Подросток Савенко, или Автопортрет бандита в отрочестве – Эдуард Лимонов

– Милости просим в наш мир, пропитанной верой в лучшие времена и запахом крепкой махорки. Только не вздумайте прогуливаться между разбитых лампочек от склонившихся фонарей, имея в компании двух размалёванных девиц. Был здесь один случай… Менты до сих пор дрожат и думают на кого повесить пустяковое дело, способное поломать несколько поломанных судеб. Держи карман шире! В век не найдут, поганые. Слишком важные люди были замешаны. Один Эди-бэби чего стоит. Слышал о нём? Да ты что?! Это же легенда Харьковских улиц!!!Знал бы я, что такое метафоры… Все бы девки за мной шастали по пятам! А вот Эди-бэби знает о них больше, чем любой из толпы, перед которой стоит вычитывая своё стихотворение под всплески худощавых конечностей. Милиционер-еврей звучит как анекдот. Смешнее этого может быть только еврей-дворник. Представитель шпаны, который читает, ворует, мечтает разбогатеть, покорить сердце любимой женщины и пишет стихи – это Эди-бэби. Как пить дать! Зуб даю. Любой из тех, что остался! Забирай, но здесь врать не смею! На духу с тобой говорю. Как корешу. Может водки выпьем? Держи рубль! Стакан я всегда за пазухой прячу.Ты, кстати не украинец? У нас их тут не любят. Не, не тех, кто тут живет, а кто говорит не на русском. Мы против этих деревенских интеллигентов. Никто не хочет учиться в украинских школах, потому теперь всех пацанов в неукраинских школах заставляют учить украинский язык, хотя преподавание и ведется на русском. Эди-бэби учит украинский со второго класса и знает его очень хорошо, но где его употреблять, украинский, в деревне, что ли? Но где такая деревня? Даже в Старом Салтове только старики еще говорят по-украински. Молодежь не хочет. В Киеве говорят интеллигенты из пижонства, стоят на Крещатике и громко «размовляют по-украинськи». Но из пижонства можно и по-английски говорить. Вон Ася – скромный человек, она своим французским не хвалится, хотя говорит лучше любой учительницы французского. А скучнее украинской литературы нет в школе предмета. Бесконечное нытье по поводу «крипацтва» – уши вянут. «Крипацтва» давным-давно нет, а нытье осталось [1].Про газету «Правда Украины» слыхал? Ох и ситуация в ней была… Ужасная провокация! И какая ловкая! В редакцию газеты пришло письмо из Канады. В письме канадский украинец, молодой человек, писал о том, как он любит нашу страну, писал о том, что он рабочий, и просил напечатать его стихи, в которых он прославляет первую в мире страну победившего социализма и говорит о своей ненависти к капитализму, который обрекает рабочих людей на безработицу. Стихи напечатали. Но… Что такое акростих? Знаешь? Киваешь?! Интеллигент! Хоть и не украинский! Так вот – это был акростих. И, прочитав только первые буквы, все первые в строке, можно было прочесть знаменитый петлюровский призыв: «На москалiв, ляхiв та юд – ножи точите там и тут»[2]. Потеха, да? Из-за такого можно и деревенский язык полюбить.А власть любишь?! Ха-ха. Так я и думал. Кто их любит? Но с ними надо дружить. Отдавать мусорам ненужных, чтобы самому дышать воздухом не из железных решёток. Так вот ещё тебе о власти и людях, что расскажу. Вижу, что ты свой. Хоть и не в доску. Может в гнилую? Хе-хе… Слушая по телевизору и разглядывая лица руководителей Украины и Советского Союза, Эди-бэби удивлен, что они такие примитивные и говорят с таким деревенским акцентом. До 1953-го, когда у них появился телевизор в доме, один из первых телевизоров в Харькове, Эди не видел руководителей своей страны двигающимися и говорящими. Теперь он видит и потрясен. «Почему Хрущев такой деревенский и выглядит как украинский боров? Что же, нету у них в стране людей покрасивее и позначительней?» Местные их руководители, с которыми Эди сталкивается в его жизни, – директор школы, начальник милиции, все они кажутся Эди ужасными, грубыми и провинциальными фашистами, издевающимися над детьми и подростками. Кого бы Эди хотел видеть на их месте, он не совсем ясно себе представляет, но кого-то лучше по качеству. Мать и отец Эди гордятся своим чистым русским языком, как же Эди, которому тоже внедрился в сознание чистый русский язык, может уважать бэкающего и мэкающего и говорящего по бумажке на экране телевизора жирного и некрасиво одетого человека [3]? Получается не могут? Тьфу! Когда нами перестанут управлять идиоты?А знаешь почему? Потому что мы рабы. Ты знаешь, что по-английски «слэйв», или «слав», значит «раб»? У наших предков были рабские души, потому вместо того, чтобы мужественно отвоевать себе жаркие земли вокруг Средиземноморья, где растут лимоны, ты понимаешь, растут лимоны? Они, отказавшись от борьбы, позорно бежали в эти (неприятные)* снега, и вот мы с тобой сидим на этой (неугодной)* зеленой советской лавочке, и идет снег, и холодно, а у меня только этот (некрасивый)* плащ. И тот Юркин. Разве это жизнь [4]?Эди-бэби сможет прорваться. Он с детства знает что ему нужно. До революции, оказывается, рабочие работали по десять, двенадцать и даже четырнадцать часов в сутки. Каким же нужно быть рабом, чтобы согласиться работать двенадцать часов в сутки?! Он не будет. Будет воровать, насиловать, пить водку на спор. Знаешь как он пьет? Никто больше него не может. Только через нос не может. Знаешь, что такое врождённый талант, плюс пара приемов? Все его уважают. А он Борьку уважает за то, что тот не пьёт. Круг замкнулся.Ты мне конфету протягиваешь? Шоколадная? Нет, спасибо. Я как Эди… Он не любит сладкое, и все мужчины, любящие шоколад, автоматически им презираются, низводятся до ранга женщин. Не хочу, чтобы он меня бабой считал. Дай в карман положу. Дома попробую. Спасибо, москалик!Знаешь, что Эди-бэби твердо уверен, что весь род человеческий разделяется на две категории – на людей, которых можно бить, и на тех, кого нельзя? Его – Эди-бэби – бить нельзя. Когда после его и Чумы побега в Бразилию дрожавший от злости и собственной слабости отец впервые в жизни ударил его, одиннадцатилетнего, Эди-бэби сделался белым, как стена, у которой он стоял, и крикнул отцу, тоже дрожа: «Ну, ударь меня еще! Ударь! Ударь!» Как потом рассказала ему мать, у него были безумные глаза, а лицо его из белого сделалось зеленым.Отец больше никогда не бил его. Потому что тогда Эди-бэби сказал себе, что, если отец его ударит еще раз, он зарежет отца ночью. Отец, наверное, прочитал мысли Эди-бэби в этот момент и испугался. В лице Эди-бэби была ненависть.Отец понял.И ты пойми, что время у нас такое… Каждый выживает как может. Время послевоенное. Кто ворует, кто сидит, а кто спину гнёт в надежде прожить до зарплаты. Мы не из последних из списка. Хоть и нам чужого не надо. Ну, что? Понял что-нибудь кто такой Эди-бэби? Эээээээх! Темнота! Ладно, меня мамка заждалась наверное. Котлеты свиные и с макаронами. А может и с пюрешкой? Пойду и узнаю. Суть происходящего ты и так понял. Чувствуй себя как дома. Хочешь больше узнать обо всём, что у нас происходит? Книгу прочти. Будь как Эди-бэби. Салют! За конфету спасибо! И кстати…"Читайте хорошие книги!" (с)* И ещё… Не вздумайте материться как я, используя цитаты, заменяя буквы в символы полной наивности звёздочек. Звёзды – должны быть только на погонах и на ясном небе. Бывайте!Из-за нецензурной брани данная рецензия не попала во многие ленты и я на некоторое время потерял последние мотивы для написания новых. Спасибо, что прочли это до конца!

Эди-бэби – это где-то немного наш Холден Колфилд, с той только разницей, что о каком там неприятии буржуазного общества с его лживыми ценностями и двуличной моралью тут может идти речь, когда он эту вашу буржуазию и в глаза-то не видел, да и народ у нас простой, утром на завод, вечером с завода, какие уж тут двуличности, могут, конечно, тебя поиметь на деньгах, к примеру, но оно ведь не от хорошей жизни – сам виноват, что подставляешься; и, в отличие от умненького и начитанного интеллигентского сыночка Холдена, Эдичка, хотя и пишет стихи и одолел в свое время тучу справочников и энциклопедий, не умеет рефлексировать, не может внятно выразить, вербализовать и осознать эту свою сиротскую бесприютность в знакомом мире, ощущая ее скорее на инстинктивном уровне; он – опять-таки, в отличие от Холдена, – другой жизни не знает и, пожалуй, вообразить ее себе вряд ли может, и, хотя старшие и твердят ему, что он не такой, как другие (откуда, как следствие: нечего тебе водиться со шпаной – кривая дорожка – загубленное будущее etc. etc.), он, и впрямь смутно осознавая эту свою инаковость, поделать с нею ничего не может, ибо из возраста, когда возможность побега в Бразилию еще представляется реалистичной, он уже вырос. (Да и так уж ли в самом деле он отличается от своих приблатненных дружков? – кто знает, что творится у них в головах?) Это и очень правдиво, и очень грустно. Да и, в конце концов, это просто хорошо написанная книга – летопись харьковских подворотен 50-х – 60-х годов; не для кисейно-кружевных барышень, определенно – но тешу себя надеждой, что livelib состоит не исключительно из кисейных барышень.

Вторая книга условного автобиографического цикла, названного «харьковской трилогией» (о первой уже писал ранее: «У нас была Великая Эпоха», отзыв здесь) повествует о подростково-пубертатном периоде будущего бунтаря-нацбола и поэта-революционера. Лимонов написал книгу уже после нашумевшей «нью-йоркской трилогии» про Эдичку-эмигранта, которую я с удовольствием прочитал ранее. (Ждём премьеру фильма Кирилла Серебренникова «Лимонов, баллада об Эдичке» с Беном Уишоу в главной роли).

15-летний Эдик Савенко живет на заводской окраине Харькова под названием Салтовка. Середина 1950-х, нелюбовь военных к простоватому украинцу Хрущёву, который вдвое сократил пособия и выплаты, будни и праздники обычных рабочих людей… И мир, разделённый на две категории в глазах Эди-бэби (как его прозвал местный стиляга по кличке Кадик), – шпана и «козье племя».

(Ещё род человеческий разделяется на две категории – на людей, которых можно бить, и на тех, кого нельзя).«Взрослые серьёзно играют в игру, в которую половина, а может быть, и никто из них не верит – Эди-бэби в этом убеждён»Композиционно роман представляет собой описание двух дней празднования Великой октябрьской соц. революции, то есть 7 и 8 ноября. Герой ищет деньги, чтобы отвести девочку Свету на вечеринку, она должна вернуться из Днепропетровска и пойти с ним как его девушка (ей 14 лет). Он пытается ограбить продуктовый магазин, пьёт с корешами и бандитами (часто это одни лица), выступает со стихами на конкурсе молодых поэтов, вспоминает не очень удачные эпизоды с первыми попытками поцеловаться или заняться сексом… И тяготится тем, что никак ещё не сделал «этого», чем, по его мнению, все пацаны уже во всю занимаются.«…он опять будет думать только о ней, опять заболит располосованное сердце или что там у него болит внутри. Душа? Медицина утверждает, что души у человека не существует, что же тогда у него болит?»Книга матерная, местами шокирующая натуралистическими сценами изнасилований, драк и убийств… Сегодня смотрится вызывающе «нетолерантной». Да, тут есть и про «черножопых», и про украинский язык (говорить на котором признак деревенщины), и про местные банды и правила улицы. Времена были такие, поэтому роман Лимонова смотрится весьма живо и аутентично по сравнению с официальными советскими фильмами и песнями. Кстати, в тексте много словечек и тех песен, что пели люди. Очень живой текст и сама история – взросления, отделения от родителей и конфликта с ними, становления личности будущего поэта и писателя.«Люди заслуживают того, чтобы их убивали. Когда я вырасту совсем, я обязательно буду убивать людей, думает Эди»

Среди всего этого окружения Эди-бэби сумел оcтаться во многом особенным. Про эту его «особость» говорят ему многие – и местный следователь, к которому тот попал в руки (еврей-милиционер, что уже для Эди звучит как анекдот), и его кореш-стиляга, и какой-то интеллигентный мужик, который подслушал выступление Эди-поэта когда-то на городском пляже. Да и Светка появилась в его жизни не просто так. Её мать, которую все в округе прозвали проституткой за отдельную квартиру, увидела в нём романтика, полюбила этого тонкого юношу, пишущего стихи.Хотя описанные в книге события тех двух дней говорят нам о бунтарско-бандитской сути героя, постепенно вырисовывается экзистенциальный конфликт – как внутренний, так и внешний, – приведший Эди-бэби совсем к другой жизни. Да и удачливым он был, этот пацан с опасной бритвой в кармане, с мечтами о путешествиях и о настоящей любви.Продолжу читать Лимонова. Он – прекрасное олицетворение и отражение эпохи, которая, как мы видим, продолжается и поныне.