«Я помню, словно это было вчера, как, тяжело ступая, он дотащился до старой дурной сосны, оперся на нее плечом, вздохнул и сел устало на землю. У него дрожали руки, он достал из ранца удивительную мягкую бутылку и стал пить и, выпив до половины, замер, словно прислушиваясь к себе, проверяя – правильно ли расходится по внутренностям вода? Потом втянул голову в плечи и остался сидеть, совсем как замерзшая чайка…»
– Убейте всех, сказал легат, господь своих узнает,
– Опять эту дрянь слушаешь?! – Седой подцепил пальцем наушник и вытащил из-под брони плеер. – Я же запретил! У вас и так мозги разваливаются!
– Это для поднятия боевого духа, – сказал я. – Ритмичная тяжелая музыка в сочетании с мужественными патриотическими текстами. Тонизирует.
"Пчелиный волк" Э. Веркин.
Эта книга два года пролежала у меня в разделе «читаю». Книжный сайт LiveLib имеет замечательно разумное устройство, в котором читающий человек чувствует себя как дома: есть специальные разделы для рецензий, историй, подборок и цитат; есть возможность вернуться к собственным впечатлениям от книги, прочитанной несколько лет назад; и возможность обсудить с умными людьми любой аспект интересной книги, от стиля до манеры чтения в ее аудиоверсии; есть игры на любой вкус: индивидуальные, командные, со сложными правилами, с простыми – короче, эдемский сад для книжника. Вроде ничего особенного не делают люди: немного общаются в свое удовольствие, немного лоббируют интересы издательств, создают литературную клаку (не в уничижительном смысле, этот термин, впервые ввел Гюго в «Отверженных» для обозначения группы людей, совокупным влиянием обеспечивающих успех или провал театральной постановки). А того неопределенного и трудноуловимого, что зовется Культурой и чем на самом деле держится мир, потихоньку прибывает в нем. Экая самонадеянность. Это тобой, значит, и тебе подобными все в мире держится? Ну, в том числе. Вообще всеми, кто хочет, чтобы он продолжал быть. Всеми, кто делает свое дело в реальности и виртуальности, обустраивая кусочек пространства вокруг себя. Не задумывались, почему жанр посапокалипсиса настолько нынче популярен, что для удобства произнесения сократился до постапа? Ну, потому что показывать мир, лежащий в руинах, где бал правят примитивные инстинкты и борьба за выживание в ее дремучем первоначальном смысле «сожри или сожрут тебя» – такой мир описать (снять в кино) проще, чем отобразить реальность во всем ее многообразии, а цепляет полюбас сильно, так зачем напрягаться? Минимум изобразительных средств, драматургия содержится в теме, в качестве декораций подойдет любая смрадная помойка, а на выходе можно пристегнуть высокое философское обобщение – пипл хавает. Отчасти верно, но это не вся правда. Истина в том, что постапом мы совершаем ментальное жертвоприношение, кормим неведомые Силы, Которые Всем Управляют заверениями в лояльности на уровне коллективного бессознательного: «Мы только кажемся суетными неблагодарными тварями, которые не ценят того, что имеют и все время требуют большего. На самом деле мы ценим свой мир. Он – все. что у нас есть. Не лишайте нас его».Реальность «Пролога» – люди, лишенные мира; успевшие позабыть, чего лишились; не умеющие и не желающие противостоять дальнейшей этропии. Мир убогого быта солежогов и натурального обмена; страшно расплодившихся волков – сожрут, чуть зазеваешься; и сома, который терроризирует целую деревню. У Веркина и постап какой-то странно обаятельный, и оттого еще более невыносимо жуткий. Детали, дьявол таится в деталях и сквозь них же смотрит на мир Бог. Единственное, что может вернуть миру равновесие, это то, чем он был создан. Ну, вспоминайте – правильно: В начале было Слово. Правильные слова, которыми можно вылечить Мир приходят со многими прочитанными книгами и становятся действенным орудием лишь соединенными усилиями многих подобных. От чего уходила, к тому вернулась? Выходит так.
Могу поспорить, его даже в Союз не приняли. Или выгнали за творческую недостаточность. Так что написано?
– «Убью за „тся“ и „ться“, – ответил я.
У него на спине было написано «Убью за „тся“ и „ться“.
"Пролог" – поразительная вещь. Первые две главы – обычные для Веркина характеры, повседневные и реалистично-абсурдные события. А потом…
Дальше произошла опять странная вещь. Я совершил несколько невероятных движений – я подышал на перо, обмакнул его в еще до конца не просохшую лужицу кляксы и написал на берестовой странице букву.
И это была буква "А".У меня было ощущение, что буквы вдруг задышали. Они стали объемными, вылезли за границы страниц и закружились вокруг. Я словно попала в пятое измерение, где слова имели свою особую силу.
– Знаешь ли ты, что такое книга? <…> Нет, откуда ты знаешь, дитя сиротского времени… Это мир. Мир в бумаге, спрятанный в знаках. Он живет во всех тех, кто эту книгу прочитал.И вроде бы кажется, что ничего особенного, но меня такие вещи всегда ввергали в трепет – когда вот так – о книгах.Из рассказов больше всего понравились «Весенний рейд», «Черемша» и «В восьмом кувшине». Хотя все они – полузаконченные, словно отрывок из чего-то большего, они очень реалистичные, и вполне может быть, что где-то так оно и есть.
(про повесть «Пролог»)
Сначала это было похоже на «Год крысы» и немного на Белорский цикл, потом – на «Кысь» и «451 по Фаренгейту». Потом было немного неожиданно. А в конце неожиданно и странно.
Веркин показался с какой-то новой стороны, но конец испортил всё впечатление и всё ушло в привычную колею баек и подколов. Смешанное чувство.