– Прошу прощения… Мне очень жаль… – Молодой официант, несмотря на большой опыт работы, всё же занервничал, и, не удержав поднос с перекатывавшимся полупустым бокалом, уронил с дребезгом и его.
– Господин Фитш! – подбежал тут же краснощекий администратор и принялся извиняться перед гостем, на которого опрокинули алкоголь. – Очень жаль, что так вышло. Сейчас мы все исправим!
Он заметно грубо ткнул взмокшего и побледневшего официанта, и тот сразу удалился из банкетного зала. Сотрудники клинингового сервиса быстро устранили лужи «игристого», собрали осколки и куски смятых мокрых салфеток, что уже через пару-тройку минут от инцидента не осталось и следа.
– Это карма, дядя, – прозвучало позади бывшего инспектора ведомства.
Последние пару лет Фитш занимал пост председателя. Но никак не привык к новой форме обращения, и чаще всего не реагировал на «председателя». Как в принципе и многие из его окружения не стали отучаться от привычного: «инспектор Фитш».
Да и сам Фитш – весь «из крови и плоти» был пропитан идеей контроля, управления и оказания противосилы. Поэтому последние десять лет то «ловил хулиганов», то возглавлял отдел по борьбе с коррупцией. А потом и вовсе ушел в эконадзор. Оттуда и вышел на свою нынешнюю должность.
Следует отметить, что роль инспектора Фитша в жизни инспекции и ведомства в целом была далеко не последней. И до вступления на новый пост – был наделен полномочиями, которые позволяли ему участвовать в политических событиях в Штраузат и за его пределами.
– Не знаешь порой, откуда прилетит…, – перед Фитшем предстал молодой мужчина, всем видом показывая нескрытое недружелюбие.
– Не ожидал тебя здесь встретить, Марк.
– Меня пригласили.
– Правда?
– Я всегда говорю правду.
Между родственниками витала явная неприязнь друг к другу. К этому моменту Марк уже не улыбался и взглядом выискивал в скоплениях других приглашенных гостей «повод», чтобы отойти.
Повсюду царила полуофициальная атмосфера: мужчины в костюмах, женщины – в элегантных образах. После банкета присутствующих ожидали отдельные залы по представлению личностей, продвинувшихся в тех или иных проектах по теме саммита. Можно было задать любой вопрос по процессу подготовки к будущему ежегодному тендеру. И в виду этого на мероприятие пробралось большое количество журналистов.
– Как твой новый проект? – Как можно незаинтересованно спросил Фитш.
– Не твое дело, – грубо отозвался тот. И когда желваки стали выступать заметными рельефами, рядом появилась яркая «собеседница».
– Мисс Стефиш! Какая приятная встреча! – Фитш постарался показать искреннее восхищение и резко развернулся к девушке.
– С приездом, господин Фитш! Как Вам формат мероприятия? – из вежливости поинтересовался довольно уверенно завлекательный голос. – Вы ведь Дункал? – резко переключилась она. – Марк Дункал? – встала рядом, открыто показывая, что ответ Фитша абсолютно не важен. – Меня зовут Долора. Мы учились в одном потоке, – протянула она руку.
– Да, я Вас вспомнил, мисс Стефиш, – без особой радости отозвался молодой мужчина. Но внимание такой девушки, разумеется, подогрело его самолюбие, и тот встречно пожал ей руку, стараясь быть максимально галантным.
– Вы приобщились к научному составу Университета?
– Да, можно и так сказать.
– Было бы интересно оказаться на одной из Ваших «учёных» тусовок, – улыбнулась она и зазывающе глотнула шампанского.
– Боюсь, эти тусовки не так веселы, как Вы себе представляете.
– О, господин Дункал…, – громко засмеялась та. – Я везде найду интерес. Особенно в компании таких умных мужчин…, – девушка двузначно повела бровями, а Марк, дабы не показаться легкой наживой явной женской игры, в ответ лишь молча ухмыльнулся.
– Том! – молодой исследователь окликнул старого друга, с которым поддерживал связь еще со студенческой скамьи.
– Марк! Здравствуй, Дорогой! Я был абсолютно уверен, что свижусь здесь с тобой! – Бодро подошел к образовавшейся компании довольно яркий молодой мужчина и пожал руку другу.
Фитш тем временем с недоверием оглядел нового собеседника.
– И я рад тебя видеть!
– Долора! Ты ли это!? – развернулся молодой человек к девушке и широко улыбнулся.
– Том Гарди, – без взаимной радости отозвалась та. – Ты здесь по работе?
– Ну что еще может делать рядовой служака на саммите молодых ученых по продовольственной и фармацевтической безопасности? – ухмыльнулся тот. – Да, я здесь по работе.
– Служа́ка… – как точно подмечено…, – протянула с особой язвой девушка. – Здорово, что смог «выбраться в люди». У тебя, наверняка, много работы. Благодаря находчивости твоей конторы Штраузат и стал закрытой зоной. Контроль уровня допустимой концентрации токсинов в воздухе – отличный способ приделать такой «кардинальный» статус городу.
– Мы не вправе игнорировать анонимные заявления. Уверен, господин Стефиш не сильно расстроился изменениям. Тем более с такой поддержкой со стороны ведомства, – Том обратился теперь к председателю. – Инспектор Фитш. – Поздоровался он с ним.
Фитш же стоял, как изваяние, о присутствии которого вроде как все знают, но поговорить не находили надобности. Такое отношение делало его даже жалким, хоть слыл он в пересудах довольно жестким человеком.
– Непростые времена способны сплатить общественность, – отозвался Фитш. – Вишмнадзор же никогда не допустит, чтобы его зона приобрела подобный статус. Он ведь заботливо контролирует выбросы предприятий на своей территории.
– Верно, – согласился Том. – Зона Вишмар заботится о своих жителях.
– Как трогательно…, – гневно выжала Стефиш и сделала еще глоток. Кажется, градус качественного напитка настоятельно стучался в запретные двери мозга, и хмель блокировал эмоции, отвечающие за сдержанность, от чего девушка чувствовала легкую расслабленность и желание смело высказывать своё мнение.
Причиной такой реакции Долоры стала интрижка прошедших лет с этим самым Томом, которая закончилась не совсем в её пользу. Гарди примитивным образом возпользовался ее безотказностью, а «после» сделал вид, что ничего между ними и не было.
Мужчина, разумеется, прочувствовав недружественные вибрации в тоне девушки, сменил русло разговора.
– Эшмар уже приехал?
– Я думаю, ты говоришь с ним чаще, чем я. Попробуй поискать его…, – бесстрастно ответила она.
– Что ж… Марк, ты со мной?
Дункал «откланился» и удалился вместе с другом. А Долора осталась на месте, продолжая делать глоток за глотком содержимого своего бокала, и прикидывая в мыслях, где же действительно Эшмар может сейчас находиться…
Зона Штра́узат и колонии, обступающие её окраины не отличались ни изысканной архитектурой, ни исключительными гражданами – ничем особенным среди остальных зон земной плоскости. С высоты птичьего полёта напоминала огромную грампласти́нку, поделённую на три сектора, или же трёхъярусный торт, окаймленный пустынными горными хребтами и взятый в кольцо смогового тумана.
Центральную окружность зоны, подобно верхушке торта с самой исключительной начинкой именно с той самой «вишенкой», составлял первый сектор, где проживали представители с внушительным количеством финансов на счетах: члены правления, магнаты, иностранцы -дипломаты – способные подчинить себе любого, кто нуждался в качественной оплате труда.
Второй сектор, огибавший центр, занимали представители творческой интеллигенции, малого, среднего предпринимательства, порой большинство часто не имевшие стабильного дохода из-за большой конкуренции.
Всякого рода заведения готовили мероприятия и развлечения для платёжеспособных жителей первого сектора. Зачастую собственники того или иного выставочного центра, изысканного ресторана или киностудии вёл нескончаемую борьбу перед неудержимым апгрейдом. В этой бесконечной гонке, как правило, средства, заработанные непосильным трудом и длительным временем, вмиг растрачивались, и нередко появлялось место истерии, помешательству и суициду. Закрывались одни конторы, открывались новые. Мало, кого интересовало произошедшее с предыдущим арендатором, а арендодателей волновало лишь наличие новых.
В третьем секторе обитали в основном рабочие по найму. Несмотря на отсутствие роскоши центра и культуры второго сектора, здесь местные друг к другу были во многом солидарны – никто никогда не проходил мимо чужой беды и не стремился к соперничеству.
Вообще хорошего и плохого в любом секторе было в равной степени и не много, и не мало. Каждый тянул свою «телегу», как мог: у кого-то получалось лучше, у кого-то хуже. Во всяком случае, каждый делал выбор сам. Усердных и «не очень» пребывало также в равной степени. И человеческие пороки, если и проявлялись, то проявлялись везде одинаково…
В каждом секторе были построены школы, госпитали, функционировало своё административное ведомство: распорядительное ведомство – комитеты, которые отвечали за организацию и обеспечение жизнедеятельности населения того или иного сектора, и исполнительное ведомство – инспекции, осуществлявшие контроль над соблюдением местными установленных порядков и правил.
Управленцем зоны считался мэр Э́шмар Крамб – наследник громадного холдингового капитала. Его отец оставался лицом микробиологической промышленности на протяжении многих лет, и благодаря своему богатству и положению имел существенное политическое влияние.
После смерти предка Эшмар, будучи единственным сыном, разумеется, унаследовал всё его состояние. Партнёры отца очень быстро решили вопрос должности наследника, и устроили его на пост мэра. Только сам Эшмар покинул Штраузат задолго до смерти отца и проживал последние десять лет в зоне Вишмар. И потому, не захотев вернуться, вёл дела удалённо.
Помимо Зоны под управлением Крамба находились колонии, занимаемые всю свободную территорию на окраинах Штраузат. Её пределы с недавнего времени были обставлены изоляционной аркой, чтобы обезопасить население от удушливого смога, причиной которого стали токсичные выбросы фармпредприятий в Северовосточной части Зоны. С одной стороны масштабное производство предполагало занятость населения, но брали туда не всех подряд, да и большую часть труда заменяли автоматические системы. А с другой, массы вредных веществ, выбрасываемых в атмосферу абсолютно никак не оправдывали их существование.
Два года назад Штраузат стал закрытой зоной, и вокруг третьего сектора была воздвигнута ещё одна стена, как дополнительное ограждение на случай, если в один прекрасный день смог, миновав арки, доберётся и до этих мест. Территория за пределами стены стали называться колониями, а жители -колонистами. Эти люди потеряли работу, возможность посещать больницы, городские школы и пользоваться городским транспортом. Одним словом, перестали входить под ведомственное покровительство Штраузат.
Поставки продовольствия и медикаментов осуществлялись не так часто. Границу периодически патрулировали дозорные группы, проверяя встречных местных на наличие повышенной температуры, измеряя её прямо на месте. И вся эта история происходила по серьёзным причинам. Экологическая проблема привела к тому, что население колоний стало заболевать вирусом Амма, вызывающий симптомы «старой доброй онкологии». Только прогрессировал он довольно динамичнее по сравнению с привычной «родственницей». И последствия её были далеко нетрадиционными. Амма провоцировал возникновение абсолютно любой симптоматики, в том числе и бактериальной. В довесок на последней стадии заболевший имел острые нарушения кровоснабжения головного мозга и психические расстройства. Генерация клеток вируса протекала настолько быстро, что средняя продолжительность жизни составляла не более четырёх месяцев. В случае выявления каких-либо симптомов относительно с недавнего времени колонистов стали принудительно увозить в специальные приюты. Если Амма подтверждалась – отправляли для дальнейших обследований в специальный исследовательский комплекс.
Заразность Амма ещё не была доказана, несмотря на существование многочисленных гипотез. Зона разделилась на тех, кто боялся носителей Амма, считая их заразными, и на тех, кто был уверен в том, что Амма – следствие мутации иммунитета. Что бы там ни было независимо от количества мнений, видимая угроза таилась в психически нестабильном состоянии заболевших на самом пике заболевания. От жертв аммавируса можно было ожидать чего угодно. Они могли пойти на ограбление и на убийство, понимая, что обречены на тяжёлые часы выжидания собственного и неизбежного конца, ибо амма предполагала необратимый процесс. Пределом стал кошмарный случай, когда заболевший амма по-просту взял в заложники почти сорок человек на закрытой ярмарке во время рождественских каникул. В этой истории было много пострадавших, но преступника всё же нейтрализовали. Поэтому «здоровое» население подобных остерегалось, а инспекция помещала таковых в специальные приюты.
Не все колонисты были больны. Но тем не менее «отделенным» от зоны приходилось выживать из-за нищеты и рисковать здоровьем, а жителям секторов – молчать и сожалеть тем, кто «за стеной». Это привело к еще одной проблеме. Колонисты оказались в заблокированными аркой и стеной. И, решив, что «никто их не слышит» образовалась группировка некой противосилы исполнительному ведомству – маргина́лы.
Поначалу маргиналы боролись за право иметь колонистам возможности граждан Штраузат: требовали разрушения хотя бы внутренней стены и предоставления свободного пересечения границы. Но комитет не спешил что-либо предпринимать в пользу колонистов. Чуть позже в местных чат-каналах стали появляться новости о том, что маргиналы угрожают Зоне переворотом и сменой управления. А потом стали доходить слухи, что маргиналы бесчинствуют и против жителей самих колоний: грабят, устраивают пожары, оставляя целые семьи без крыши над головой. А происходили мол правонарушения из-за внутренней пропаганды вступления колонистов в преступные ряды маргиналов. Те, кто сопротивлялся этому, оставался без имущества. Порой даже инспекции было трудно справиться с их агрессией. Никем непринятая власть маргиналов и не защищала, и не сдерживала себя от нарушения прав и законов, попросту обирая тех, кто хоть как-то зарабатывал, чтобы выжить.
В последнее время колонисты, что желали перебраться на Восток, не могли этого сделать не только из-за правил досмотра инспекции и отсутствия документов, но и из-за этих самых маргиналов, которые могли предоставить этот доступ в обмен на вступление в их ряды.
Самой благополучной считалась восточная колония, на территории которой располагался огромный проектный комплекс компании «ФармСтеф». Территория строго охранялась, и попасть туда было крайне непросто, особенно тем, чьи документы уничтожил пожар. Но с начала нового года перед февральским Саммитом в Вишмаре с секторов и колоний стали призывать на разнорабочую службу в проектном центре «ФармСтеф», где помимо трудоустройства, предоставляли жилье, питание и достойные пособия.
На втором месте располагалась Западная. А Северная и Южная славились высокой преступностью, из-за которой, например, жители западной колонии не могли проехать на территорию восточной. Люди, боялись оказаться жертвами нападения маргиналов «по дороге».
Пробраться на другую сторону через сектор официально считалось невозможным. Для этого важно было подать заявку в ближайшее ведомство: указать цель, причину перехода и срок, на который собираешься покинуть свой дом. А пропустить переходца или нет – принимал решение Инспектор. Чаще всего переходцы просто напросто исчезали по пути к намеченной колонии. Собратья считали, что их отчаянных смельчаков сажают в местную ведомственную тюрьму, и вместе с тем сомневались в своих догадках, ибо на запросы ответов никто не давал. Либо списывали на маргиналов, которым, по сложившимся стереотипам, ничего не стоило заставить человека замолчать.
Вдоль границ ведомство расположило посты, охраняющие проезд в Штраузат: никого без разрешения не впускали и не выпускали. Но одарённые мудростью лет и нехилым опытом люди, находили пути решения вопросов перехода на другую сторону по подземным тоннелям. Таким смельчакам-колонистам (в простонародье – нелегалам) вызывались помогать волонтёры, проживающие в секторах, обеспечивавшие их липовыми разрешениями, иногда селили в своих домах до наступления «лучших времён» для перехода, иногда сами становились заключёнными за проявленную инициативу. Волонтёры давали колонистам надежду прожить жизнь в лучших условиях восточной колонии, рядом с главным магистральным выездом. Именно там находилось поселение, к счастью колонистов, которая являлась некорпоративной территорией, и это выяснилось после того, как Штраузат стала закрытой Зоной. Местные власти небольшого поселения помогали колонистам трудоустраиваться в комплекс или обосновываться на месте.
Преодолевать расстояния между зонами удавалось на флаймодулях по специальной высокоскоростной магистрали. Сквозь триплексные стеклопакеты, служащие в них окнами, можно было наблюдать за широченными хребтами, раскинувшие под небом пустынные объятия, привлекая пассажиров отчужденной и пугающей красотой заостренных склонов и скал, которые изредка, но всё же можно было рассмотреть. Природа, хранимая для потомков под покровом зашлакованного воздуха, терпеливо ожидала «повзросления» человечества. Надеялась, что когда-нибудь вздохнёт полной жизнью, вернув своё доброе имя «обитаемого для всего Живого, места».
Существующий режим горожане и колонисты принимать отказывались, но выбора пока не было. Любые митинги моментально подавлялись. Лидеров бросали за решётку в качестве воспитательного просвещения, а на остальных – накладывали огромные штрафы. Но надежда, как правило, бессмертна. И колонисты, и жители Штраузат верили в то, что когда-нибудь всё изменится.
– Тина, я прошу тебя, прекрати прыгать на этом диване! Мне так было стыдно за разбитую фондюшницу! А ты продолжаешь бесновать на чужом имуществе! – пыталась вразумить Мария свою младшую семилетнюю сестру.
– Зо́и ругаться не будет! Она мне сама разрешила. Сказала, чтобы я чувствовала себя, как дома. – Продолжала прыгать Тина, игнорируя сестру.
– Она это сказала из вежливости. Послушай, если ты не прекратишь прыгать, я не поведу тебя кататься в Штраузатрпарк! – Мария перешла на шантаж.
– Ты мне обещала! – обиделась Тина, надула губы и приземлилась прямо на «пятую точку». Сложила ручки на груди и пыталась выжать хоть какую-нибудь слезу. Но слеза упрямо не выкатывалась. Пришлось применить фальшивое всхлипывание. Но и это не помогло. Все приёмы старшая знала наизусть, и не собиралась поддаваться искушению пожалеть и угостить крошку любимой малиновой карамелькой.
Марии на днях исполнилось девятнадцать. Родителей забрали на посевные работы в Восточную колонию два месяца назад. Никаких вестей и никаких сообщений после этого девочки ни разу не получали. Мария допускала мысль, что старенький смартфон с полуразбитым экраном, которым пользовались родители одним на двоих, мог попросту сломаться. Ничего лучше девушка не придумала, как взять сестру и самостоятельно отправиться к родителям.
Семья Марии жила бедно. Их дом сгорел год назад от пожара. Все имущество было навсегда утеряно. Родители стали родителями довольно поздно, и сейчас пребывали в довольно пожилом возрасте. С помощью соседей, семья выстроила в погребе маленькую тесную комнатку. Жили впроголодь. Поэтому, когда в Западную колонию прибыли люди из ведомства и стали набирать добровольцев, родители тут же согласились ехать – им обещали отдельный домик, бесплатные обеды и ежедневную выдачу сухого пайка.
Мария вызвалась ехать вместо матери, но та побоялась отправлять юную дочь, хоть и с отцом, через пугающий властью маргиналов Юг. В родных местах было куда безопасней, поэтому, несмотря на хрупкое здоровье, женщина решила ехать сама.
Добровольцы перед отправкой проходили тщательный медицинский осмотр, и процент их не должен был превышать определённой цифры из-за непредсказуемости и недоказанности факта заразности амма.
Денег, что оставили детям, хватило буквально на неделю. Водить Тину в школу возможности не было – ничего не было! И Мария решила, что возьмёт остатки монет, схватит папин серебряный кубок по баскетболу – единственное, что каким-то образом уцелело после пожара, и обратится к волонтёрам, помогавшим таким, как она. Ей было важно добраться хотя бы до приюта для нелегалов с амма, чтобы временно устроить туда Тину и связаться с родителями.
По рекомендациям третьих лиц Мария оказалась на пороге маленькой закусочной, которым управляла Зои Джойс совместно с подругой ещё с колледжа – Сама́нтой Хе́йлиг.
Чтобы дать понять волонтеру, что ты – не тайный инспектор, было необходимо произнести заданный пароль, который применялся для безопасности всех участников нелегального перехода. Волонтер брался за дело на свое усмотрение, и пароль не мог давать гарантии, что нелегалу помогут. Волонтёры были как раз из тех, кто заражения вирусом не боялся. Работали бесплатно, но могли принять символическую благодарность, если колонист крепко на этом настаивал.
Зои Джойс – бодрая и инициативная девушка с чуть извивающимися в крупные кудри волосами цвета тёмного капучино до плеч, согласилась помочь Марии сразу. Она очень жалела детей. И даже если б пароль оказался неверным, все равно привела бы колонисток в свою крошечную квартирку в двадцать пять квадратных метров, получившую в наследство от дальней родственницы.
К тому же, Зои понимала, какие трудности преодолевали колонисты ещё на пути к её закусочной в третьем секторе в западной части Штраузата. Дело в том, что расстояние между постами на границе города с колониями довольно большое. К тому же в газетах часто писали, что планируется незамедлительное строительство ещё одной блочной стены. В основном этому радовались только те, кто никак не мог найти работу. А появление строительной конторы обеспечивало колонистов и жителей третьего сектора новыми рабочими местами. Чтобы оказаться в третьем секторе организовывались подземные коридоры, откуда колонистам и удавалось пройти на территорию зоны. Всё бы ничего, но строительные площадки вычищались и ограждались. Доступные ходы закрывались, и это было отнюдь не в пользу ни инициативных нелегалов, ни заинтересованных в помощи волонтёров…
Сестры жили у Зои уже третью неделю. Такое длительное пребывание было связано с ужесточением проверок на улицах сектора. Теперь даже у детей должен был быть официальный документ, удостоверяющий личность со штампом городского ведомства. У Тины, разумеется, такого не было, поэтому, было принято решение подождать в квартире Джойс, пока та не достанет липовую бумагу.
Зои любила детей, и на шалости Тины старалась не злиться. Она очень уставала в закусочной, но не сожалела о том, что согласилась им помочь.
Что касается подруги Джойс, она была самой безалаберной работницей, каких днём с огнём не сыскать. Ещё в колледже славилась ветреностью и прямотой характера. Говорила все, что хотела, абсолютно не задумываясь, чем это может обернуться.
Зои давно хотела поговорить с Самантой, но никак не могла на это решиться. Между ними существовала древняя договорённость о том, что на работу они будут выходить через день. Но Саманта благополучно смывалась уже после полудня, и после её смены всегда было грязно.
Зои, хорошо зная о привычках, приходила с рассветом и начинала приводить заведение в порядок. Чистить, готовить, договариваться, выслушивать, бегать, платить по счетам, находить электрика и прочее – ещё не полный список забот, которые приходилось выполнять Зои. Санитарные проверки раз в квартал, бесконечный мониторинг постоянно меняющихся, из-за жёсткого регламента саннадзора поставщиков, и бешеные налоги – держали молодую хозяйку в состоянии, очень сильно напоминающее морского ежа: ни вдохнуть, ни перекатиться – разорвёт в любую секунду.
Вот и сегодня солнце только вступило в свои права, а Зои Джойс уже стояла за стойкой и очищала духовку от подгоревшего жира. Керамическая плитка на стене полностью была замызгана. Полы требовали немедленного вмешательства в их «личную» жизнь. Вся закусочная ждала от хозяйки внимания и заботы.
Заведение состояло из небольшого зала, где помещались десять столиков по четыре стула на каждый, санузла, подсобки для хранения инвентаря и продуктов и кухни. Последняя ограждалась от зала широкой барной стойкой, откуда совершалась выдача еды и напитков.
Электрик Го́рдон Бринч считался редкостным эгоистом. Его не волновало, что холодильник не может стоять выключенным целый день, и что продукты в нем безнадёжно испортятся. Он приходил тогда, когда ему было удобно. Новый холодильник Зои позволить себе не могла, и продукты частенько теряла. Эту досадную проблему необходимо было срочно решить, иначе расходы в конце месяца угрожали существенно превысить доходы, от чего та рисковала не оплатить за коммунальные услуги своей теперь уже собственной квартиры, а это в свою очередь обязательно навлечёт визит инспекции.
Было бы легче, если б в решении проблемы участвовала и Саманта. Но та безжалостно тратила деньги из кассы, заработанные Джойс, и до утра развлекалась в ночных клубах второго сектора. Совсем недавно она рассказывала, что познакомилась и провела ночь с каким-то художником, который по своим связям достал для неё пропуск во второй сектор, а это чётко сигнализировало о ближайшем постоянном её отсутствии на работе.
Хейлиг знала, что Зои – волонтер. Девушка могла бросить неудачную шутку при посторонних на тему её нелегального дела, несущая риск ареста и заключения, и при этом искренне не отказывалась от дружбы. Но, несмотря на все это, Джойс доверяла Саманте и переживала за непутёвую подругу.
В закусочной всегда звучало местное радио. Очень хорошо ловила Хай-джаз волна. Зои нравилось слушать песни из молодости её родителей, которые напоминали о детстве, и она даже не пыталась настроить другую.
Отца и мать похоронила лет семь назад. Тогда Джойс только поступила в колледж и тогда же познакомилась с Хейлиг. Подруга хоть и была безбашенной, но часто выручала Зои вниманием и финансами. Мать Саманты держала свой салон красоты, и у Хейлиг постоянно водились деньги, которые она с присущей ей лёгкостью проматывала в самое ближайшее время.
Дружба с не шибко благополучной, но довольно смышлёной Зои, Саманте была только на руку – довольно консервативная и жёсткая мать доверяла порядочной и рассудительной Джойс. Женщина надеялась, что та поможет непутёвой дочери измениться в лучшую сторону, но Саманта не менялась. Пользовалась благодарностью Джойс, и частенько просила расписать курсовые, отправляла на семинары за место себя. А Зои послушно «помогала», так как всегда оставалась благодарной за её поддержку.
А еще Хейлиг частенько вытягивала с матери денег якобы для Джойс, а та беспрекословно отдавала их, видя, что дочь стала «исправно» учиться, не зная, что «учеба» её держалась на усердии Зои.
С покупкой помещения для закусочной помогла именно Саманта, одолжив большую сумму денег. Джойс, вернула долг довольно быстро, и даже больше положенного. Но продолжала терпеть безответственное поведение «партнёра». Да и мать Саманты перестала финансировать беспорядочные расходы дочери. А дела у собственников малого предпринимательского дела, таких как у Джойс, в последние месяцы шли довольно скудно…
Приходя на работу, девушка обычно переодевалась в чёрные спортивные штаны и красную футболку «оверсайз», а волосы собирала в непринуждённый хвост под затылком. Сегодня она очень надеялась, что Бен, наконец, принесёт обещанный документ со штампом для Тины. Мария каждый день спрашивает о нем, стоит только Зои перешагнуть через порог своей квартирки. Да и самой Зои было бы неплохо уже отдохнуть от посторонних.
Бен – бывший инспектор исполнительного ведомства был старше Зои на одиннадцать лет, и зимой вот-вот отпраздновал своё 35-летие. Они познакомились, когда Джойс переехала в свою новую квартирку из загородного родительского дома, и очень даже кстати. После разделения на секторы и образования колоний, вернуться туда Зои уже не смогла. Ей повезло, что подвернулось неожиданное наследство. Позже после переезда до неё дошли слухи, что родительский дом сгорел от пожара, устроенный пробравшимися на ночлег бродягами. Все, что родители нажили непосильным трудом при жизни, памятные вещи, старые альбомы – навсегда стали утерянными. И, вспоминая об этом, у Джойс всегда наворачивались слезы. В такие моменты она всегда занимала себя каким-нибудь делом, чтоб поскорее отвлечься, и отвлекалась настолько, что и не замечала, как много успевала делать.
В день знакомства с Беном Зои обокрали. Неизвестный на велосипеде с шарфом на носу буквально вырвал с плеча Зои её сумочку, но был задержан бдительным Беном, который неподалёку попивал кофе на открытой террасе местного кафе. Спаситель и потерпевшая вскоре быстро подружились – Зои всегда была практичной и дальновидной, и понимала, что раскидываться дружбой с бывшими инспекторами не следует. Да и Бен действительно оказался хорошим человеком, по крайней мере, для неё.
Волонтёром Зои стала буквально год назад – совершенно неожиданно и незапланированно. Однажды в закусочную забежала пожилая пара, и попросила скрыть их от преследования. Она и спрятала их под барной стойкой, а потом помогла перейти границу. С тех пор и занималась волонтерством. Через многочисленных посетителей нашлись нужные и полезные люди, которые зарекомендовали себя, как надёжных, и снабжали необходимой информацией.
Как-то Джойс обратилась за помощью в оформлении одной бумажки к Бену, доверилась и рассказала о своём «хобби». Бен тогда не стал отговаривать и назойливо причитать, как это может быть опасно, и что, в конце концов, она сломает себе жизнь. Просто помог, и продолжает это делать и по сей день.
– Ты, как брат мне, Бен! Так что радуйся новому родственнику и постарайся забыть о своей неудачной затее! – отшучивалась Зои, заливаясь звонким смехом всякий раз, как друг оказывал ей знаки внимания. Лохматила на макушке его короткие, чуть вьющиеся волосы, а тот просто сидел смирно. Бену нравилось, как она смеётся. Старался больше не испытывать ни себя, ни Зои, и не думать о ней как о женщине, с которой не прочь связать свою судьбу, но получалось это крайне трудно и неохотно. Но продолжал оставаться верным другом, готовым прийти на помощь…
Над открывающейся дверью зазвенел колокольчик, и в зал вошёл инспектор Ри́кфорд Маст. Он всегда приходил в это время выпить кофе и съесть фирменный блинчик от Джойс.