Кухня оказалось маленькой сумрачной комнатой. Зато от печи, которую разожгла старуха, веяло теплом. Присев на краешек стула, Девид рассматривал сушившиеся на веревке пучки трав. Бабетта откинула штору окна, впуская дневной свет. При бодром свисте чайника, у Девида зажурчало в животе. Пес заглянул на кухню. Повел носом по воздуху и поплелся дальше.
– Слышишь, Уил? Он здесь ненадолго. Завтра уйдет. – гремела чашками Бабетта. – А ты далеко забрался от цивилизации, Девид. Уж не бежишь от кого?
– Не-не-не. – замотал головой Девид. – Я путешествую. Мне просто нравятся нетронутые места. Я зоолог. Зоолог-любитель, знаете ли. Э-е, бабочки, жучки всякие. Вот это мое.
– Ну у нас много чего водиться. Особо в лесу… Вот. – Бабетта пододвинула чашку к Девиду. Тот вытянул нос и понюхал настой.
– Травяной чай. Покупной тут не растет. Слышал про травяной?
– Да-да. Мне он очень нравится. Морщась, Девид принялся пить маленькими глотками.
– Печенья нет. – разглядывала гостя Бабетта. – Давненько я его не пекла. Старик мой, тот любил мою выпечку. А гостей у меня не бывает.
– Старик?
– Супруг мой умерший.
Сверху послышался скрип. Девид чуть не выронил чашку и, прислушиваясь, посмотрел в потолок.
– Это Уил. Бродит. Дом старый. Я давно думаю перебраться в город. Там люди не туташние. Им до меня никакого дела нет.
– Простите? – переспросил Девид.
– Не любят меня туташние. – развела руками Бабетта. – Всем не угодишь. Вот я, видать, не угодила кому-то.
Девид не ответил. Он призадумался: о ком она говорит, когда вокруге только ее дом и стоит?!
Бабетта переменила тему:
– Та-ак, где же мне тебя устроить? В гостиной есть кушетка. Могу в сарае. Погода еще теплая. Там хорошо и свежо. Помещение большое. Супруг там технику разную держал, но как его не стало, распродала все в металлолом.
– Мне лучше в доме. – напрягся Девид.
– Значит на кушетке.
От кушетки пахло псиной. На замызганной накидке виднелись волосы. Девид попытался скрыть отвращение. Не считая этого обстоятельства, обстановка комнаты оказалась приветливей и травяные ароматы кухни ощущались слабее. Зато пахло старым тряпьем, и некий солоноватый привкус витал в воздухе. Бабетта ушла за "постельным бельем" на второй этаж. Девид выглянул в окно. Заросший сад подходил к самому окну. Роса стекала по стеклу и собиралась на раме. Подул ледяной ветер. Черная птица пролетела мимо, уселась на куст и принялась клевать бардовые ягоды. Таких ягод Девид прежде не видел. Он осторожно наблюдал за уродливой неуклюжей птицей и отступил от окна, не желая, чтобы отвратное создание заметило его.
Под ногу попалась старая безобразная и огромная шкура.
– Ого! Неужели медвежья? – вздрогнул Девид. Про медведей в этих краях он ничего не знал. Шкура валялась, брошенная в скомканный ком за кушеткой. Всклоченный мех местами облез. Кусок свежей грязи наводил на мысль, что ее перенесли сюда, чтобы укрыть от вчерашнего дождя. Некоторые клочки еще поблескивали мелкими капельками. Наклонившись ближе, Девид разглядел, что огромная шкура на самом деле состоит из отдельных мелких шкурок. Цвет меха, фактура сильно разились местами и сшиты были криво и неумело.
– Жуть какая! – отвернулся Девид, воротя нос от ударившего в лицо неприятного запаха пота и пнул мерзкое волосатое покрывало подальше в угол.
Перед Девидом возникло лицо. Бледное, неестественного цвета, оно уставилось застывшими глазами. Девид отпрянул и повалился на кушетку. По полу загремел подсвечник.
– Тьфу ты!
На стене висел портрет молодого человека в военной форме. Выцветшая фотография так гармонировала с обоями, что Девид ее сразу не заметил.
– Муж супруг. – сухо прозвучал голос позади. Девид сел и пригладил волосы.
– Простите. – только и вымолвил он.
Бабетта бросила на колени гостю простыню и наклонилась, поднимая что-то с пола. Она распрямилась, сжимая тонкими морщинистыми пальцами большой крест. Сверкнув на Девида суровым взглядом, повесила его на стену.
– Это не я, правда. – запричитал Девид, оправдываясь. – Клянусь, я не трогал крест. Я христианин и…
– Вот и не торопись клясться. – перебила Бабетта.
– Простите.
– Да ладно уж. Ничего ведь не случилось.
Она вышла из комнаты. Девид, поспешил за ней.
– Муж мой – очень набожный человек. – сообщила Бабетта Девиду. – Был. Был до болезни. Потом все изменилось. – она тяжело вздохнула, уставилась в невидимую даль. – Он частенько говорил, что супружество, это навсегда. Да-а…
И она отправилась к грядкам, забыв мотыгу в коридоре.
– Именно так я себе это и представлял. – зловеще прошипел Девид ей вслед. Этот шепот вдруг в накатившейся на дом тишине прозвучал нереально и грустно одновременно. Девид вздрогнул, и обернулся, словно опасаясь, что его слова услышат.