Яна Невинная
Недотрога в моей постели
Глава 3
смуте чувств, находи я мужество делиться сокровенным с психологом. Но даже при личном общении во время ее короткого визита к нам я скрыла от нее многое, очень многое.
Самое ужасное, что я и от самой себя пыталась утаить свои чувства. Наиглупейшее занятие, надо сказать. Разве можно прятаться от собственных эмоций? Вот и у меня не получалось.
Но теперь всё точно изменится… Я чувствовала это всем своим существом и не могла унять радостного волнения и предвкушения.
В отличие от мамы. Она скрепя сердце согласилась. Конечно же, я видела, что ей не хочется возвращаться в Россию. Ее там ничего не держало, связи оборвались, работать она не стремилась, родственников нет, да и в Италии она неплохо устроилась, организовав с другими эмигрантками из России небольшой кружок по интересам.
Насколько я поняла, когда ее посадили в СИЗО, она обращалась за помощью к многочисленным знакомым, но никто ей не помог, не поддержал. Открестились как от чумной, никто не захотел мараться, хотя мама многим протягивала руку помощи.
Но тут ничего удивительного. Как говорится, своя рубашка ближе к телу.
А мама у меня злопамятная и очень чувствительная к чужому мнению. Наверняка ее грело осознание свалившегося на голову большого куша в виде богатого влюбленного мужа, обеспечивающего ей шикарную жизнь на вилле у моря, а тут снова в Россию, как собака с поджатым хвостом…
Родители еще долго пререкались, закрывшись в спальне, но мама просто зря сотрясала воздух. Если уж Николай Дмитриевич что-то задумал, его и танк не остановит. Чтобы отвлечься, я набрала номер Тони и обрадовала его новостью, от которой он, кажется, онемел. Но быстро пришел в себя и начал строить наполеоновские планы.
– Это будет грандиозно! Манифик! Теперь моя цель – уговорить тебя выйти на подиум в платье невесты!
Улыбка, блуждающая на губах в ответ на фейерверк эмоций Тони, медленно угасла. Я на сцене? Да ни за что… Представив, как будет настаивать Тони, отбрасывая в сторону мои заверения в собственной стеснительности, я почувствовала раздражение.
Не хочу посвящать его в прошлое, но, даже если я просто стесняюсь, разве это не причина оставить попытки сделать из меня модель наперекор моему желанию?
Почему людям постоянно хочется как-то влиять на других? На меня особенно. Болтаюсь, как перекати-поле, по воле неугомонного ветра. Давно пообещала себе не поддаваться ни на чьи уговоры, прислушиваться лишь к своим желаниям, не быть безвольной. Я и только я буду решать.
– Нет, Тони, – твердо заявила я. – Я и сцена – это разные вселенные. Чем плохи модели? Ты можешь пригласить любую.
– Тем, что я создал это платье для тебя, миа кара (моя дорогая – прим. автора)! – воскликнул неугомонный и очень упрямый итальянец. – Сегодня меня осенило, вот прямо сейчас, когда ты позвонила и черный день сменился солнечным, – что же в нем не так.
– И что же в нем не так? – без особого энтузиазма спросила я об очередной переделке самого важного платья показа.
В конце концов, как вообще можно улучшить совершенство? За такое платье любая невеста просто убила бы. При всем моем равнодушии к высокой моде, я могла оценить несомненный талант мастера.
– Покажу в самолете, пусть будет сюрприз для тебя, – ушел в загадочность Тони и вскоре отключился, а я же поехала домой собирать чемоданы.
Да, я решила, что их будет много. Не пара вещей, а почти все. Не для недели пребывания на родине, а чтобы остаться там навсегда.
Вернусь ли я в консерваторию, пока не знала, но скрипку бережно уложила первой, достав из пыльного угла, где она всё это время томилась, брошенная нерадивой хозяйкой.
Инструмент не должен застаиваться, а мой молчал много месяцев, исполнив лебединую песню на той сцене… В тот ужасный вечер.
Память – странная штука. Она играет с нами. Что-то по своей воле прячет, что-то вытаскивает на первый план. Я не помнила, что исполняла, смутно, в общих чертах… Руки действовали сами по себе, а меня переполняли взрывные чувства, плюс действие наркотика…
Но я не могла выкинуть из головы горящие презрением глаза Максима Суворова, не могла забыть, как упала на пол в его кабинете и униженно выслушивала оскорбления от человека, в которого была влюблена.
Как я вмиг прозрела и поняла, зачем он устроил подлый спектакль и сыграл в нем главную роль.
Никакие его слова и действия после не смогли стереть клеймо жуткого позора, чувство беспомощности, несправедливости и загнанности в угол, страха, ненависти…
Прошло больше года. Чувства поутихли и притупились. Время лечит, как бы банально ни звучало. Невозможно каждый день фонтанировать эмоциями и страдать. Пришло некое успокоение, разум не без помощи психолога разложил по полочкам противоречивые чувства. Проснулся интерес к жизни человека, которого я видела последний раз на волосок от гибели.
До сих пор считаю, что никто не заслуживает быть почти сожженным, да еще и с согласия собственного отца. Прошло несколько месяцев, прежде чем я смогла затронуть эту опасную тему в разговорах с мамой и отчимом. Но встретила глухую оборону.
Эти двое купались в своей любви, как юные Ромео и Джульетта, наслаждались жизнью и, казалось, не вспоминали о прошлом, намертво запечатав его и выбросив за ненадобностью.
Подобное спокойствие было мне неведомо, поэтому мучилась одна, однажды не выдержав и начав искать информацию в интернете.
Наверное, так срывается алкоголик, жадно выпивая первую рюмку после вынужденного ограничения в спиртном.
Он перестал пить, но внутри живет жажда. Знает, что пить алкоголь – вредно для здоровья, знает, что он нарушил данное себе обещание, но как же сладостен тот самый миг, когда поддаешься искушению и впервые за долгое время получаешь желанную дозу…
Я рассматривала фотографии с маниакальным упорством отыскать что-то в лице Максима, говорящее о том, что его изменили наши общие события. Пока не догадалась, что не вижу новых фотографий.
Да и откуда бы им взяться, если Суворов провалялся в больницах общей сложностью полгода. От сочувствия сжималось сердце, и бесполезно было напоминать себе, что другая бы злорадствовала, что он расплатился по всем счетам, что ему за меня отомстили.
Ну а мне-то что с того, что он страдал физически? Мне от этого не становилось легче. Наоборот, во мне росло сострадание. Жутко хотелось узнать подробности: как он пострадал, сильно ли, не изувечен ли навсегда, ходит ли, видит ли, говорит ли…
Заботятся ли о нем и кто… Пусть уж живет своей мажористой жизнью, развлекается, спит с моделями и прочими красотками, лишь бы не лежал в постели парализованным обожженным инвалидом.
Он и жил – как мне потом удалось выяснить – только затворником, отказавшись от развлечений, прекратив всю свою деятельность, связанную с клубами, модельными агентствами и прочими ходящими по краю закона заведениями, занялся благотворительностью, помощью ожоговым больным.
Не давал интервью, не позволял влезать в его жизнь. Ни одного нового фото, ни одной мало-мальски достоверной информации. Ничего.
Невозможность что-то выяснить о Максиме удручала больше, чем следовало. Этот непомерный интерес нужно было задушить на корню. И я старалась. Очень.
Пока не замаячило на горизонте скорое возвращение домой. И праздник в кругу семьи на даче Суворовых, где сын и отец могли бы наконец примириться. Ведь могли же? Сколько можно находиться в ссоре?..
И вот уже под брюхом громадной белой махины проносятся родные поля и леса. Четкие очертания строгой Европы сменились размазанной картинкой родины, бескрайней России, виднеющейся сквозь ватные обрывки облаков.
Но вместо того, чтобы любоваться видом за иллюминатором, я во все глаза смотрела в эскизы, порхающие передо мной, словно крылья бабочки, в руках неугомонного кутюрье.
Очередной привет из прошлого заставил оцепенеть. Обещанный сюрприз от Тони превратил меня в отупевшую статую, неспособную шевельнуть рукой и вымолвить хоть одно слово. Даже выдавить улыбку не смогла. Совершенное платье на глазах превратилось в кошмар – мановением руки Тони, а вернее, касанием пальца тачпада на планшете, оно превратилось из белоснежного в угольно-черное.
– Я понял, – рассказывал он, увлеченный демонстрацией, – что жизнь – это черные и белые полосы, которые идут одна за другой. Сначала белая полоса, потом черная. Поэтому ты выйдешь в белом платье, а потом отцепишь вот тут… и-и-и… оно превратится в черное! Смотри! Эффектно, правда? Правда же?
Как бы он ни теребил меня, я продолжала тупо моргать, вспоминая свое когда-то любимое платье – то самое из черных и белых полос, сменяющих друг друга. Это и в самом деле очередной намек на прошлое? Или же я придумываю?
Ведь это, в сущности, витало на поверхности – я сама отразила в коллекции ювелирных изделий союз черного и белого лебедей. Так странно ли, что Тони воплотил в жизнь мои же идеи? Нет, не странно. Но удивляет то, как настойчиво меня преследуют призраки прошлого.
Наконец придя в себя, я вымученно улыбнулась и поспешила угомонить капризного гения, пообещав подумать над выходом на сцену, а воображение уже рисовало меня в этом бесподобном платье. Голая спина, чуть прикрытая кружевом, струящийся подол из шелка, тесный лиф, искусно расшитый белыми перьями, и характерная для балерин-лебедей диадема.
Я представляла сильно впечатлившую меня сцену из фильма «Черный лебедь» с Натали Портман, когда помешавшаяся на идеальном исполнении партии черного лебедя балерина превращается в своем воображении в птицу и крылья вырастают прямо из спины. Откровение, безумие, свободный полет…
В этом танце было всё. Моей истосковавшейся по музыке душе так не хватало подобного взрыва эмоций. Одной живописи было недостаточно, чтобы выплеснуть все бушующие во мне страсти.
Пальцы зудели, желание коснуться струн вспыхнуло во мне, стоило только подержать скрипку в руках.
Я боялась и желала этого одновременно. Боялась эмоций, которые так долго прятала и думала, что почти похоронила. Связанных с музыкой, связанных с Максимом. Слишком долго. И чем дальше от Италии уносил меня самолет, тем яснее становилось одно – у меня больше нет сил бороться с собой.
Глава 4
Максим
– Сюрпри-и-из!
От одного этого голоса, сочащегося приторным соблазном, заскрипели зубы. Илона. Вернулась из командировки раньше времени. Куда там она ездила на очередной показ? Я давно уже не запоминал ее маршруты. Ее россказни о модельной жизни воспринимал как белый шум, умело отключая слух и изредка кивая в нужных местах. Зачем жить с той, которая так раздражает? Хороший вопрос.
Возможно, не выносил пустоты дома. Возможно, просто не находил в себе сил расстаться с такой удобной женщиной. Привык. Наши жизни шли параллельно, мы встречались так редко, что она не успевала мне надоесть. С ней можно было забыться и не вспоминать…
Нет, о ней я думать не буду…
Тем более передо мной лежала моя, возможно, будущая жена – в белом кружевном боди, изогнувшись в соблазнительной позе, насколько позволяли ее модельные кости. Идеальная картинка ждущей своего мужчину женщины.
– Иди ко мне, Ма-а-акс, – продолжала противно тянуть она, похлопывая по постели ладонью.
– А есть что выпить? – будничным тоном перевел я тему, на ходу снимая пиджак и развязывая галстук. Вообще, день в недавно открытом мною ожоговом центре был не из легких, привлекать спонсоров в целом было непросто, и я рассчитывал на уединение своей полухолостяцкой квартиры.
Ужин на заказ, сериал, очередная попытка выспаться. Обычный сценарий моих нынешних будней. Никаких тебе клубов или пьянок с друзьями.
– Выпить? Но я думала… – замешкалась Илона, но тут же приняла правила игры и выпорхнула из постели, подошла ко мне и прильнула всем телом. Какая холодная. Всё тело в мурашках.
– Почему тут, черт побери, так холодно? – нахмурился я, обратив внимание на открытое окно. – Ты замерзла.
– Извини, тут сильно пахло лекарствами, и я решила проветрить, – смутилась Илона, заглядывая в глаза. – Сильно болит?
«Что именно болит?!» – хотелось рявкнуть в ответ. Что, блядь, за глупый вопрос? Будто она не знает, сколько препаратов мне нужно принимать после пластики и пересадок кожи? Но вместо того, чтобы ответить, я решаю заткнуть Илону самым действенным способом.
В конце концов, именно для этого она вырядилась в эту тряпку – чтобы меня порадовать. А секс – это почти единственное, что может принести мне если не радость, то хоть какое-то удовлетворение.
Я же, черт побери, не сдох там, в этом огне, хотя меня и очень старались угробить… Нет, не думать об этом.
– Болит. Очень. И ты можешь помочь.
Положил руку ей на голову, мягко надавливая. С пониманием улыбнувшись, Илона плавно опустилась на колени и облизнулась.
– Соскучился? – томно прошептала она.
– Просто не передать словами…
Сарказма она, к счастью, не заметила, высвободив мой напрягшийся член и начав обрабатывать его губами. Техника, как обычно, не подводила. Затуманившимся взглядом я наблюдал, как туда-сюда ритмично ходит голова Илоны, как язык скользит по головке, как она помогает себе рукой, сдавливая основание члена…
Но, несмотря на умелые действия, разрядка не наступала. Более того, она даже не замаячила на горизонте.
– Ты так напряжен. Что-то случилось? – спросила Илона, оторвавшись от минета. Губы блестели в полумраке спальни.
– Просто устал… – ответил я тоном мужа со стажем.
Вот так у нас это будет происходить на протяжении многих лет? От этой мысли что-то в груди заныло, и я, подняв Илону на ноги, бросив на постель. Она мягко упала спиной назад, раскинулась в изящной позе.
Складывалось ощущение, что она играет на камеру. Профдеформация, будь она неладна. Да и я словно участвовал в спектакле, играя роль страстного любовника. Приблизился к краю постели, по пути снимая и откидывая брюки и боксеры.
Илона пристально наблюдала за мной, фокусируясь взглядом на лице. А говорила, что привыкла к шрамам и их вид не отталкивает… На лице их теперь нет, пусть и оно пока напоминает маску, чувствительность и подвижность мышц вернутся не сразу.
Ну да ладно. Не важно.
Опустившись сверху и придавив тело Илоны собой, я впился в ее губы, стараясь забыться в этом требовательном жадном единении губ и сплетении языков. Пытаясь доставить ей ответное удовольствие, скользнул рукой вниз, отодвинув кружево в сторону, и вклинился пальцами во влажное лоно. Илона глухо застонала и выгнулась, легко царапая мне плечи острыми ногтями.
И всё бы ничего, если бы я мог расслабиться и включиться в процесс не только телом, но и душой. Но эта подлая субстанция молчала, не отвечая на призывы плоти. То, что должно было стать красивой, страстной прелюдией, превратилось в какую-то жалкую возню на простынях.
К счастью, я один испытывал эти странные ощущения, Илона продолжала стонать и извиваться, а ее руки уже вцепились мне в ягодицы, подталкивая к тому, чтобы я взял ее. Спасибо, милая, что ты такая как всегда – никогда не замечаешь, что я чувствую.
Сглотнув горечь от осознания реальности, я попробовал представить что-то возбуждающее.
И естественно, как обычно, на ум пришла недотрога. Моя палочка-выручалочка, блядь. Центральная фигура моих влажных фантазий. Таисия Вознесенская. Невинная жертва моих гадких планов, гордая девочка, которую я унизил, а потом потерял, не сумев ни вымолить прощения, ни удержать.
Она исчезла из моей жизни, будто и не было. Но не из мыслей. Одно воспоминание о ней – и вот я уже с каменным стояком, представляю, что она подо мной, изнывает от того же самого голода, подставляет свою белоснежную кожу под мои обжигающие поцелуи. Сладкая, дурманящая, сводящая с ума…
Такие разные они, Илона и Тая, но я трахаю первую, чтобы попытаться забыть вторую, недостижимую для меня, подменяя одну на другую в своем воображении. Иначе ничего не получится.
Я зациклился на ней, заболел, она стала гребаным наваждением, от которого не избавиться, как ни мечтай.
– Да-а-а… – стонет…. Не, не Тая, а Илона, и приходится заткнуть ей рот, перевернув на живот и вонзившись в мокрое хлюпающее влагалище.
Интересно, Тая могла бы вести себя так смело? Могла бы стонать так громко, кричать подо мной от желания, раздирающего ее на части? Или она холодная и бесстрастная? Я изнывал от несбыточных мечтаний узнать это на опыте.
Но как, если она исчезла из моей жизни, не оставив ни единой зацепки, чтобы ее найти?! Да и если бы нашел, она бы плюнула мне в лицо и имела бы на это полное право!
Я виноват, безмерно виноват и ничем не могу искупить вину…
Но если бы она меня простила, если бы дала шанс, узнала бы меня получше… того, кем я стал, увидела бы, как я изменился, может быть… ну вдруг, она бы смогла стать счастливой рядом со мной. Я уверен. Всё бы отдал, чтобы попытаться.
Одна попытка, один шанс. Мне бы хватило. Отдал бы себя целиком, чтобы завоевать недотрогу. Забрать ее в свою постель, в свою жизнь. Навсегда…
Но моя реальность – стонущая подо мной Илона. Я свихнулся, если всё еще мечтаю о Тае. Ее больше нет, и вряд ли есть хоть какая-то возможность, что она появится в моей жизни. Надо попытаться сосредоточиться на Илоне, стать к ней ближе, впустить ее в сердце, потому что искать кого-то другого нет сил и желания, а я хочу семью, детей, потому что разрушил свою собственную, лишившись отца и брата.
Заплачь еще, придурок… Сам виноват, поломал всё собственными руками, теперь плати – живи искусственной жизнью, изображай страсть, трахай одну, думай о другой.
Давай, мудак, ты доволен тем, чего достиг?
Злость на себя придала энергии моим движениям, и бедная Илона, вцепившись пальцами в простыню, задергалась от настигнувшего ее экстаза. Ну и отлично. Хоть кого-то я могу порадовать. Еще бы неплохо кончить самому. Хорошо, что нам, мужикам, многого не надо, чтобы потворствовать естественным потребностям.
Чуть ли не любая сгодится, чтобы поиметь и получить желанную разрядку. Наверное, я один такой дебил, кто влюбился в недостижимый идеал и не может его забыть.
Да. Надо сделать Илоне ребенка и жениться на ней. Пора ей уже бросать карьеру, а мне – глупые мечты. С этими мыслями я наконец изливаюсь в нее долго и протяжно, не чувствуя ровным счетом ничего. Внутри пустота, а подо мной фальшивая замена желанной девушки.
Бесполезно. Ничем не вытравить чертову недотрогу из своего сердца.
Глава 5
Глава 5
Тая
Стоило только приехать в Россию, и жизнь закрутилась бешеным вихрем. Мы поселились в загородном доме Суворовых, в том самом, куда мы с ним приехали в ночь, когда его мать пыталась покончить собой. Каменная крепость казалась такой уютной, добротной и как будто ожидающей нас, своих истинных хозяев, что те воспоминания подернулись мутной дымкой, казались событием из прошлой жизни.
Всё потому, что некогда было думать о былом – мы с Тони уехали в Москву, он увлек меня подготовкой к показу, нагрузил по полной, сам сходил с ума из-за Недели моды и всех окружающих кружил в безумном смерче.
И вот наступил день икс. Нет, нашу коллекцию сегодня не показывали, но вездесущий итальянец решил порадовать своим присутствием открытие в Гостином дворе. Мы приехали туда на лимузине, словно кинозвезды, и вышли под свет камер, бьющий в лицо.
Журналисты жаждали нашего внимания. С нетерпением посматривали в нашу сторону, будто готовились по команде марш броситься к нам со своими микрофонами и камерами, диктофонами и засыпать нас настырными вопросами. И, перекрикивая друг друга, они обязательно зададут самый главный вопрос, ответ на который заставил бы меня покрыться холодным потом.
Заставил бы, ответь я правду. К счастью, менеджер модельера Чезаре выдал мне примерный список вопросов, который будут задавать, и оригинальностью они не отличались.
В центре внимания так или иначе будет модельер, ну а я, его муза, как я надеялась, спрячусь в тени маэстро. Но не тут-то было.
Я не успевала и фразу окончить, как меня атаковали новыми репликами, отчего моя растерянность только увеличивалась, не говоря уже о том, что я страшно нервничала. Дрожь ледяными волнами прокатывалась по телу, а руки, сцепленные в замок, тряслись
Кто-то сунул мне в руки бокал шампанского, а Антонио крепче обхватил талию, желая поддержать, но таким жестом дал хищным акулам пера новый повод проявить любопытство. Вот только хитрый итальянец явно не был новичком подавать информацию так, как нужно ему, и не сообщать больше, чем он того желал.
К сожалению, это не спасет его от перевирания слов, бурной фантазии бумагомарателей и выдумывания фальшивых нюансов. С другой стороны, лишний хайп никогда не помешает публичному человеку. Жаль только, что мне это всё чуждо.
Менеджер убеждал меня, что бояться нечего, разговоры будут крутиться вокруг коллекции и бурной личной жизни Тони. Каково же было мое удивление, нет, скорее шок, когда на меня посыпались градом обвинения в том, что я использую его и брошу. Точно так же, как несчастного первого мужа, за которым была замужем одни сутки, после чего заполучила элитное жилье и кучу денег, благодаря которым веду безбедный образ жизни тусовщицы и свободной художницы на итальянском курорте.
От злости у меня чуть ли пар из ушей не повалил, но я быстро осознала, что рьяно отрицать очевидные факты не получится, и мило улыбнулась. В конце концов, я действительно отхапала квартиру у Славы. Эх, где-то обретается мой бывший муж…
Впрочем, думать об этом чужеродном для меня словосочетании было невозможно. Да и не хотелось. Обреченно вздохнув, почувствовала, как Тони сжимает мою талию в попытке вызвать хоть какую-то реакцию. Спасибо его менеджеру – я сумела выдавить несколько заученных банальностей.
Как меня угнетала бесцветность городской осени, как мою творческую натуру губило отсутствие красок, и как вдохновение вспыхнуло под ясным голубым небом под шепот морских волн…
Тони не остался внакладе и подхватил мою сбивчивую хаотичную речь. Потихоньку ему удалось сгладить острые углы и при общей многословности толком не сказать ничего существенного.
К сожалению, это не гарантировало, что наутро мы не обнаружим в прессе вывернутые наизнанку фразы…
Но зато они ничего не сказали о самых грязных моих тайнах. Зря так сильно волновалась. А ведь психолог предупреждала, что необходимо перестать прогнозировать негативное будущее. Если оно случится, тогда и думать над разрешением проблемы. А если не случится – какой смысл тратить свои нервы? Ох, если бы было так просто…
– Ты хорошо держалась, – шепнул мне на ухо Тони, провожая к фуршетным столам, но Чезаре так скривил свои тонкие губы, что большей демонстрации не понадобилось. Я и так понимала, что выглядела совершенно по-идиотски, что-то тихо мямля и теряясь.
– Можешь не обманывать. Я знаю, ты ожидал большей активности от меня, поддержки.
– Ерунда. Сложно не растеряться под таким упором.
– Напором, – мягко поправила я, в очередной раз чувствуя неловкость. Тони прикладывал усилия в освоении русского языка, шел мне навстречу, чтобы лучше понимать, а я не отвечала тем же.
Что это? Подсознательное понимание, что наше общее будущее нереально? Что рано или поздно наступит конец нашим отношениям? Когда это случится, или если это случится, что я почувствую? И снова проигрываю ситуацию наперед. Зачем? Жизнь развивается по своим законам, а мы порой абсолютно не влияем на ход событий.
