– Отличный погреб, получше дворцовых, – усмехнулся Янес. – В этом прохладном песке даже пиво неплохо хранилось бы месяцами.
– Кому нужно вонючее пиво, дружище? – возразил Тремаль-Наик. – Здесь смердит крокодилами.
– А я, кажется, почти привык к этому запаху. Ага! Вижу кучу ветхих ковров, под ними вполне может прятаться человек.
– И не один. Нашим париям недостаточно оказалось сухого песка, им ковры подавай.
Крысолов огляделся, прислушиваясь. Потом поставил лампу на пол и принялся по одному стаскивать ковры вниз. Дырявые и пропахшие мускусом, они явно вышли не из-под ткацких станков Пенджаба или Кашмира.
– Давай, давай, – подбодрил старика Янес. – Наши пистолеты наготове.
Крысолов продолжал расшвыривать в разные стороны коврики и какие-то тряпки, сопя, вытирая пот и то и дело отскакивая, словно опасаясь, что из-под очередного половика выскочит ядовитая кобра или огромный питон. Когда на полу осталось всего несколько ковров, под ними обнаружилась подозрительная выпуклость.
– Ваше высочество, человек, которого вы ищете, здесь. Я слышу его дыхание.
– Погоди-ка. – Тремаль-Наик крепко взял португальца за плечо. – Лучше я. В отличие от тебя, у меня нет жены.
– Зато есть дочь. Забыл о своей Дарме?
– Она теперь далеко.
Отважный индиец отбросил последние ковры. Под ними, свернувшись клубком, лежал человек в желтой хламиде брамина. Янес присмотрелся, не сжимает ли тот пистолет, но, увидев, что незнакомец не решается даже пошевелиться, сказал:
– Ну, чего ждешь? Чтобы Вишну подал тебе руку?
Брамин только сильнее сжался в комок.
– Оглох он, что ли? Вроде бы гром не гремел, – насмешливо произнес Янес.
– Не в том дело, приятель, – сказал Тремаль-Наик. – Просто парень ожидает хорошего пинка, тогда-то и покажет нам свое лицо.
– Пинка? Это всегда пожалуйста.
Португалец уже занес ногу, когда человек вскочил с ловкостью пантеры и уставился на врагов горящими глазами. На первый взгляд ему было не больше тридцати. Угловатые черты лица, низкий лоб, характерный для париев, этих несчастных, проклятых всеми богами Индии. Едва взглянув на него, Янес воскликнул:
– Я тебя узнал! Ты приходил ко мне во дворец клянчить прииск, не припомню только, рубиновый или изумрудный. А заодно отравить моего министра, верно?
Брамин (точнее, переодетый брамином мошенник, потому что все брамины имеют благородные черты высших каст) сжал зубы и промолчал.
– Черт тебя побери! Видать, сам Шива отнял у тебя язык. Впрочем, мы в добрых отношениях с индусским пантеоном, так что мы быстренько тебе его развяжем.
Пария нахмурился, его глаза налились ненавистью, но он продолжал молчать.
– Тут нужен Каммамури, – сказал Тремаль-Наик. – Он умеет разговорить пленников.
– Что ж, пошли к нему.
Янес двинулся было к неподвижно стоявшему парии, когда Тремаль-Наик внезапно заорал:
– Назад! У него змея!
Одежды брамина распахнулись, и Янес увидел змейку, которую незнакомец прижимал к груди. Тонкую, как шнурок, длиной около восьми дюймов, черную с ярко-желтыми пятнышками. Тварь с шипением метнулась в лицо Янесу, но Тремаль-Наик, старый змеелов Черных джунглей, прикрыл собой португальца.
И тут грянул выстрел. Жуткое пресмыкающееся, чей яд способен за полторы минуты умертвить корову, упало на пол, как длинный лоскут ткани. Змею убила даже не пуля, а пороховые газы. Тем не менее крысолов для верности наступил на нее, сломав ей хребет.
– Ах ты, мерзавец! – взревел побледневший португалец. – Змей на себе таскаешь? Кто ты такой? Факир?
Пария только пожал плечами.
– Каналья. – Янес угрожающе поднял пистолет. – За такое тебе бы впору прострелить башку. И я бы сделал это немедленно, если бы не рассчитывал получить от тебя кое-какие сведения. Раздевайся!
– У меня больше нет змей, – ответил пария. – Ума не приложу, как эта заползла под мою одежду и почему не укусила.
– Раздевайся! Хватит с меня твоих уловок.
Увидев надвигающихся на него троих вооруженных людей, пария, поколебавшись, начал стягивать хламиду, разматывая слой за слоем, пока не остался совершенно голым.
– Как ты удержал змею в руках? – спросил Янес, жестом велев индийцу одеваться. – Ты заклинатель-беде?
– Нет-нет, я брамин.
– Которому поручили отравить моих министров и меня самого? На кого ты работаешь?
– Никто мне ничего не поручал, ваше высочество.
– Может быть, ты мстишь мне за отказ подарить прииски?
– Я вас не понимаю, ваше высочество. Брамин не может владеть приисками.
– Ты никакой не брамин, – рявкнул Тремаль-Наик. – У тебя на физиономии написано: пария.
– Вы все ошибаетесь. Или обознались.
– То есть ты отрицаешь, что приходил ко мне во дворец два дня назад?
– Я бы никогда не посмел переступить порог дворца.
– Мы тебя узнали, уродливый марабу. Есть еще один свидетель, скоро мы тебе его представим. Оделся?
– Да, ваше высочество.
Крысолов с Тремаль-Наиком крепко схватили его за запястья и потащили к выходу.
– Что вам от меня нужно? – завопил пленник, отбиваясь. – Я же брамин! Даже раджи не могут трогать брамина!
– Я не индус, и мне плевать на ваших богов и изобретенные ими для вас страшные кары. Хочешь сказать, после смерти моя душа переселится в скарабея, а потом в блоху или вошь? Чепуха! Я смеюсь над Брахмой, Шивой, Вишну, Парвати и даже над жуткой богиней смерти Кали! У меня один Бог, не имеющий никакого отношения к толпе ваших.
– Плавать вам десять тысяч лет по Молочному Океану, прежде чем родиться хотя бы обезьяной, если не кем похуже. Нам, браминам, дарована власть карать и миловать.
– Карай сколько влезет. – Янес подтолкнул упиравшегося лжебрамина. – Но не жалуйся, если тебя покараем мы.
– Вы не посмеете! Я святой человек!
– Ты обманщик и состоишь в шайке разбойников и заговорщиков, собранной безумцем Синдхией.
Услышав имя свергнутого принца, пленник резко повернулся и в упор взглянул на Янеса:
– Синдхия? Кто это?
– Один осел, – ответил Тремаль-Наик. – Обыкновенный осел, прежде правивший Ассамом. Это известно даже пням в лесу, а ты, якобы ученый человек, прикидываешься, будто не знаешь? Разве брамины не изучают историю своей страны?
– Все наше время занято молитвами, – брюзгливо ответил пленник. – Мы общаемся с богами. Что нам до земных царей, у которых нет над нами власти?
– Погоди, скоро увидишь, есть у меня над тобой власть или нет. Давай шевели ногами, или погоню пинками. Поглядим тогда, как твои боги тебя защитят.
Впереди показался свет. Шикари и Каммамури стояли на месте, на случай если парии попытаются вернуться и напасть. Поняв, что деваться некуда, и, очевидно, не веря в защиту богов, лжебрамин быстро зашагал вперед, надеясь на помощь своих товарищей.
Янес с изумлением увидел у ног Каммамури совершенно успокоившихся мастифов.
– Мы вновь можем на них рассчитывать, – объявил маратха. – Они побороли страх.
– Черт с ними, с псами. Приглядись-ка к этому человеку, – приказал ему Янес, подталкивая пленника.
Каммамури поднял повыше фонарь.
– Какая встреча! Господин Янес, вы спрашиваете, видел ли я этого типа прежде?
– Именно. Мы с Тремаль-Наиком нисколько не сомневаемся на его счет.
– Это тот самый брамин, который приходил во дворец. Я хорошо его запомнил. Такой взгляд не скоро забудешь.
– Глаза заклинателя змей, я прав?
– Совершенно правы. Глаза беде. А где его флейта-пунги?
– Она ему не нужна, поверь мне. Этот негодяй и безо всяких дудок ловко управляется со змеями, мы сами в этом убедились. Да, Тремаль-Наик?
– Промедли мы хоть миг – и красавица Сурама осталась бы вдовой, – кивнул индиец.
– И он еще жив?
– Мы не торопимся отправить его на тот свет. Сам знаешь почему.
– Я все понял, господин.
– Предупреждаю, пленник нам попался несговорчивый.
– Ничего, справлюсь. Или я не маратха? Да и марабу в окрестностях города вроде бы не перевелись.
Португалец вопросительно приподнял бровь.
– Увидите, господин, как эти падальщики помогут мне развязать язык пленнику.
– Ладно, марабу так марабу. Всё, возвращаемся во дворец. Сурама, наверное, уже извелась от тревоги. Да и у меня сердце не на месте.
Тонкой стальной цепочкой пленнику связали руки за спиной и под охраной шикари повели к зловонной реке. Мастифы, снова спокойные, бежали впереди отряда, порыкивая и принюхиваясь.
Париев, отпущенных на свободу, дух простыл. Скорее всего, они поспешили покинуть клоаки, посчитав, что легко отделались. Отряд Янеса прибавил ходу, внимательно глядя по сторонам. Впрочем, никто не верил, что безоружные беглецы, лишившиеся вожака, осмелятся напасть.
Не прошло и получаса, как отряд вернулся к тому месту, где крысолов перебросил через сточную реку лестницу. Крик ужаса вырвался из всех глоток. Парии вытащили лестницу на другой берег.
– Карамба! – вскричал Янес. – Они отрезали нам путь назад! У кого достанет храбрости прыгнуть в отравленные воды и переплыть на ту сторону? Крысолов, тебе когда-нибудь случалось делать подобное?
– Нет, ваше высочество. Я знаю, что живым оттуда не выйти. Однако не беспокойтесь, отсюда тоже найдется путь на поверхность.
– Разбойники жестоко подшутили над нами, – сказал Тремаль-Наик. – А ведь у меня тогда промелькнула мысль…
Поняв, что никто из них не рискнет отправиться за лестницей вплавь, они немного передохнули и возобновили путь вдоль черной реки. Крысолов вел отряд, ускорив шаг, словно опасался новой беды. То и дело он останавливался, внимательно осматривая стены и свод, и всплескивал руками. Впрочем, псы оставались спокойны, не обращая внимания даже на лжебрамина.
Через полчаса крысолов вдруг остановился перед аркой и отчаянно вскрикнул.
– Гром и молния! – рявкнул Янес. – Ты меня пугаешь.
– Коридор завален, ваше высочество, выхода больше нет.
– Завален? Но кем и когда? Я не слышал грохота камней.
– Наверное, негодяи сделали это несколько дней тому назад, чтобы в случае чего помешать страже спуститься сюда.
Тонкой стальной цепочкой пленнику связали руки за спиной и под охраной шикари повели к зловонной реке.
– Другие выходы есть?
– Только на том берегу. Точнее, здесь есть один, но узкий, как печная труба, и забран снаружи бронзовой решеткой, которую никому не под силу выломать. К тому же он заканчивается в безлюдном месте. Однажды я нашел там тело юноши, застрявшего между прутьями решетки. Несчастный умер от голода, и никто не услышал его криков и предсмертных стонов.
– Получается, мы погребены заживо, – подвел итог Тремаль-Наик. – Старик, ты хорошо знаешь клоаки. Поройся в памяти. Может, вспомнишь еще одну дорогу?
Крысолов уныло покачал головой:
– Если не переберемся на тот берег и не достанем лестницу, нам отсюда не выбраться.
– Дело принимает неприятный оборот. Не ожидал я подобного сюрприза. – Янес подошел к пленнику и сурово на него посмотрел. – Может, ты знаешь путь наверх?
– Нет, сахиб. Мне почти незнакомы эти подземелья. Я всегда ходил с париями. Того, кто хорошо ориентировался в клоаках, вы прогнали. Теперь он уже далеко.
– Лжешь.
– Зачем мне лгать? Я тоже не хочу умирать в этой смрадной дыре.
Янес в ярости принялся ходить туда-сюда, ругаясь под нос и потрясая кулаками. Затем он подошел к крысолову, неподвижно стоявшему у берега лениво текущего потока, напоминающего густую смолу.
– Что, раздумываешь, не прыгнуть ли туда?
– Прыгать я точно не собираюсь. Однако обещаю, мне удастся перебраться и добыть лестницу.
– Ты не спятил, часом?
– Нет, ваше высочество. Дайте мне четверых шикари. Они проводят меня к убежищам.
– Хочешь попробовать пробить стену? – заинтересовался Тремаль-Наик.
– Это пустая потеря времени, господин. Нужны бомбы, а их у нас нет.
– Зато есть порох в патронах. Можно сделать мину, – предложил португалец.
Старик пожал плечами:
– Одной миной тут не обойдешься. Ваше высочество, позвольте мне действовать по моему плану. Он опасен, по крайней мере для меня, но я не теряю надежды. Сточные воды густые, выдержат.
– Ты о чем?
– Ждите меня там, где парии бросили лестницу. Мы скоро вернемся.
Сказав так, крысолов с четырьмя шикари торопливо зашагал в темноту.
– Похоже, старик и правда лишился рассудка, – проворчал Тремаль-Наик.
– Вряд ли. Пусть поступает как знает.
И они двинулись в обратный путь, поручив Каммамури и двум оставшимся охотникам охранять пленника по дороге. В галерее висела желтоватая дымка миазмов.
До убежища париев было далековато, ждать возвращения крысолова пришлось около часа. Наконец тот вернулся вместе с шикари, которые, будто навьюченные мулы, тащили старые ковры.
– Ваше высочество, вот наше спасение! – объявил старик.
– Из этого ты собрался соорудить переправу? – Янес криво усмехнулся.
– Да. Я заметил, что сточные воды сегодня на редкость густые и плотные. Из мелких каналов нанесло много песка и отбросов.
– Что же ты надумал?
– Буду бросать перед собой ковры и перескакивать с одного на другой. Выберусь на тот берег и перекину вам лестницу. Вешу я мало, и, хотя годы понемногу берут свое, ловкости мне не занимать.
– А если тебя засосет?
Старик провел рукой по лбу, словно утирая пот, потом пожал плечами и ответил:
– Если я не попытаюсь, мы все умрем. При дворе знают, куда вы отправились?
– Да. Я отдал приказ выслать на помощь раджпутов, если не вернусь вовремя.
– Раджпуты могут заблудиться. Без проводника в клоаках легко потерять дорогу.
– Что ж, тогда действуй.
Крысолов бросил на воду первый ковер. Тот не утонул. Похоже, старик оказался прав, на нем можно было продержаться несколько мгновений, как на плоту, – слишком уж много разных отбросов плавало в воде.
– Мне бы подобная идея и в голову не пришла, – проговорил Янес. – Должен признать, теперь я верю, что у тебя получится достать лестницу.
– И я ее достану, ваше высочество. Я вешу меньше всех, ковры выдержат. Но ваши люди должны мне помочь.
– Бросать на воду ковры?
– Да, ваша милость. Об остальном я позабочусь сам.
– Ты отчаянно смел. Удваиваю твою награду.
– Хотите превратить меня в маленького раджу?
– Почему бы и нет?
– Что ж, увидим, что из этого выйдет.
Шикари, Тремаль-Наик и Каммамури выстроились на берегу, готовые в любой миг прийти на выручку человеку, рисковавшему ради них жизнью. Никто не знал, насколько глубока вода. То, что собирался сделать старец, им было не по силам.
Крысолов закинул за спину штук шесть самых плотных ковров, с невозмутимым видом подошел к потоку и вновь пристально вгляделся в черные воды. Первый ковер уже начал тонуть.
– Достанет ли тебе мужества дойти до конца? – спросил Янес.
– Да, ваше высочество. Я уверен, что выберусь на тот берег. Шикари готовы?
– Только тебя и ждут.
Охотники сбросили на воду перед крысоловом три или четыре ковра, тут же распластавшиеся по поверхности.
– Давай! – крикнул Янес, сам готовый в любой миг прийти на помощь своим людям.
Старик ловко спрыгнул на первый ковер. Шикари мастерски бросили еще несколько. Всем известно, что большинство индийцев – прирожденные акробаты и обладают замечательной ловкостью. Жизнь по соседству с тугами учит их чудесам изворотливости и сноровки.
Крысолов, словно тушканчик, перескакивал с ковра на ковер, стараясь двигаться как можно аккуратнее. Вскоре старик достиг последнего из ковров, брошенных шикари. Тогда он принялся расстилать перед собой те, что захватил с берега. Как уже говорилось, они были самыми плотными.
До лестницы, коварно вытянутой убегавшими париями, оставалось рукой подать. Крысолов бросал ковры, следя, чтобы те ложились как можно ровнее. Затем прыгал дальше точь-в-точь как кенгуру.
Наконец одним отчаянным прыжком он приземлился на перекладину лестницы, перевел дух и оглянулся. Ковры медленно уходили под воду. Старик, размахивая руками, добрался до берега.
– Браво! Молодчина! – закричали в один голос Янес и Тремаль-Наик.
Каммамури с шикари радовались не меньше хозяев. Они орали так, что их возглас эхом отразился от каменных сводов, а мастифы, решив внести свою лепту в гвалт, принялись рычать и лаять на пленника.
Крысолов вытянул из воды бамбуковую лестницу, поднял ее и перекинул через поток. При всей своей длине она была так легка, что с ней управился бы даже ребенок. В ту секунду, когда в жидкой грязи потонул, свернувшись комом, последний ковер, мост был готов.
Первыми на другой берег перебежали мастифы.
– Каммамури, следи за пленником, – велел Янес. – Не дай бог, споткнется.
– Всемером удержим, – усмехнулся маратха.
Почувствовав, что его толкают вперед, лжебрамин задергался, но только натянул цепь.
– Хотите утопить меня? – завизжал он, пятясь.
– Вовсе нет, – ответил Янес. – Хотим доставить тебя во дворец. Ты слишком ценен, чтобы тебя топить. Шагай, или стреляю!
– Стреляйте!
– Размечтался. Мертвые не разговаривают. А ты, раз уж остался живым, должен рассказать нам много интересного.
– Застрелите меня! – вопил пария, скрежеща зубами. – Я ищу смерти!
– Да? Ну так прыгай в поток.
– Нет-нет, ваше высочество… На такое ни у кого смелости не хватит.
– Однако простой крысолов, как ты видел, храбро пересек канал.
– Я не банья.
– Конечно нет! Ты жалкий пария! – взревел Янес, теряя терпение, и схватил пленника за шелковый пояс.
– Я брамин!
– Ты такой же брамин, как я. Иди сам, или шикари тебя силой перетащат.
Несчастный, поняв, что протестовать бессмысленно, побрел за Янесом к берегу. Позади шел Каммамури, крепко держа цепь. На середине моста пария рванулся было, надеясь первым оказаться на берегу: он позабыл и о связанных руках, и о ждущем впереди крысолове с мастифами. Мощный удар кулака чуть не сбил его с ног. Маратха был начеку и мигом дал понять, что о бегстве лучше не помышлять. Пришлось лжебрамину покорно прыгать с перекладины на перекладину, следя, куда поставить ногу, чтобы не последовать вниз за коврами. Едва ступив на берег, он угодил в руки крысолова.
– Похоже, этот тип заставит нас попотеть, прежде чем мы вытянем из него хоть слово, – заметил португалец.
– Сомневаюсь, – ответил Каммамури. – Вот увидите, он станет послушен, как ягненок.
– Хм…
– Ручаюсь, господин. Выделите мне погреб и велите поймать нескольких марабу, больше ничего не потребуется.
– И проходимец заговорит?
– Лучше любого ученого попугая. Вы же знаете, мы, маратхи, славимся умением пытать пленных.
– Даже слишком славитесь.
– Только в том случае, если пленные упорствуют. Если нет – мы их допрашиваем и отпускаем на все четыре стороны.
Шикари с Тремаль-Наиком сбросили лестницу в зловонную реку, окружили пленника, и отряд зашагал по туннелю туда, где их ждал свет и чистый воздух. Увидев впереди две цепочки фонарей, пленник снова задергался. Им навстречу шло не менее двух дюжин человек.
– Кто идет? – крикнул Янес, и его голос прогремел под сводами.
– Раджпуты его высочества махараджи! Не стреляйте! – донеслось в ответ.
– Ну а я махараджа собственной персоной.
Раджпуты радостно загомонили и побежали к хозяину. Видимо, обеспокоенная Сурама отправила их на поиски своего мужа. Отряд запоздалых спасателей вел офицер. Раджпуты были как на подбор: бородатые силачи со свирепыми лицами. Они чем-то напоминали русских казаков.
– Ваше высочество, – командир отсалютовал саблей португальцу, – госпожа рани беспокоилась, потому и послала нас сюда.
– Еще не отлита пуля, что пробьет мою дубленую шкуру, – усмехнулся Янес. – Что творится при дворе? Надеюсь, никого больше не отравили?
– Сейчас там столько стражи, что никто не решится даже приблизиться к дворцу.
– Значит, можно будет поужинать. Мы все ужасно проголодались, пока носились как угорелые по чертовым подземельям.
– У выхода ждут колесницы, запряженные зебу. Они мигом доставят вас во дворец.
– Это как нельзя кстати. В путь, друзья. И не спускайте глаз с нашего брамина.
Они стремительно преодолели последний переход и вылезли на поверхность неподалеку от полуразрушенной мечети. Там стояли четыре богато украшенные повозки[29] под золочеными куполами и с занавесями голубого шелка. В каждую из них была впряжена четверка белых горбатых быков-зебу с позолоченными рогами.
Часы Янеса показывали два часа пополуночи. Город крепко спал. Уличные масляные лампы, о которых ассамцы прежде могли разве что мечтать, начали гаснуть. Янес и Тремаль-Наик забрались в первую повозку, остальные расселись по оставшимся трем, и зебу резво поскакали по пустынным улицам. Возницам даже не приходилось подгонять их стрекалами. Через каких-нибудь полчаса они въехали в дворцовые ворота.
Приказав шикари остаться на страже у дверей в покои, Янес с Тремаль-Наиком, Каммамури, крысоловом и пленником вошли в ярко освещенный кабинет. Сурама, одетая в длинный, расшитый серебром халат белого шелка, увидев мужа, вскочила и кинулась к нему.
– О, мой господин! Сдается мне, ты поклялся жить так, чтобы я вечно дрожала от страха!
– Дорогая, на сей раз речь не об охоте, а о государственных делах. Мы поймали отравителя. Посмотри на него. Не побоялся выдать себя за брамина, а ведь он – жалкий пария.
– Думаешь, это он отравил наших министров?
– Мы его узнали. Теперь негодяй поведает, на кого работает. Нужно выяснить все обстоятельства дела.
Сурама пристально взглянула в лицо брамина, и ей сделалось не по себе. Рани зажмурилась, но и в темноте под закрытыми веками продолжала видеть горящие глаза, наделенные какой-то таинственной властью. Она прижалась к Янесу.
– Муж мой, позволь мне удалиться. Я боюсь этого человека.
– Боишься? Чего тебе бояться рядом с нами, моя маленькая рани?
– Его глаз.
Португалец бросил взгляд на пленника, яркие, тигриные глаза которого не отрывались от Сурамы, и чуть не накинулся на него с кулаками.
– Ах ты, подлец! – взревел он. – Будешь таращиться на мою жену, я тебе все кости переломаю! Сурама, иди отдыхай. Мы сами с ним разберемся.
Подождав, когда за Сурамой закроются двери, португалец приказал подать ужин и сел у овального стола. Слуги внесли холодное мясо, запеченную дичь и гигантский пудинг с фруктами.
Каммамури тем временем толкнул пленника в кресло и привязал его цепями, а для верности посадил рядом мастифов, пребывавших в скверном настроении и оттого непрерывно рычавших. Крысолов не решился есть за одним столом с махараджей и устроился на стуле позади брамина.
Все, не исключая пленника, которого отнюдь не обделили, набросились на еду. Ели они молча, с жадностью. Затем португалец, не предложивший лжебрамину даже стакана пива, не говоря уже о куреве, откинулся на спинку уютного кресла, закинул ногу на ногу и произнес:
– Время раскрыть карты, господин жрец, не знаю уж, какого божества. Учти, ты теперь не в клоаках, помощи ждать неоткуда. Твоих сомнительных приятелей, этих якобы охотников на крокодилов, не сегодня завтра всех переловят.
На лице пленника не дрогнул ни один мускул. Лишь пламя в странных магнетических глазах вспыхнуло еще ярче.
– Итак, – продолжал португалец, не обращая внимания, в отличие от рани, на этот странный взгляд, – ты продолжаешь настаивать, что ты брамин, а вовсе не презренный пария?
– Моему отцу принадлежала пагода, – ответил пленник.
– И где она находится?
– На берегу ужасного озера Джайпур, кишащего крокодилами.
– Зачем ты прибыл в мой город?
– Хотел попутешествовать по Индии, сахиб.
– Таская за собой несколько десятков нечистых, к которым не приблизится ни один брамин даже под страхом смерти?
– Вы ошибаетесь на их счет, сахиб.
– Парию видно издалека. Физиономии твоих товарищей не похожи на лица индийцев даже низших каст вроде шудр. Я уже давно управляю Индией и научился различать ее народы и сословия. Повторяю, никакой брамин не прикоснулся бы к еде в присутствии парии, он лучше бы с голоду помер. Что ты на это скажешь?
– Те люди из клоак не были париями, – ответил пленник, продолжая сверлить Янеса взглядом.
– Закрой глаза или смотри в пол, – велел несколько встревоженный португалец. – Если надеешься меня загипнотизировать, заставить снять с тебя цепи и с почетом проводить за ворота, выброси эти мысли из головы.
Брамин пожал плечами и, закусив губу, отвел глаза. Ему явно не понравилось, что махараджа понял, какой силой обладает его взгляд.
– Давай, давай, Янес, – подбодрил португальца Тремаль-Наик, раскуривая кальян. – Посмотрим, как долго ему удастся водить нас за нос.
– По-моему, без Каммамури мы ничего не узнаем. А впрочем, можно попробовать. Отвяжите негодяя и отведите туда, где лежит его жертва.
– Какая жертва? – улыбнулся брамин с невинным видом.
– Да я его сейчас пристукну бутылкой из-под пива! – взревел маратха.
– А что потом, мой бравый Каммамури? Прощай, тайна? Нет, этот человек должен признаться во всем, и об этом придется позаботиться именно тебе.
– Я был еще очень молод, господин Янес, но прекрасно помню, как мои соотечественники поступали с английскими шпионами. Никто из них не сумел устоять. Вот и наш разбойник, неизвестно откуда взявшийся, тоже заговорит. Мне нужен подвал и парочка марабу.
– В моем дворце полным-полно подвалов. У тебя глаза разбегутся от богатого выбора.
Брамин дал себя развязать. Впервые с момента поимки он выглядел не вполне уверенно, его смуглое лицо исказила болезненная гримаса. Пленника схватили за руки и притащили в зал, где под присмотром раджпутов спал вечным сном первый министр.
Яд продолжал действовать. Широко распахнутые и налитые кровью глаза несчастного, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Черты лица сильно заострились, хотя цвет его оставался вполне свежим.
– Это ты его отравил. – Янес схватил брамина за шею и заставил его нагнуться над телом. – Так действует яд бис-кобры. Я и не знал, что эти уродливые ящерицы дают столь опасный яд.
– Но кто же подсунул его жертве? Вам стоило бы поискать настоящего преступника, вместо того чтобы обвинять меня. И с чего вы вообще взяли, будто бис-кобры ядовиты?
– У нас имеется отличное доказательство. – Тремаль-Наик подошел к столику, на котором еще стояла бутылка с оранжадом, взял ее и двинулся к пленнику, пытавшемуся сохранять спокойствие. – Хочешь попробовать? Но будь осторожен, в напитке яд бис-кобры.
– Который, по-вашему, добавил туда я?
– Разумеется! – воскликнул Янес. – Кое-кто видел, как ты его наливал.
– И кто же?
– Не важно. Главное, мы сами это знаем.
– Так говорите, в бутылке яд?
– Который убил этого несчастного.
– Кто вам это сказал?
– Мои министры.
– Они ошиблись. Нет здесь никакого яда.
С этими словами пленник вырвал бутылку из руки Тремаль-Наика и поднес к губам. Но Янес с Каммамури успели ему помешать.
– Без шуток, парень. – Португалец грохнул бутылку об пол. – Хватит с меня мертвецов. Новый тут совсем не нужен.
– Я бы доказал вам, что в бутылке нет яда, – ответил брамин. – Выпив жидкость, я стал бы здоровее, чем сегодня.
– Значит, ты – заклинатель змей, а не брамин, – отрезал Янес. – Всем известно, что на беде змеиный яд не действует. Разве у тебя под одеждой не сидела опаснейшая змея, одна из самых ядовитых на свете?
– Она, должно быть, сама туда заползла.
– Янес, ты зря сотрясаешь воздух, – сказал Тремаль-Наик. – Этот тип сильнее, чем мы думали. И если его действительно нанял безумный пропойца Синдхия, он не ошибся в своем выборе. Негодяй чем-то напоминает мне грека, бывшего правой рукой Синдхии. Заставил он тогда нас попотеть и здесь, и на Борнео. Помнишь храбреца Теотокриса?
– Еще бы! Отлично помню, как он лопнул, точно лягушка, нажравшаяся табаку. Надо отдать должное Синдхии. Умеет принц выбирать себе подельников. И что теперь?
– Приказывай. Мы готовы на все.
– Пусть маратха выберет подходящий подвал и отведет туда пленника. На всякий случай приставьте к нему шикари и одного мастифа. Каммамури, ты обязан вырвать признание у этого лжебрамина.
– Все будет исполнено, господин Янес, – ответил индиец.
– Дозвольте и мне поучаствовать, ваше высочество, – предложил крысолов. – Я неплохо разбираюсь в крысах.
Португалец подозрительно посмотрел на старика и сказал:
– Учти, я не хочу, чтобы пленник умер.
– Он проживет еще долго, уверяю вас, господин Янес, – усмехнулся маратха. – Обещаю не причинять слишком большого вреда его здоровью.
– Возьмите с собой шикари.
– К чему они нам? От нас подлец не уйдет. Верно, крысолов?
– Верно.
– Однако я должен еще кое о чем вас предупредить.
– О чем же, господин Янес?
– Не смотрите ему в глаза.
– Мы будем сидеть в темноте, а пленник – под лампой. Я тоже заметил притягательную силу его глаз, но если он надеется усыпить нас, то зря. Да и цепи с него никто снимать не собирается.
Каммамури взял у раджпутов, охранявших тело, лампы и ушел искать подвал, где можно без помех вырвать у отравителя признание. Крысолов повел пленника. Последний даже не пытался сопротивляться.
Янес и Тремаль-Наик обсудили с подошедшими придворными предстоящие похороны, которые планировались очень пышными, ведь хоронили первого министра. После чего они вернулись в кабинет, двери которого неусыпно охраняли шикари.
Оба друга были встревожены. Не успели они присесть к столу и выпить по стакану пива, как дверь детской раскрылась и на пороге появилась Сурама. Ее длинные, спускавшиеся едва не до пят распущенные волосы, казалось, окутывали ее шелковым покрывалом. Широко распахнутые глаза неотрывно смотрели в одну точку.
– Молчи! – шепнул Тремаль-Наик португальцу. – Похоже, рани спит наяву. Видишь? Даже нас не замечает. Надо посмотреть, что она станет делать.
– Чует мое сердце, без гипнотического взгляда брамина тут не обошлось.
– Я боюсь того же. Ладно, давай поглядим, что будет.
Они отошли в угол и сели на диванчик.
Некоторое время Сурама стояла неподвижно, глядя в никуда. Ее руки безвольно висели вдоль тела. Вдруг молодая женщина затряслась, словно в лихорадке, и принялась дергаться, вцепившись в волосы.
Затем рани как зачарованная пошла вперед. Толстые ковры заглушали ее и без того легкие шаги. Вот она вновь застыла, нерешительно повела рукой и вдруг быстро подошла к креслу, к которому во время ужина был привязан пленник. Пошарив ладонями по подлокотникам, Сурама закричала:
– Зачем ты меня позвал, если тебя здесь нет?
Янес в волнении вскочил:
– Негодяй ее загипнотизировал!
Он тихо подошел к жене и развел руки в стороны, чтобы подхватить несчастную, если она упадет. Тремаль-Наик последовал примеру друга. Сурама продолжала ощупывать кресло, ее тонкие пальчики шевелились, точно распутывая узлы. Что ей представлялось в ее кошмарном сне? Стальные цепи, стягивающие запястья брамина?
– Знаешь, я сам уже побаиваюсь этого человека, – вполголоса сказал Янес Тремаль-Наику. – Похоже, он опаснее грека и может навлечь на нас беду.
– Прикажи расстрелять его на рассвете.
– Нет, сначала он должен все рассказать. Я пока отнюдь не уверен, что за ним стоит Синдхия, решивший вернуть себе корону, и…
Португалец не договорил. Ему пришлось подхватить Сураму, потерявшую равновесие. Он прижал жену к груди и начал целовать ее волосы, но та принялась отталкивать его, бормоча: