Эмилио Сальгари
Коварный брамин из Ассама. Гибель империи. Реванш Янеса
– Нет-нет, ты не тот, кто меня звал. Я еще не нашла цепей… Я не могу найти дорогу к твоему роковому взгляду…
– Не буди ее, – предупредил Тремаль-Наик. – Отнеси в постель и пусть за ней присмотрит кормилица Соареса.
Янес легко поднял рани и отнес в спальню. Индиец остался в кабинете и принялся нервно ходить из угла в угол. Он хмурился, его глаза горели. Не прошло и пяти минут, как Янес вернулся.
– Ну что? – с тревогой спросил Тремаль-Наик.
– Уснула, когда я велел ей опустить веки и спать.
– Что за существо попало нам в руки? Демон?
– Не знаю, дружище, но рассчитываю узнать это от Каммамури.
– Негодяю не поздоровится, это уж точно. Горе ему, если сам во всем не признается. Маратхи – прирожденные палачи, спроси у англичан, завоевавших их земли скорее предательством, нежели мечом.
– Не скрою, Тремаль-Наик, все происходящее меня сильно беспокоит.
– Меня тоже, Янес. Едва увидев рани, негодяй тут же сообразил, что она не так сильна, как мы, и внушил ей мысль снять с него цепи.
– А вдруг Сурама попытается спуститься в подвал, где находится пленник?
– Мы ей не позволим. На самом деле среди индийцев часто рождаются люди, наделенные способностью подчинять других своей воле. Однажды некий пария усыпил пятнадцатилетнего мальчика и велел ему убить старика-англичанина, одиноко жившего в небольшом бунгало. Преступление свершилось, белого сахиба убили, но арестованный убийца клялся, что ничего не помнит. Нашлись свидетели, видевшие, как подлец его загипнотизировал. Мальчик избег петли, а вот парии пришлось отправиться на виселицу, проклиная всех богов.
– Тем лучше. Одной канальей на свете стало меньше. В Малайзии мне тоже приходилось слышать о великих магнетизерах, якобы встречающихся среди даяков, однако я, признаться, никогда не верил подобным байкам.
– И напрасно.
– Увы. – Португалец вытащил хронометр. – Уже половина четвертого. Скоро рассвет, ложиться спать не имеет смысла. Ох уж мне эти государственные заботы!
– Тяготят?
– Прежде не тяготили, а сейчас еще как. Все эти отравления не сулят ничего хорошего. Наша державная колесница покатилась боком, словно краб.
– Ничего, мы выправим ее ход и смажем колеса, сколько бы их ни было.
– А их множество, дружище. Может быть, спустимся к Каммамури? Пойду только проведаю Сураму. Затем скажу пару ласковых чертову гипнотизеру.
– Я подожду, – кивнул индиец, закуривая папиросу, предложенную Янесом.
Выпив стакан пива, налитый лакеем, он прошелся по кабинету. Знаменитый змеелов Черных джунглей и непримиримый враг тугов Раймангала тоже чувствовал тревогу. Он что-то бурчал под нос и то и дело зло взмахивал кулаками. Наконец вернулся Янес.
– Сурама спит, но и во сне продолжает говорить с этим человеком.
– До сих пор?
– Да. Мне удалось немного ее успокоить, погладив по голове, как подсказала кормилица Соареса. Ладно, пошли к Каммамури и крысолову. Не терпится узнать, что они там делают с этим брамином.
– Какой же он брамин? Обыкновенный пария. Я индиец и не могу ошибиться.
– Думаю, ты прав. Впрочем, пока давай звать его брамином.
Янес зажег свечи в двух фонарях, стоявших на столике, и вместе с индийцем покинул кабинет. Тремаль-Наик на ходу проверил свое оружие. Один из раджпутов, охранявших тело почившего министра, проводил их в бесконечные дворцовые подземелья. Спустившись по нескольким лестничным пролетам, они замерли от неожиданности, увидев перед собой шесть отвратительных птиц, заоравших во все горло: «Кра! Кра! Кра!» Это были марабу, которых неизвестно по какой причине еще называют адъютантами или мудрецами.
Ростом они со взрослого человека. Голова – лысая, в пятнах парши; глаза – круглые, черные, с красной кожей вокруг. Клюв острый, длинный. Марабу способен заглотить половину ягненка или полдюжины ворон, затолкав их в свой пурпурный зоб, служащий преддверием объемистому желудку, вполне сравнимому с тем, которым обладают африканские страусы. Тело у них белое, а крылья – черные. Когда марабу складывает их по-особенному, то кажется, будто он стоит, втянув голову в плечи, чем сильно напоминает человека, сложившего руки за спиной.
Марабу – единственные уборщики индийских городов, поэтому местные их уважают и позволяют беспрепятственно расхаживать по улицам. Встретится дохлая кошка – она тут же исчезает в жуткой воронке клюва. Встретится трупик птицы – его ждет та же судьба. Одно движение тяжелого клюва, и все кончено. Ворон же, которых в Индии множество, марабу съедают живьем, не обращая внимания на их истошное карканье.
– Зачем Каммамури эти твари? – спросил Янес, и марабу отозвались: «Кра-кра-кра!»
– Кто его знает, – ответил Тремаль-Наик. – Уверен, наш хитрец сумеет нащупать слабое место парии.
– Карамба! Уж не собрался ли он скормить пленника птицам?
– Сейчас узнаем.
Еле отбившись от птиц, так и норовивших их клюнуть, они преодолели последний пролет и подошли к тяжелой бронзовой двери, из-под которой пробивался свет. Ее охранял вооруженный до зубов раджпут.
Португалец толкнул створки и крикнул:
– Эй, Каммамури! Ты спишь, что ли?
За дверью открылся просторный, хорошо освещенный подвал. Пахло плесенью. Тут же, как из-под земли, появился маратха, а с ним и крысолов.
– Чем вы тут занимаетесь? – спросил Янес.
– Посмотрите сами, господин. Вот наш негодяй.
Связанный по рукам и ногам брамин лежал на заплесневелом тюфяке.
– Он заговорил?
– Молчит как рыба, – вздохнул Каммамури. – Словно язык себе откусил.
– Только этого не хватало, – буркнул Тремаль-Наик.
– Ну, кровь изо рта у него не идет, так что язык должен быть в рабочем состоянии. Просто пленник упрям.
– Может, окаменел от страха? – предположил Тремаль-Наик.
– Не думаю, хозяин. По-моему, этот тип куда сильнее и крепче знаменитого греческого советника Синдхии.
– И что ты намерен делать? – поинтересовался Янес. – По пути сюда мы встретили шесть марабу. Мне показалось, птицы сильно недовольны. Зачем они тебе?
– Птички помогут мне справиться с брамином. Старик надеется на крыс, коих тут немало, я же считаю, что у него ничего не получится. Негодяй одним взглядом их усыпит.
– Кстати, о его глазах. Он загипнотизировал Сураму.
– Не удивлен, господин Янес. Даже мне приходится отводить глаза. На вашем месте я бы побыстрее вырезал их от греха подальше.
– Успеется, дружище, – засмеялся Янес. – Ох и кровожадные же вы, маратхи! Вам бы только кого-нибудь изувечить.
– У них древняя культура, – сказал Тремаль-Наик, – но в глубине души они до сих пор дикари.
– Наверное, вы правы, хозяин, – ответил Каммамури, и не подумав обижаться.
– В общем, моя жена под гипнозом. Она может спуститься в подвал и попытаться освободить пленника.
– А мы на что, господин? К тому же дверь охраняет раджпут. Он не разрешит ей войти.
– Напротив. Мы не должны ей препятствовать. Неожиданное пробуждение опасно для нее. Я прав, Тремаль-Наик?
– Так и есть. Если даже она освободит брамина, мы просто заново его свяжем, еще крепче, чем прежде.
– Господа, – сказал Каммамури, – позвольте нам с крысоловом продолжить? Когда будут новости, вам сразу обо всем доложат.
– Хорошо, действуйте, – кивнул Янес. – Мы пока вернемся к рани.
– Правильно. Иначе крысы не появятся, побоятся человеческих голосов.
– Да что вы тут затеяли?
– Лично я сначала просто подожду. Не верю, что крысолову удастся чего-то добиться.
Янес и Тремаль-Наик оставили подвал, окинув пленника угрожающими взглядами, и пошли отдавать последние распоряжения по поводу похорон первого министра.
Глава 7
Ярость марабу
Едва Янес с Тремаль-Наиком вышли, старик вытащил из мешка заметно пованивающую тушку ягненка и положил на край тюфяка в ногах у парии.
– Они прибегут целыми полчищами, – сказал крысолов. – Хочу увидеть, сможет ли этот человек противиться страху. Ведь он совершенно беззащитен: крысы легко могут загрызть его.
Каммамури хмыкнул и произнес:
– Я больше верю в своих птичек.
– Посмотрим, уважаемый. Здесь, как вижу, есть двери в нижние подвалы. Давай откроем их и спрячемся, а там и насладимся зрелищем. Если грызуны слишком обнаглеют, мы сразу вмешаемся.
– Лампы надо потушить?
– Не стоит. Голодная крыса не боится света.
Тяжелые бронзовые двери распахнулись, после чего Каммамури с крысоловом отошли к лестнице, присоединившись к раджпуту. Несколькими ступенями выше хлопали крыльями и щелкали клювами марабу-адъютанты. Птицы выглядели донельзя рассерженными. По приказу Каммамури их не кормили и не поили: у него, похоже, были свои резоны заставить марабу попоститься.
– Скоро начнется, – шепнул крысолов. – Сюда прибегут настоящие армии этих интереснейших зверьков.
– Интереснейших?!
– Просто ты, приятель, никогда не видел, на что они способны. Между тем они достойны пристального изучения. К тому же я испытываю к ним благодарность. Ведь они столько лет кормят меня и дают мне средства к существованию.
– Так ты в самом деле ешь крыс?
– Конечно. В клоаках, знаешь ли, нет постоялых дворов. Пришлось приспособиться.
– Ты готовил из них жаркое?
– Я всегда держал с собой вертел, дабы сподручнее их запекать. Дровами запасался заранее, и прежде чем в клоаках объявились парии, я…
Крысолов оборвал фразу на полуслове и заглянул в приоткрытую дверь.
– Пленник пытается снять цепи? – встревожился Каммамури.
– Нет-нет, я слышу крыс.
– А я ничего не слышу.
– Ты не жил среди них долгие годы. Говорю тебе, они приближаются. Смотри!
Маратха тоже заглянул в щель и не сумел сдержать вопль ужаса. Из нижних подвалов лезли целые легионы крыс, привлеченные запахом протухшей ягнятины. Это были огромные твари с длинными усами и жуткими желтыми зубами. Там были разные особи. Крупные серые и бурые крысы помельче с густой шерстью. Они передвигались прыжками, каждая стремилась первой добраться до угощения.
Заметив крыс, пария приподнял голову. Его фосфоресцирующий взгляд заметался. Пленник знал, с какими страшными врагами ему предстоит столкнуться. Крысы, наверняка порядком оголодавшие в пустых подвалах, с пронзительным писком набросились на еду.
Несколько сотен жадных челюстей, оснащенных острыми зубками, принялись за работу, грызя кости, словно рафинад. Не прошло и минуты, как от тушки остались одни воспоминания, а аппетит у крыс только разыгрался. Они плотными рядами окружили лежащего на тюфяке человека.
– Видишь? – спросил старик у Каммамури.
– Вижу, не слепой. И надеюсь, не ослепну в ближайшее время. Думаешь, пария испугается и позовет нас?
– Да.
– Ну-ну.
– Все боятся крыс. Кому это знать, как не мне? Я не раз и не два сражался с ними в подземельях.
– Ого! Смотри, смотри! Вот это сила у него во взгляде!
Крысы сгрудились вокруг человека, представлявшегося им лакомым кусочком, готовясь накинуться на него и обглодать, но тут произошло нечто невероятное. Пария вытянул шею, насколько позволили цепи. В его зрачках вспыхнуло зеленовато-желтое пламя.
И крысы, вознамерившиеся продолжить банкет, начали беспорядочно отступать перед этими глазами, больше похожими на два фонаря.
– Ну что ты теперь скажешь о своих грызунах?
– Наверное, крысы из клоак смелее. Они бы точно не пощадили беззащитного связанного человека.
– Брось. Крысы, они и есть крысы, все одинаковы – и те, и эти.
– Почему же тогда они не напали?
– Разве ты не видишь, как светятся глаза пленника?
– Вижу. Словно у тигра.
– Негодяй просто заворожил твоих крыс и приказал им убираться. Ладно, теперь посмотрим, на что способны мои пернатые мудрецы.
– Он и с ними такое же устроит.
– У марабу слишком крепкие черепушки, чтобы их сбил с толку чей-то взгляд.
– Крысы уходят. Не желают нападать.
– Пусть себе уходят. Не за хвост же их держать.
Действительно, грызуны ретировались под взглядом парии. Время от времени они останавливались, собираясь вернуться, но затем с громким писком подскакивали и откатывались назад, словно сметенные невидимой метлой. В самых дверях крысы попробовали в последний раз задержаться, но тут же удрали в темноту, охваченные непреодолимым ужасом.
– Зря я на них рассчитывал, – вздохнул старик. – В жизни ничего подобного не видел.
– Я тоже.
– А чем нам помогут птицы? Ты так и не объяснил.
Пария вытянул шею, насколько позволили цепи. В его зрачках вспыхнуло зеленовато-желтое пламя.
– Они не дадут парии заснуть. Лишение сна – одна из самых страшных пыток. Даже очень крепкий человек не в силах долго держаться.
– Что ж, пойдем пригласим твоих птичек. Прямо хочется проверить, устоят ли они под взглядом пленника.
– Марабу лишь разъярятся и поднимут такой гвалт, что даже мертвый проснется. Идем, поможешь мне.
Они поднялись по ступенькам. Оголодавшие марабу уже принялись клевать друг друга. Их острые клювы оставляли кровоточащие раны. Заставить их спуститься в подвал оказалось непросто, пришлось обратиться за помощью к раджпуту. Втроем они привязали птиц цепями к железной балке неподалеку от тюфяка, но так, чтобы марабу не могли достать друг друга.
Увидев эти приготовления, пария расхохотался:
– Вы, кажется, приняли меня за кота или ворона и решили скормить падальщикам?
– Их клювы достаточно остры, чтобы выклевать твои глаза, – ответил маратха.
– Хотите ослепить меня? – изменившимся голосом спросил пленник.
– Посмотрим. Если тебя клонит в сон, попробуй поспать. Но предупреждаю, тебя всякий раз будут будить.
– Пытка бессонницей?
– Знать ничего не знаю. Справился с крысами? Молодец. Теперь попробуй заворожить этих тварей. Правда, глаза у них слишком пусты, а головы чересчур тверды. – Каммамури достал старинные серебряные часы. – Половина пятого. Поздно уже, пойду-ка я посплю.
– Постой! – заорал явно перепуганный пария.
– Надеюсь, ты не рассчитываешь, что мы составим тебе компанию?
– Нет, но учти, я и правда брамин.
– Что-то не похож.
– А если я поклянусь Буддой?
– Да хоть самим Брахмой.
– Я тоже ему не верю, – поддержал маратху крысолов.
– Вы еще раскаетесь, да поздно будет. Вам наверняка известно, что браминов защищают сами боги, потому что мы – чистые существа. Никто не имеет права безнаказанно нас обижать.
– Пой, птичка, пой. – Каммамури закурил папиросу, обнаруженную на дне кармана.
– Знай, никому не дозволено трогать не только нас, но и наш скот или птиц.
– В таком случае подвинься к ним поближе. Марабу заскучали. До чего громко кричат.
– Знай же, что если кто убьет телку, принадлежащую кому-то из нашей касты, то после смерти попадет в преисподнюю, где его, мучимого голодом и жаждой, будут безжалостно кусать змеи.
– Да-а, несладко же там, я думаю. – Каммамури пожал плечами. – Расскажи еще что-нибудь на сон грядущий.
– Ты даже вообразить не можешь все муки, которые ждут убийцу брамина. И не важно, по какой причине. Сей грех четырехкратно тяжелее убийства коровы.
– Для парии ты на редкость образован.
– Я брамин, а не пария! – взревел пленник, впиваясь в маратху глазами, на что тот не обратил ни малейшего внимания.
– Закончил? – Каммамури зевнул.
– Предупреждаю, душа того, кто убьет брамина, хранимого самими богами, будет приговорена к переселению сначала в навозного жука, а потом в слепого, прокаженного парию. Хватит ли тебе теперь смелости поднять руку на брамина?
– За дурака меня держишь? – поинтересовался маратха. – Я прекрасно знаю, что, если убил человека высшей касты, достаточно прочитать особенную молитву. Если не ошибаюсь, она называется гаятри.
– И что будет?
– Да ничего. Прочитаю и избавлюсь от греха.
– Но ты не брамин, чтобы читать такие мантры.
– И что с того? Я такой же человек, как и они.
– Твоя душа нечиста.
– Тебе-то откуда знать? – Каммамури вновь зевнул. – Не можешь же ты заглянуть внутрь моего тела.
Тем временем марабу пытались клевать друг друга и безостановочно орали: «Кра, кра!» Их вопли разносились по подвалу.
– Эй, крысолов, – обратился к старику маратха, выпустив очередной клуб дыма. – Не знаю, как тебе, я мне эта музыка уже опротивела. На нервы действует. Пойдем-ка, пусть наш пария слушает в одиночку.
– Я брамин! – вновь возразил пленник.
– Да хоть сам раджа. Захочешь спать, не стесняйся.
– Брахма тебя проклянет!
– Я ничем не обидел Брахму, зачем же ему меня проклинать?
– Затем, что ты причиняешь зло его жрецу.
– Хорош жрец! Половину министров перетравил! Говори, подлец, на кого работаешь! Признаешься, и мы оставим тебя в покое, накормим досыта и угостим холодным пивом.
– Мне не в чем признаваться.
– Ну, в таком случае попробуй заворожить марабу. Боюсь только, их мозги не слишком чувствительны к твоим огненным взорам. А я отправляюсь на боковую. Но не забывай, мы рядом, а за дверью стоит вооруженный раджпут.
– Чтоб тебя парша заела! Не видать тебе нирваны, как своих ушей!
– Нирвана мне и так не светит, – усмехнулся Каммамури. – Не сказал бы, что это меня сильно волнует.
Проверив напоследок, надежно ли привязаны марабу, маратха с крысоловом покинули подвал. Каммамури наказал раджпуту быть начеку, после чего они поднялись по лестнице в небольшой подвал, куда раньше были доставлены две походные койки.
– Дело оказалось нелегким, – сказал Каммамури. – Надо немного поспать.
– В клоаках мне доводилось не смыкать глаз по многу ночей, – ответил старик. – Спи, а я предпочту бодрствовать.
– Боишься, пленник удерет?
– Нет, хочу посмотреть, что будет дальше.
– Марабу продолжат концерт, вот и все.
– Я предвижу великое сражение.
– Между кем и кем?
– Между твоими марабу и моими крысами.
– Думаешь, грызуны вернутся?
– Разумеется. Если не решатся напасть на человека, нападут на птиц.
– В случае чего буди меня. Главное, следи, чтобы в подвале не объявилась рани.
– Можешь на меня рассчитывать, – кивнул старик.
Каммамури широко зевнул, словно медведь, вылезший по весне из берлоги, и улегся на койку, положив рядом свои двуствольные пистолеты. Крысолов присел на соседнюю и, прислушиваясь к нескончаемому карканью марабу, раскурил древнюю, довольно вонючую трубку.
Парии, конечно, не удавалось задремать под вопли марабу, тем более что подвал был весьма гулким. Воистину адский хор даже на расстоянии раздражал слух крысолова. Крупные птицы то ревели, будто морские слоны, то вновь заводили свое заунывное «кра-кра-кра».
Прошло два часа. Вдруг старик вскочил со словами:
– Они идут… Кто же станет их жертвой, человек или птицы? Клювы у марабу крепкие, а желудки – стальные. В их зобах легко поместятся десятки живых крыс.
Крысолов бросил взгляд на мирно похрапывающего Каммамури, не забывавшего, впрочем, и во сне сжимать кулаки, и бесшумно спустился по лестнице. Раджпут все так же стоял у дверей, опершись на пику, неподвижный, точно бронзовая статуя.
– Все спокойно? – спросил старик.
– Конечно, господин.
– Что делает пленник?
– Мечет из глаз молнии. Должно быть, хочет напугать марабу и заставить их замолчать, но зря пыжится. Те лишь громче орут.
– Он не пытался снять цепи?
– Нет. Лежит, как камень, даже не шевелится. Зато глазищами так и ворочает. Но, как я уже докладывал, без толку. Только марабу злит. Если бы не цепи, они бы его мигом заклевали. Видать, голодные до смерти.
– Их мучат и голод, и жажда, – кивнул крысолов. – Но скоро еды у них будет навалом. Я пришел помешать им нажраться.
– Кто ж им туда еду принесет? – изумился раджпут и даже огляделся вокруг.
– Крысы могут нарушить наши планы. После того как они доказали свою бесполезность, мы в них не нуждаемся. К сожалению, им не достает выносливости, в отличие от марабу.
– Просто закрой двери в нижние подвалы.
– Поздно. Они уже здесь.
– Тогда давай их выгоним.
– Нам потребуются палки. Выстрелами их не разгонишь.
Раджпут положил пику на ступеньку и со всей силы ударил по ней ногой. Крепкое бамбуковое древко раскололось надвое.
– Вот тебе и палка. Какую половину выбираешь?
– Оставь себе ту, что с наконечником. Ты управишься с ней лучше меня.
Вооружившись таким образом, они вошли в подвал, откуда раздавались странные звуки. Крысиные легионы вернулись. Наверное, грызуны надеялись добраться до пленника, но, увидев птиц, набросились на них и принялись кусать их за ноги. Однако быстро убедились, что перед ними достойные противники. Даже привязанные, марабу отчаянно сопротивлялись и оглушительно кричали. Мощные клювы щелкали, заглатывая трепыхавшихся крыс, и те отправлялись прямиком в объемистый зоб, чьи соки способны переваривать даже камни.
Старик, не желая, чтобы марабу досыта наелись, накинулся на орды грызунов и принялся раздавать удары палкой направо и налево. Раджпут насаживал их на наконечник, а потом с размаху бил по стене, оставляя кровавые пятна.
Бой закончился быстро. Обитатели сумрачных подземелий были разгромлены. Остатки воинства убрались обратно в темноту. Бронзовые двери с грохотом захлопнулись за ними.
– И чего им не сиделось в норах? – проговорил старик, сжимая окровавленный обломок древка. – Иногда крысы бывают невыносимы.
Пленник вновь поднял голову и метнул в него фосфоресцирующий взгляд.
– Не трудись, – осадил его крысолов. – Я не крыса и не женщина.
– Рано или поздно ты мне поддашься. – Пария заскрипел зубами.
– А еще попаду в ад, предназначенный для врагов браминов? – усмехнулся крысолов.
– Ты подчинишься, как подчинились твои крысы, и освободишь меня.
– Чтобы махараджа отрубил мне голову? Мой котелок, может, и не так хорошо варит, как в молодости, однако он мне еще дорог.
– То есть ты не боишься браминов?
– Ты пария.
– А что скажет на это твой товарищ?
– Что он насадил на свою пику несколько дюжин крыс, – ответил старик. – А ты попробуй уснуть.
– Поспать мне бы не мешало. Я уже две ночи не смыкал глаз.
– Никто тебе не запрещает.
– Убери марабу. Они чересчур шумят.
– Уберу, если признаешься.
– В чем?
– Об этом спроси у махараджи.
– Я ничего не знаю. Я бедолага, покинутый богами.
– Значит, точно пария, как мы и думали. Будь ты настоящим брамином, кто-нибудь из богов тебе бы обязательно помог.
– Даже всеведущим богам случается забывать о своих верных слугах.
– Коли так, придется тебе остаток своих дней просидеть в этом подвале, наслаждаясь сладкозвучным пением марабу.
– Вы еще не знаете, кто я!
– Знаем. Пария.
Крысолов развернулся и вышел за дверь. За ним последовал раджпут, с обломка пики которого еще свисали тушки крыс с кишками наружу. Марабу перекусили, но теперь их мучила жажда, и они продолжили свои песни, сопровождаемые звоном железных цепей.
Каммамури уже проснулся и теперь сидел перед внушительной корзиной, в которой принесли так называемый тиффин, то есть второй индийский завтрак, состоящий из лепешек, холодного мяса, бобов и пива.
– Присоединяйтесь, – сказал он. – Главный повар раджи не жаден, наваливает от души.
– Кто принес еду?
– Наверное, мой хозяин. Он заботлив и, даже занятый похоронами, не забыл о нас.
– Давай поедим в том подвале.
– Чтобы позлить пленника? Будем завтракать под вопли марабу.
– Ничего, уши у нас крепкие. Да и не думаю, что придется сидеть там долго.
Великан-раджпут поставил корзину себе на голову и отнес в нижний подвал. Проголодавшиеся приятели поспешили за ним. Втроем они уселись на обломок балки напротив пленника и принялись уплетать принесенные яства. Ненасытные марабу, почуяв запах мяса, начали так неистово хлопать крыльями, что во все стороны полетели перья.
– Ни дать ни взять – настоящие тигры, – заметил раджпут, евший и пивший за четверых. – Если порвут цепи, мигом прикончат пленника.
– И напьются его крови, – кивнул крысолов. – Вижу, их паршивые зобы еще недостаточно обвисли. Твари переваривают крыс.
– А мне сдается, они не прочь отнять у нас завтрак, – сказал маратха. – Эй, вы! Это не ваше. Вам еще предстоит как следует помаяться, потому что больше вы не получите ни крошки еды и ни капли воды.
– Именно вода им сейчас нужна больше всего на свете.
– Ты прав, старик. Я часто наблюдал за этими облезлыми тварями. Налопавшись, они всегда летят к реке и пьют вволю.
– Воды… – вдруг произнес голос.
Пленник, приподняв голову, во все глаза смотрел на жующих людей. Впрочем, аппетита им его взгляд не испортил.
– Воды, – прохрипел он вновь.
– Хочешь искупаться? – насмешливо спросил Каммамури.
– Хочу пить! Без сна я могу обходиться долго, но я умираю от жажды. Дайте глоток воды.
– У нас нет воды, только отличное английское пиво.
– Хорошо, дайте пива.
– Получишь, когда все нам расскажешь.
Лицо пленника перекосилось, глаза вспыхнули еще ярче.
– Безмозглые убийцы, почему вы решили, что именно я отравитель!
– У нас имеются доказательства, приятель. Мы все, и в том числе я сам, тебя опознали.
– Значит, тот брамин, отравивший ваших министров, был на меня похож.
– Твою физиономию нелегко забыть. Ко всему прочему у тебя на лбу отвратительный шрам. Точно такой же был у отравителя.
– Этим шрамом меня наградил тигр, напавший, когда я пытался помочь умирающему брамину.
– Ты нас, часом, с марабу не перепутал? – засмеялся маратха. – Им свои байки рассказывай. Может быть, заслушаются и притихнут.
– Дайте пить! – заревел пленник.
– Получишь целую бочку пива. Но сначала придется заговорить. Отмалчиваться бесполезно, слишком много против тебя улик. Расскажи, на кого работаешь, и получишь вдоволь еды и питья.
– Проклинаю бога, который позволил тебе родиться на свет!
– Шива слишком занят, чтобы заметить твою дерзость. Наверное, у него, как и у Вишну с Брахмой, сейчас много дел.
– Убейте меня!
– И не мечтай. Мертвецы, знаешь ли, разговорчивостью не отличаются. Твоя смерть обесценит наш героический поход в клоаки.
В этот момент дворец содрогнулся. Жутко завыли трубы, загудели колокола, загремели барабаны. Тысячи и тысячи голосов слитным хором воззвали к богам.
– Что это? – Пария дернулся.
– Хоронят отравленного тобой первого министра.
– Днем? Похороны надлежит проводить на закате.
– Так велел махараджа. Он уважает нашу религию, но на народные предрассудки, если честно, ему плевать.
– Где похоронят умершего?
– В какой-нибудь пагоде. Сам понимаешь, он был важной шишкой.
Шум сделался настолько громким, что собеседники перестали слышать друг друга.
Особенно надрывались огромные барабаны-дхаки, в которые нельзя бить без специального разрешения раджи. Не отставали от них и танпура[30], изукрашенные позолотой и рисунками: музыканты столь яростно терзали струны, что заглушали даже пронзительные визги рамсинг[31], шахнаев[32] и бансури[33]. Должно быть, процессия в несколько тысяч человек, сопровождаемая солдатами, жрецами и танцовщицами, покидала дворец.
Подождав, пока грохот стихнет, маратха показал пленнику бутылку пива и сказал:
– Вот твое питье. Чтобы его получить, тебе нужно просто рассказать нам все.
– Лучше убей меня. Защититься я не могу.
– Ладно, друзья. Раз уж мы позавтракали, пора уходить.
– Вы бросаете меня? – с тревогой спросил пария.
– Нам здесь делать нечего. Мы поели, попили, теперь отправляемся спокойно покурить.
– А если крысы вернутся?
– Сам с ними справишься.
– Они меня живьем съедят!
– Правда? Что же, посмотрим. Нас вполне устроит, если они отгрызут тебе кончик носа и уши. Захочешь спать – смело закрывай глаза. Мы мешать не будем.
– Убери своих марабу, под их вопли не заснешь. Или хотя бы напои птиц.
– Тогда они сунут голову под крыло, встанут на одну лапу и сами уснут. А это не то, что мне от них нужно.
– Неужели тебе так нравятся крики вонючих падальщиков?
– Не мне же их предстоит слушать и не моим товарищам. В последний раз спрашиваю, по чьему наущению ты отравил троих царедворцев раджи?
– Уже троих? – злобно воскликнул пленник. – Завтра трое превратятся в десяток, лишь бы замучить меня до смерти!
– Поскольку того, которого хоронят сегодня, отравил определенно ты, даже не отнекивайся, значит и первые двое на твоей совести.
– Да ты сбрендил!
– Ну как знаешь. – Каммамури встал, потянулся и жестом пригласил товарищей следовать за ним.
Они перебрались в верхний подвал, куда крики марабу едва доносились благодаря мощным бронзовым дверям, одна из которых перекрывала лестничный пролет.
– Подождем, – сказал маратха, распечатывая коробку местных папирос, набитых смесью пальмовых листьев и красного табака. – Рано или поздно он сломается, какими бы крепкими ни были его нервы.
Он уже хотел было присесть на койку, когда из-за дверей, ведущих в царскую часть дворца, послышался странный вой и позвякивание железа. Трое мужчин переглянулись и схватились за оружие.
– Кажется, мастиф желает составить нам компанию, – предположил крысолов. – Наверное, бедное животное обезумело от похоронной музыки.
– Точно, – кивнул раджпут, – это один из наших мастифов.
В эту минуту дверь, не запертая на засов, распахнулась и на пороге появилась Сурама. На ней был голубой шелковый халат и белые шаровары, из-под которых виднелись приподнятые носки туфелек из алого сафьяна. За рани, подвывая, плелся мастиф и волочил за собой длинную железную цепь.
– Именем раджи не двигаться! – быстро приказал Каммамури. – Ее нельзя будить!
– Рани до сих пор под гипнозом, – кивнул крысолов. – Почему за ней никто не присматривал?
– Дворец, скорее всего, опустел. Янес и Тремаль-Наик сейчас на похоронах первого министра. Пойдемте за Сурамой и посмотрим, что она станет делать.
– Грязный пария! – проворчал старик. – Что же за зелье такое разлито в его взгляде! Он способен останавливать крыс и внушать людям дурные мысли.
Сурама вскинула руки и быстро зашевелила пальцами. Ее широко открытые глаза светились в точности как глаза парии, однако троих мужчин она явно не видела. Умный мастиф, нутром чуя неладное, пытался удержать хозяйку за полу халата, но Сурама упорно шла к лестнице в нижний подвал, едва слышно бормоча:
– Ты этого требуешь… я должна повиноваться… ты наложил на меня страшное заклятие… я должна тебя освободить… Но что потом скажет мой муж?
Рани остановилась, будто борясь с таинственным влечением. Она заломила руки, замотала головой, разметывая длинные волосы, но продолжила спускаться и хрипло шептать:
– Все бесполезно… я обязана подчиниться… обязана его освободить…
Маратха отозвал мастифа, и вся троица в молчании последовала за рани. Та шла уверенно, не запинаясь и не спотыкаясь. Открыв следующую дверь, она застыла, словно вновь пытаясь овладеть собой, после чего преодолела остаток лестницы и толкнула дверь в подвал, где находился пленник.
– Давайте постоим здесь и понаблюдаем, – предложил Каммамури. – Мы всегда успеем помешать отравителю сбежать.
Задержавшись на пороге, рани нашла взглядом парию и уставилась на него. Между Сурамой, неспособной сопротивляться гипнозу, и магнетизером словно проскочила искра. Пария не сводил глаз с молодой женщины.
Между тем ненасытные марабу подняли неописуемый гвалт и тарарам, который невозможно было описать. Они ревели, как быки, рвались с цепей и мощными клювами пытались расклевать их звенья, однако индийское железо не поддавалось.
Сурама прошла мимо них на безопасном расстоянии, глядя только на пленника, и застыла над тюфяком:
