Эдвард Радзинский
Апокалипсис от Кобы
Мировая революция
Итак, благодаря великой княгине драгоценности ее царственных родственников-мертвецов благополучно пересекли опасную границу Румынии. Из Бухареста я отправился в Берлин. Князь Д. вместе с «камешками» вскоре достиг Германии, и они начали служить мировой Революции.
Великая княгиня до смерти не узнала, чьи сокровища она спасала и для чего. И почему ей и ее мужу удалось проехать целыми и невредимыми через «ненавистную Большевизию»…
Безутешный вдовец, князь Д., спасшийся от большевиков, въехал в Берлин. Вместе с драгоценностями я привез рекомендательные письма великой княгини к знатным русским эмигрантам, наводнившим тогда город. Многие из них были немцы по происхождению и теперь вернулись на историческую родину. Но продолжали тосковать по России. Россия – это болезнь навсегда.
Я встретился со многими из них и даже наметил кандидатов для вербовки (в будущем завербую семерых).
Берлин накануне поражения был мрачен. По городу бродили калеки, продукты исчезли. На стенах я увидел радостно потрясшее меня граффити: «Да здравствует Ленин!» Мимо, не обращая никакого внимания на надпись, шли усталые люди. Только к вечеру надпись грубо замазали.
В гостинице меня попросили не выставлять за дверь обувь – могут украсть. И это в законопослушной Германии! Мусор на улицах уже не убирался. Распалась цепь времен, и мы хорошо потрудились для этого!
В Берлине на явочной квартире меня навестил наш посол Адольф Иоффе. Типичный еврейский интеллигент с толстым носом, с большой курчавой черной бородой, с грустными глазами. Этот сын богатого купца получил блестящее образование в том же Берлине и в совершенстве знал немецкий. Он с юности участвовал в социал-демократическом движении и во всех наших революциях. Вместе с Троцким издавал газету, являлся его преданным сторонником. По распоряжению Троцкого и был направлен постоянным представителем в Германию.
Я передал ему драгоценности и валюту.
Увидев привезенное великолепие – необычайно крупные бриллианты, фантастические нитки жемчуга, Иоффе был потрясен. Я поторопился объяснить, что их конфисковали у великих князей. Мне показалось, что он не поверил. Во всяком случае тотчас спросил:
– А что там с царской семьей?
– Что с ней может быть? Николай расстрелян, остальные эвакуированы в надежное место.
– Здесь слухи разные ходят.
Я повторил официальное сообщение. Но его глаза стали еще печальнее. Он сказал мне, что я должен встретиться с товарищем Менжинским, которому он передаст мои драгоценности.
– У него вы получите инструкции…
Менжинский – сибарит, сын статского советника. В ранней юности был эсером. Мы, старые большевики, не забывали, как в те годы он честил Ильича «политическим иезуитом». Но у него, видно, был отличный нюх. После Февральской революции Менжинский поспешил сблизиться с большевиками и «иезуитом»! Ильич охотно принял его в наши ряды, правда, высказался о нем с ответной теплотой: «Наше хозяйство будет достаточно обширным, чтобы каждому талантливому мерзавцу нашлась в нем работа». «Талантливого мерзавца» Менжинского, юриста по образованию, Ленин определил в руководство Петроградской ЧК. Среди наших полуграмотных темных сотрудников блестяще образованный, говоривший на множестве языков человек был бесценен.
Мы встретились глубокой ночью в нашем представительстве, занимавшем бывший дворец курфюрста. Поднимаясь по когда-то роскошной, а нынче знакомо заплеванной лестнице, я вспомнил особняк Кшесинской…
Менжинский ждал меня в комнате «Иностранного отделения представительства». Он сидел холеный, полный, тяжело дышал – у него была астма.
Я сказал ему о грязной лестнице. Он ответил со злой усмешкой:
– Обычная визитная карточка наших товарищей – презрение к роскоши. Какие здесь были музейные гобелены и ковры! Теперь разрезаны по-нашему, по-большевистски, поровну и распределены по всем комнатам. На мебели восемнадцатого века – следы горячих чайников и забавы: вырезают ножом голых девиц и коммунистические изречения… Расскажите, как вам удалось провезти драгоценности?
Я кратко описал свои приключения. Моя выдумка с великой княгиней привела его в восторг.
– Вот так надо работать! Вот тут зарыт клад! – Он встал, тяжело дыша, заходил по комнате.
Перешли к делу.
– Драгоценности нужно было передать прямо мне, с Иоффе вообще вам не стоило ни о чем разговаривать. Про Иоффе Ильич сказал вам правду. Если ему не следует чем-то заниматься в этой жизни, то в первую очередь быть дипломатом. Он совершенно не умеет лгать. Вот такое довольно неожиданное заболевание. Он всем говорит правду. Ему прислали секретаршу из Москвы – знойная, черноволосая, с роскошными формами, длинными ногами. Мозгов у нее нету, все ушли в пышную девятнадцатилетнюю крепкую грудь… Он… точнее, она переспала с ним. О чем он незамедлительно оповестил жену Дору. Что привело эту даму в бешенство…
– И Москва терпит ситуацию?
Менжинский загадочно улыбнулся:
– На этот вопрос, без сомнения, вы вскоре ответите сами. – И он продолжил вводить меня в курс дел в представительстве. – Немцы справедливо уверены, что Иоффе – «редкий олух» (любимое словечко Менжинского). – Сейчас они ведут с ним переговоры о поставке каучука и никеля в Германию. Взамен обещают поставить нам уголь, и «олух» должен организовать эту сделку. При этом другой олух, – (имелся в виду нарком по иностранным делам Чичерин), – дает Иоффе по телефону секретные инструкции, которые прослушиваются немцами… Но я не вмешиваюсь, пусть немцы думают, что все контролируют. Одновременно с углем и никелем Иоффе, по моему предложению, торгуется с кайзером о царской семье. Кайзер не просит отпустить в Германию царя, царицу и наследника. Это враги. Он просит только за племянниц – царских дочерей. Иоффе, убежденный, что они живы, опять же по моему предложению требует от немцев огромные, то есть невыполнимые поставки продуктов в голодную Россию. Так мы успешно водим кайзера за нос. Все эти переговоры и глупейшие указания наших многочисленных вождей отлично прикрывают нашу главную работу – Революцию в Германии!.. С вами будет работать секретное Иностранное отделение, устроенное мною внутри представительства. Его руководитель – латыш товарищ С-е. Человек он мрачный, неразговорчивый, короче, отличный резидент. В представительстве он заведует кассой и ключами от сейфа, где лежат деньги представительства и наши – на нашу работу. Кроме него в Иностранное отделение входят трое товарищей, занимающих должности курьеров и стенографистов, и четверо немецких товарищей – коммунистов, близких к Розе Люксембург и Карлу Либкнехту. Все немцы числятся обслугой и безбожно выносят продукты из нашей столовой, население в Берлине живет голодно… Я надеюсь, что это Иностранное отделение с вашей помощью станет центром нашей разведки во всех странах Большой и Малой Антанты. Ваша нынешняя задача – покупка оружия для товарищей из революционной группы «Спартак». Деньги от продажи ваших драгоценностей уже на днях вам передаст товарищ С-е…
В заключение я узнал изумившее меня.
– Мы договорились с Феликсом (Дзержинским): все сведения вы должны передавать вашему другу Кобе. Он, пожалуй, единственный организованный человек в нашем революционном сумасшедшем доме, именуемом Совнаркомом…
На следующий день Менжинский выехал в Москву, и связь со мной осуществлял мрачный хромоногий латыш из Иностранного отделения.
Виделся я с ним дважды. Латыш мрачно пожаловался, что в представительстве создалась очень нервная обстановка. Секретарша слишком демонстративно распоряжается постелью Иоффе и жизнью представительства, жена Дора слишком шумно устраивает скандалы, короче, наметилась склока.
– Я знаю, что у вас есть связь с товарищем Кобой…
Я попросил Кобу убрать секретаршу. Ответ был резкий: Коба приказал не вмешиваться не в свои дела. Я наконец понял улыбку Менжинского. Девица, видимо, спала с Иоффе по распоряжению. Ильич не доверял бывшему меньшевику и яростному фанатику Троцкого.
Все та же новая практика нового времени: все следят за всеми.
(Кстати, правдолюб Иоффе – один из немногих, кто остался верен Великому Льву до конца. Через несколько лет после победы Кобы над Троцким преданный Иоффе в знак протеста покончил с собой.)
Будучи эмигрантом князем Д., я активно вошел в жизнь эмиграции, участвовал в благотворительном бале русских эмигрантов, вел светскую жизнь…
И с заданием справился достаточно просто. Большую партию оружия я закупил… на складах немецкой армии! Как и положено князю Д., я покупал оружие для монархического подполья. Торговал им продажный немецкий офицер. Так что хваленая немецкая армия тоже порядком разложилась.
Оружие получила группа «Спартак». Вот так под крышей представительства Иностранное отделение готовило революцию в Германии. Как прежде немцы готовили революцию в царской России. На это и пошли отмытые от царской крови привезенные мной драгоценности.
К сожалению, цены на ювелирные украшения упали и в Германии, и деньги закончились довольно быстро. А потому мне пришлось вернуться в Москву за новыми «камешками».
На третий день по возвращении – свершилось! Оказалось, ездил не зря. И не зря трудился Менжинский…
Полыхнуло пламя – загорелась Германия! Зажженный нами великий пожар перекинулся в мир! Все, как мечтали и предсказывали Ильич и Троцкий! В Киле восстали матросы… Все шло по нашему сценарию. Кайзер был в Ставке, ему пришлось отречься от престола. В Берлине, охваченном всеобщей забастовкой, армия перешла на сторону восставших! Канцлер принц Макс Баденский ушел в отставку. Социал-демократы заседали в рейхстаге и раздумывали, как им поступить. В это время мой знакомец левый социалист Карл Либкнехт с балкона королевского дворца от имени пролетариата провозгласил создание Германской Республики Советов. Вторая великая империя на наших глазах исчезла с европейской карты. Мудрый, мудрый Ильич! Великий, великий Троцкий!
В ту ночь Кремль не спал. Пили шампанское, заедали холодными картофелинами – в стране по-прежнему был голод. Счастливый Ленин, обезумевший Троцкий читали вслух телеграммы из Берлина. И Ленин шептал (опять по-немецки) все то же:
– Кружится голова!
Прошло всего несколько дней… и 12 ноября – новая революция, теперь в Австрии! Третья великая монархия исчезла с карты мира. Сомнений не было: всего через год после нашего Октябрьского переворота она началась – мировая Революция!
Еще совсем недавно, в нестерпимом холоде Туруханского края, откуда европейский порядок казался вечным, могли ли мы мечтать, что все сгорит через какие-то два года! «Кончилась всемирная буржуазная идиллия. Началось всемирное землетрясение», – записал я в дневнике.
В тот день по улицам обеих голодных наших столиц прошли колонны счастливых революционеров. Гремели оркестры! Оглушительный «Интернационал» несся из окон. Удалось! Мы взорвали сытый мир! «Даешь мировую Революцию!»
В это время Коба опять появился в Москве. Оказалось, вернувшись в Царицын, он продолжил драчку с Троцким и теперь по настоянию Льва был снова отозван оттуда. Коба продолжал радовать Ильича. Но встретиться нам не удалось.
Ильич отправил меня обратно в Берлин. Пока царит хаос – лучшее время для разведчиков.
Самец Муссолини
В Берлине шли бесконечные демонстрации, как в Петрограде в феврале 1917 года. Кажется, в эти дни (или позже, могу ошибаться) туда примчался из Италии человек с квадратной челюстью – итальянец Бенито Муссолини. Тогда он был социалист, и популярность его росла с каждым днем… Они все в чем-то сходились, эти будущие диктаторы. Муссолини – необразованный сын кузнеца, Гитлер – неудачник, начинающий художник, сын незаконнорожденного. И мой друг – сын пьяного сапожника… Их ненависть к эксплуататорам – не от ненависти к угнетению (как было у дворян-революционеров, да и у меня самого), но от личных невзгод, от ненависти к своему неравенству, от жажды отомстить отвергшему их обществу…
В это время я получил распоряжение завербовать Муссолини.
Впервые я повстречал его еще при царе, когда в очередной раз бежал из России.
В начале XX века мы, молодые русские марксисты-беглецы, расплодились по всей Европе. Мы все были похожи – длинные нечесаные волосы, обязательно небритая щетина, мешки под глазами от ночных диспутов и деньги, поступавшие от состоятельных родителей, – ими мы делились с необеспеченными товарищами. Именно тогда в Женеве, в дешевом кафе, где собирались эмигранты, я увидел странную пару. Крепкого, мускулистого самца с квадратной выпирающей челюстью, грязно одетого. И рядом – его любовницу, сорокалетнюю маленькую уродливую горбунью. Это была знаменитая тогда Анжелика Балабанова, социалистка, подруга Ильича, великий авторитет для нас, русских марксистов. Муссолини с восхищением смотрел в рот ни на секунду не умолкавшей горбунье. Он очень напоминал тогда Кобу.
Но как же все изменилось нынче! Муссолини остановился в самой дорогой гостинице «Адлон» у Бранденбургских ворот. Я увидел его в ресторане отеля. Муссолини стал неузнаваем. Он весь – восторженная южная самоуверенность. Теперь он сам громогласно, важно и безостановочно говорил, как когда-то говорила Анжелика. Горбунья тоже осталась в прошлом. Вместе с ним обедала рыжеволосая красавица, его новая любовница.
У нас имелась информация, что Муссолини баллотируется в парламент и ему нужны деньги на избирательную кампанию и на шикарную жизнь. Он согласился встретиться с нашим агентом. Встреча состоялась в маленьком берлинском кафе. Я сидел за соседним столиком. Агент, вчерашний царский прапорщик, обладавший единственным достоинством – он знал итальянский, повел себя как осел. Сразу заговорил о деньгах. Муссолини расхохотался:
– По-моему, ваш азиат Ленин хочет сделать меня своим шпионом! Подите-ка вон!
(Смешно: азиатом Ленин называл Кобу, а Муссолини – Ленина.)
Я тогда подумал, что он блефует, набивает цену. Позже выяснилось: его вправду не интересовали деньги. Рыжеволосая любовница оказалась богачкой, дочерью банкира и женой преуспевающего адвоката. Что делать, мы тогда только учились. Вместо профессии у нас были один великий энтузиазм и жажда запалить этот сытый мир. Но часто наш непрофессионализм помогал. Наши враги – профессионалы, действующие согласно логике, порой не могли просчитать наши совершенно нелогичные, часто интуитивные ходы.
В это время я, то есть князь Д., жил между Берлином и Лондоном, наездами возвращаясь в Москву…
В 1918–1921 годах Берлин превратился в сумасшедший дом. Все прежние ценности были объявлены ошибкой. На смену вчерашним запретам пришла безграничная свобода. Люди будто помешались. Бары, бордели, распивочные были переполнены. Пир во время чумы. Каждый день девальвировалась марка, спекулянты создавали невероятные состояния… Девушки носили модные мужские прически. Опроборенные женские головки! Юные девицы из буржуазных семей открыто пили и открыто развратничали. Самым позорным у берлинских школьниц стало обвинение в девственности. Немецкая обстоятельность перевернулась с ног на голову. Теперь это был обстоятельный разврат. Балы трансвеститов собирали тысячи. Не отставало в безумии и новое искусство. Все, что было понятно, отвергалось. Уничтожили мелодию в музыке, сходство в портрете, литераторы радостно уродовали язык. И чем моложе и, главное, необразованнее был человек, тем он становился успешнее. Такой вот бунт молодежи против прежнего родительского мира.
Казалось, погибшая Германская империя с ее нравами исчезла навсегда.
В Москве были уверены, что это лучшее время для осуществления нашей мечты – новой революции в Берлине! Но это была большая ошибка… Как писал потом кто-то из немцев: «Уничтожая прежние привычные ценности, народ в глубине души тосковал по ним. Ибо немецкий народ – прежде всего народ порядка. И немецкий обыватель, даже участвуя в этом коллективном отчаянии, в этой оргии свободы, на самом деле ждал того, кто отнимет у него эту треклятую свободу».
Но и в другой стране недавно уничтоженного порядка, в России, жили с той же подсознательной мечтой – о том, кто вернет порядок!..
«Они пройдут – расплавленные годы народных бурь и мятежей: вчерашний раб, усталый от свободы, возропщет, требуя цепей», – писал поэт в это время революционной анархии.
Все случилось, как предсказывалось. Революция в Германии закончилась бесславно. Кайзера сменила столь ненавистная нам, истинным революционерам, буржуазно-демократическая республика.
Карл и Роза: продолжение мировой революции
Но я ездил в Берлин не зря… Деньги работали, и снова подразнил нас мираж мировой Революции.
В январе 1919 года вожди коммунистической партии Карл Либкнехт и Роза Люксембург подняли восстание в Берлине.
Они попытались захватить власть, как это сделали мы полутора годами ранее. Ненавистное правительство социал-демократов должно было разделить судьбу Керенского.
Но восставшие не знали, что со времен кайзера существовала секретная линия, по которой социал-демократы связывались с руководством армии. Рейхсвер, потерпевший поражение на фронте, оставался главной силой внутри государства. Ибо немцы, как сказал кто-то, «это не государство с армией, а армия с государством».
В дело вступили добровольческие отряды. Эту боевую организацию создали вернувшиеся с фронта кайзеровские генералы и офицеры (потом многие из них примкнут к Гитлеру). У них имелись и танки, и пулеметы. И они были беспощадны… Бои шли прямо на улицах. Они расстреляли восстание.
…Хрупкая еврейская женщина Роза была неистовой революционеркой. Пламенная маленькая Роза и рассудительный высокий Карл. Их арестовали и по пути в тюрьму зверски убили. Трупы Карла и Розы нашли в канале…
Готов повторять до бесконечности: все тогда перестали быть людьми. В пекле первой мировой бойни сгорала европейская цивилизация. Если не понять этого, не понять ни нас, ни наших врагов, ни того времени…
Но желанное нами Мировое Землетрясение не утихало.
10 января произошло восстание в Бремене – родилась красная Бременская республика. Но снова армия выступила на стороне правительства. Не прошло и месяца, как 4 февраля 1919 года войска рейхсвера взяли красный Бремен.
И, будто издеваясь, дразня, – новый мираж мировой Революции: запылала Венгрия! Коммунист Бела Кун радиограммой сообщил Ленину: в Венгрии установлены красная Республика и диктатура пролетариата.
Бела Кун попал в русский плен в 1916 году. Этот вчерашний венгерский военнопленный стал вождем венгерских коммунистов. По-моему, в конце 1918 года он был отправлен Ильичем в Венгрию делать Революцию. Вместе с ним туда выехали вступившие в коммунистическую партию многочисленные венгерские военнопленные. Большинство их после революции работали у нас в ЧК и прошли отличную школу. Среди них были, кстати, и четверо друзей Бела Куна, венгров, участвовавших в расстреле царской семьи…
Вернувшись в Венгрию, они успешно повторили опробованную Ильичем модель Октябрьского переворота. Сначала они (как мы в июле 1917 года) провели демонстрацию, попытались захватить власть, причем также безрезультатно. Они так же были арестованы и так же трусливо выпущены властями из тюрьмы. После чего продолжили готовить восстание в Будапеште. В марте 1919 года все же захватили власть. Победив, пошли по нашим стопам – создали Красную гвардию, устроили красный террор. Так родилась еще одна республика. С ней исчезла в прошлом третья великая империя – Австро-Венгрия.
Я был на заседании ЦК. Помню Троцкого с воспаленными от постоянного недосыпания глазами. Он вернулся на день с Уральского фронта. В это время из орды обезумевших от своеволия солдат он создавал боеспособную армию. Создавал агитацией и беспощадными расстрелами.
И сумел остановить на Урале наступавшие армии Колчака.
Лев, как всегда, кричал:
– Венгрия – бикфордов шнур! Из Венгрии окончательно запалим Европу. Немедленно направить к венгерским товарищам наши части… Я поведу их! Погибнем? Возможно! – И повторил любимое: – Но зато, уходя, так хлопнем на прощание дверью, что весь мир содрогнется!
Зиновьев вскочил, стоя зааплодировал. Но тут, к моему изумлению, яростно против выступил… Ильич!
– Все это архиглупость! Мы не можем в нашем положении позволять себе романтические детские выходки! Опомнитесь, батенька, мы уже не в Смольном. Мы уже не в тысяча девятьсот семнадцатом году, товарищи! Нам всем надо вырасти. Все наши силы должны быть по-прежнему брошены на борьбу с наступающим Колчаком!
Я с удивлением понял: вместо мировой Революции Ильич думал… о России. Вместо того чтобы работать над нашей великой мечтой – погибнуть во имя мирового пожара, он хотел сохранить власть здесь, в крестьянской, рабской стране, которую так презирал Карл Маркс. Надо было видеть, как аплодировал ему Коба. Коба, как всегда теперь, был с ним. Вместо войск он предложил компромисс – поддержать революцию деньгами. Предложение радостно приняли.
Они все, кроме Льва и Зиновьева, желали править крестьянской Россией, они становились кремлевскими боярами.
Пока я готовился везти драгоценности и деньги в Венгрию, опять заработали наши деньги и драгоценности в Германии.
В апреле того же великого и кровавого 1919 года Германия ощутила новый толчок. Произошло коммунистическое восстание в столице Баварии…
В Баварском королевстве с 1918 года творилось революционное безумие. 7 ноября 1918 года маленький седобородый человечек по фамилии Эйснер, в пенсне, в огромной черной шляпе, окруженный несколькими сотнями сподвижников, умудрился без единого выстрела занять помещение баварского королевского парламента и провозгласить республику.
Бедняга не знал, что это не только легко, но и очень опасно.
Не прошло и трех месяцев, как его преспокойно застрелил баварский монархист.
Но коммунистическое движение в Баварии нарастало. 13 апреля 1919 года в Мюнхене была провозглашена Баварская Советская Республика.
И опять они действовали, как мы в Петрограде, – национализация банков, конфискация имущества богачей, расстрелы заложников, создание Красной армии!
И опять тот же сценарий – выступил рейхсвер, армия осталась верной правительству… Уже 5 мая очередная «месячная Республика» приказала долго жить. Пять дней на улицах Мюнхена шли кровавые бои, восстание было подавлено, вожди расстреляны. И вместе с ними – сотни участников… Не принесли мировой Революции счастья политые царской кровью драгоценности. Недаром я не хотел их везти.
Все эти события наблюдал недавно вернувшийся с фронта в Мюнхен демобилизованный нищий ефрейтор. Его звали Адольф Гитлер.
