Янина Логвин
Ангел с разбитыми крыльями
– Я читала, что браки в Италии становятся всё менее крепкими. Не такими, как раньше. А всё потому, что мы в вашем возрасте не были гордыми. Я вот со своим Алберто полвека прожила, он был старше меня, но даже в шестьдесят лет подмигивал приезжим красоткам. А уж когда ему было тридцать… – Дым от сигареты красиво поднимался под верх террасы, и она продолжала: – Мне приходилось делать вид, что я слепая, глухая и к тому же дура, которая не понимает, почему муж зачастил в поездки, когда у меня на руках два сына, и младший еще от сиськи не оторвался. Но я ни разу не подумала о разводе! Это считалось неприличным! Хотя и Алберто, надо сказать, всё понимал. Всегда ко мне возвращался, так пятерых детей и настругал.
– Завидую вашему терпению, синьора Лидия, – отвечала я. – Я бы так не смогла. Если всё дело в длине юбки, то лучше не тяготиться подобными отношениями. Надеюсь, вы ни о чем не пожалели?
– Нет. Но когда я стала старше, то поумнела, конечно. И один ребенок случился не от Алберто. Но он об этом уже никогда не узнает!
Синьора Лидия со смешинками в глазах смотрела на меня и прикладывала палец к губам, а я улыбалась и обещала:
– Я молчок!
– Хорошая ты девушка, Анна. И сынишка у тебя славный. Худенький только. Даже не пойму, на кого больше похож. На папу, наверное?
– Мне кажется, на меня. Такой же темненький и веснушки на носу.
– А муж твой что же… всё в Риме занят? Вы вроде на троих квартиру снимали.
– Он сейчас в Америке, ему работу предложили хорошую. Если подпишет контракт, через год и мы к нему переедем.
Мне казалось, что я говорила убедительно. Подобные признания давались легко. Но если даже мне и не верили, я вспоминала о времени и торопилась домой.
– Спасибо за потрясающий кофе, синьора Лидия, но нам с Марио пора. Хорошего вечера!
– Анна, если тебе что-нибудь понадобится, я всегда рада помочь! – неслось вслед. – Может, вам пирог испечь или печенье? А, Марио?! – синьора окликала мою дочь и махала рукой. – Ты какое печенье больше любишь? Скоро праздник маленьких лошадок3!
И вот тут моя улыбка исчезала. Я прекрасно понимала, что пожилая хозяйка апартаментов сомневалась в наличии у меня мужа, а у Марио отца. Давно заметила мой подержанный автомобиль и дешевые серьги. Недорогие босоножки, неброскую одежду и отсутствие в моей квартире новой мебели.
Но помощи я не просила, аренду платила вовремя, и имела полное право выбирать, на какие вопросы отвечать, а о чем не договаривать.
Тесное соседство – минус провинциального Бергамо, которое с лихвой окупалось душевностью его коренных жителей.
– Что вы, синьора Лидия. У нас всё есть, нам ничего не нужно!
– А вот я не откажусь от вашего пирога! Синьора Белуччи, даже не смейте думать о том, чтобы испортить Анне её шикарную фигуру! Я еще не отбросил идею уговорить её позировать мне в образе сексуальной монашки! Привет, соседка!
Габриэль Росси жил напротив моей квартиры, на втором этаже вместе со своим парнем Кристианом, и именно с ним я была знакома лучше, чем с другими обитателями дома. Собственно, Габриэль и стал той причиной, по которой я однажды высунула голову из-за шторы своего уединения и частично приняла здешние правила.
Высокий и худой, с кудрявой шевелюрой, завязанной на макушке в хвост, живой и непосредственный Росси умел находить подход к людям, избегая сложных путей. Он оказался художником-реставратором, и вот уже несколько лет восстанавливал интерьер в старинных церквях и храмах Бергамо. А иногда рисовал на заказ картины.
Увидев нас с Марией в одной из церквей, он запросто спрыгнул с рабочих лесов и попросил оценить его труд, развернув меня за плечи к настенной фреске.
Я оценила, Габриэль оказался хорошим художником, но он измазал меня краской, и тут же принялся ее вытирать, окончательно испортив платье. А потом напугал тем, что прямо в рабочем комбинезоне отправился за нами домой, размахивая по дороге длинными руками и обещая в знак примирения меня нарисовать.
В тот день я едва не собрала вещи и не съехала с новой квартиры, не желая разговаривать со странным соседом, а тем более завязывать с ним знакомство. Но я не ожидала, что впечатлительный Габриэль воспримет мое молчание, как обиду, и расстроится до слёз прямо на лестнице.
Он ничего не знал о моей жизни и страхах. О моем желании жить так, чтобы нас не замечали. И его вины не было в том, что, даже стоя перед ним, я мысленно продолжала бежать.
Тогда наше неловкое знакомство окончилось таким же неловким рукопожатием.
А вечером мы пили латте с корицей на террасе в обществе синьоры Лидии и Кристиана, и Габриэль рассказывал нам об истории местных храмов. Моя Мари, в восторге от возможности познакомиться с собакой хозяйки, бегала с Рики во дворе; дочь синьоры Белуччи, пятидесятилетняя Валерия, поливала из шланга клумбы с цветущей азалией, покрикивая на мужа Витторио, чтобы он правильно выковыривал сорняки из изумрудного газона; а только что приехавшая Аврора, выгрузив из такси огромный чемодан, во всю спорила с водителем.
Это был сложный день, но после стало легче. Так что, когда Росси шутил насчет моей фигуры и своих художественных намерений, обычно я ловила ладошку Марии, спешила домой и отвечала:
– Привет, Габи. И прощай, если продолжишь приставать с подобной ерундой!
Вот так и получилось, что, оказавшись в Верхнем Бергамо, я приоткрыла штору своего затворничества и выглянула в окружающий мир. Но это не означало, что я была готова открыться ему.
Мы по-прежнему входили с Мари в свою небольшую квартиру, закрывали на замок входную дверь и только после этого становились собой.
И вдруг я сама впустила в свой мир незнакомца.
*[3] Синьора Лидия говорит о печенье Кавалуччи (Cavallucci), что в переводе с итальянского означает «маленькие лошадки», потому что изначально их пекли для работников конюшен. Печенье пекут с орехами и специями.
Глава 4
Я погладила дочь по голове, встала и обернулась, чтобы посмотреть на дверь.
Внутри квартиры замки отсутствовали, а обращение в полицию исключалось – у Лоренцо везде имелись связи, и рисковать своей новой личностью я не могла. Нам больше ничего не обещало безопасность, и первым сильным желанием было бежать. Схватить Мари, сесть в «Фиат» и уехать из города без оглядки.
Но куда бежать, когда этот парень по имени Ангел видел мои поддельные документы, догадался найти настоящие и понял, что мне есть что скрывать? А значит при желании мог сделать с моей тайной что угодно, если я брошу его здесь без вещей и помощи.
С нужными именами на руках Фальконе в два счета найдут нас с Марией, куда бы мы ни скрылись. Удача – это случай, и второй раз найти чужие документы и исчезнуть с ребенком мне вряд ли посчастливиться.
Как всегда, Мария верно считала страхи с моего лица и поймала мою руку.
– Мамочка, этот дядя в спальне знает, что я девочка, да?
Я посмотрела на дочь.
Если этот пугающий Азраил успел рассмотреть детскую метрику, а он успел, то наверняка.
– Да, милая, но он никому не расскажет. Мы просто поможем ему, и он скоро уйдет! А сейчас давай возьмем одежду и пойдем в ванную комнату. Я хочу вымыться, но не хочу оставлять тебя здесь одну.
Просить Мари не шуметь не стоило, она всегда вела себя тихо. Запершись в ванной комнате и посадив дочь на стул, я дала ей полистать телефон, пока сама торопливо принимала душ, чтобы отмыться от ливня и прикосновений этого Ангела.
Каким бы ледяным и пугающим он с виду ни был, а следы на мне оставил очень даже горячие. Я не могла думать, как долго он ночью целовал мою грудь и шею, и кого вместо меня видел. Легче было представить всё сном и забыть.
Я смывала с себя его кровь от порезов, но смыть следы от губ не вышло. Но они и в сравнение не шли с теми шрамами, которые оставили на мне ублюдки Фальконе.
И именно эти шрамы сейчас пылали как никогда, как будто я снова находилась на острие опасности в их мужской игре. И снова ужас дышал в затылок, а прошлое всплывало перед глазами.
Дино, отец, и моя проклятая юность.
Святая дева, помоги нам!
Я оделась и вышла из ванной комнаты, положив в карман маникюрные ножницы для защиты и прислушиваясь к звукам в квартире. Но внутри было тихо. Дверь в мою спальню осталась закрыта и, похоже, гость не собирался переживать насчет моего бегства.
Но хуже было то, что даже если бы захотела, я не могла выйти на улицу без своего парика, а его еще предстояло высушить и привести в порядок.
Для всех вокруг я была кудрявой брюнеткой Анной Риччи, непримечательной девушкой с волосами до подбородка и любовью к крупным серьгам, которые не снимала. Они особенно выделялись на фотографии в найденном мной документе, и с тех пор я намеренно подчеркивала серьгами сходство с неизвестной Анной. И мне везло. Серьги неизменно бросались в глаза первыми.
Сейчас же в квартире пугливо озиралась рыжая Ева. Как в детстве говорил человек, ставший мне отцом – девчонка с волосами цвета солнечной осени.
Мокрые и потемневшие, они спутанными прядями падали на плечи, и я скрутила их в жгут на затылке. Обняв дочь, провела ее на кухню и отрегулировала жалюзи так, чтобы нас не было видно с улицы.
– Садись за стол, Вишенка, – сказала негромко. Дочка тоже оглядывалась в сторону спальни, в которой остался незнакомец, и я заговорила с ней как можно спокойнее. – Я сейчас приготовлю нам завтрак, а потом мы с тобой пойдем гулять. Как хорошо, что сегодня выходной, и нам не нужно никуда уезжать, правда?
– Да.
– Хочешь, мы сходим с тобой в пиццерию или в кондитерскую к Гаспару? Я уверена, к обеду он испечет много вкусных булочек и круассанов! Мы купим наши любимые, шоколадные, и всё, что ты захочешь. На улице еще сыро после вчерашней грозы, но ты ведь у меня смелая девочка, и даже если пойдет небольшой дождик, не побоишься промокнуть?
– Нет, мамочка! Я возьму зонтик.
– Вот и хорошо.
Я сделала для Мари чай со сливками, а себе сварила кофе. Поджарила тосты с ветчиной и сыром, и разрезала на тарелку пару свежих персиков, решив этим обойтись.
Аппетита не было, ели мы обе плохо, напряженно поглядывая то друг на друга, то в пустоту коридора, и завтрак затянулся.
Убрав со стола тарелки, я вымыла чашки и пододвинула к дочери ее альбом и карандаши. Погладила Марию по головке – по золотистым волосам, спрятанным сейчас под камуфляжем темной краски. И поцеловала в щечку.
Обычно мы много времени проводили на кухне, и дочь любила рисовать и смотреть мультики, в то время как я готовила или читала. Альбом и раскраска лежали здесь постоянно, и сейчас могли хоть немного отвлечь малышку, пока я, помня условие Ангела, собиралась приготовить обед. А вернее то, с чем смогут справиться мои дрожащие руки.
Прошел час, но Ангел никуда не исчез, и я продолжала ощущать его давящее присутствие, как рок, сквозь стены.
Тишина тоже давила, я слышала каждое свое движение, каждый шаг и даже дыхание. Это было невыносимо. Мари пугливо поглядывала на меня и, когда стук ножа о доску стал оглушать, я не выдержала и включила в кухне небольшой телевизор. Настроила его на местный телеканал и сделала звук погромче, чтобы просто не сойти с ума и не поддаться панике.
– … Вчера поздно вечером во время жуткой грозы по дороге на свою виллу в Стеццано был убит известный адвокат Федерико Ла Торре, а также двое его телохранителей. Известно, что Федерико Ла Торре было шестьдесят семь лет, сорок из которых он посвятил успешной адвокатской практике. Ла Торре не раз становился звездой судебных процессов, а также ему приписывают тесные связи с итальянским криминалитетом.
…На данный момент полиция уже установила личности убитых и делает всё возможное, чтобы найти виновных. Вдова адвоката, Оливия Ла Торре, успела сделать первое заявление, из которого ясно, что её муж в последнее время опасался за свою жизнь и был намерен оставить адвокатскую практику. Все новости по этому делу вы сможете узнать из наших дальнейших выпусков…
– О, нет… нет!
– …Просим всех, у кого есть любая информация по данному происшествию, связаться с полицией по горячей линии. Телефон местного департамента вы можете видеть на экране…
Я похолодела, ощущая, как волоски на затылке встают дыбом, а ужас, и без того проникший под кожу, распускает щупальца и пронзает тело.
– Я не знаю. Я ничего не знаю! – прошептала, замерев над доской с овощами.
Святые угодники! Этот Ангел на самом деле Азраил, он не соврал!
Я заставила себя ссыпать овощи в сотейник с горячим маслом, повернулась к столу и взяла в дрожащую руку нож. Попробовала резать курицу, но вдруг громко вскрикнула, порезав палец и подскочив от страха, увидев на пороге кухни Ангела.
Нож с громким стуком упал на пол.
Вишенка, впервые увидев нашего гостя при дневном свете, распахнула глаза, вскочила со стула и вжалась в стену между холодильником и углом стола. Кухня в нашей квартирке была такой же небольшой, как все комнаты. Бежать некуда. А этот парень мог поразить кого угодно.
Я так и стояла, замерев, пока он не подошел, поднял с пола нож и, глядя на меня, положил его на стол. Взяв пульт от телевизора, переключил канал.
Заиграла классическая музыка. Тяжелая и быстрая, резонируя низкими звуками в каждом нерве. Снова переключил. Теперь громко взвизгнули шины спорткара и раздался хлопок, от которого я вновь подпрыгнула, а на экране радостно взревела толпа.
Наконец спортивный канал сменил канал о животных, и голос за кадром заговорил о голубых китах в глобальном океане.
– П-пожалуйста… – я пролепетала не громче дуновения ветра, чувствуя, как слезы застилают взгляд. – Не надо…
Но Ангел услышал.
– Ты поранила палец. Помоги себе, или это сделаю я.
Я схватила салфетку и сжала пальцы в кулак.
– Я… я не буду никуда звонить! – пообещала, всхлипнув. – Я не верю полиции!
– Знаю.
Вишенка тихо плакала от страха, и он это слышал. Я интуитивно прикрыла дочь собой.
– Соле, я же сказал, что не причиню вреда тебе и твоему ребенку. Просто открой дверь, к тебе пришли гости.
– Что?
Но я уже тоже слышала стук во входную дверь и знакомый голос.
Синьора Лидия никогда не пользовалась звонком, это было ее правом хозяйки дома. Приходила она редко, и всегда по серьезной причине.
Сегодня эта причина определенно была. А я так надеялась, что она не заметит нашего позднего возвращения!
Ее голос раздался громче:
– Анна? Девочка, ты дома? Марио? С вами всё хорошо?
Господи. Я в растерянности заметалась по кухне. Схватила сброшенное с волос полотенце и обмотала голову, пряча под него пряди.
Подняв Вишенку на руки, оббежала Ангела, отнесла дочь в спальню и только потом подошла к двери.
Синьора Лидия всегда знала, дома я или нет, поэтому сердце стучало, как сумасшедшее. Если не отвечу, она откроет дверь своим ключом!
Я открыла замок и постаралась успокоить руки, схватившись пальцами за торец двери и проем.
– Д-доброе утро, синьора Белуччи, – пробормотала, оставив щель в квартиру не слишком большой. Это было моим правом квартиросъемщика – охранять свою частную жизнь.
Женщину это не огорчило, напротив она с облегчением выдохнула:
– Ох, слава богу, милая, ты дома! Ночью была такая жуткая гроза! Я боялась, что ливень проломит крышу и нам всем понадобится помощь! У Валерии и Витторио протекла стена, а мои старые окна ходили ходуном так сильно, что я готова была удерживать их грудью! Утром Витторио поднялся на чердак и обнаружил, что с крыши упали несколько черепиц и разбились. Сейчас поднимусь к Авроре и узнаю, все ли у нее в порядке. Этому дому больше ста лет, переживаю за него, как за ребенка! У вас с Марио всё хорошо?
– Д-да. А что? Т-то есть… Спасибо, у нас ничего не течет!
– Я не про ливень, девочка.
Теперь мое сердце остановилась… и понеслось прыжками вскачь, как заяц.
– А про что?
– Мне показалось, что ночью вы с сыном вернулись не одни. Анна, к тебе приехал муж?
– Кто? – в ушах громыхало, как адовом чане.
– Твой муж. Прости, что спрашиваю. – Синьора Лидия прижала руку к груди. – Я просто смотрела в окно – переживала, чтобы тополь не упал на дом, давно пора его спилить – и заметила вас. Мне показалось, что твоему мужу плохо. Мой зять Витторио врач, может, нужна помощь? Девочка, я точно скажу лишнее, но понимая, что вы небогаты…
Невероятно. Я не знаю как, но мне удалось улыбнуться непослушными губами.
И имя на ум пришло само, слишком много Адама-Ангела свалилось на мою голову.
– Ой, что вы, синьора Лидия! Д-да, Алекс приехал на выходные. У него сейчас строгий контракт, первый раз получилось вырваться. Мы вчера засиделись с друзьями в ресторане, и он немного перебрал с выпивкой, но ему уже значительно лучше!
– Мама? – услышала я за спиной голос Вишенки. – Тебя папа зовет. У него голова болит, у нас есть таблетка?!
– Ох, извините, синьора Лидия, мне пора! Я… я вас обязательно потом познакомлю! Гроза была ужасная, мы почти всю ночь не спали и… и если что-нибудь в квартире потечет, я вам обязательно сообщу!
– Конечно-конечно, Анна! Главное, что вы с Марио в порядке. И не обижайся, девочка! Это моя старость занудная заставляет совать нос в чужие дела. Ну, бывайте!
Я закрыла дверь и привалилась к ней лбом, чтобы отдышаться.
Провернув замок, повернулась и присела, обняв дочь.
– Спасибо, милая!
Ангел тоже стоял здесь, привалившись спиной к углу кухни, и смотрел на нас.
Сумасшедший! А если бы сеньоре Белуччи пришло в голову заглянуть в квартиру? Как бы я объяснила ей его израненный вид?
Кровь продолжала сочиться из его раны на боку и стекала по сильному бедру. Белое полотенце на бедрах успело окраситься багряным – жуткое зрелище. Вишенка боялась поднять на него глаза, и я даже не знаю, чего ей стоило сыграть свою роль.
Только страх смог заставить, иначе всё может обернуться для нас чем-то гораздо худшим.
Я встала и прижала дочь к себе. Повернула голову в сторону молодого мужчины, и на несколько секунд наши взгляды встретились, но я не смогла прочитать в синих глазах ни боли, ни страха. Только отметила бледную мраморность твердо сомкнутых губ.
Ему не стоило так резко вставать с постели, полосы от кастета на плече запеклись и воспалились, а следы ударов потемнели, но даже в таком состоянии его слух и реакции оказались гораздо лучше, чем у меня.
Страшно подумать, на что бы он решился, окажись за дверью полиция. Мы для него не стали бы помехой, я не обманывалась на этот счет.
Ангел отвел от меня взгляд, оторвался от стены и вернулся на кухню. Выключив плиту (в стрессе я совсем забыла про сотейник и овощи, которые сейчас громко шипели в масле), остановился у стола и взял в руку салфетки. Приложил их ниже раны, вытирая кровь.
– Соле́, отомри уже, – произнес ровно. – Мне снова нужна твоя ванная комната, лёд и полотенца, после чего можешь обо мне забыть.
Отомри?
Я стояла и во все глаза смотрела на широкую мужскую спину, на которой проступал каждый мускул, на гибкую линию позвоночника и напряженные, скульптурные плечи. На лопатки, которые пересекали длинные линии побелевших шрамов, будто кто-то давно исполосовал спину Ангела прутом.
Или срезал крылья, оставив на коже рубцы. Но даже они не портили его идеальное, сильное тело.
Пресвятая дева, да кто он такой?
– Идем, Вишенка, посидишь в своей комнате, я скоро приду.
– Но, мамочка, а ты?!
– Не бойся. Он обещал, что не обидит нас.
Я отвела дочь в детскую и остановилась перед своей спальней. Мой гость находился на кухне, дверь в комнату была открыта, но все равно войти оказалось нелегко, помня, что здесь ночью произошло.
Я взяла полотенца, аптечку, и вернулась на кухню. Не глядя на Ангела, положила все на край стола.
– Льда у меня нет, но есть замороженный сок и антисептик. После того, как смоешь кровь, нужно обработать раны. А лучше… обратиться в больницу.
– Не лучше. Ты отлично справилась ночью, справишься и сейчас.
Голос Ангела звучал бесстрастно, а дыхание ровно опускало грудь, словно он себя контролировал. Он был сильным и стройным, и казалось, что занимал собой всё пространство маленькой кухни.
Внезапно я чуть не задохнулась от волны опасности, исходящей от мужчины. Это чувство мне было так хорошо знакомо, что в глазах потемнело.
– Пожалуйста… – я выдохнула в отчаянии. – Ты меня пугаешь. Я не знаю, чего от тебя ждать. Ты уже взял больше, чем я была способна дать!
Морозный взгляд окатил холодом.
– Не нервничай, Соле. Я лишь сказал о перевязке.
Ангел взял со стола полотенца и обошел меня. Я услышала, как закрылась дверь ванной комнаты и включился душ. Тугие струи воды ударили в кафельный пол, и только после этого я смогла перевести дыхание. Стянула с влажных волос полотенце, уронила его на спинку стула и выдохнула.
О перевязке? А я подумала…
Господи…
В телевизоре продолжали рассказывать о китах, показывая огромных животных, грациозно разрезающих мощными плавниками водную гладь океана. За окном на улице прозвучали и удалились чьи-то голоса. На небе всё смелее проглядывало солнце, поблескивая бело-желтым ореолом сквозь повернутые вертикальные жалюзи.
Я подняла непослушную руку, расправила на затылке волосы и вспомнила о порезе на пальце. Слава богу, он оказался небольшим, и я просто заклеила его лейкопластырем. Стараясь унять волнение и не думать о худшем, вернулась к приготовлению обеда, чтобы быстрее закончить с ним и сбежать из квартиры.
Машинально порезала мясо и положила к овощам. Поставила варить пасту. На большее я была не способна, но вряд ли мой гость ожидал от меня подвига.
Он появился на кухне босиком, а потому вошел тихо, и я снова вздрогнула, ощутив за спиной чужое присутствие. Повернулась от плиты навстречу Ангелу, по-прежнему стараясь на него не смотреть.
– Поможешь?
Он сменил полотенце на бедрах на новое и еще одно держал в руке, прижав к ране на боку. Я кивнула, не в силах ничего сказать. В данный момент меня неожиданно поразило то обстоятельство, что он пах моим гелем для душа. Словно смог проникнуть дальше стен, в которых оказался.
– Сделаешь это в спальне?
– Нет, здесь!
Хотя, почему же не в силах? Вот сейчас очень даже твердо ему ответила.
Шагнула к аптечке, пока не растеряла решительность, и достала необходимые предметы. Их запасы после ночи заметно истаяли, но на две перевязки должно хватить. Его счастье, что наученная горьким опытом, я всегда держала аптечку в доме.
Я повернулась и подошла ближе к мужчине. Сердце ухнуло в бездну и забилось там, как пойманная в силки птица, а затылок похолодел от страха, когда его грудь оказалась напротив моей. Снова так близко, что я вспомнила ее жар на себе и его прикосновения.
А затем и слова полицейского в утренней сводке новостей.
Святая дева! Главное не смотреть в бесстрастные, ледяные глаза!
Ангел убрал руку, и я наклонилась, чтобы осмотреть рану. Не знаю, кто небесный хранитель у Азраила, но вчера он постарался его уберечь, потому что глубокий порез рассек кожу Ангела до ребра, но не стал фатальным. Кровь еще сочилась из тела, однако рана выглядела чистой, и сильный организм с каждым часом всё лучше справлялся с проблемой.
Я обработала ее антисептиком и вытерла вспенившуюся перекись ниже раны стерильной хлопковой салфеткой. Повторила снова. Достав еще одну салфетку, осторожно промакнула рану и стянула края пореза стерильными полосками пластыря.
Они тут же окрасились красным, но это было лучше, чем оставить края раны открытыми. Еще одна салфетка, смоченная хлоргексидином, легла сверху, и я также закрепила ее пластырем, осторожно касаясь тела мужчины.
Не считая множественных ссадин и ушибов, у Ангела было серьезно травмировано кастетом плечо, с противоположной стороны от раны на боку. Я выпрямилась и повернулась к нему.
Смочив ватный диск антисептиком, провела им по плечу вдоль разрывов на коже, стараясь не причинить боли, но главное не думать, что стою со своим незнакомцем лицом к лицу, практически вплотную.
Ангел был достаточно высоким, чтобы я не видела его глаз, но не чувствовать его сильную ауру не получалось. И дышать нормально тоже.
Он вдруг медленно, но шумно втянул в себя воздух через ноздри, то ли от боли, а то ли от усталости приподняв рельефную грудь.
Я отдернула руку и подняла глаза на мужчину. Не хотела, но все-таки встретилась взглядом с его иссиня-голубыми глазами. Одновременно холодными, как айсберги, и притягательными, как небо.
Невероятный цвет. Неужели такие бывают? Темные ресницы делали этот взгляд только выразительней и… смертельней, если позволить его холоду коснуться души.
Он внимательно смотрел на меня. И совершенно точно рассматривал.
– Я… я закончила. Больше мне нечем тебе помочь.
Я все-таки сумела отступить и отвернулась. Поправила нервно спутанные волосы.
Без парика перед незнакомцем я ощущала себя особенно незащищенной и это добавляло нервозности. Убежище вряд ли спасет косулю, если она сама впустит внутрь хищника. Я впустила, и теперь, ощущая исходящую от него опасность, могла только молиться, чтобы он не сомкнул клыки на моей шее.
Завязав пряди привычным движением в жгут на затылке, я вернулась к мясу и пасте. Достала из настенного шкафчика баночку с приправой, но неловко уронила ее у самой поверхности стола и тихо чертыхнулась на себя. Не существовало способа не замечать Ангела и взять себя в руки.
И не существовало силы, чтобы вернуть вчерашний день и просто проехать мимо.
Нет, невозможно. Я бы не смогла, и мы бы все равно оказались с ним в этой точке.
Я сказала, не оборачиваясь:
– Тебе лучше лечь и приложить к ране лед, а мне – закончить с обедом. Потом мы уйдем в город, и ты сможешь поесть. Клянусь, я никому не сообщу о тебе, это не в моих интересах. Но, пожалуйста… постарайся исчезнуть из моей жизни, она и без тебя непростая.
– Где твой муж?
Я замерла. Потом медленно взяла дуршлаг, выключила на плите одну конфорку и слила с пасты воду в раковину.
– Странно, что ты ночью не задался этим вопросом, – ответила негромко.
– Его нет с вами, это я понял. Меня интересует, существует ли третий, кто может обо мне узнать? Соле, цена может оказаться непомерно высокой для тебя.
Непомерно? Что может быть больше той цены, которую я уже платила сейчас?
– Нет.
Я замерла и мотнула головой. Повторила тверже, стараясь и себя убедить в обратном:
– Нет никого третьего. И тебя, Ангел, тоже… тоже не существует!
***
Мы гуляли с Вишенкой до раннего вечера, обойдя половину Верхнего города. Сходили в кино, покормили птиц на старой площади Веккиа, поднялись на холм к замку Сан Виджилио, где долго любовались видом Нижнего Бергамо, раскинувшегося у подножья Альп, и тихой красотой его верхней части.
Мне нравились уютные, узкие улочки Бергамо. Красивые площади. Вид высоких шпилей старинных церквей и храмов. Часовые башни и колокола на них, которые так же, как и триста лет назад, каждый день отсчитывали звоном городское время.
И нравились местные жители с их размеренным темпом жизни и приветливыми улыбками.
Здесь я ощущала себя спокойной, насколько это возможно. И спокойной за Марию.
Мы сходили в кондитерскую, пообедали в ресторанчике и зашли в магазин. Вели себя так, словно ничего не происходит, когда я покупала в мужском отделе одежду для пугающего меня до жути Ангела – футболку, спортивный костюм, белье и кепку, надеясь вскоре о нем забыть.
Новостные каналы в телефоне не листала – боялась столкнуться с правдой, о которой ничего не хотела знать. Я слишком хорошо помнила жизнь Дино и криминальный мир клана Фальконе, чтобы догадаться, что о настоящей причине убийства адвоката Ла Торре вряд ли сообщат в полицейских сводках.
И вряд ли обнаружат виновных. Слишком крупная птица этот адвокат, чтобы стрелять по нему из дешевого дробовика ради пустой охоты.
А еще я могла ошибаться. Ведь я по-прежнему ничего не знала об Ангеле.
Когда мы с Вишенкой вернулись домой, обед на кухонном столе остался нетронутым, и было похоже, что мой гость с тех пор, как оставил меня на кухне, не выходил из спальни.
Проверять не стала. Умереть от потери крови ему не грозило, а вот страх перед холодным незнакомцем никуда не делся – я продолжала ощущать его присутствие даже сквозь стены. И от этого ощущения по-прежнему было не по себе.
Вишенка тоже замолчала. Прошмыгнула в свою комнату с рюкзачком на спине, ступая тихо на носочках. А вот я задержалась.
Оставила новые вещи на стуле в кухне.
Вымыв руки, сделала для дочери ее какао, а себе сварила кофе. Есть не хотелось. После долгой прогулки по городу, сотни мрачных мыслей и пережитого стресса хотелось спать.
Однако было страшно. Я никому в этой жизни не доверяла. И как показало начало прошлой ночи – не могла доверять даже себе.
Но я оставалась мамой, и страшнее встречи с Ангелом было видеть страх в зеленых глазках Марии. Это был ее дом, а я – ее крепость, которая не имела права обрушиться, какая бы гроза в мои стены ни ударила.
Я искупала дочь и переоделась сама. Еще было рано ложиться спать, но мы все равно легли в кровать, а рука потянулась к книжной полке.
В детстве мне мама читала много сказок. Придумывала разные истории, и я еще долго верила, что в печной трубе живут человечки из сажи, золотые кольца достают со дна моря рыбы, а коты, если их накормить сливками, навевают людям добрые сны.
Помнила, что домовых нельзя обижать, они оберегают дом от беды, и если не будешь вежливым со страшими, однажды тебя укусит за губу краб, как капризного Донателло, и утащит в море.
Поэтому я лет до десяти бросала в старую печь в бабушкином доме кусочки хлеба, подкладывала на подоконники конфеты для домового, и с открытым ртом рассматривала толстое золотое кольцо на руке Санто, моего отчима, представляя, какого размера рыбину ему пришлось поймать, чтобы его найти.
Мне нравилось слушать его рассказы о том, как огромная рыбина едва не утащила его на дно, чтобы скормить русалкам. Сын Санто, Дино, в такие моменты громко фыркал и убирался из комнаты, мама пожимала плечами, а мне было все равно.
Какой смешной и доверчивой, должно быть, я казалась в детстве своим родителям, но я бы не вычеркнула из того прошлого ни одного дня.
Сказочный флер давно развеял ветер жизни, но мне хотелось, чтобы Мария как можно дольше верила в лучшее.
И забыла всё, что могла забыть.
– В одной деревушке на берегу реки жил старый мельник с тремя дочерьми. Звали его…
– Мамочка, а ты знаешь сказку про драконов? Только про настоящих! Как в мультике про викингов!
– Знаю. Правда, ее нет в книжке, но я тебе так расскажу. Когда-то давным-давно, когда на земле еще жили драконы, а в замках – настоящие короли и королевы, в одном далёком королевстве родилась принцесса…
Когда дочь уснула, я тихонько поднялась и забаррикадировала дверь нашей спальни. Положила телефон у лица, и только после этого смогла уснуть.
А когда проснулась, Ангела в квартире уже не было.
Я ощутила это сразу, едва открыла глаза и спустила ноги с кровати. Моя баррикада осталась нетронутой, я разобрала вещи и вышла в коридор. Осмотрелась.
