bannerbannerbanner
полная версияПраво на счастье

Яна Шепот
Право на счастье

Полная версия

***

Сына назвали Никитой. Тане не заметила, как ее жизнь прочно приросла к этому маленькому человечку: каждую минуту она думала о нем, бросалась при первом же кряхтении, а при длительном расставании ощущала чуть ли не физическую боль.

Несколько раз на день Таня возвращалась с вала, чтобы убедиться, что Никитка в полном порядке. Дома она нянчилась с ним, не переставая.

Сын заставил Таню посмотреть на свою жизнь под другим углом и многое переосмыслить. Беспомощность Игоря раздражала. Бесило еще то, что муж жаловался, будто Никитке больше внимание достается, а про него совсем забыли.

– Ты к малому подходишь по сто раз на дню, а ко мне подошла, в лучшем случае, раз пять и то с упреками и приказами.

– Я не приказываю, – пыталась оправдаться Таня. – Я прошу.

– Ты таким тоном просишь…

– Блять, мог бы и помочь! Я зашиваюсь тут. Днем – вал, а вечером пеленки постирай, молоком накорми, укачай, так еще я з водой должна ходить! Мог бы и ужин к моему приходу сварить. Это, мать его, не трудно: закинул каши в котелок, залил водой и поставил на огонь. Все! Но неееет, тебе же тяжелооо, ты у нас ивалиииид!

Таня нарочно растягивала слова, чтобы сильнее оскорбить мужа.

Она смотрела на Игоря и не испытывала ни любви, ни жалости, в груди клокотали отвращение и злость. Таня решила его добить.

– А сейчас еще начинаешь с Никиткой соревноваться? Какого хрена, я прыгаю возле него, а не возле тебя? Ты у нас, что младенец беспомощный? Взрослый мужик, а ведешь себя черти знает как! Тьфу, на тебя!

Глаза Игоря сузились:

– Ты может, забыла, кто тебя спас пару лет назад? Кто тебя сюда привел? Где бы ты сейчас была без меня?

– Ну, спасибо! – Таня низко поклонилась. – Но свой долг, я считаю, оплатила сполна!

Ночью она корила себя за эту сору. Могла бы ответить и помягче. Игорь, наверное, обиделся. Под хор осуждающих мыслей она еле заснула.

***

Любовь к Игорю постепенно угасала. Вместо нее Таня чувствовала огромную усталость, словно в душу положили камень, который она вынуждена таскать каждый день. Таня часто плакала по ночам. Розовые фантазии о дружной семье, о доме истончались. Ночью, выплакав дозу слез, Таня хотела спрятаться в мечтах как под одеялом. Не получилось. Не смогла. Она лежала, смотря в потолок. Реальность заполняло пространство, где раньше обитали облака. Таня стала понимать. Не будет у нее дома. Все, на что она может рассчитывать – это комната в социальном центре. Если повезет, то ей дадут квартиру. Все же это лучше, чем будда на краю вала.

Игорь не пойдет за ней. Его мир – это свалка. Она символ его свободы и независимости. На этом долгом и сложном пути наверх из социальной ямы Таня с малышом совершенно одни.

Такая реальность не нравилась. Хотелось от нее отмахнуться, спрятаться, но от этого реальность не поменяется. Еще Таня поняла: камень в душе будет расти с каждым лишним днем, проведенным на свалке. Когда-нибудь он станет таким тяжелым, что раздавит ее. Нужно бежать!

«Послезавтра», – решила Таня – «оставлю себе один день на прощание. Все равно, за один день ничего такого не произойдет».

Таня ошибалась. Один день может перевернуть всю жизнь.

Таня как обычно разбирала мусор: пластик в один пакет, картон – в другой. Мысленно она рисовала завтрашнее утро: как встанет пораньше, завернет ребенка в теплый пледик, возьмет, деньги, заработанные за сегодня, сумма небольшая, но на первое время должно хватить, автобус довезет ее до социального центра, где она передаст свою судьбу в руки Натальи Ивановны.

К обеду кольнуло сердце. Таня, аж, остановилась от неожиданности. Подошла Оля.

– Все в порядке? – поинтересовалась она.

Таня кивнула.

– Эээ, нее, подруга, не верю я тебе, больно ты какая-то бледная. Сядь, посиди.

Таня отмахнулась:

– Да, все хорошо!

Нет. Что-то шло не так. Таня чувствовала, как сжимается сердце, как внутри головы как будто надувается воздушный шарик.

«Все хорошо! Со мной все в порядке!» – словно мантру бубнила Таня.

«Шарик» внутри головы рос, уперся в своды черепа и лопнул. Дикая, необъяснимая тревога залила Таню.

Произошло что-то непоправимое! Очень плохое! Сын! Что с ним? Где Никитка?

Таня со всех ног бросилась домой.

Сын! Сыночек! Так важно увидеть его! Убедиться, что с ним все в порядке!

Таня ворвалась в буду и бросилась к гнездышку Никиты, она его соорудила из пледов и одеял. Пусто! Нету! Мир поплыл перед глазами. Таня металась по буде, перевернула одеяла, заглянула под стол. Нету! Таня выбежала на улицу и бросилась к бочкам с водой. Больше всего на свете она боялась увидеть там синее, разбухшее тельце Никиты. Фух, слава богу, не нашла.

Таня опустилась на землю рядом с бочками и позволила себе отдышаться. Паника немного отступила, но вскоре вернулась снова. Где Игорь? Где Никита? На эти вопросы не было ответа. Таня вернулась в буду, открыла бутылку водка. Нужно успокоиться.

***

Игорь вернулся позндно вечером. Он сиял, словно новенький ботинок. Да и сам напоминал до блеска отполированную туфлю: белый свитер и бежевый пиджак изумляли чистотой и свежестью, грудь перетягивал ремень от спортивной сумки, на ногах новые кроссовки. Вокруг мужа витали тонкие пряные и древесные ароматы. Нелепо и комично поверх дорогих одежд смотрелась голова со следами алкоголизма и бездомной жизни. Хотя в парикмахерской волосы отмыли, подрезали и зачесали назад, но, вот, с мешками под глазами, с красными точками от разрывов капилляров и пористой кожей сделать ничего не смогли. Игорь держал букет белых роз, перетянутых алой лентой.

– Танюша, солнышко! – воскликнул муж, когда вошел в будду. – Это тебе!

Тане посмотрела на букет. Что-то внутри вспыхнуло, она бросилась к мужу, выхватила цветы и швырнула их в сторону:

– Где мой сын? Где Никита? Что ты с ним сделал?

– Танюша, солнышко, присядь. Успокойся.

– Где Никитка? Где он? – закричала Таня, хватая его за воротник такого безупречного белого свитера.

– С ним все хорошо. Он впорядке, – ласково проговорил Игорь, разжимая ее пальцы.

Эти слова приносили облегчение. Таня опустилась на стул, сердце в груди бешенно колотилось. Игорь открыл бутылку, плеснул водку в стакан.

– На, успокойся.

Таня выпила залпом. Налила еще. Выпила. Игорь сел рядом.

– Помнишь, ты говорила, что ребенок не должен расти на свалке?

– Ну.

– Помнишь, ты говорила, что ребенок не должен питаться отходами?

Таня кивнула. Игорь взял ее за локоть. Она почувствовала, как дрожат его пальцы.

– Я полностью с тобой согласен! – воскликнул Игорь.

В его голосе чувствовалось столько фальши.

– Что ты с ним сделал? – прорычала Таня.

– Я нашел ему семью. Хорошую семью, которая будет о нем заботиться.

Таня набросилась на Игоря.

– Какую, нафиг, семью? Мы его семья! Я его мама! Где ты взял эту другую семью. Рассказывай, давай, гадина. Куда ты сплавил нашего сына?

Игорь поморщился. Он явно рассчитывал на другую реакцию. Он достал из кармана сигареты, подкурил.

– Тань, помнишь, ты много говорила о том, что ребенок не должен жить на валу. Я долго думал над этими словами, и понял, что ты права. Ребенку нужен дом, нормальные условия. А что мы ему можем дать? У нас же ничего нет. Сами еле выживаем. Я вспомнил про своего друга. У него есть дом, огород. Там Никитка будет одет, обут, накормлен.

– Что за друг? – Танины глаза сузились, она чувствовала подвох.

Игорь замялся, взгляд скользнул по стенам будды.

– Мурат.

Внутри как будто что-то оборвалось. Стало так пусто и одиноко. Мурат, Черная Борода, был главой клана местных попрошаек. На него работали несколько наркоманов: притворялись в метро ветеранами и инвалидами. Люди сочувствовали им, давали денег. Вечером эти «инвалиды» и «ветераны» обменивали собранное на желанную дозу. На Черную Бороду работали и несколько нерусских женщин. Они стояли то с большими животами, то укачивали на руках вечно спящих младенцев.

Рейтинг@Mail.ru