Янина
Забытые
Константин закатывает глаза и терпеливо вздыхает:
– Я же говорил, мы пробовали, лифт сломан.
– За поворотом в нише есть еще один, – не реагирую на его скепсис и веду свою команду.
Даже грузовой лифт тесен для нас шестерых. Нажимаю цифру 1, если повезет, мы выберемся через приемный покой быстро и без проблем. Лифт долго думает, стоит ли помогать нежданным пассажирам, затем с лязгом сдвигает двери и начинает медленный спуск.
Останавливаемся на третьем этаже. Минутная задержка. Арина нервно барабанит пальцами по поручню. На ее плечах видны свежие полосы расчесов. Михаил бледен, по лицу ползет струйка пота.
Вздрогнув, лифт двинулся дальше. Второй этаж. Остановка. И без того тусклый желтый свет, поморгав, отключился совсем.
– Так бывает, – отвечаю я на дружный возглас моих подопечных, – здание старое, давно не ремонтировалось. Сейчас двинемся снова.
Но лифт замолкает и погружается в прерванный сон. В тишине и темноте слышатся только судорожные вдохи Михаила.
– Михаил, вы боитесь замкнутого пространства?
Нащупываю его руку, она влажная и холодная.
– Выдыхайте! Заставьте себя выдохнуть! У вас полные легкие отработанного воздуха.
Он слушается, он пытается. Дальше мы дышим вместе на счет, становится легче.
– Знаете, – прерывисто начинает Михаил, – я в юности служил на подводной лодке. Однажды, из-за технической ошибки, мы застряли под водой без движения на два дня. Экономили электричество, кислород, ждали помощи. Помощь пришла, но эти два дня в тесноте, в тишине, в полутьме я запомнил на всю оставшуюся жизнь.
Створки лифта разъезжаются, и мы, почти ослепшие от внезапного света, с облегчением высыпаем в холл, волоча под руки Михаила. Ноги не слушаются его, и он тяжело оседает на пол. Возле него хлопочет Арина, помогая восстановить дыхание. Валентина Сергеевна жалеет, гладит по взмокшим волосам. Константин поддерживает под спину, задумчиво разглядывая лифт.
И вот тут за моей спиной раздается звонкий голосок Киры:
– А мне нестрашно в темноте, но я до ужаса боюсь собак.
Я прикрываю глаза. «Да, собаки – один из самых частых страхов». «Ну, когда у меня получалось «быстро и без проблем»?
– Михаил, вы пришли в себя? Нам пора идти, пока не появились собаки.
– Кто? – думая, что ослышались, поворачиваются ко мне мои спутники.
И тут же в отдалении слышится раскатистое рычание. Все, как по команде, вскакивают на ноги, даже смертельно уставший Михаил.
– Что это? – приложив руку к груди, охает Валентина Сергеевна, – это не может быть собачий рык, здесь же медицинское учреждение.
– Это – неработающее медицинское учреждение. Большинство входов опечатали, чтобы не залазили любопытные дети, бездомные или животные, но, видимо кто-то пробрался.
Утробный вой повторяется, и, не сговариваясь, мы разворачиваемся и мчимся по коридору. Я успеваю сообразить, что бежим мы в тупик, но остановиться уже никто не в состоянии. Последнее помещение в конце коридора – санитарная комната и она, о счастье, открыта, а внутри имеется щеколда. Мы влетаем внутрь, запираем дверь и наваливаемся на нее. Животное продолжает рычать, бросается на дверь, остервенело рвет когтями линолеум. И вдруг замолкает. Мы не шевелимся. Проходит, наверное, пару минут, а кажется, что вечность. Наконец, Константин вооружается шваброй. Мы отходим вглубь комнаты, а он осторожно отодвигает шпингалет и выглядывает за дверь.
Он застывает на мгновение, затем плечи его расслабляются, а швабра опускается на пол. Константин поворачивается к нам с растерянной улыбкой и широко распахивает дверь. За порогом в нескольких метрах от нас, поблескивая светоотражающим ошейником, лежит пес породы джек-рассел-терьер и игриво бьет хвостом по полу.
Секундное замешательство сменяется истеричным смехом Киры, скрючившейся на краю ванны. Ее поддерживают остальные. На этот раз смешно даже мне. И досадно, как я могла забыть, что паника лишает трезвого мышления? Собачий энерджайзер еще раз обтявкивает нас и, крутанувшись, мчится по коридору назад.
– Может нам рвануть за ним, – предлагает Михаил, вытирая мокрые от смеха глаза, он наверняка знает, где дверь.
– Его мы вряд ли догоним. Но, если пройти через холл в смежное отделение, можно выйти ко второму эвакуационному выходу.
Не дожидаясь ответа, я ухожу вперед. Моим спутникам ничего не остается, как отправиться следом.
Мы идем не спеша, растянувшись деформированной цепочкой. Мои подопечные недоуменно озираются по сторонам. Разбросанные повсюду журналы и расходный материал никого не удивляют, но пройти спокойно мимо баррикад из стульев и перевернутых металлических кроватей они не могут. В некоторых палатах двери сорваны с петель или разбиты. В проеме столовой скрючился холодильник с неровной вмятиной в боку, весь в глубоких бороздах.
– Не очень-то верится в организованное закрытие и выписку, – вполголоса говорит Константин Арине.
