Повисло неловкое молчание. Несколько минут Автор нетерпеливо ждал, потом открыл рот, собираясь поторопить своих героев, когда Балда вдруг спросил:
– Отче, а если я счас вмажу этому мудаку, это грех?
– Ну, грех, конечно… но небольшой, – поспешил добавить Поп. – Я за тебя свечку поставлю – и молиться буду. А епитимью отработаешь на той неделе у бабы Татьяны. Мы как раз собирались ей крышу ремонтировать…
– Хорошо! – Балда засучил рукава, плотоядно улыбнулся, и сделал шаг к побледневшему писателю. – Значит, так. С первого щелчка Автор подпрыгнул до потолка….
– Вот и опять зима пришла, – Михал Кузьмич со вздохом посмотрел сначала на густой снег за окном избы, а потом на отрывной календарь с жалкими двумя десятками листочков, печально валяющийся на подоконнике. – Совсем повалило, теперь-то уж точно не растает.
– Давно пора бы, – раздался за спиной голос лучшего друга Васи, – а то поздно она в этом-то году. Как бы не помёрзло всё, с кормами тогда совсем плохо будет.
– Так ты ж лесом живёшь, тебе-то что? – поддел приятеля Михал Кузьмич.
– Э… как жена сбегать за сметаной или маслом пилить начнёт – это не жизнь будет. Тогда хоть и правда в лес уходи до следующего года! – Вася позвенел чашками, разливая душистый чёрный чай, и начал нарезать колбасу. – Да ладно тебе, я понятно. Ты-то, Кузьмич, чего хандришь?
– Не понимаешь ты, лесная душа! – опять тяжко вздохнул старик. Ещё год проходит, а у меня всё по-прежнему, – он показал на мешок писем, сиротливо привалившийся к брёвнам стены, – не успеть боюсь…
Всю жизнь Михал Кузьмич мечтал сделать открытие. Ну хоть самое-самое малюсенькое! В институт поступить не удалось, куда пареньку из деревни. Потому выучился на токаря да всю жизнь проработал на заводе…но тяга к науке осталась. Энциклопедии покупал, журналы выписывал. А выйдя на пенсию и овдовев, уехал доживать век в родную деревню. Где и отдался своей страсти со всем стариковским жаром, самую большую комнату в доме отвёл под всякую литературу: от «Науки и жизни» до книжек по астрономии и палеонтологии. И вытащить его оттуда мог только приезд внуков.
Так и текли не торопясь недели и месяцы, пока однажды осенью какой-то зверь не взял манеру таскать у него с грядок картофель да капусту. И старик, покряхтывая, достал ружьишко и отправился выслеживать…самого настоящего динозавра! Так Михал Кузьмич нашёл дверь-между-мирами. Сначала он очень обрадовался, тут же начал писать письма в академию наук, на телевидение, в журналы! Вот только ответы принесли сплошное расстройство. Академия наук ответила, что «на данный момент занята более важной научной проблемой». Мол, решается: Александр Невский и Карл Великий – это одно лицо или четыре совершенно разных человека?.. Ведь у обоих в имени есть буква «а», значит, скорее всего, один. Или, по крайней мере, муж и жена! Научные изыскания сейчас в самом разгаре, уже почти дошли до Страсбургского суда. Так что такая мелочь, как динозавры в зауральских лесах, никого не волнует. Телевидение же написало, что у них есть темы и поинтереснее – например, в передаче «Битва лягушек-экстрасенсов». И потому просьба – всякими глупостями больше не беспокоить. А уж что ответил любимый «Наука и жизнь»… даже вспоминать про такое не хотелось.
После очередного письма Михал Кузьмич впадал в чёрную тоску. Из которой его мог вывести только Вася, знакомый снежный человек. Он как-то забрел зимой на огонёк погреться, да и подружились. Имя у него было сложное, вот деревенские для простоты и окрестили Васей. Старик жаловался на всехнюю чёрствость и непонимание, а Вася пил любимый чёрный чай и утешал приятеля:
– Да не расстраивайся ты так. Ну, подумаешь, ну, отказали по глупости. Просто вы дикие люди. Никакой культуры! Вот смотри, – он показал на депутата в телевизоре. – Кричит про равенство, а сам ворует, вон щёки какие отъел. И что вы с ним за это сделаете?
– Ну… второй раз не выберем? – ответил Кузьмич.
– Вот я и говорю – отсталый народ! Ни топором такому по кумполу, ни утюгом горячим по спине! – последнее Вася недавно увидел в телевизоре, и идея ему очень понравилась. И правда:¬ по голове сгоряча можно так треснуть – что и насмерть. А утюгом по спине пару раз нежно провел, ожоги быстренько зажили, глядишь, воспитуемый снова радостно трудится на благо общества. – Помнится, у нас такой тоже был, Лохматый. Кричал про равные куски всем, а сам втихаря таскал самое вкусное. Ну, мы ему и устроили равенство – неделю порцию делили поровну на всё племя…
Но Михал Кузьмич приятеля не дослушивал. Раз за разом, едва проходила тоска от прошлого письма, он строил новые грандиозные прожекты. Как оповестить мир про свое открытие. А Вася его идеи раз за разом разрушал. И всё уговаривал: «Кузьмич, ну сам подумай. Зачем тебе всё? Помнишь, недавно стегозавра на шашлык подстрелили? Не в сезон, да без лицензии… А он же, наверно, в эту, в Красную книгу внесён. Вместе с этими, как их там…физиками… не, с фауной! Ещё браконьерство пришьют… Брось ты это дело! Айда лучше на той неделе к нам. Попробуем на мотыля лучепёрую рыбу половить. Али мамонта какого завалим?!»
Михал Кузьмич со всем соглашался. Действительно, без лицензии. Участковый – мужик, конечно, свой, и до копчёной стеговрятики большой охотник. Так ведь прознает кто – с проверкой приедут, обоим попадёт! И перед Васей будет неудобно, у них полплемени в деревню за сметаной ходит, да все без документов. «Нет, прав, наверное, друг», – печально думал старик. Ставил на плиту видавший виды алюминиевый чайник и садился с журналом перед телевизором. Мечтая, что вот как весна придёт – поймает мамонтёнка да отвезёт его в зоопарк. Мамонт – это вам не какой-то динозавр! Его сразу признают! И у Михаила Кузьмича наконец-то появится настоящее открытие…
Requiescat in pace («Да упокоится с миром») – латинская фраза, в виде аббревиатуры «RIP» или «R.I.P.» пишется на католических и протестантских надгробиях.
Я проснулся от того, что кто-то с противной настойчивостью комара бубнил мне в ухо. Первая мысль, нашедшая дорогу сквозь остатки дремоты – буянит сосед, пропивший заначку на опохмелку. Сволочь, хотя бы до десяти подождать не мог? Тем более, что я всю ночь пытался реанимировать любимый ноутбук и разбудить меня после такого в восемь утра!.. Убью скотину! Тут сон отступил чуть дальше, и я понял, что голос звучит не сквозь стену, а со стороны комнатной двери. Неужели жена вернулась с дачи? Но электричка приезжает только в одиннадцать! Это пробудило меня окончательно, и я открыл глаза.
Моему взору открылось удивительное зрелище: всё-таки, не каждый день увидишь на столе рядом с ноутбуком черта и ангела, пусть даже ростом всего с ладонь. Черт, увидев, что я проснулся, недовольно поправил чёрный балахон, натянул до ушей шляпу и неторопливо повернулся спиной, демонстрируя большую белую надпись «Линукс – форева». А ангел сверкнула в мою сторону стёклами круглых очков, слегка пошевелила крыльями и невозмутимо продолжила высоким тонким голоском:
– Он честно трудился, он работал не жалея себя. Он отдавал себя близким без остатка, и память о нём вечно останется в наших сердцах!
Тут мне захотелось закрыть глаза обратно. Нет, если бы я услышал это от кого-то другого – мне, наверное, было бы приятно. Но от комплиментов в такой «компании» стало не по себе. Особенно мне не понравились слова про вечную память. «Эй эй эй! Мне ещё рано! Я ещё сына не вырастил и это, как его там, дерево не посадил! Клянусь, если утро закончится хорошо – засажу яблонями все наши родные шесть соток!» – на этой мысли я решительно встал с дивана и сделал шаг в сторону стола.
Ангел от неожиданности запнулась, но тут же невозмутимо продолжила. А чёрт повернулся в мою сторону, взмахнул непонятно откуда взявшейся косой, и сквозь зубы процедил: «Не месай». Меня такое поведение оскорбило. В конце концов, что за отношение к хозяину дома, да еще во время попытки похоронить заживо! Я сделал зверское лицо и шагнул в сторону незваных гостей.
Видимо мои намерения отразились достаточно понятно, потому что ангел тут же прервала свои славословия и торопливо начала объяснять:
– Извините нас, пожалуйста, что мы причинили вам столь серьёзные неудобства, прервав ваш утренний отдых и нарушив ваше уединение. Позвольте представиться: Мики. А это, – она показала на напарника, – Лин. Понимаете, недавно на собрании мистических сил было решено, что и вещи имеют право на воздаяние согласно прижизненному существованию…
Увидев моё ошарашенное лицо Мики поспешила продолжить: «Дело новое, сложное, духов-участников пока очень не хватает. Но мы очень стараемся. Начинали мы с чего попроще: вот я, например, провожала в последний путь флешки. А теперь наша благотворительная программа вовлекает технику посложнее. Если положительные тенденции не изменяться, то через несколько лет мы доберёмся до станков, турбин и прочих продуктов тяжёлой машиностроительной индустрии…» Черту возникшая задержка явно не понравилось. Он повернулся и посмотрел на меня с неприязнью: «Ты можесь не месать? Сейтсяс мы отпоем твоего страдальца и свалим. Продолжай!» – после чего снова встал ко мне спиной.
Но Мики уже было не остановить: она с горячностью начала лекцию, в которой рассказывала о трудностях, с которыми они столкнулись, о всеобщем праве на посмертное воздаяние и об идеологических основах самой идеи помощи вещам. В её речи постоянно проскакивали заумные слова вроде ноосферы, идеального образа вещей Канта, ссылки на Аристотеля… Но я уже не слушал. Так это не ангелы и черти! Так они за ноутбуком! Да не жалко! Пусть отпевают и что там ещё положено! А за компанию хоть телевизор, хоть холодильник с микроволновкой – главное, что не меня! Я не выдержал и облегчённо расхохотался. Лин, который до этого, слушая лекцию Мики начал глядеть на меня как-то сочувственно, теперь посмотрел на меня с откровенной неприязнью: «А ты думал за тобой тсто ли? Да кому ты нужен!»
Больше ничего он сказать не успел, потому что Мики, не отвлекаясь на остальных, закончила свою речь словами: «…например, этот страдалец заслужил, чтобы его отправили прямо в рай!»
Рай! Для ноутбуков! Я попытался себе представить и придуманная картина вызвала у меня новый приступ истерического смеха, но мои гости это, кажется, даже не заметили. Услышав слово «рай», Лин негодующе завопил: «Ис тсего удумала! В ад! В ад!» Коса внезапно пропала, и вместо него в руках у Лина появился увесистый том чёрного цвета – размером почти с самого духа. Лин тут же начал его листать и при этом выкрикивать: «Это был закоренелый гресник! Он потсти ни одного дня не проработал на лицензионном софте! Даже свою, производителем данную операционную систему и ту отдал, соблазнивсись какой-то пиратской сборкой «ХР»!
Мне стало обидно за изделие московских программистов, которое я ставил на любимый ноут сразу после покупки. Между прочим, хорошо работало – это вам не глючный «Windows Home» от «Микрософта»! Захотелось сказать что-нибудь резкое, но я не успел – у Мики в руках появился точно такой же фолиант, только в белой обложке, и она с жаром принялась возражать: «Он работал без отдыха и выходных! Он старался изо всех сил! Он выкачивал ночами торренты, он напрягал свою видеокарту в сложной игровой графике! Не его вина, что он вынужден был работать с противными нечестными программами! Наоборот, несмотря на их лживый пиратский программный код, покойный трудился праведно, старательно и безошибочно! В рай, в рай, в Рай!!!»
Насчёт безошибочности я, конечно, мог бы и поспорить. До сих пор помню слова моей супруги, когда у неё из-за сбоя в работе этого агрегата чуть не пропала срочная статья. Да и графику в играх приходилось ставить на самый минимум. Но подливать масла в огонь я не стал: атмосфера и так уже слишком накалилась. Книги были убраны, и вместо них в руках у Лина вновь появились коса, а у Мики – что-то похожее на огромный молот.
– Брейк! – громко крикнул я. И не дожидаясь пока ошарашенные спорщики кинутся уже на меня, продолжил. – Может, лучше помянем нашего страдальца? – тут я снова еле удержал смешок. – Посидим, обсудим… Чего было больше – хорошего или плохого.
Мики удалось уговорить довольно быстро, а вот Лин почему-то на моё предложение отозвался далеко не сразу. Но потом спросил: «Петсеньки есть?» И получив утвердительный ответ, отправился вслед за нами.
На кухне выяснилось, что поминать нечем: бутылку вина мы с женой выпили ещё на той неделе, а водки в доме не водилось отродясь. Правда, выход из положения нашли быстро. Мило покраснев, Мики превратила вчерашний чай в пузатом заварочном чайнике в коньяк – явно при этом стесняясь своего поступка. Лину было не до того – он уже добрался до печенья! Высыпав на стол все пять видов, гроза грешных ноутбуков какое-то время зачарованно смотрел на представшую перед ним груду сокровищ. А потом, не обращая внимания на остальных, начал с чавканьем поглощать одно печенье за другим.
Тем временем я достал себе чашку, нашёл Мики напёрсток, и мы сели дегустировать душистый напиток. Я молчал, а Мики с жаром рассказывала про трудную судьбу флешек: и ломают их, и заставляют записывать в память всякую похабель, а они с завода приходят такие чистые, неиспорченные… Жаааалко! И каждую грустную историю Мики запивала очередным напёрстком. Она явно пробовала коньяк впервые, так что, после очередного напёрстка, вдруг покачнулась, сунула очки в кармашек и свернулась на столе калачиком. По раздавшемуся храпу я понял – спит.
– Видись, тсто ты надедал? – запихивая в рот последнее печенье, сказал Лин. – Теперь мне тассить эту жалофливую дуру. Она вот жалеет, а я вот надрывайфя, – и со стоном взвалил коллегу на плечо. Та едва успела пробормотать себе под нос «бедные флешки» – как оба исчезли. А в напоминание о необычном утре мне остались только пустые коробки из-под печенья, коньяк в чайнике да надпись «R.I.P.», светящаяся на крышке ноутбука.