Яна Каляева
Не оставляйте нас
Глава 2
Виктор
– Виктор, голубчик, проходите! – приветливо загудел профессор. – Спасибо, что согласились лично посетить старика! Во плоти, так сказать, не через Сеть… Прошу вас, присаживайтесь.
Виктор подавил улыбку и уселся в предложенное кресло – мягкое, обитое натуральной тканью. Научный руководитель так и не надел респиратор, и Виктор, чуть поколебавшись, тоже снял свой. Это, конечно, нарушало карантинные правила, но в академической среде такие вольности были в порядке вещей. Все-таки лицом к лицу беседовать с профессором, деканом факультета марсологии – большая привилегия. Марсология отпочковалась от старой земной геологии тридцать лет назад, и профессор стоял у истоков нового направления.
– Угощайтесь, вода чистейшая, артезианская, – профессор налил гостю воды со льдом.
Графин был пластиковый, а вот стакан – из настоящего стекла.
– Благодарю вас, профессор, – улыбнулся Виктор. – Как ваше здоровье?
– Грех жаловаться, имплант прижился и справляется лучше, чем моя печень даже в далекой молодости, – профессор коснулся сенсора, чтобы чуть придвинуть к столу свое инвалидное кресло. – Неплохо я сохранился для шестидесяти пяти. Хотя, конечно, прадед мой в эти годы еще вовсю на охоту ездил… А вы, дорогой, и не знаете, верно, что такое охота. Гляньте на досуге в Сети, расширьте свое представление о нашем, хм, порочном земном прошлом. Но я вас позвал не о своих стариковских делах болтать, а, разумеется, о вас, о вашем будущем. Вот, хотел первым сообщить новости. Научный совет рассмотрел вчера вашу заявку о направлении на Марс…
– И что же решил совет? – спросил Виктор насколько мог небрежно.
Профессор вздохнул:
– Прения были весьма бурные, сами понимаете. Нет, научная ценность вашей работы сомнений не вызывает, рецензии блестящие… Но направить на Марс именно вас… когда…
– Понимаю, – Виктор сощурился. – Когда у каждого в совете есть собственные ученики.
– Дело не в этом! – всплеснул руками профессор. – Вы безусловно нужны на Марсе, с этим никто не спорит. Но ведь вы, с вашими… связями в «Детях человечества», могли бы давно уже быть там, если бы захотели.
– Мог бы, – ответил Виктор. – Как сын своих родителей – мог бы. Но тогда я стал бы обычным офицером корпорации. Солдатом, исполняющим приказы, винтиком огромной машины. Меня годами мариновали бы на административной работе, и я не имел бы права возразить. Я не этого хочу от жизни. Мне нужна собственная лаборатория, авторитет в научном сообществе, имя в науке и истории. И все это я могу получить, только если отправлюсь на Марс от университета, а не от корпорации. Никто не может отрицать, что я имею на это право. Много ли соискателей защитили докторскую степень в двадцать семь лет? Я добьюсь того, чего заслуживаю, и не через связи покойных родителей, а собственным трудом.
– Да вы не горячитесь так, голубчик! Вы, собственно, уже добились, это я и хотел вам сообщить… То есть, не то чтобы вы… Совет изыскивал всяческие предлоги для того, чтобы не включать вас в марсианскую программу. Тогда слово взял представитель инвестиционного комитета «Детей человечества» и практически открытым текстом заявил, что политика корпорации в отношении выдачи грантов будет прямо зависеть от уровня научных кадров…
– Иными словами, – усмехнулся Виктор, – корпорация купила меня у университета.
– И очень дорого.
– Спасибо за новости, профессор.
– Да не за что, право слово… Завтра вы получите протокол заседания и со всем ознакомитесь в подробностях. – Профессор пожевал губу. – Однако это я мог бы и по Сети вам сообщить… Поговорить я хочу о другом.
– Да, профессор, я весь внимание!
– Официальная резолюция ученого совета выйдет недели через две, знаете, бюрократические проволочки – неискоренимая университетская традиция…
Виктор заметил, что вода в стакане, который он держит в руке, едва не выплескивается. Скверно, скоро медкомиссия, а у него нервы не в порядке.
– И оформление вашего обследования в аккредитованном «Детьми человечества» медицинском центре уже началось. Отправим вас к лучшим докторам, то есть, конечно, на лучшие диагностические аппараты. Хотя в вашем случае это скорее формальность, «Дети человечества» к ученым в вопросах допуска по медицинским показаниям довольно лояльны. Годы в лаборатории никому здоровья не прибавляют, и эксперты по природным богатствам Марса чрезвычайно востребованы, потому, полагаю, затруднений не возникнет.
Профессор взял со стола древнюю стеклянную бутылочку из-под колы с частично сохранившейся этикеткой, рассеянно повертел в руках, поставил на место.
– Видите ли, по опыту могу предположить, что после резолюции ученого совета все произойдет достаточно быстро… Потому хотел побеседовать теперь, в спокойной, так сказать, обстановке. Понимаю, что направление на Марс чрезвычайно важно для вас и как для ученого, и по личным причинам… простите, что затрагиваю такую деликатную тему…
– Извиняться не за что, – ровно ответил Виктор. – Этой трагедии более десяти лет. Я давно отгоревал. Жизнь продолжается.
Родители Виктора были в числе тех, кто разрабатывал программу третьего этапа колонизации Марса. В те годы поток переселенцев возрос на порядок, их отбор, обучение и адаптация требовали самого тщательного планирования. Отец и мать Виктора погибли в теракте, устроенном группой «Земляне» – одном из многих.
– Понимаю, для вас важно продолжить дело родителей, воплотить их мечту… И все же я попросил бы вас обдумать своё решение еще раз.
– Обдумать? – брови Виктора поползли вверх.
– Вот видите, вас мое предложение удивляет, – быстро сказал профессор. – Я даже не уверен, что решение о переезде на Марс вы действительно принимали… Это же нечто само собой разумеющееся: лучшие из лучших стремятся покинуть Землю.
– Это же… естественно.
– Знаете, за последние годы из дюжины по-настоящему талантливых молодых ученых, прошедших мою кафедру, на Марс отправились пять человек. Еще трое заявку не подавали из-за здоровья… вирусы, ну или как я, – профессор похлопал ладонью по подлокотнику инвалидного кресла. – Остальные тоже мечтали продолжить карьеру на Марсе, но «Дети человечества» их заявки по разным причинам отклонили. Так вот, вы знаете, Виктор… никто из них после этого не продержался в науке и года. Кто-то ушел в другие сферы, кто-то просто… потерял интерес к какой-либо реальной деятельности и переключился на вирт. Они восприняли невозможность попасть на Марс как окончательное жизненное поражение, понимаете?
Виктор кивнул. Он, конечно же, тоже так бы это воспринял, но об этом не хотелось и думать.
– Но ведь и на старушке Земле не перевелась еще работа для геологов! – продолжал профессор. – Программа освоения арктических просторов уже полвека как свернута. Последний подводный купол построен двадцать лет назад, и используют их теперь только для культивации водорослей… Мало кто вспоминает, что когда-то человечество мечтало о новой Атлантиде! Да о чем мы только не мечтали… здесь, на Земле, понимаете? Не об одном только космосе.
– Да, разумеется, я вас понимаю, – ответил Виктор скованно.
Разговор стал его утомлять. Сегодня утром он посмотрел на счет за воду и решил, что обойдется гигиенером; теперь тело под лучшей рубашкой из натурального хлопка ощущалось липким. Пахнет от него, должно быть, как от балласта…
А ведь на Марсе, наверное, придется вовсе забыть про водяной душ, не говоря уже о праве ежемесячно посещать бассейн. Что поделаешь, тяготы фронтира.
– Я не требую от вас никакого ответа сейчас, упаси Маркс! – профессор явно заметил замешательство гостя. – Просто прошу задуматься о моих словах. Космическая экспансия – это прекрасно, но ведь даже по самым оптимистическим прогнозам в ней будет задействовано не более одной десятитысячной человечества. В то время как здесь уже более восьмидесяти пяти процентов взрослого населения не имеет работы. Вирусы всех категорий распространяются вопреки строгим карантинным мерам. Мировой океан пока что кормит нас, но ведь и его ресурсы не безграничны. Вы знаете, что растут только бюджеты на исследования, связанные с Марсом? А вот, например, финансирование селекции новых сортов водорослей с каждым годом сокращается.
Виктор вежливо кивнул и зевнул через нос, не открывая рта. Профессора он безмерно уважал и был благодарен за помощь с исследованием и, главное, продвижением его в научном сообществе, потому без колебаний принял приглашение лично приехать в университет в выходной день. Однако выслушивать смягченную версию пропаганды «Землян»… пожалуй, профессор мог бы проявить больше такта. Ведь именно «Земляне» убили родителей Виктора.
Виктор скосил глаза на браслет, чтобы проверить время. Вроде на вечернюю платформу он пока успевает…
– Человечество всю свою историю мечтало о космической экспансии, – продолжал разливаться профессор. – Конечно, героический фронтир всегда был уделом меньшинства… но ожидали ли мы, что большинство превратится в жалкие остатки, брошенные в цивилизационном тупике? Закономерный вопрос – если мы не способны навести порядок у себя дома, что сможем построить в новом мире? Что мы знаем о жизни марсианской колонии, кроме того, что «Дети человечества» показывают в бравурных рекламных роликах?
– Многое знаем, – терпеливо ответил Виктор. – Каждый корабль привозит отчеты, логи и показания приборов, результаты измерений, научные статьи… личные письма, в конце концов.
– Личные письма… – повторил профессор. – Вы знаете, что каждое личное письмо проходит корпоративную цензуру? И отправлять можно не более одного в три месяца… я не вижу для этого ограничения никаких разумных причин.
– Разумеется, корпорация вправе защищать свою коммерческую тайну!
Виктор нахмурился. Направление, которое стал принимать разговор, ему решительно не понравилось. Одно дело – обычное для университетской среды нытье про цивилизационный тупик, и совсем другое – клевета на корпоративные идеалы, то есть измена интересам человечества. Профессору-то, может, уже и все равно, в его-то возрасте…
– Я получал личные письма от троих бывших учеников, – тихо сказал старик. – Голову готов прозакладывать: эти тексты писали не они. Но доподлинно мы знать не можем. Ведь в обратные рейсы летают только корп-офицеры, а колонисты остаются на Марсе навсегда…
Виктор с грохотом отодвинул кресло и поднялся на ноги:
– Профессор, при всем уважении, я не намерен выслушивать… Вы понимаете, что вообще-то я обязан доложить об этой беседе в корпоративную службу безопасности? Конечно, из уважения к вам я этого делать не буду. Но, Иисус, вы еще скажите, что это корпорации создают и распространяют вирусы.
– Конечно же нет! Корп-офицеры страдают от вирусов так же, как и простые смертные. Но программы массовой вакцинации сокращаются каждый год. Многие заболевания можно было бы лечить антибиотиками, но их населению не выдают, чтобы не развивать резистентность.
– И как все это должно убедить меня остаться на Земле? – Виктор с огромным трудом сохранял хотя бы видимость спокойствия. Отчаянно хотелось натянуть респиратор и уйти. —С этими проблемами я могу поделать не больше, чем вы – то есть ничего.
Профессор наклонился вперед и спросил почти шепотом:
– Вы слышали о проекте «Последний берег»?
Виктор фыркнул:
– Глупая городская легенда! Мы даже не знаем, существовал ли он когда-нибудь…
– Полагаю, кто-то должен сохранить эти сведения, – профессор упрямо сжал губы. – Некие люди… или интеллекты.
– Я не намерен больше это слушать! – Виктор заходил по кабинету. – Я смотрю на вещи реально и понимаю, что на Земле уже ничего не изменить. Зато я могу участвовать в создании будущего на Марсе. Без балласта… то есть без потомственных потребителей велфера, заживо гниющих в вирт-капсулах. Без экологического кризиса. Без вирусов.
«Без вечно всем недовольных ворчунов вроде вас», – хотел было добавить Виктор, но сдержался.
– Я понимаю, понимаю, Виктор… У вас карьера, перед вами будущее… И все же, прошу вас, запомните мои слова. Что-то неладно не только с Землей, но и с Марсом. Быть может, это просто дементный бред выжившего из ума старикана… я бы предпочел, чтобы так оно и оказалось. Дай-то Че.
Глава 3
Индира
– Эй, марсианочка! Далеко собралась?
Индира замерла и выругалась про себя. Так погрузилась в свои мысли, что утратила осторожность, свойственную любому жителю трущоб с рождения! От стадиона шли пешком, она смертельно устала за этот долгий день. На углу рассталась с Адой… и зашла в темный проход между контейнерами, не глядя!
Индира дернулась, чтобы бежать прочь, но двое парней уже перекрыли выход. Один из них схватил ее, наскоро облапал и толкнул вперед, в круг бледного электрического света от древнего смартфона. Девушка упала, больно ударившись коленями.
– Куда так торопишься? – спросил насмешливый голос из темноты. – Что, корабль на Марс уже отчаливает? Даже проститься с дорогими соседями некогда?
– Ты кто? – спросила Индира, стараясь, чтобы голос не дорожал.
– Ай-ай-ай, не узнаешь! А ведь всю жизнь рядом прожили! Что же, посмотри на меня. Наслаждайся!
Свет сместился, теперь он был направлен не на девушку, а на лицо говорившего – снизу. Впрочем, и без этого эффекта оно смотрелось достаточно жутко. Индира зажала себе рот рукой, чтобы не вскрикнуть. Имени этого парня из соседнего дома она не помнила, хотя по имени его никто и не звал. Его прозвали Чернухой – по названию его болезни, вируса категории А. Смартфон осветил гниющие щеки и почерневшие пальцы, с которых уже сошли ногти.
А-вирусы неизлечимы. При поддерживающей терапии с ними можно прожить лет до тридцати, но у балласта нет денег на лекарства. Остается только гнить заживо, что Чернуха и делал.
– Весь домовой чат только о вас, победительницах по жизни, и трындит, а ты даже не заглянула поделиться радостью с соседями, – Чернуха покачал головой. – Брезгуешь нами, марсианка? За биомусор держишь?
– Я… – с трудом выдавила Индира. – Нет, я… не брезгую… нет…
– В самом деле? – Чернуха вскинул брови, его банда загоготала. – Ну коли не брезгуешь, докажи. Поцелуй меня на прощание.
– Не надо, пожалуйста, – всхлипнула Индира. – Послушайте, я же ничего вам не сделала!
Ее слова вызвали новый взрыв хохота. Чернуха, подсвечивая себя, облизнул растрескавшиеся губы, размазывая кровь вокруг гниющего рта. Индира сгруппировалась, вскочила и кинулась к проходу, нацеливаясь растолкать стоящих там парней и проскочить между ними. Ашники-инвалиды, с двумя она справится! Но откуда-то взялся третий, ее бросили на землю лицом вниз, навалились толпой, заломили за спину руки. Она истошно завизжала, и чья-то грязная ладонь зажала ей рот.
– Ишь, резвая какая, – ухмыльнулся Чернуха. – Не хочешь, значит, проститься с соседями по-людски? А придется! Оставлю тебе на память подарочек.
Банда снова загоготала. Ну не станут же они ее насиловать, лихорадочно соображала Индира, просто не смогут, вирусы категории А убивают потенцию… Но у Чернухи был другой план. Он достал самодельный нож с обмотанной шнуром рукояткой и медленно надрезал себе край запястья.
Вирусы категории А передаются через кровь.
– Думала улететь в волшебную страну на Марсе, а нас оставить тут гнить заживо, – прошипел Чернуха, любуясь сползающей по руке каплей. – А вот хренушки…
Индира панически огляделась. Среди покрывающих стены граффити – символ «Последнего берега». Легенда, которая никому не может помочь…
– Немедленно ее отпустите!
У прохода вспыхнул новый свет, яркий, белый. Ада! Но зачем, что она им сделает?
– Слышь, Чернуха, она одна приперлась, – сообщил один из парней.
– А это у нас еще кто? – спросил вожак гниющих ублюдков и направил смартфон на Аду. – А, вторая принцесса из трущоб! Сама пришла! Молодец, хвалю.
– Отпустите ее, – повторила Ада.
– А чего ты такая дерзкая, руководящие указания нам раздаешь? – Чернуха скривил гниющий рот.
– С того, что веду прямую трансляцию в квартальный чат, – Ада подняла руку с соцбраслетом и демонстративно обвела лучом фонаря собравшихся. – Вот так, теперь все ваши лица попали в кадр.
– И чего? – Чернуха скривился. – Сейчас сюда корп-полиция на флаерах заявится? Скажи еще, робострелков и боевые дроны введут! Коне-ечно, кроссовки только завяжут… Биомусор развлекается с другим биомусором, эка невидаль. Кому какое дело до контейнерных шлюх?
– А такое, что она теперь гражданка Марса! – Ада решительно шагнула вперед, и стоящие у нее на пути парни чуть отшатнулись, словно это она была Ашницей, а не они. – Как и я! Хочешь влететь на межпланетный терроризм, Чернуха? Смотри, у корпов как раз раскрываемость по «Землянам» плохая, а тут готовенькая ячейка!
– Ты это, порожняк-то не гони! – ерепенился вожак Ашников, но без прежней уверенности в голосе.
Индира почувствовала, что держащие ее руки ослабили хватку.
– А знаете, что сейчас бывает за противодействие межпланетной экспансии? – продолжала наступать Ада. – Измену интересам человечества схлопотать хотите, да? Или думаете, что раз вы Ашники, то вам уже никто ничего и не сделает? Зря-а, тут как раз противовирусное нового поколения выходит, а тестирование на животных, как учат нас корпы, неэтично. Да и дороги нынче животные, а вот вы как раз ничего не стоите.
– Да ты полегче! Шуток не понимаешь совсем… Мы же так, дурачимся по-соседски, – Чернуха окончательно ушел в оборону. – Ты же, это, аугфильм-то не отправила еще?
– Стоит на двухминутной отсрочке.
– Значит так, – вожак с явным усилием вернул в голос командирские нотки. Видимо, вирус еще не добрался до его мозгов, он сообразил, что за две минуты браслет Ады никак не взломать. – Проваливай, пока цела. И подружку свою забирай. Аугфильм чтобы нигде не всплывал, поняла меня? А то сама-то ты усвистишь на Марс, но где мать твоя живет, мы знаем. Даже если нас корпы загребут, Ашников на квартале много, и мы горой друг за друга. А будешь молчать – все останутся целы, я добрый сегодня. Всё, валите уже на свой корпов Марс, и чтобы больше не попадались мне…
– Но мы же не гражданки Марса, – тихо сказала Индира, когда они отошли от опасного прохода и поднялись в контейнер по шаткой наружной лестнице. – Мы еще не прошли отбор…
– Удачно, что Чернуха в таких деталях не разбирается, – пожал плечами Ада.
– Спасибо тебе…
Они стояли на лестничной площадке. Сюда доставал свет единственного в квартале целого уличного фонаря.
– И как ты только меня нашла? – догадалась спросить Индира.
– Да сообщения проверила. Мне друг один написал, он за нашим кварталом… присматривает. Эти мрази обсуждали, как нас подловить, в своем закрытом канале. То есть это они думают, что канал у них закрытый. Есть одна простая программка… Выбрали тебя, потому что решили, что ты более беззащитна.
В последнее время у Ады появились друзья, с которыми она Индиру не знакомила. Надо же, среди них есть настоящий хакер…
В пространстве между контейнерами завис пропагандистский дрон. Из динамика раздался глубокий теплый голос:
– Голод, войны, политические кризисы… Счастливые дети двадцать четвертого века не знают таких слов. Уже сотню лет корпорации оберегают человечество, словно нежная мать, которая держит на руках любимого младенца…
– Да заткнись ты! – бессильно бросила дрону Ада. – Маркс, полквартала месяцами сидит без электричества, а на пропаганду эту сраную энергия есть, ну надо же!
– Семь корпораций! – восторженно провозгласил динамик. – Защита, еда, энергия, кров над головой, Сеть, медицина – и будущее на Марсе! Семь корпораций – ваш щит и ваша опора!
– Ну вот какого корпа! – Ада ударила кулаком по ржавым перилам. – Ведь все, все до последнего конченого синтера понимают, что это туфта… Издеваются они так, что ли?
Индира обняла подругу за плечи:
– Не сердись, не надо, это же без толку… Видишь, дрон уже улетает.
– Этот биомусор, они тебя не поранили? – сменила тему Ада.
– Да вроде нет…
Они немного помолчали. Мимо прошаркала тетка с мусорным ведром, окинула их раздраженным взглядом.
Индира всматривалась в мутное небо над городом. Изредка сквозь марево пробивался лунный свет, а пару раз в год, когда ветер разгонял тучи, удавалось разглядеть звезды. Сегодня ночь была обычная, туман отдавал горелым пластиком. Но девушка знала, что Марс там, наверху, далеко от грязной Земли.
– Как-то все у нас будет там, на Марсе?
– Как-то будет.
Ада сжимала перила и безразлично смотрела вниз, в лабиринты переулков. Странно, она же так рвалась на Лотерею, и в школу ходила чуть ли не каждый день весь последний год, и спортом занималась часами, не щадя себя… Наверно, она просто устала, она ведь не железная, хоть и пытается казаться железной. Не может же быть, чтобы ее не волновал Марс.
– Давай провожу тебя в отсек, – сказала Ада. – Твоя мама уже, наверно, волнуется.
***
– Съешь еще риса, – мама подвинула к Индире пластиковую тарелку. – Один Иисус знает, когда тебя покормят в следующий раз…
– Не надо, мам, я сыта. Оставь себе на завтра.
Рис принесла самая богатая женщина в доме – та самая успешная суррогатная мать. Обычно те, кто находил работу, стремились как можно скорее покинуть контейнеры, но суррогатка все равно сроки беременностей проводила в медицинском центре и не видела смысла тратить деньги на жилье.
Весь день соседи приходили поздравить Индиру. Принимать гостей пришлось во дворе: в крохотный жилой отсек такая толпа никак не поместилась бы. Напуганная вчерашними Ашниками, Индира ожидала, что соседи станут завидовать, злиться – но ее скорее жалели. Каждый год девушки из их квартала выигрывали Лотерею, но все потом возвращались, не пройдя отбор. Большинство отбраковывали по здоровью, хотя кто-то из соседнего квартала однажды дошел до корпоративного психолога – и провалился уже там. Об этом этапе отбора ходили легенды, никто не знал, чего этим корпам могло не понравиться… «Лучше бы не воображала о себе… Падать-то больно будет», – читала Индира во взглядах соседок, всю жизнь не покидавших контейнеры.
А вот Ада с соседями прощаться не стала, с самого утра куда-то убежала – наверное, к своим новым друзьям. В глубине души Индира ревновала и обижалась, что подруга не знакомит ее с ними. Что же, теперь-то само собой получится, что Ада с ними больше видеться не будет.
Индира тихо улыбнулась. Она боялась бы отбора и, чем корп не шутит, самого Марса намного больше, если бы с ней не было Ады. С ней порой непросто, очень уж она нетерпелива и вспыльчива; она никогда не оставит подругу и не предаст. Вместе они могут намного больше, чем каждая из них по отдельности. Вместе они пройдут любой отбор, они улетят на Марс… хоть это и значит, что маму Индира больше не увидит.
– Ну мама, я же знаю, ты весь день ничего не ела.
Мама никогда ни с кем не спорила. Она тихо улыбнулась и взяла с тарелки рисовый колобок.
Индира знала, что, приняв решение сохранить беременность, ее мать, как и многие женщины из контейнеров, уполовинила свой социальный рейтинг навсегда. Нелицензированное родительство – социально безответственное поведение, а получить лицензию для балласта практически невозможно. За любое нарушение общественного порядка полагалась стерилизация, но даже тех, кто ее избегал, призывали отказаться от деторождения во имя будущего планеты. Стерилизация была единственной медицинской услугой, доступной каждому землянину, мужчине или женщине, совершенно бесплатно. Корпоративная пропаганда заявляла, что жители Европейского конгломерата живут богаче, потому что заводят намного меньше детей. Азия же отчаянно отставала, не действовали ни пропаганда, ни сокращения базового пайка – во дворе каждого контейнера играли дети.
Отца своего Индира помнила. У него была мягкая улыбка, он никогда не повышал голоса. Однажды он построил во дворе их дома качели из остова промышленного робота, найденного на свалке. Индира не обижалась, что официально он ее так и не признал: берег рейтинг. Все равно они были семьей. Отец нелегально работал на производстве несертифицированных фильтров для респираторов. Когда Индире исполнилось пять лет, он подцепил В-вирус и умер от осложнения на легкие. Большинство же детей из контейнеров, как и Ада, вовсе не знали своих отцов.
Тогда у Индиры с мамой остался только дед – у него еще была легальная работа, но потом и его завод, один из последних в Ченнаи, полностью перешел на автоматику. Дед после этого едва протянул два года – не вынес чувства собственной бесполезности. С тех пор они жили на базовый паек. Иногда матери удавалось брать смены в общественном приюте для инвалидов, за них начисляли социальные баллы. Тогда мать с дочерью могли позволить себе по полтора литра воды в сутки и обтирались гигиенером каждый день.
Индира искала работу с двенадцати лет, но безуспешно; о деньгах она и не мечтала, но даже за социальные баллы найти ничего не удавалось. Можно было разве что устроиться в салон экспресс-радости: несмотря на бешеную конкуренцию, Индиру звали в парочку. Конечно, настоящей красавицей, как Ада, она не была: ей не досталось ни высоких скул, ни светлой кожи, ни длинных ног, ни хищной грации подруги. Индира выглядела довольно обыкновенно для этих мест: мягкие черты лица, ладная, хотя несколько коренастая фигурка, карие глаза с пушистыми ресницами. Но она была совершенно здорова, ни одного врожденного или приобретенного дефекта, что делало ее востребованным товаром. Если она устроится в салон, они с матерью смогут есть рис хоть каждый день – беда в том, что всего лишь год или два: экспресс-радость была рассадником А и В вирусов. Конечно, торговля собой через ауг-связь или вирт-капсулу была безопасна в этом плане, но аренда оборудования могла поглотить доходы и даже превысить их. Немало девушек пытались заработать таким образом, увязали в долгах и заканчивали в той же самой экспресс-радости.
И даже если бы посчастливилось найти постоянного клиента из тех, у кого была работа, может быть, даже корп-офицера – это поставило бы крест на мечте о Марсе. «Дети человечества» никогда об этом официально не объявляли, но все знали, что в материнскую программу берут только девственниц. Возможно, потому, что некоторые А-вирусы могут три месяца после заражения не выявляться стандартными анализами. Но важнее другое: марсианское человечество, следующая ступень эволюции, создается не трением потных тел, а высокой технологией искусственного оплодотворения, так что не стоит и приобретать низменные привычки.
– Мне так жаль, что я тебя оставляю одну, мама…
– Иисус с тобой, родная. Ты не должна так думать. Мы для того и заводим детей, чтобы однажды они оставили нас и прожили собственную жизнь.
Они сидели на спальных панелях в своем контейнерном отсеке – крохотном кусочке собственной территории. Дневная жара наконец спала, мать убрала от окна кусок светоотражающего пластика, и по отсеку пробежал легкий ветерок, отдающий ржавчиной. Их дом все еще был электрифицирован, и отсек освещала тусклая встроенная лампа.
Дом… Вдоль стен развешано немного оставшейся от деда одежды. В углу старая пластиковая посуда. В изголовье маминой спальной панели – маленький триптих с изображениями Маркса, Иисуса и Че. Корпам нет дела до того, во что верит биомусор.
Индира понимала, что нужно что-то сказать на прощание, но никак не могла подобрать слова. Мама останется одна, а ей же уже почти сорок… От таких мыслей Марс терял свой величественный блеск. Но Индира должна попытаться попасть туда, ведь на Земле ей не разрешат завести детей. А если она, как мама, родит без лицензии, какое будущее ждет ее ребенка здесь?
– Я… я постараюсь сделать все так, чтобы ты, и дед, и папа – вы все могли мной гордиться. У меня обязательно будут дети… это же важно, правда?
– Важно только, чтобы ты была счастлива, девочка моя. Чтобы чувствовала, что живешь полной жизнью. Жаль, на Земле это стало так сложно. Но если корпы тебя отбракуют и ты вернешься домой, это не значит, что я буду гордиться тобой меньше, – мама мягко улыбнулась, и Индира в который раз поразилась, насколько же красиво ее лицо под сетью морщин. – Если же ты улетишь на Марс, я каждую ночь буду смотреть в небо и знать, что где-то там, среди звезд, живет лучшая в Солнечной системе девочка. День, когда ты родилась, был самым счастливым в моей жизни, этого у меня никто не отнимет. И я никогда, никогда не буду чувствовать себя оставленной.