Эндрю Тейлор
Анатомия призраков
Когда трапеза подошла к концу, мистер Кросс смягчился и принял почти доверительный тон.
– Должен признаться, я рад, что мне не придется возвращаться в Кембридж самому. Поведение мистера Фрэнка стало для меня ужасным потрясением. Я уже не так молод.
– Для него не было оснований?
– Нет, насколько я могу судить. Я только сказал, что собираюсь отвезти его домой, к ее светлости, и она быстро все уладит. И тогда он дико завопил и набросился на меня. Я уже видел этого юного джентльмена в бешенстве – обычное дело для большинства юных джентльменов, – но никогда в таком состоянии. Я воспринял это очень тяжело, сэр, да, очень тяжело. Когда он бегал в коротких штанишках, я качал его на колене.
– Можете не вдаваться в подробности, сэр. Он явно не в себе.
Мистер Кросс покачал головой:
– Я не знаю, кто он теперь. Это все Кембридж виноват. Он стал другим человеком, с тех пор как уехал туда. Скажите, вы знакомы с этим городом?
– Никогда там не был.
– Тогда соблюдайте осторожность, сэр, – прошептал мистер Кросс. – Он должен давать молодым мужчинам образование – но, по мне, он их губит. И вы должны быть постоянно настороже в Иерусалиме. Леди Анна обладает в нем немалым влиянием, но не все ее любят… – Он внезапно осекся, как будто понял, что затронул опасную тему. – Иначе говоря, колледж защищает собственные интересы, что вполне естественно. – Кросс выудил часы. – Однако я заговорился. Уверен, у вас много дел, которые необходимо завершить до завтрашнего утра.
– В чем состоит интерес колледжа в этом деле? Как он отличается от интереса ее светлости?
– О… это… – Мистер Кросс засунул часы обратно в один жилетный карман и достал табакерку из другого. – Ну, понимаете, это дело… оно им совсем не на пользу.
– Потому что ее светлость может обернуться против них?
– Не совсем. Хотя это тоже важно. Дело в том, что скандалы, связанные с миссис Уичкот и мистером Фрэнком, могут существенно повлиять на них сразу в нескольких отношениях. Колледж привлекает знатных и богатых юношей не за один день. Иерусалиму понадобились годы, чтобы заработать репутацию достойного учебного заведения. Насколько я понимаю, здесь, как и во всем, существует своя мода. То, что созидалось годами, может испариться за несколько дней. Нет, сэр, когда вы окажетесь в Иерусалиме, вы не должны забывать, что для многих местных джентльменов это не просто пустячный случай с привидением, самоубийством и невезучим юношей: это еще и вопрос денег.
Глава 7
В пятницу, 26 мая, после привычного ужина в одиночестве Элинор Карбери села в гостиной за стол у окна, которое выходило на Директорский сад. Сад до сих пор следовал старомодному стилю, с цветниками, кустами и деревьями, разбитыми с механической регулярностью полка солдат на площади для парадов. Большую его часть обнимал широкий изгиб Длинного пруда, за которым простирались другие сады колледжа.
На столе перед ней лежал «Расселас» доктора Джонсона, роман, который она уже несколько раз читала. Внизу раздался приглушенный стук в дверь прихожей. Элинор перевернула страницу и сделала вид, что погружена в чтение, когда Сьюзен, переминаясь с ноги на ногу от волнения, объявила о приходе мистера Холдсворта.
Он поклонился в дверях. Элинор ответила вежливым кивком, закрыла книгу и встала.
– Доктор Карбери надеялся, что сможет встретить вас, сэр, но, к сожалению, его вызвали в город. Надеюсь, ваша поездка обошлась без происшествий?
– Да, мадам, – ответил Холдсворт.
– Быть может, вы хотите подкрепиться?
– Нет, спасибо.
Элинор не нравился его взгляд, почти так же, как немногословность. Он неотесан, решила она, настоящий медведь. Наверняка он запугал свою несчастную жену. Горничная задержалась в комнате, разглядывая гостя с плохо скрытым интересом. Элинор велела ей выйти.
– Насколько я понимаю, мистер Кросс сообщил вам все необходимые сведения, – сказала она, когда они остались наедине. – Поэтому…
– Очень жаль, что это не так.
– Сэр? Вы, верно, шутите?
– Нет, мадам, я всего лишь говорю правду. К примеру, мистер Кросс почти ничего не рассказал мне о встрече мистера Олдершоу с призраком. Когда я спросил его напрямую, он посоветовал мне обратиться к вам и доктору Карбери.
Элинор предложила ему стул, отчасти чтобы выгадать время и вернуть себе контроль над беседой. Сама она вернулась за стол и сурово уставилась на гостя.
– Здесь нечего особо рассказывать. Мистер Олдершоу уже был в унынии; не знаю почему. Однажды вечером, прежде чем он увидел… что бы он ни увидел… он выпил немало вина, и его джип говорит, что он также принял дозу лауданума, прежде чем отправиться в постель.
– Его джип?
– Джипы – это разновидность университетских слуг… они снисходят только до тех студентов, которые могут себе позволить их грабительские расценки.
– Он надежный свидетель?
– Я с ним не знакома. Его фамилия Малгрейв. Доктор Карбери говорит, что он парень не промах и вполне трезвомыслящ. Когда Малгрейв покинул мистера Олдершоу в конце вечера, он полагал, что тот спит. Остальное – лишь домыслы, вплоть до того момента, как дежурный привратник услышал громкие крики и плеск у Длинного пруда. Если хотите, можете взглянуть на это место отсюда.
Холдсворт присоединился к ней у окна. Старомодно большой обшлаг его поношенного черного сюртука коснулся ее плеча.
– Видите воду, сэр? – спросила она. – И огромный платан на том берегу? Там его и нашли. Он рыдал, как дитя.
– В котором часу это было?
– Чуть позже двух. Привратник поднял тревогу и вытащил мистера Олдершоу из воды. Он упал в обморок, и жизнь его несколько часов находилась в опасности, поскольку он продрог до костей. Когда очнулся, уже после заката, оказалось, что рассудок покинул его и он способен только бормотать о привидениях. – Она чуть помолчала. – Или, точнее говоря, о привидении миссис Уичкот. Через день-другой стало ясно, что рассудок не вернулся, хотя в остальных отношениях он поправился. Доктор Карбери сообщил о случившемся леди Анне, и она приказала перевезти несчастного к доктору Джермину.
– Скажите, мадам, почему…
Его прервал стук в дверь. Сьюзен объявила о приходе мистера Ричардсона. Элинор надеялась, что сумела скрыть раздражение. Невысокий худощавый священник подошел к ней, принял протянутую руку и низко поклонился.
– К вашим услугам, мадам, – тихо произнес он. – Тысяча извинений… я не догадывался, что у вас гость.
– К сожалению, доктор вышел после обеда, сэр, – сообщила она ему. – Кажется, он собирался нанести визит в Тринити.
– Ничего страшного. Наверное, я увижу его вечером.
Элинор повернулась к Джону:
– Прошу прощения, сэр. Позвольте представить мистера Ричардсона. Сэр, это мистер Холдсворт, который приехал сегодня из Лондона.
Мужчины поклонились друг другу. Ричардсону было около пятидесяти лет; он обладал приятной внешностью и хорошими манерами. Изящные, тонкие черты лица и блестящие глаза, похожие на осколки стекла.
– Мистер Ричардсон – старший член совета колледжа, – продолжила Элинор, когда все расселись по местам. – Доктор Карбери говорит, что в нашем университете найдется не много ученых с равно широкими познаниями и проницательным интеллектом.
– Директор слишком добр, – улыбнулся Ричардсон. – Но возможно, ушам незнакомца сия похвала кажется более почетной, чем есть на самом деле. Он обратил улыбку к Холдсворту. – Увы, в университете ныне так мало ученых, что труды немногих оставшихся сияют блеском, коего порой не заслуживают. А вы, вероятно, эмиссар леди Анны, сэр? Доктор Карбери говорил, что вы приедете сегодня или завтра.
Холдсворт вновь поклонился. Он достал записную книжку и вынул конверт из-под внутреннего клапана обложки.
– Ее светлость просила передать вам это, сэр.
Ричардсон поблагодарил намного более тепло, чем дело того заслуживало. Он положил письмо в карман, не вскрывая, и снова повернулся к Элинор:
– Насколько я понимаю, вы только что вернулись от леди Анны. Надеюсь, здоровье ее светлости улучшилось?
– По крайней мере, не ухудшилось.
– Я рад и этому. Мистер Холдсворт, прошу вас оказать мне честь отобедать со мной до вашего отъезда. Где вы остановились?
– Что… разумеется, здесь! – воскликнула Элинор в надежде дать обоим мужчинам понять, кому должны принадлежать симпатии.
– В таком случае мистеру Холдсворту очень повезло. – Ричардсон снова повернулся к Джону. – Колледж – подлинная пустыня мужественности. Но Директорский дом, – он поклонился Элинор, – благодаря этой очаровательной леди стал оазисом женственности. И все же, поскольку вы приехали, чтобы взглянуть на библиотеку, надеюсь, я смогу оказаться вам полезным. Вы тоже ученый?
– Нет, сэр, – ответил Холдсворт. – Я издатель и книготорговец.
– Тогда мне особенно интересно узнать ваше мнение о нашем собрании, – учтиво отозвался Ричардсон. – Я лишь недавно принял на себя руководство библиотекой. Ею прискорбно пренебрегали… по меньшей мере поколение. В целом наши книги не отвечают моим упованиям.
Джон снова улыбнулся:
– Можете не сомневаться, сэр, я допрошу вас с пристрастием.
Элинор спросила, не желают ли они выпить чая. Мистер Ричардсон отклонил предложение, сославшись на то, что обещал коллеге просмотреть конспект его лекции перед ужином, и попрощался, еще раз извинившись за беспокойство. У двери он обернулся, чуть приподнялся на носках и снова поклонился.
– Итак, сэр, – сказала Элинор, когда они снова остались наедине. – Как вам понравился мистер Ричардсон?
– Не думаю, что мое мнение имеет значение.
– Он пришел лишь для того, чтобы взглянуть на вас.
– Мне казалось, он зашел к доктору Карбери.
– Это всего лишь façon de parler[6], – возразила Элинор. – Мистер Ричардсон знал, что увидится с Карбери вечером, и наверняка ему известно, что доктора нет в колледже. Мистеру Ричардсону известно об Иерусалиме все. Или почти все. Он не мог не узнать о вашем приезде. Отсюда и его любопытство.
– Тогда, надеюсь, он удовлетворен тем, что увидел.
– Вы должны быть с ним настороже, сэр, – тихо посоветовала Элинор.
– Насколько я понял, он тьютор мистера Олдершоу?
– О да… и всячески обихаживал юношу, поскольку тот является сыном леди Анны. Но к сожалению, его мнение порой расходилось с мнением ее светлости.
– Все это мне непонятно, – резко сказал Холдсворт.
– Что именно?
– Это место. Эти разговоры о директорах, тьюторах и членах совета.
– Дело в том, что Иерусалим – это замкнутый мирок. Как и любой другой колледж Кембриджа, а может, и любого университета. Колледж – это замкнутый мирок со своими обычаями и законами.
– У меня создалось впечатление, что этот мирок населен дикарями.
Элинор подавила совершенно неподобающее леди желание рассмеяться и превратила бурлящее веселье в кашель.
– Я испытывала то же, что и вы, когда впервые попала сюда. Даже хуже, поскольку я женщина, а колледж населен исключительно мужчинами. Словно высадилась на неведомом острове на другой стороне земли, но по счастливому стечению обстоятельств его обитатели говорили по-английски.
На его лице отразилось удивление. Затем он улыбнулся:
– Предположим, мадам, что я тоже высадился на этом острове. Предположим, что я моряк, потерпевший кораблекрушение, новый Крузо. Но мне повезло встретить вас на том неведомом берегу, куда меня выбросило волнами, и вы оказались достаточно любезны, чтобы просветить меня насчет места, где мы оба оказались.
Улыбка Джона застала ее врасплох после его угрюмого, почти грубого поведения.
– Во-первых, сэр, вы должны принять во внимание, что Иерусалим – это в некотором роде государство в миниатюре. Им управляет горстка джентльменов, которые обязаны следовать – по крайней мере, теоретически – порядку, определенному основателем колледжа и навеки заключенному в уставе. Иерусалим был основан одним из предков леди Анны во время правления королевы Елизаветы. Здесь принято уделять особое внимание родственникам нашего основателя, поскольку они не только обладают некоторым влиянием на то, как мы толкуем устав, но и имеют право назначать двух из наших членов совета, а также являются источником бесчисленных благодеяний. Так что сами видите…
На лестнице неразборчиво зарокотал низкий голос. Раздались шаги, медленные и тяжелые. Через мгновение Сьюзен распахнула дверь, и в комнату вошел крупный пожилой мужчина, сложением напоминавший бочонок.
– Доктор Карбери! – воскликнула Элинор. – Какая… какая радость! Я не смела ожидать вас так рано.
– К вашим услугам, мадам. – Голос был копией самого мужчины: густой, медленный, глубокий и едва заметно дрожащий. – Я вырвался, как только смог. Не хотелось откладывать удовольствие поприветствовать нашего гостя.
Ужинать сели, когда уже пробило девять. Свечи на столах и в настенных канделябрах были окружены дрожащими, изменчивыми лужицами света; в углах сгущались тени. В мерцании огней портреты покойных директоров на стенах обрели тусклое и иллюзорное подобие жизни. Балкона над ширмами в дальнем конце комнаты почти не было видно.
Стол начальства стоял на возвышении в восточном конце, окаймленный двумя высокими эркерами. Десять или двенадцать мужчин сидели тут и там за гигантской дубовой столешницей, и доктор Карбери по праву восседал посередине. Ниже, в самом зале, стояло несколько длинных столов. Только один из них был занят. Он располагался в дальнем конце, рядом с кладовой и кухней. За ним сидело около дюжины юношей. Они ели поразительно быстро, как будто их жизнь зависела от скорости поглощения пищи.
– Я ожидал увидеть больше студентов, сэр, – заметил Холдсворт доктору Карбери, который сражался со здоровенным куском пирога с бараниной.
– А? В наши дни большинство ужинает в комнатах у себя или у друзей. Те, что сидят внизу, – беднейшие из них… в основном сайзары, иначе говоря студенты, которых поддерживает фонд колледжа.
– Как хорошо, что им выпал подобный шанс добиться успеха.
– О да. Жаль только, что это банда висельников и оборванцев.
Мистер Ричардсон, сидевший напротив, наклонился к ним:
– Что до этого, доктор Карбери, то ваши доводы можно повернуть двояко. Если вы оглядитесь по сторонам, то увидите, что по меньшей мере половина сидящих за этим столом прежде была сайзарами, в этом или ином колледже. Большинство наших прочих студентов не слишком утруждают себя работой. Многие не получают степени. Так что сайзары нужны колледжу не меньше нас. Большинство наших ученых – выходцы из их рядов.
– Знаете, сэр, вполне естественно, что именно вы…
В этот миг во дворе за большим окном слева от Холдсворта раздался взрыв пьяного смеха. Доктор Карбери осекся и резко глянул в сторону звука.
– А! – ласково воскликнул Ричардсон. – Узнаю веселые интонации мистера Аркдейла. По крайней мере, наши сайзары ведут себя тихо. Вы не можете этого отрицать.
Карбери выковырял кусочек мяса, застрявший между зубов.
– Этот юноша становится буйным.
– Увы, директор. Dulce est desipere in loco[7].
Высокий молодой мужчина, сидящий в конце стола, произнес, задыхаясь от плохо скрытого веселья:
– Вероятно, он пообедал с мистером Уичкотом, сэр. Полагаю, в данном случае причина именно в этом.
– Несомненно, мистер Доу. – Карбери сердито уставился на него. – Надеюсь, вы не ищете оправданий для мистера Аркдейла? Вы не станете смотреть на его поведение сквозь пальцы?
– Ну что вы, директор. Добродетельный ум вкупе с развитым чутьем непременно должны…
– Будьте уверены, я завтра же поговорю с мистером Аркдейлом, – учтиво вставил Ричардсон. – Как говорится, вовремя сказанное слово дороже золота. В конце концов, рецепт Горация предполагает всего лишь щепотку глупости в котле мудрости, а мистер Аркдейл, похоже, перепутал пропорции в своей моральной стряпне.
Непритязательная острота вызвала общий смех за столом, однако Холдсворт заметил, что Карбери не присоединился к веселью. По завершении трапезы общество перебралось в профессорскую, которая располагалась непосредственно за возвышением. В комнате были накрыты два стола, на каждом – собственный чайник под рукой; один стол – для любителей чая, другой – для поклонников пунша. Часть собравшихся продолжила пить вино.
Мистер Ричардсон оказался среди любителей чая. Он с улыбкой повернулся к Холдсворту и предложил ему стул слева от себя. Доктор Карбери занял место во главе стола, с графином у локтя. Он наклонился к Джону и собирался было заговорить, когда его прервал взрыв смеха за соседним столом, где сидело большинство молодых членов совета.
– Что такое?! – рявкнул Карбери; его толстые губы были фиолетовыми от вина. – Какого черта они так шумят?
– Мистер Мискин предложил очередное пари, директор, – ответил Ричардсон. – Несомненно, мы скоро узнаем его суть.
Не прошло и пяти минут, как за плечом Ричардсона появился слуга и пробормотал, что мистер Мискин просит соизволения внести пари в книгу. Ричардсон любезно разрешил.
– Наши младшие товарищи извлекают немало удовольствия из своей книги пари, – пояснил он. – Боюсь, что и некоторые старшие тоже. Мы скоро узнаем, в чем состоит пари… прежде чем оно официально вступит в силу, необходимо мое одобрение; а для этого я должен поставить свои инициалы под записью. Видите ли, в силу своего звания старшего члена совета колледжа я также являюсь председателем этой профессорской.
– Ни к чему беспокоить гостя мелочами нашего быта, – перебил Карбери. – Его время слишком ценно. Мистер Холдсворт, сэр, не желаете ли выпить со мной вина?
Джон не мог вежливо отклонить предложение. Ричардсон наблюдал за ними, и на мгновение розовый влажный кончик его языка мелькнул между губами.
– А теперь расскажите, чем я могу быть вам полезен, – произнес Карбери, осушив бокал. – Я всецело в вашем распоряжении.
– Да, – протянул Ричардсон. – В конце концов, мистер Холдсворт прибыл от лица леди Анны, а вы любите угождать ее светлости. Как и все мы.
Слова казались безобидными, но Карбери покраснел еще гуще.
Ричардсон повернулся к Холдсворту:
– Скажите, сэр, когда вам будет удобно осмотреть нашу библиотеку? Завтра утром я совершенно свободен.
– Увы, утром я буду занят. – Джон заметил, как на лице Ричардсона мелькнула и тут же исчезла легкая тень, обострение интереса. – Быть может, после обеда, если вы сможете уделить мне час-другой?
– С удовольствием. В шесть вечера вас устроит? Я поговорю со своим библиотечным клерком… обращайтесь к нему за помощью, пока находитесь в наших краях.
– В котором часу вы обедаете?
– В три пополудни, – ответил Ричардсон. – Увы, мы прискорбно неотесанны. Более того, еще несколько лет назад мы обедали в час дня, как наши отцы и деды. В Кембридже обедать в три часа считается почти постыдно. Быть может, вы присоединитесь к нам завтра, мистер Холдсворт? Я очень на это рассчитываю.
– К сожалению, пока не могу сказать точно. Мое время мне не принадлежит.
Рядом замаячил слуга с подносом, на котором лежали перо, чернила и книга в четверть листа, переплетенная в кожу. Ричардсон велел положить ее перед собой на стол.
– Ну-с, посмотрим, что они придумали на этот раз. – Он открыл книгу и пролистал страницы. – А! Мистер Мискин бьется с мистером Краули об заклад на две бутылки вина, что…
Он осекся, слегка нахмурившись, но через мгновение взял перо и поставил свои инициалы под записью.
Ричардсон взглянул через стол на Карбери. Он открыл предыдущую страницу и наклонил книгу, чтобы Холдсворту было лучше видно.
– Некоторые пари – тривиальные пустяки, которые никому, кроме нас, не интересны, но другие касаются университетских дел или даже вопросов государственной значимости. Вот, видите? Пари касательно изменений, которые мистер Питт произведет в правительстве; а вот другое, посвященное платану[8] из Геродота. А вот… боже праведный… мистер Мискин поспорил с мистером Уичкотом, что сумеет выстроить членов совета в порядке увеличения их веса. Мистер Мискин принадлежит к числу наших самых веселых молодых людей. Неловко признаваться, но в данном случае нам пришлось воспользоваться весами в кладовой, чтобы определить победителя.
– Вы сказали, мистер Уичкот? – невинно переспросил Холдсворт. – Джентльмен, которого недавно упоминали; тот, что обедал с мистером Аркдейлом? Он тоже член совета колледжа?
– О нет. Но он весьма известен в Иерусалиме. И часто появляется на страницах книги пари.
Голова Ричардсона находилась совсем рядом с головой Холдсворта. Сразу за спиной Ричардсона на столе стоял канделябр, пламя которого погружало его лицо во тьму и освещало лицо Холдсворта.
– Не мог ли я слышать его имени ранее? – осторожно спросил Джон. – Оно кажется знакомым.
– Не исключено. Или же вы встречали других членов его семьи. Основная ветвь проживает в Нортумберленде. Наш мистер Уичкот принадлежит к младшей. Он поступил в колледж в качестве пансионера лет десять или двенадцать назад, но степени не получил. Как и многих из наших молодых людей, его нельзя назвать заядлым книгочеем. Однако он до сих пор проживает в Кембридже, и у него здесь много друзей.
Он сказал бы больше, но доктор Карбери закашлялся, брызжа слюной во все стороны. Слуга мгновенно подлетел к нему со стаканом воды. Доктор выпил глоток и жестом отпустил слугу. Лицо его покрылось пятнами, он вспотел. Отодвинул стул и встал.
– Прошу меня извинить, – сказал он. – Мне нужно кое-что прочитать перед сном. Мой слуга будет ждать вас в Директорском доме. Несомненно, мы еще встретимся за завтраком.
Пожелав собравшимся доброй ночи, Карбери поспешил прочь из комнаты. Разговоры вокруг возобновились и стали громче.
Холдсворт взглянул на книгу на столе и перевернул страницу. А вот и пари, которое только что было заключено: «Преподобный мистер Мискин бьется об заклад с мистером Краули на две бутылки вина, что привидение больше не появится до конца семестра».
– Так, значит, в колледже есть привидение? – спросил он.
– Нет, сэр; только глупая история. – Ричардсон закрыл книгу и вернул ее слуге. – Студенты выдумывают сказки, чтобы напугать друг друга.
