Яна Саковская
Аквариум
Иришке от нас
с любовью и восхищением
«Как ты думаешь, что такое судьба?»
Амрис сидит на низком подоконнике огромного раскрытого окна, смотрит на виднеющиеся невысокие горы, и в его глазах отражается собирающаяся гроза.
Я сижу напротив и, уже насмотревшись на пейзаж и на Амриса, курю трубку и размышляю, как бы украсить наш подоконник. Ковёр? Резьба по дереву? Мозаика? Продолжая рассматривать образы разных вариантов, выделяю часть внимания, чтобы задуматься над вопросом моего друга.
«Так вроде же последствия принятых решений – насколько мы смогли продвинуться в исследовании этого вопроса в прошлый раз. А что? Ты что-то видишь?»
Передаю ему трубку. Он медленно затягивается и, щурясь, вглядывается в пейзаж.
В последнее время он предпочитает выглядеть молодым мужчиной, с роскошной гривой золотистых волос. Их объёма хватает и на чёлку, и на короткие свободные пряди у висков, и на роскошный «хвост», который начинается от завязки на затылке и спускается до пояса. Буйство волос уравновешено прямыми линиями лица: линия бровей параллельна линии отчётливо очерченных губ, а между ними, перпендикулярно им, аккуратно и соразмерно вписан правильной формы нос. Уже некоторое время Амрис не вносит изменения в облик тела, зато экспериментирует с одеждой.
Он меняет погоду в нашей иллюзии гор за окном, чтобы менять одежду у облика по несколько раз в день. Сейчас он одет в чёрные брюки, кирпичного цвета футболку и чёрную куртку с упруго стоящим воротником. Ворот он поднял несколько минут назад, когда добавил в иллюзию ощущение протяжного предгрозового ветра. В этом пространстве мы не создаём тела достаточно плотные, чтобы чувствовать тепло, холод или влажность, но Амрис просто наслаждается тем, что он может в каждый момент времени выглядеть, как хочет, и менять погоду и облик по первому импульсу. Сейчас он, правда, совсем не об облике думает.
Его глаза в глубине зрачков горят алым цветом. Он быстро-быстро перебирает разные наши решения и намерения, смотрит их развитие в будущем и ищет что-то. Не находит. Медленно выдыхает дым и поворачивается ко мне.
«Как бы ты описал моё состояние?»
Я окидываю его взглядом и отворачиваюсь в сторону гор. Не глазами надо смотреть.
«Я бы сказал, что ты боишься… при этом ты не смотришь в сторону своего страха, чтобы хотя бы понять, чего ты боишься. Вместо этого ты смотришь варианты будущего в поисках того варианта, в котором ты встречаешься с этим своим страхом. Но так как ты не хочешь смотреть, что там на самом деле, поиск оказывается не очень эффективным. И я думаю, что тебе скоро надоест».
Он медленно кивает и задумчиво говорит.
«У меня есть ощущение, что я неминуемо иду навстречу чему-то очень знакомому, к чему я уже давно шёл… Но когда я пытаюсь увидеть, к чему, я почему-то не вижу».
«Если ты к этому идёшь, как ты говоришь, “неминуемо”, я думаю, что это про прошлое, а не про будущее», – предполагаю я. – «Я поймал ощущение этого страха, но оно довольно нечёткое. Поделиться?»
«Да, конечно».
Я присматриваюсь.
«У меня по-прежнему нет зацепок про предмет твоего страха, но от самого страха есть такой образ: как будто где-то в далёкой глубине тебя есть место, где всё заросло паутиной, и эта паутина рождает призрак. Он идёт за тобой, а ты смотришь в будущее, чтобы увидеть, где ты встречаешься с этим призраком, но пока ты не решишь посмотреть на него, в будущем не будет вашей встречи».
Амрис курит и обдумывает мои слова. И продолжает смотреть варианты будущего. Безуспешно.
«Я думаю, что ты прав…» – произносит он наконец. – «Если и не точен, то очень близок. Призрак, растущий из давней паутины…»
«Мне странно, что я не могу его опознать…» – я сосредотачиваюсь на образе, но Амрис вздрагивает. Огонь в его глазах пропадает, и он прислушивается к чему-то. Я не успеваю следовать за лучом его внимания.
«Кан, он идёт!» – с лёгким удивлением говорит Амрис.
«Кто идёт? Призрак?»
Я не вижу, куда смотрит мой друг. Я вижу, как на его лице разливается умиротворение. Узнавание и светлое смирение.
Что происходит?
«По поводу твоего предыдущего размышления, Кан», – говорит мой друг. – «Я за мозаику…»
Его лицо искажается, как будто он борется с приступом боли.
«Амрис?»
«Мозаику…» – он поднимает на меня неожиданно ясные глаза и говорит отчётливо, но словно не отсюда. – «С рыбами и водной растительностью. Как аквариум. Аквариум…»
Его голос в моём сознании прерывается – и его нет. Его облик оседает, как сдувшаяся кукла, и через несколько мгновений исчезает. Лежавшие в карманах артефакты тоже теряют свой облик и выглядят теперь как мутные сгустки силы, образов и намерений. Боги, сколько же их.
Амриса нет. Он только что был здесь – и теперь его нет. Я не заметил угрозы, я не заметил взлома нашего пространства. Амрис, похоже, тоже не заметил. Он ставил защиту пространства от непрошеных гостей, и я бы почувствовал, если бы он почувствовал, что её взламывают.
Беру упавшую трубку и раскуриваю. Думаю.
«Он идёт», – сказал Амрис.
Я не почувствовал ничьего приближения. Я допускаю, что это существо маскировалось от меня, но тогда мы имеем дело с кем-то, кто значительно превосходит нас по силе. Это, конечно, шанс значительно вырасти от этого взаимодействия, но в процессе удовольствия обычно мало.
Меня беспокоит то, что я не понял, куда Амрис смотрел, когда увидел, что «он идёт». В пространство вокруг? В пространство внутри? В будущее? В прошлое? В призрака?
Мне не на что здесь опереться.
Вдыхаю ароматный дым трубки. Как же хорошо, что Амрис её когда-то смастерил! Она здорово помогает думать. Её дым размыкает привычные связки в мышлении и позволяет видеть всё пространство вариантов. И подстёгивает воображение.
«Аквариум», – сказал Амрис. Вот за это можно зацепиться. «Мозаика» и «аквариум» – это слова, которые необычно смотрятся рядом. Возможно, Амрис успел увидеть что-то, но не успел разглядеть как следует, и выразил, как смог.
«Аквариум».
За окном начинается дождь. Вообще Амрис делал грозу, но похоже, что его намерение ослабело от исчезновения самого Амриса, и вместо грозы получился унылый дождь.
«Аквариум», – сказал он.
«Аквариум» – это слово из моего языка.
Это такая история, в которой было невыносимо, в которой очень хотелось остановить время и выйти из неё. Она, конечно же, уже закончилась и осталась в прошлом, но главным воспоминанием о ней остался момент, когда я хотел оттуда бежать. И в нём время стоит. Иногда я не могу вспомнить, чем всё закончилось, – по сравнению с тем, что происходило в тот невыносимый момент, это неважно.
Для меня это выглядит, как аквариум. Замкнутое пространство одной истории, наполненное водой времени, счётное количество персонажей и декораций – рыб и водной растительности. Замершее. Поставленное на паузу, потому что было невыносимо в нём находиться.
Мой друг начал разговор с вопроса о судьбе. Создавая аквариум, человек создаёт свою судьбу вернуться к нему и запустить время. Аквариум всегда будет ждать своего создателя. Он устаёт держать стоячую воду, он мечтает от течении времени.
Если Амрис имел в виду эти аквариумы…
…то у меня остался последний аквариум.
Тот, в котором я схожу с ума.
Когда я был младше, эта история снилась мне. Я каждый раз сбегал от ужаса сойти с ума. Сейчас я старше и сильнее. Я могу справиться.
Мой единственный вариант – отправиться к последнему аквариуму, запустить в нём время, пройти его и посмотреть, нет ли там Амриса или нет ли там подсказки, где искать Амриса дальше.
Я оглядываю наше пространство. Есть ли здесь что-то, что может мне пригодиться? Касаюсь вниманием Амрисовых артефактов – я не представляю, что делает большинство из них, и лучше я не буду трогать.
Однако система защитных намерений впечатляет! Насколько я вижу – а намерения Амриса я читаю, как книгу, – каждый, кто вопреки воле хозяина попытается присвоить один из артефактов, получит в слабое место в сознании маленький «подарочек». Там, где было сомнение, например, «получится-не получится», сомнение исчезнет, и останется уверенность в том, что не получится. Если сомнений нет, то такой «подарочек» отыщет самое слабое решение и поселит в нём сомнение, «А, может, не надо?» Если существо не склонно к внутренней работе, на этом может развалиться вся его внешняя деятельность.
Достаточно внимательное к себе существо сможет заметить смену состояния и новые мысли и выйти на «подарки». Размыкаются они очень просто: об искреннее раскаяние. Если существо готово провести внутреннюю работу и раскаяться в своём поступке, то «подарок» растворяется, оставив смех Амриса позади. Если существо не готово, то от «подарка» идёт прямая ниточка к Амрису, и он может убрать его при личной встрече с вором. Если сочтёт нужным.
Красиво.
«А нечего по чужим карманам шарить», – почти слышу я усмешку в его голосе.
Так брать ли что-нибудь?
Когда я создавал свой аквариум, у меня не было артефактов. И сейчас я тоже хочу пойти без них. Пройти аквариум на своей силе. Однако интересно, успел ли Амрис что-то захватить. Наверняка успел.
Стоит ли мне создавать связь с этим местом, страховочный трос, чтобы в случае чего я мог выпрыгнуть сюда и передохнуть? Идея хороша, но я думаю, что я не смогу достаточно серьёзно отнестись к происходящему в аквариуме, если я буду знать, что в любой момент могу из него выйти.
Конечно, я не готов.
Мне нужно идти.
Делаю последний глубокий вдох дыма трубки, и границы моего сознания плывут. Размывается ощущение «я», и я чувствую себя единым с общим полем сознания. За миг до того, как я растворюсь во всём, я успеваю сформировать намерение переместиться к месту, откуда начинался мой старый сон.
Мир проглатывает меня. Меня больше нет.
Один край бытия переходит во время, а другой – в пространство. Бытие делает вдох, а на выходе я снова есть.
Я знаю это место.
Я в пустыне, но не чувствую ни жара воздуха, ни жара песка под ногами. Я стою перед ангаром высотой с трёхэтажный земной дом. Глухие металлические стены, плоская крыша. Широкая металлическая дверь передо мной.
Мне страшно, у меня плохое предчувствие. Я протягиваю руку к двери.
Дверь сама открывается внутрь, хотя я думал, что мне нужно будет потянуть её на себя. В проёме стоит человек. Не человек, конечно, но выглядит, как человек. Невысокий, тусклый, с мелкими чертами лица, маленькими руками. Он одет в белую рубашку и чёрные брюки, а поверх них повязан тускло-голубой фартук. В руках он держит большую чашку и маленьким полотенцем деловито её протирает.
Конечно, за порогом будет кафе.
Тянусь тонкими чувствами к существу передо мной.
Если бы это был человек и я писал про него историю, то он вёл бы двойную жизнь. Днём работал бы в какой-нибудь техподдержке и вежливо разговаривал по телефону с растерянными и недовольными клиентами, а в иных кругах он был бы известен как наёмный убийца, который легко и чисто сделает самую неприятную работу. Так легко, что если его вдруг поблагодарят за эту работу, то он ответит: «Ой, да что вы! Это такие мелочи…» В свободное от и той, и другой работы время он сидел бы на берегу городского пруда, кормил бы уток, а потом возвращался бы домой и рассыпал по газонам крысиный яд, чтобы травить городских животных.
Таков Хозяин этого места.
– Что надо? – цедит он, искоса смотря на меня.
– Дело есть.
Он ждёт. Я вздыхаю.
– Мне нужно найти моего друга.
– Имя? – равнодушно спрашивает он.
– Чьё?
– Твоё.
Не хочу. Не хочу называть своё имя. Не этому существу. Я знаю, что мне придётся это сделать, но я хотя бы попытаюсь этого избежать.
Беру первое попавшееся имя, обнимаю его, как своё, и произношу. Ничего не происходит. Хозяин не сводит с меня глаз. Называю имя одной из старых личностей. Он презрительно усмехается. Ладно.
– Кан-Гиор.
Как камень в воду, моё имя погружается вглубь Хозяина. Он моргает, ждёт секунду и рывком закрывает дверь перед собой.
Выдыхаю с облегчением. Мне мерзко и страшно быть рядом с этим существом.
С той стороны двери раздаются два тяжёлых широких удара на уровне моих глаз.
Я сжимаюсь и отступаю на пару шагов. Жду. Только чуть расслабляюсь – ещё один удар изнутри. Сердитый. Требовательный.
– Ладно! – кричу я и толкаю дверь. Дверь не поддаётся. Присматриваюсь – дверь открывается наружу.
Вот оно, начинается. Когда я только подошёл к ангару, я подумал, что дверь открывается наружу. Хозяин открыл её внутрь. Я поверил.
