на куче из одеял и подушек в пижаме с котиками и улыбается наполовину беззубым – или наполовину зубастым? – ртом.
– Иду, малыш. – Закрываю ноутбук и плюхаюсь на кровать рядом с Мари. – Что тебе снилось?
– Нисего. Я не спала. Плосто лезала. И уже хочу кусать.
– Но сначала … обнимашки, – я загребаю Мари своими длинными руками. Мари хохочет, а мои руки обнимают. Мы большие и сильные, говорят они. Мы тебя защитим, говорят они.
– Ну всё, мамаська! Кусать! – Мари, нахохотавшись, начинает брыкаться ногами. Я прижимаю её к себе в последний раз, целую в макушку, и иду на кухню – разогревать суп.
***
После позднего обеда, или раннего полдника – в нашем доме с режимом так себе – собираемся на прогулку. Вспоминаю, что не доела один эклер и иду за ним, чтобы убрать в своё тайное место. Звонит телефон. Папа. Принимаю звонок, зажимая телефон между ухом и плечом.
– Привет, булочка. – голос папы всегда спокойный и тёплый. Греюсь об него пару секунд, а потом вспоминаю про эклер на тарелке.
– Пап, скажи честно, я толстая?
– Конечно, нет. Это что, мама опять заходила?
Я вздыхаю. Причем тут мама. Это же не она запихивает в меня эклеры.
– Да.
– Ты это брось. Ты … это … самая красивая.
– А почему тогда ты называешь меня булочкой? – ворчу я больше риторически, чем по существу.
Мой папа не спец в риторических вопросах. Поэтому он сразу переходит к делу:
– Зайдёте в гости? Сегодня у Лизы день рождения. Будет праздник. Толпа детей. Приходите. Закажем пиццу с сыром.
Лиза – внучка Татьяны, новой папиной жены. Хорошая женщина. Уютная. Созданная для семьи. Не то, что моя мама.
– Придём. А во сколько?
– Полседьмого. Но можете и раньше приходить. Мы будем рады.
– Хорошо, успеем. Только вот подарок ещё надо купить, – вспоминаю я и настроение тут же портится. Внеплановые дни рождения не вписываются в наш бюджет.
– Я переведу тебе немного. Не надо дорогое. Вы это… главное сами приходите.
Через десять минут приходит смс «СЧЁТ2357 15:10 Перевод 3000р от Бориса Б.».
– Мари, беги одеваться. Мы идём на День рождения, – кричу в сторону кухни, где дочь смотрит мультик, доедая суп.
– У кого День лозденья? – слышу радостный вопль, затем звук падения чего-то стеклянного, а следом расстроенное, – Плости, мамаська…
Бегу на кухню. Тарелка с супом на полу. Тарелка отдельно, суп отдельно.
– Всё хорошо. Это всего лишь суп. Взрослые часто переоценивают его значение. А у деды Бори будет пицца. У Лизы День рождения.
– Писса, – Мари бежит в комнату. Слышу как открывается шкаф. – Мамаська, быстлее, а то писса остынет.
– Да, сейчас приду. Только уберу суп.
Закончив уборку, захожу в комнату. Мари разложила на кровати все свои наряды. Даже пышное синтетическое платье принцессы откуда-то достала. Зря я надеялась, что оно потерялось.
Делаю вид, что мне без разницы, что наденет дочь. Только бы не выдать себя. Иначе, она точно выберет его. Достаю из своей половины шкафа голубой джинсовый комбинезон. Самый нарядный. От остальных двух его отличает менее потрёпанный вид. Иду в ванную, чтобы переодеться.
Через дверь слышу, как Мари протопала в коридор и пыхтит где-то в районе пола. Надевает обувь, догадываюсь я.
– Я готова! Идём, мамаська!
Выхожу из ванной и еле сдерживаю улыбку на грани отчаяния. Она всё-таки надела то ужасное неоново-розовое платье с блёстками. И кроссовки. На босу ногу.
– Мари, какая ты… стильная. А где твои носочки? – стараюсь, как по учебнику, избегать оценки и критики.
– Нососьков нет. В скафу нет. В тапоськах нет. На кловати нет. И дазе под кловатью нет.
Звучит правдоподобно. Проверяю другие места, не названные дочерью, где теоретически могли бы быть носки. И, правда, нет. Достаю из шкафа свои.
– Сегодня ты будешь мамой.
Мари одобрительно хохочет.
***
До полседьмого ещё два с половиной часа. Успеем заскочить в магазин у дома за подарком. В кармане вибрирует телефон. Смотрю на экран – «Хозяйка». Чёрт. Вспоминаю примету, которая всегда сбывается: «Звонок хозяйки квартиры – к нежелательным финансовым тратам».
– Да, Маргарита Юрьевна.
– Риточка, здравствуй. Звоню напомнить тебе, что уже 14 число. Завтра заеду за денежкой. Будьте дома в районе обеда. И ещё, – женщина выдерживает паузу, – со следующего месяца буду поднимать цену. Сейчас все поднимают. А я не зверь. Ты же с ребёночком. Хотела на десять, но пожалела вас. Всего лишь на пять подниму. Как там Мариша?
Больше всего на свете сейчас мне хочется бросить трубку. Желательно об стену. Но вместо этого, я отвечаю:
– Всё хорошо.
У меня нет денег на новый телефон. Да что там, у меня нет даже этих «всего лишь пяти тысяч», о которых говорит хозяйка.
– Ну всё, пока, Риточка, увидимся завтра.
Пока дочь выбирает подарок Лизе, подбиваю в уме доходы с расходами. Из доходов у меня официальное пособие от государства и неофициальные – а оттого, не такие уж и частые – алименты от бывшего мужа. Расчёты не сходятся. И дело вовсе не в моем гуманитарном профиле.
– Можно мне это? – отвлекаюсь от своих мыслей. Мари протягивает книжку-раскраску с медведями из любимого мультфильма. Девяносто девять рублей погоду не сделают. Да, я та ещё планировщица бюджета, но расстраивать дочь не хочется. В конце-концов, разве она виновата в том, что её мама по глупости не закончила универ и уже третий месяц не может найти себе работу?
Киваю головой. Оплачиваю на кассе самообслуживания раскраску и плюшевого динозавра, которого Мари выбрала в подарок Лизе.
На праздник мы приходим ровно в полшестого. Встретить нас выходит вся семья: мой отец, Татьяна, её дочь Таша с мужем Серёжей и, конечно, Лиза в таком же нарядном платье, как у Мари.
– Лизаська, – моя дочь с порога бросается обнимать именинницу. – Посмотли, мы в таких же платьях!
Лизочка на год старше Мари. Но сама разницу между ними ощущает, лет в пять, не меньше.