Яна Каляева
Не оставляйте нас
Глава 4
Виктор
– Скажите, Виктор, что для вас Марс?
Виктор размышлял об этом всю сознательную жизнь, и сейчас осуществление мечты зависело от того, сможет ли он достойно ответить на этот вопрос. Но за неделю в медцентре он так одеревенел, что никак не мог собраться с мыслями, потому несколько мучительно долгих секунд молчал и тупо смотрел на собеседника.
Марс, разумеется, был для него всем – как, впрочем, и для любого, кто мечтает прожить жизнь не зря. Но с этим медцентром не задалось с самого начала. Сперва Виктор опоздал на удобную платформу, сел на следующую и всю дорогу до Лондон-Сити тревожно глядел на часы, хотя вроде бы успевал. В Лондоне перекрыли целый квартал: очередной псих с А-вирусом взорвал себя на площади. Взяли такую моду, причем использовали взрывные устройства, разбрызгивающие зараженную кровь на сотни метров – пытались отомстить за свою беду всем, до кого только могли дотянуться. Роботакси долго объезжало заблокированный район кривыми доисторическими переулками, но ветер и сюда доносил облака едкого дезинфекционного тумана, так что пришлось отключить вентиляцию.
В окнах домов горели огоньки, в основном зеленые, но пару раз попадались и красные: автоматика социальных служб была перегружена и являлась утилизировать труп и дезинфицировать капсулу с задержкой. Три года назад в Европейском конгломерате был принят закон, по которому каждая вирт-капсула обязана подавать визуальный сигнал, жив находящийся в ней человек или мертв. Раньше эти сигналы поступали через Сеть, но капсулы слишком часто взламывали, чтобы отключить таймер и навсегда уйти от грязной реальности в чудесный виртуальный мир. Трупы гнили в отрезанных от Сети коконах месяцами, потому была введена примитивная световая сигнализация.
Подъезжать к дверям медцентра ржавое корыто почему-то отказалось, пришлось пешком идти через парковку, на которой каждый мобиль стоил столько, сколько Виктор не заработал бы в Университете и за полвека беспорочной службы. Среди блестящих мобилей Виктор увидел женщину в социальном комбинезоне. Проморгался, потер глаза: слишком уж неуместно она тут выглядела. Что делает бритоголовая нищенка в фешенебельном районе? Словно уловив взгляд Виктора, женщина повернулась к нему, и он увидел в ее руках плакат с надписью от руки: «Не оставляйте нас».
Какого корпа?.. Кто вообще пустил сюда этот балласт, да еще с агитацией? Может, полицию вызвать? Некогда, он уже опаздывает… И все-таки у самой двери Виктор почему-то обернулся. Женщина смотрела на него с таким странным выражением… не гнев, не мольба, даже не упрек… сожаление, вот что это. Словно он был ей близким человеком и подвел ее, но она его уже простила. Виктор стряхнул с себя невесть откуда взявшееся чувство вины, словно прилипший к пальто грязный пластиковый пакет, и поднес социальный браслет к сканеру. Дверь с мелодичным звоном распахнулась.
Голоэкран его браслета сам собой развернулся. Раздался мягкий женский голос:
– Приветствуем вас! Пройдите в карантинный бокс номер 116.
Развернулась карта со стрелочками. В хромированных коридорах Виктор не встретил ни одного человека. Бокс оказался теснее, чем обещал рекламный ролик – между койкой и креслом едва оставалось пространство в два с половиной шага. Зато напор воды в душе вполне приличный, и таймер на целых три минуты в день. Следуя указаниям браслета, Виктор разделся, сложил вещи в стоящий на койке контейнер и отправил его в стенную нишу, которая с тихим гудением закрылась. С удовольствием принял душ и переоделся в приготовленные для него шорты с рубашкой – не хлопок, конечно, но довольно мягкий алготекс, и по размеру подходит даже лучше, чем вещи, которые он сам себе заказывал. Ниша над столом уже мигала зеленым. На завтрак подали водорослевые тосты и кашу, зато яйцо и мате – самые натуральные. Вернув поднос с опустевшими контейнерами в нишу, Виктор откинулся в кресле, активировал оболочку браслета и развернул экран. Как долго он ждал этих трех дней, чтобы поработать спокойно, когда не дергают поминутно ни студенты, ни начальство!
Но тут его постигло разочарование. Отсутствие выхода в Cеть означало не только свободу от бесконечных рабочих вопросов, но и потерю доступа к рабочим материалам. Виктор почувствовал себя полным идиотом: Cеть была вокруг него всю жизнь, как воздух, и он даже не задумывался, что все на браслете работало через нее. Одних только научных статей он собирался прочесть два десятка, а сейчас не может открыть ни одной, не говоря уже о том, чтобы редактировать свою. Даже купленный на днях романчик о приключениях бравых мушкетеров, отважно сражающихся с Третьим Рейхом – и тот без авторизации через Сеть выдал только ознакомительный фрагмент. Запустилась лишь одна ретро-игра – там надо было укладывать в ряды падающие геометрические фигуры так, чтобы не оставалось просветов.
Виктор тяжело вздохнул. Хорошо, конечно, что это случилось не в центре подготовки к колонизации, где ему предстояло провести три месяца. Он успеет подготовиться, должен же быть какой-то способ сохранять программы и документы в памяти оболочки… Он читал в контракте с медцентром, что доступа в Сеть в здании нет в интересах приватности пациентов. Но чью приватность он может нарушить здесь, в карантинном боксе?
Виктор нажал на кнопку в ручке кресла, и перед ним развернулась панель управления аугвизором. В памяти устройства обнаружилась приличная коллекция развлекательного контента. Виктор выбрал историю о путешественнике во времени, попавшем в богатую и веселую нефтяную эпоху, когда люди жили свободно, мечты сбывались и каждый мог найти свое место в жизни. Но что-то смутно тревожило его, мешало погрузиться в праздничную атмосферу древних моллов и супермаркетов. Виктор свернул аугфильм и запустил один из роликов «Детей человечества» о марсианской колонии.
Бокс наполнился светом и ненавязчивой, но воодушевляющей музыкой. Вот на фоне багрового каньона двое людей в скафандрах пристально вглядываются в тянущиеся из красноватой почвы ростки. Вот пухлощекий малыш делает неуверенный шаг, стоящая рядом молодая женщина тянет руки, готовая подхватить его, едва он запнется – и лицо ее словно бы светится изнутри. Вот молодой ученый за уставленным приборами столом сосредоточенно смотрит в развернутый экран… Ну да, профессор прав, ролики бравурные, но какими им еще быть, это, в конце концов, реклама…
Виктор вернул ролик на момент с ученым и поставил его на паузу. Приборы, разложенные по столу, были ему знакомы, с некоторыми из них он сам часто работал, но не представлял себе ситуации, когда они могут понадобиться все сразу. Ну кто будет одновременно использовать ядерно-магнитный спектрометр и мониторить газовый спектр атмосферы? А образцы керна тут для чего? Наверно, разложили все, что выглядело поэффектнее, картинку создавали. А вот этот сейсмограф был Виктору знаком особенно хорошо, точно такой же использовался у него в лаборатории… потому он знал, что этот прибор рассчитан на земную гравитацию. Для Марса выпускали другие сейсмографы, с их логами Виктор тоже много работал. А устройство на столе марсианского ученого было создано для Земли.
Виктор провел ладонями по лицу, помассировал виски. Может, земной сейсмограф оказался на Марсе из-за банальной ошибки складского автомата, и его использовали при съемках ролика, раз уж больше он ни на что не годится? Не надо впадать в конспирологию! В конце концов, если обследование не покажет чего-то ужасающего, скоро он сам окажется на Марсе и своими глазами увидит, что там и как. Ну не отказываться же от мечты всей жизни из-за параноидальных бредней престарелого профессора и ляпов в рекламном ролике!
Возвращаться в развеселый двадцать первый век как-то расхотелось. Виктор выключил аугвизор и запустил игру с падающими фигурами.
Из карантина он вышел несколько одуревшим. Его проверили на все известные вирусы – от древних Ковид-19 и ВИЧ до новейших, зарегистрированных считанные дни назад; он оказался полностью здоров. Но все равно ношение респиратора в медцентре было обязательно, «Дети человечества» относились к эпидемиологической угрозе чрезвычайно серьезно.
Университет оплатил Виктору медицинское обследование для кандидата в колонисты в полном объеме, однако по довольно бюджетной программе, не предполагавшей общения с врачами-людьми. Три дня Виктор рабски исполнял распоряжения браслета: ходил между кабинетами, раздевался, одевался, ложился в капсулы, позволял щупальцам автоматики себя опутать, прикладывал туда и сюда какие-то устройства, глотал трубочки, бежал по движущейся дорожке, дышал, не дышал… Браслет указывал ему, где, когда и что есть и пить и иногда позволял отдыхать в своем боксе. Виктор с трудом урвал минутку, чтобы купить в автомате соевый батончик – поедая его, он чувствовал себя практически бунтарем. В длинных логах медицинских данных Виктор разобраться даже не пытался, словно и не о его бесценном здоровье там шла речь, тем более что без Сети он даже не мог выяснить, что значит тот или иной термин.
В коридорах он встречал других пациентов. Многие, как и Виктор, с пустыми глазами бродили между кабинетами по указаниям браслета, но некоторые могли позволить себе персонального сопровождающего, который все им объяснял и морально поддерживал. Когда Виктор изучал прейскурант, то посмеялся над этой блажью для тех, кому некуда девать деньги, но теперь отчаянно им завидовал. Когда же в очередном кабинете его наконец вместо очередного интерфейса встретил живой врач в традиционном белом халате, Виктор, обычно не суеверный, мысленно вознес хвалу Марксу, Иисусу и Че.
– В целом, ваше состояние оценено как удовлетворительное, – бодро сказал врач. – Есть некоторые проблемы с опорно-двигательным аппаратом, кровообращением и желудком. Рекомендации уже загружены на ваш браслет. Ничего оригинального, то же, что говорят врачи пациентам с древнейших времен: вам надо больше двигаться, не пропускать приемы пищи и не злоупотреблять сахаром. Два зуба придется удалить и заменить имплантами. Сейчас они в хорошем состоянии, однако, по прогнозу, в будущем проблемы с ними неизбежны. Импланты вы можете поставить у нас, все наши процедуры сертифицированы на уровне, требуемом для участия в программе колонизации.
Виктор крякнул, прикинув, в какую сумму обойдется операция по замене родных зубов в этой дорогущей клинике. Импланты, подходящие для космоса, космических денег и стоят, а университет оплатил только обследование, но не модификации. Обидно, собственные зубы его пока устраивали и лет пять еще вполне могли прослужить, но для участия в программе колонизации проблемы требовалось решать с опережением. Похоже, придется потратить часть капитала, оставшегося от родителей… но это не беда, на Марсе он ему все равно не понадобится. Только Марс и имеет значение.
– Это значит, что я прохожу в программу колонизации?
– Видите ли, мы таких решений не принимаем, только передаем «Детям человечества» информацию… – доктор поправил на переносице декоративные очки. По его интонации Виктор понял, что под респиратором он улыбнулся с профессиональной теплотой. – Но могу вам сказать неофициально… Вы подали заявку по программе отбора научных сотрудников, потому по здоровью с высокой вероятностью пройдете. Конечно, вам еще предстоит собеседование с корпоративным психологом, для удобства пациентов он работает здесь, так что повторно отбывать карантин не придется. Однако, чтобы вы подготовились морально… Вероятно, с вашим здоровьем будет связано одно ограничение. Видите ли, ваши генетические данные далеки от идеальных… сожалею, но психическое заболевание у родственницы по материнской линии – серьезный фактор. Скорее всего, условием отправки на Марс для вас станет стерилизация.
Виктор поджал губы. Бабушка тронулась умом после гибели дочери и зятя, едва ли это посттравматическое расстройство было обусловлено генетически. Но к такому ограничению он был готов. Как и почти все мужчины Земли, биологический материал в хранилища «Детей человечества» он сдал в день восемнадцатилетия. Если однажды он сможет серьезно инвестировать в марсианскую программу либо добиться признания весомых заслуг перед «Детьми человечества», носитель его генов родится на Марсе, и тут уже сумасшествие бабки проблемой вряд ли станет. Кроме того, можно было надеяться, что именно его биоматериал будет пущен в дело ради генетического разнообразия – но тут шансов было куда меньше, чем у девушки из трущоб выиграть в Лотерее.
Но Виктору и не нужны никакие лотереи, он добьется всего трудом и талантом. Уже сейчас его научные работы используются при разработке марсианских недр, хотя доставка образцов на Землю и результатов исследования на Марс каждый раз занимает месяцы; насколько же больше он сможет сделать для колонии, находясь в ней!
– Вы можете пройти стерилизацию у нас. Все равно вам предложат это в центре подготовки к колонизации. Процедура совершенно бесплатна! Ни одно медицинское учреждение не имеет права брать за нее с пациентов деньги, знаете ли. Хотя мы, конечно, работаем только для клиентов нашего центра.
– Знаете, – нахмурился Виктор, – с этим я, пожалуй, обожду. Спешить же некуда?
– Совершенно верно! Как вам будет угодно. В такой случае вам остается только собеседование у корпоративного психолога. От лица нашего центра желаю удачи!
И вот Виктор сидел напротив человека с цепким взглядом. Несмотря на обильную седину в волосах, корпоративный психолог совсем не выглядел стариком. На нем был ретрокостюм с галстуком цвета стали, и в своей больничной одежде Виктор ощущал себя перед ним словно голым. Между ними едва заметно мерцал защитный барьер, так что респираторы оба сняли.
– Так что же для вас Марс, Виктор? – терпеливо повторил свой вопрос психолог.
Удивительно, но ученый, всю сознательную жизнь посвятивший Марсу, сейчас не мог найти верного ответа.
«Давай, скажи уже что-нибудь», – мысленно прикрикнул он на себя. Это же формальность. Подойдет любой слоган из любого ролика «Детей человечества». Что там было? «Покорение неизведанного»? «Возможность для лучших представителей человечества проявить себя»? «Новая ступень эволюции»?
Некстати всплыла в памяти давешняя женщина с плакатом. «Не оставляйте нас». Вот ведь привязалась, балласт корпов… Виктор тряхнул головой и неожиданно для себя сказал совсем не то, что полагалось:
– Знаете, мои родители посвятили Марсу всю жизнь. Они верили, что у человечества должна быть мечта, к которой необходимо идти, как бы трудно ни было. Космическая экспансия – шанс для всего человечества покончить со стагнацией и выйти на новый рубеж. И хотя мать и отец погибли от рук тех самых мерзавцев, которым стремились дать новые возможности – я верю в то же, во что верили они. Жалею только, что не успел с ними об этом поговорить…
– Вы были близки с родителями? – голос психолога излучал профессиональное участие.
– Увы, не особо… Они много работали, почти все время проводили в командировках. А я был, знаете, подростком. В шестнадцать лет вирт-игры интересовали меня намного больше, чем будущее человечества. И только когда Диана и Фрэнк погибли, я понял, что нет ничего более важного и интересного, чем продолжить их дело.
Тонкие губы психолога тронула улыбка:
– Спасибо за искренние ответы, Виктор. По регламенту я должен задать еще пачку вопросов, но давайте пропустим эти формальности. Ваша мотивация предельно ясна, ваши намерения благородны и преданность «Детям человечества» сомнений не вызывает. Завершайте же свои земные дела! Ждем вас в центре подготовки через месяц.
Глава 5
Индира
– Ада, Ада, глянь, сколько деревьев! Как в аугфильме! Только они живые! А это… о Маркс, это же настоящие коровы там за оградой! Ну погляди же!
Индира во все глаза смотрела в окно платформы. Лотерею с ее нервотрепкой стоило вытерпеть уже ради одной этой чудесной поездки! Это была не обычная рейсовая платформа, а специальная, ее дверь открывалась только браслетами победительниц Лотереи. Сперва она шла через контейнерные кварталы, мало отличающиеся от тех, где Индира выросла. На каждой остановке входили новые девушки, но обычной транспортной давки не было, всем хватило мест у окон.
Когда платформа вошла в пригороды Ченнаи, Индира намертво прилипла к окну. Здесь были и настоящие растения в полях, и животные в открытых загонах, и люди… люди все одеты по-разному, многие с волосами, да какими – длинными, разноцветными, закрученными в мудреные прически! А рядом с одним из них бежала настоящая живая собака! Жаль, что платформа идет так быстро – столько всего хочется рассмотреть! Дома яркие, нарядные… такие огромные! И повсюду аугреклама, даже еще более красивая, чем реальность!
Девушка увлеклась и не сразу заметила, что Ада ее восторгов не разделяет, смотрит в окно безо всякого любопытства, и лицо у нее мрачное и бледное. Индира обняла ее за плечи:
– Ты из-за отбора переживаешь, да? Я тоже волнуюсь ужасно. Но мы же с тобой вместе. Это самое главное. Вместе мы справимся со всем.
Ада молчала, по-прежнему глядя будто в окно, но на самом деле – в пустоту.
– Мы не знаем, что там будет, на этом отборе… – продолжила Индира.
– Мы знаем, – Ада криво усмехнулась. – Все мы отлично знаем. Паскудство там всякое будет. Чего еще ждать от корпов?
***
Селектор начался с карантина. Бокс был похож на гроб – Индира видела такие в аугфильмах про древние времена. За трое суток от неподвижности и скуки она чуть с ума не сошла. С браслета ничего не работало, вместо туалета – гигиенические пакеты, еда – точно такие же базовые пайки, как в родном контейнерном квартале. И грызущая изнутри тревога: вдруг что-нибудь подхватила? Даже с безобидными С-вирусами в Селектор не допускали, а второй попытки не будет никогда…
Когда браслет сообщил, что проверка на вирусы пройдена успешно, Индира чуть не завизжала от восторга, но тут же одернула себя: это всего лишь первое из множества испытаний.
После карантина на целую минуту пустили в настоящий водяной душ! Правда, вода щипала кожу, а пахла сильнее, чем гигиенер. Перед душем полагалось надеть маску на верхнюю часть лица, и только потом Индира поняла, для чего: все волосы на голове и теле сами собой выпали, остались только защищенные маской брови и ресницы. Хороша бы она была без бровей!
Одежду выдали из алготекса, такую же, как в социальных магазинах – зато совершенно новую! А вот респираторы здесь были другие, легкие, почти не ощутимые на лице. Снимать их разрешалось только за едой. Браслет каждый час присылал напоминания о необходимости соблюдать социальную дистанцию. Потому, когда Индира разыскала Аду среди одетых в одинаковые шорты и майки цвета хаки девушек, обниматься они не стали, только тайком, повернувшись спинами к камере, сжали друг другу руки.
В следующие дни медицинские обследования чередовались с тестами. Первыми проверяли зубы – здесь отсеялась почти треть участниц. Здоровые зубы – редкость в контейнерах, из-за этого многие и вовсе не шли на Лотерею, но хватало и тех, кто надеялся, что совсем небольшой кариес автоматика не заметит… напрасно. Потом по очереди тестировали все системы и органы. Кроме соискательниц, здесь не было ни одного человека. Медицинские приборы работали плохо. Одна девушка запуталась в инструкции, не туда приложила датчик – и вылетела. Другая сделала все правильно, но аппарат почему-то показал полное отсутствие у нее почечной деятельности, и хотя она прекрасно себя чувствовала и только что без проблем сходила в туалет, ей пришлось покинуть Селектор. Подавать апелляции тут было некому.
Некоторые из отбракованных кандидаток уходить не хотели, все доказывали что-то камерам или просто садились на пол, упрямо скрестив руки перед собой, и ждали неизвестно чего. Их браслеты переставали открывать любые двери, кроме одной, с зеленой с надписью «Выход», и раздатчик не выдавал больше базовый паек. Особо упорных неудачниц другие участницы выталкивали сами – они мешали.
Экзамены по школьным предметам оказались не такими уж сложными, из-за них вылетало куда меньше, чем по медицинским показаниям. И были еще какие-то непонятные тесты, там надо было то складывать сложные фигурки из простых, то искать среди множества объектов лишний, то просто выбирать цвет, который больше нравится.
На экзамене по истории Индире досталось эссе по теме «Коммунизм». Она подозревала, что проверять работы будет примерно такая же тупенькая нейросеть, как в школе, потому использовала только самые простые фразы:
«Коммунизм – древнее учение, построенное на ненависти к человеку. Коммунизм отрицает главную ценность нашей цивилизации – частную собственность. При коммунизме у людей не было никаких прав. При коммунизме никому не давали базовый паек – ведь тот, кто не работает, не должен и есть. Коммунизм не боролся с вирусами. Лишних людей сажали на огромные платформы, называемые баржами, и топили в море. При коммунизме люди не колонизировали Марс. Наша защита от коммунизма – семь корпораций, они кормят нас, защищают и ведут к великим целям».
Индира знала, что на самом деле это все не совсем так. Какое ей дело до чьей-то частной собственности? У нее самой ничего нет. А вдруг при коммунизме базовых пайков не было потому, что каждый человек имел право на работу? Разве плохо, если экономика устроена так, чтобы лучше было всем, а не только владельцам корпораций? Если коммунизм правда истреблял людей безо всякой причины, почему мы до сих пор ищем защиты у его пророков Маркса, Иисуса и Че? Вот только молитвы не помогают… а экзамен сдать надо.
Больше всего Индира боялась теста на физическую подготовку, но Ада прошла его первой, все проверила и подсказала, как отжиматься не до конца, подтягиваться только для вида и где при беге срезать угол так, чтобы автоматика не засекла. И когда только успела разобраться? А вот сама Индира в этот раз не смогла помочь Аде с математикой: экзамены им поставили в разное время. Но, видимо, успехи Ады в спорте были так значительны, что для суммы баллов хватило решенных арифметических задач.
Число участниц сокращалось с каждым днем. В первую ночь все трехъярусные койки в общежитии были заняты, и к раздатчику пайков приходилось отстаивать получасовую очередь; теперь в Селекторе стало просторно и тихо. Из трехсот приехавших сюда на платформе девушек осталось около шести десятков. Завтра им предстояло переселиться в другой корпус – отборочный конвейер следовало освободить для новой партии биоматериала.
Последним на этом этапе было собеседование у робопсихолога. Смотреть во время него полагалось в сканер сетчатки. Индира знала, что нужно отвечать правду – браслет измерял пульс и давление, и по их изменениям автоматика могла распознать ложь. Честно рассказала, что хочет на Марс, потому что мечтает получить профессию и родить детей; нет, подозрительные люди к ней не обращались, не предлагали взломать браслет, не сообщали никаких секретов об отборе, не обещали помощь в обмен… да в обмен ни на что не обещали.
Ада сидела рядом, и Индира услышала, как она говорит сканеру сетчатки: «Я мечтаю только о том, чтобы трудиться во благо “Детей человечества”». Индира перепугалась так, что ее собственный пульс подскочил, а Ада выглядела совершенно спокойной. Зачем подруга говорит такие вещи, ведь автоматика считывает ложь… И тут робопсихолог спросил Индиру, знает ли она о правах, которые даст ей материнский контракт.
Конечно же она знала! Этот контракт она изучала каждый день весь последний год, не в силах поверить, что действительно может получить все эти потрясающие возможности. Корпорация берется обучить ее профессии и предоставить соответствующую специальности работу. Никто ни на Земле, ни на Марсе не может принудить женщину рожать, потому в контракте это прописывалось не как обязанность, а как возможность получить марсианские социальные баллы. Отцов потомства она выбирать не сможет – генетический материал для оплодотворения предоставляется корпорацией, зато за ней сохраняется право на общение с рожденными ею детьми, не менее одного дня в декаду. Ей могут подсадить донорскую яйцеклетку, но только каждую вторую беременность – как минимум половина детей будет генетически ее. Если она не сможет либо откажется производить потомство по корпоративным стандартам, из материнской программы она выбывает, но право на работу по профессии за ней сохраняется.
Робопсихолог остался удовлетворен ее познаниями – браслет мигнул зеленым. Индира вышла и принялась ждать Аду; иногда ей казалось, что она переживает за подругу сильнее, чем та сама за себя. Ада в эти дни выглядела отстраненной и слегка рассеянной. Наверно, так у нее выражалась нервозность. Сегодня утром Ада против обыкновения не наорала на девочку, которая утром спросонья случайно надела ее шлепанцы – просто догнала ее и обменяла обувь.
Ада вышла от робопсихолога, даже не глядя на мигающий зеленым браслет.
– Мы прошли отбор! – кинулась к ней Индира. – Мы с тобой круче всех, мы полетим на Марс!
Сама Индира чувствовала себя скорее удачливой, чем лучшей, но надо было подбодрить загрустившую подругу.
– Много ты понимаешь, Воробушек, – мрачно усмехнулась Ада. – Отбор еще даже не начинался. Настоящие тараканьи бега – завтра.
***
Второй корпус сильно отличался от первого: яркий новенький пластик отделки, пружинящее покрытие на полу, вместо трехъярусных коек – спальные панели с уютными энергетическими коконами. Здесь разрешалось ходить без респираторов, первый этап карантина был завершен. Паек оказался раза в полтора больше базового – вместо одного белкового батончика два! Хотя сладкого не давали, только сложные углеводы. А вода вообще не нормирована, пей сколько влезет! На радостях Индира выпила сразу литра два и до конца дня опасалась далеко отходить от туалета.
А вот медицинских аппаратов здесь не было, кроме устройства для забора крови – на инфекции все проверялись каждый вечер, и если бы хоть у одной участницы выявили не обнаруженный раньше А или В вирус, забраковали бы всю группу. Терминалов для сдачи экзаменов тут тоже не оказалось, только один большой зал, где девушки все и собрались по указанию браслетов. В противоположной от входа стене – широкая дверь с зеленой надписью «Выход»; покинуть Селектор можно в любой момент, но все еще никто не сделал этого по своей воле. Ни одного корп-офицера они так до сих пор не встретили, но здесь был огромный, в полстены, аугвизор, который включился, как только они вошли.
Аугвизор передавал образ мужчины. В первый момент он показался Индире невероятно красивым: лицо с тонкими чертами и огромными васильковыми глазами, прядь светлых волос небрежно спадает на высокий лоб. Это, наверно, корп-офицер, причем не из младших! Пласт-модификация, создающая эту изысканную красоту, стоит космически дорого.
Индира так залюбовалась красавцем, что едва не позабыла про этикет. В контейнерах можно сколько угодно плеваться, поминая корпа, но на самом деле офицеров полагается приветствовать уважительно, как старших! Так дед учил ее, сама-то она ни одного корп-офицера в жизни не встречала… Индира поспешно сложила ладони на уровне лица и низко склонила голову. Другие девушки последовали ее примеру.
– Ну привет, биомусор, – сказал мужчина раздраженно; его, видимо, оторвали от важных дел, или просто день не задался. – Небось уже размечтались, что раз вы здесь, значит, вас признали годными? Закатайте губу. Вас не признали заведомо непригодными. Пока. Вам еще придется доказать, чего вы на самом деле стоите. Надеюсь, все готовы?
Девушки напряженно молчали, неотрывно глядя в аугвизор. Ни одна не решилась ответить. Корп-офицер больше не казался Индире невыносимо красивым. Змеящаяся улыбка, а главное, тяжелый презрительный взгляд, которым мужчина обвел девушек – перед ним, видимо, шла трансляция с камер – разрушили все очарование.
– А впрочем, знаете, мне как-то плевать, готовы вы или нет. Вы все как одна клялись робопсихологу, что ужас до чего хотите работать. Кто не догадался об этом сказать, тот сюда не прошел. Но балласт только и умеет, что ныть на безработицу, а как решишь кого осчастливить рабочим местом – палец о палец не ударит. Но я дам вам шанс доказать, что вы не такие. А чтобы было интереснее – в атмосфере здоровой конкуренции. Я поделю вас на две команды.
Мужчина – представляться балласту было, очевидно, ниже его достоинства – нажал какую-то кнопку. На браслете Индиры загорелась стрелочка, указывающая влево.
Девушки разошлись по разным сторонам зала. Индира увидела, что они с Адой в одной команде, и вздохнула с облегчением.
– Сборка респираторов – работа для самых примитивных автоматов. Посмотрим, справитесь ли с ней вы. Команда, которая соберет меньше респираторов, чем другая, покинет Селектор. У вас два часа, – мужчина ухмыльнулся. – Покажите, годитесь ли вы на что-нибудь.
Экран погас. В стене напротив аугвизора открылись ниши, из них выехали платформы, уставленные коробками. Девушки кинулись к ним, принялись беспорядочно открывать, ломая упаковочный пластик. Содержимое вываливалось на пол и перемешивалось.
Индира беспомощно уставилась на груду деталей. Они такие мелкие, такие сложные… как понять, что к чему крепится? Когда-то давно отец ей что-то похожее показывал…
– Тут должна быть инструкция, – догадалась Индира. – Ищете схему, текст, любую информацию!
– Вот это? – спросила стройная высокая девушка – прошла, наверно, вплотную к верхней планке роста при отборе.
– Да!
– Дайте и нам посмотреть, – потребовали другие.
– Мой отец собирал респираторы, – сказала Индира. – Похоже, листок всего один. Будет быстрее, если я его прочитаю сейчас.
– Слушайте, что она говорит! – прикрикнула Ада.
– Да с чего бы? – возмутились другие. – Какого корпа вы тут раскомандовались? Дайте нам инструкцию, мы же не успеем! Вон, правые уже что-то к чему-то крепят.
Индира растерялась. Она никого не знала – между тестами и исследованиями ни с кем не успела познакомиться…
– Не надо тратить время на ссоры! – сказала высокая девушка. – Дочь сборщика изучит инструкцию, а мы пока откроем коробки и рассортируем детали. Да не так! Вот так, аккуратно, ничего не ломаем. Такие в эту кучу, а те сюда. Нет, смотри внимательно, тут другая резьба. Молодцы, мы отлично справляемся. Как тебя зовут?
– Индира.
– Я Сати, – по глазам было видно, что под респиратором она улыбается. – Удалось понять что-нибудь?
– Не знаю… – Индира вытерла пот со лба, хотя вроде бы в зале было не жарко. – Принеси все детали по одной штуке … Спасибо. Да! Кажется, это закрепляется тут… Этот разъем сюда…
– Отлично, начинаем собирать!