bannerbannerbanner
Мой любимый герцог

Эви Данмор
Мой любимый герцог

Полная версия

Глава 3


Когда ее величество вызывает к себе, даже герцог вынужден подчиниться. Невзирая на то, что упомянутый вельможа, управлявший одним из древнейших в королевстве герцогств, предпочитал держаться подальше от обезумевшей лондонской толпы. Никто не вправе отвечать королеве отказом, и Себастьян Деверо, девятнадцатый герцог Монтгомери, прекрасно сознавал, что он не был исключением из правила. Каким бы влиятельным ни был человек, ему подобало знать предел своего могущества. Он должен разбираться, в каких ситуациях требуется беспрекословное подчинение, а в каких некоторые вольности вполне допустимы.

Широко шагая, герцог стремительно шел по коридорам Букингемского дворца, с нетерпением подгоняя королевского привратника, препровождавшего его к королеве. Секретарь королевы Лэмбтон и его охранник, как обычно, семенили где-то позади.

Зачем же он понадобился королеве?

В последний раз, когда королева вызвала Монтгомери столь же внезапно, он вышел из ее апартаментов, получив приказ положить конец торговой войне с Османской империей. После чего на какое-то время его жизнь превратилась в ад, он до сих пор окончательно не выбрался из накопившихся бумажных завалов. Однако сейчас он предпочел бы получить даже более важное задание – настолько грандиозное, что его выполнение дало бы ему право попросить кое-что взамен.

Монтгомери передал шляпу и пальто одному из лакеев, выстроившихся вдоль коридора, ведущего в королевские покои.

– Послушайте, – обратился герцог к охраннику Лэмбтона.

– Ваша светлость?

– Толкать ту женщину не было ни малейшей необходимости.

Густые брови охранника нахмурились.

– Там, на площади?

– Да. Или вы толкнули сегодня кого-то еще?

– Э… нет, ваша светлость.

Себастьян кивнул.

– Если я узнаю, что вы снова подняли руку на женщину, вы попрощаетесь с вашей службой.

Охранник не был подчиненным герцога. Но если Себастьян хотел, чтобы кто-то потерял должность, он легко мог добиться желаемого. Лихорадочные красные пятна расползлись по шее охранника. Он почтительно поклонился.

– Слушаюсь, ваша светлость.

В его речи ясно слышался акцент обитателя Ист-Энда. Куда катится империя, если даже для королевского дворца трудно найти приличный персонал?

Большие створчатые двери распахнулись, открыв вход в сверкающий позолотой зал. Лакей почтительно склонился, отступив назад.

– Ваша светлость. Сэр Лэмбтон. Ее величество вас сейчас примет.

Грузная королева поднялась с кресла, шурша жесткими черными юбками.

– Монтгомери. – Она направилась к нему, протягивая унизанную драгоценностями руку. – Рада вас видеть.

Об этом говорили приподнятые в улыбке уголки ее губ. Королева была в хорошем настроении. На этот раз.

– Сэр Лэмбтон, – повернулась она к своему секретарю, – надеемся, вы добрались без приключений?

Лэмбтон покачал головой.

– Почти, ваше величество. На Парламентской площади нас атаковала феминистка.

Уголки рта королевы резко опустились.

– Вот как!

– Она подошла прямо к герцогу.

– Какая наглость!

– Я цел и невредим, ваше величество, – криво усмехнулся Себастьян.

– На этот раз, – сказала королева. – На этот раз. О, высечь бы их хорошенько. Что за порочные и противоестественные требования! Если эти женщины добьются своего, кто пострадает в первую очередь? Они же сами! Ни один джентльмен в здравом уме не согласится стать защитником столь воинственных созданий, если возникнет такая необходимость. Скажите, Монтгомери, – спросила она, – ведь та девица была до ужаса мужеподобной?

Мужеподобной? У той женщины были самые нежные, самые манящие губы, которые герцог когда-либо видел по эту сторону пролива. От такого рта, как у нее, мужчина может легко потерять голову, представив себе то наслаждение, которое могут доставить эти губы. Но еще более поразительным было то, что она смотрела ему прямо в глаза. У нее были зеленые, слегка раскосые глаза. И очень серьезные, без тени улыбки.

Он отрицательно покачал головой.

– На мой взгляд, она была весьма женственной, ваше величество.

– Хм… – Ответ явно не понравился королеве. – Знаете, что бывает, когда умами простолюдинов овладевают грандиозные идеи? Хаос. Беспорядки и хаос. Достаточно посмотреть на Францию. – Она повернулась на каблуках. – Однако с этим мы разберемся потом. Сегодня у нас дела поважнее.

Себастьян напрягся. Поважнее звучало многообещающе. У нее или ее племянника было кое-что, принадлежащее ему, и вернуть это удастся, только предложив взамен нечто еще более ценное. За шестнадцать лет, что он был герцогом Монтгомери, ничего такого пока не нашлось. Оно и понятно. Держать герцога в узде, каким бы покорным он ни был, гораздо легче, имея права на родовое гнездо, которое восемь столетий принадлежало его семье.

Королева величественно опустилась в кресло, будто на трон.

– Вы редкий человек, Монтгомери, – начала она. – Вы оцениваете ситуацию, принимаете решения и действуете, причем весьма эффективно и, что удивительно… без всякой помпы, скромно. – Она потрогала украшенное бриллиантами распятие, свисавшее с ее ожерелья. – А я так ценю скромность…

Герцог почтительно наклонил голову в знак согласия. На самом деле скромность была ему отнюдь не свойственна. Просто он обладал чувством меры, и это всегда приносило результаты. Королева была не первой, кто неправильно истолковал его сдержанность.

А затем она сказала:

– Я хочу, чтобы вы были главным стратегическим советником партии тори в предвыборной кампании.

Воспитание предписывало герцогу сохранять невозмутимое выражение лица, но внутри у него все вскипело.

– В предстоящей?

Королева нахмурилась.

– Да. У них что-то не задалось. Либеральная партия неожиданно вырвалась вперед.

Ничего удивительного, если взглянуть на вещи трезво, а не через розовые очки партийной идеологии Дизраэли. Только королева питала нелепую слабость к премьер-министру, этому презренному выскочке, и вот теперь просит его, Себастьяна, сохранить этого человека у власти…

Немецкие часы с кукушкой на каминной полке отсчитывали судьбоносные секунды, пока он прокручивал в голове имеющиеся факты. Выборы состоятся в марте, до них осталось чуть больше пяти месяцев. Недостаточно, чтобы в корне изменить ситуацию, тем более когда при этом тебе приходится управлять десятью поместьями, ты с головой погружен в решение стратегических вопросов и на тебе нерадивый брат, за которым нужен глаз да глаз. Почему же королева желает, чтобы ход выборов изменил именно он? Причем весьма радикально. Ему всего тридцать пять, а он уже один из самых влиятельных советников королевы, потому что всегда безукоризненно выполняет свои обязанности.

Монтгомери встретился с ней взглядом.

– Весьма польщен, но ведь я не политик, ваше величество.

Королева напряглась.

– Оставьте нас, Лэмбтон, – приказала она.

Ее лицо помрачнело, как только дверь за секретарем захлопнулась.

– Вы настоящий политик, хотя и не считаетесь таковым, вдобавок прирожденный лидер, это бесспорно, – сказала она. – Ваши общественные инициативы неизменно весьма успешны.

– В настоящее время я слишком занят текущей работой, чтобы полностью посвятить себя политическим задачам, ваше величество.

– Что ж, весьма прискорбно, – ответила королева холодно и, не дождавшись ответа, спросила: – Скажите, может ли что-либо заставить вас изменить свои приоритеты?

Она не столько просила, сколько провоцировала его. На то, чтобы он наконец осмелился выдвинуть свои требования королеве Англии.

Взгляд Себастьяна не дрогнул.

– Я трачу массу времени и усилий, убеждая Хартфорда продать мне замок Монтгомери, – ответил он. – Если бы мне помогли в переговорах и он вернул бы мне родовое гнездо, я смог бы выкроить время, чтобы дать тори дельный совет.

Глаза королевы сузились.

– Продать вам замок? Прежде всего хочу заметить, что мы не припоминаем, чтобы он был куплен должным образом. – Из-под ее непроницаемых юбок слышалось быстрое постукивание маленькой ножки. – Напомните нам, Монтгомери, каким образом ваше фамильное владение оказалось в руках моего племянника?

Что ж, своей дерзостью он заслужил этот вопрос.

– Мой отец проиграл его маркизу в карты, ваше величество.

Брови королевы поднялись в притворном удивлении.

– Ах вот как… В таком случае не преувеличиваете ли вы его ценность? Ведь ваш отец счел возможным поставить его на кон в карточной игре, стало быть, замок не имел для него особого значения, не так ли?

– Безусловно, так, но ведь я не мой отец.

Постукивание ноги прекратилось. В зале повисла напряженная тишина. В течение многих лет королева лишь наблюдала, как он пытался собрать воедино наследие своей семьи, никогда не препятствуя, но и не помогая ему. За исключением одного раза, подозревал герцог, – когда он развелся с женой и справился с проблемой на удивление легко.

– Разумеется, – сказала королева. – Поэтому я и хочу, чтобы именно вы взяли на себя руководство кампанией.

– Ваше величество…

Она резко подняла руку.

– Хорошо. После выборов Хартфорд предложит вам цену.

Тело Монтгомери напряглось, будто он ударился о землю, у него перехватило дыхание.

– Зависит ли его предложение от исхода выборов? – Ему удалось справиться с волнением.

Нужно было четко понимать условия.

Королева усмехнулась.

– Разумеется, зависит. Конечно, победа в руках высших сил, последнее слово за ними, но разве она не послужит неким знаком, подтверждением того, что замок действительно должен вернуться к вам?

Когда Монтгомери встал и направился к дверям, его мысли уже устремились в будущее, он перекраивал свои планы на ближайшие месяцы…

– Герцог…

Он медленно повернулся.

 

Королева откинулась на спинку кресла, в ее голубых глазах горел злобный блеск.

– Кампания должна увенчаться успехом, – сказала она, – при этом ваше поведение должно быть безупречным.

Он спрятал хмурый взгляд. Его поведение было настолько образцовым, все поступки выверены так тщательно, что даже развод не смог сокрушить его репутацию.

– Ходят слухи, что вы ведете себя весьма странно, – сказала королева. – Однако слыть нелюдимым отшельником не пристало мужчине, которому еще нет и сорока, не так ли?

– Согласен…

– Вас почти никогда не бывает на приемах. Вы не устраиваете обедов, избегаете общества. Но, как известно, политика делается именно на балах и раутах. А вы не устраивали новогодний бал ни в прошлом году, ни в позапрошлом.

В позапрошлом году потому, что все подобные дела были в ведении герцогини…

Он стиснул зубы. Не было никаких сомнений, к чему клонит королева.

– Когда я была девочкой, новогодний бал у Монтгомери славился на весь континент, – продолжила королева. – Ваш дед устраивал роскошные, незабываемые фейерверки. Конечно, тогда все происходило в родовом замке Монтгомери, но и Клермонт вполне подойдет.

– Так вы желаете, чтобы я устроил новогодний бал? – Его голос был сух и бесстрастен.

Королева радостно хлопнула в ладоши.

– В самом деле, почему бы нет. Конечно, гости получат приглашения несколько поздно, но я уверена, они изменят свои планы. Никто не захочет, чтобы в свете думали, будто их не пригласили на главный бал года. Так что исполните свой долг, герцог. Устройте бал. Повеселитесь от души.



«Повеселитесь от души», – издевательски выстукивали колеса поезда, мчащегося в Уилтшир. Себастьян оторвал взгляд от темнеющего горизонта.

Рэмси только что разложил блокнот, ручку и промокашку на узком столе и уже собирался удалиться в купе для слуг.

– Рэмси, составьте список людей, которые займутся организацией новогоднего бала.

Вышколенный камердинер не смог скрыть удивления, его глаза расширились.

– Слушаюсь, ваша светлость.

– Нужно устроить фейерверк, расходы не имеют значения.

– Понял, ваша светлость.

– Что касается самого бала, – мрачно добавил Себастьян. – Мне нужны идеи к следующей неделе.

– Непременно, ваша светлость. – Рэмси сунул руку в карман пиджака и достал тонкий серебряный портсигар. Он положил его рядом с промокашкой и отступил.

Себастьян взялся за перо. Что ж, план королевы испортить ему настроение удался. Вроде бы не наказание – подумаешь, домашний праздник, однако она прекрасно знала, как раздражали его балы: шум, духота, бессмысленная болтовня, толпа посторонних в доме, работа стоит. И рядом не было герцогини, которая взяла бы на себя все хлопоты, поддерживала бы великосветские беседы с гостями. Монтгомери замер. Уж не в этом ли состояло истинное намерение королевы – заставить его почувствовать, как трудно без жены?

Он отложил ручку и потянулся за сигаретами. К чему напоминать ему об этом? Мужчина его возраста давно должен иметь жену-герцогиню, управляющую домом, и целую стаю сыновей, путающихся под ногами. Каждая светская матрона, без сомнения, тоже думала именно так. Где бы он ни появлялся, великосветские мамаши наперебой подсовывали ему своих дочерей-дебютанток – семнадцатилетних девушек, которые соперничали между собой, стремясь стать следующей герцогиней Монтгомери. Все они боялись даже взглянуть ему в лицо. Его губы изогнулись в сардонической улыбке. Если бы одна из них стала его женой, ей пришлось бы вынести гораздо больше, чем его взгляд…

Внезапно ни с того ни с сего в его памяти промелькнул ясный взгляд зеленых глаз. Та женщина на площади… Она смотрела ему прямо в глаза. Дала ему отпор! Никогда еще дамы, с которыми он был знаком, не осмеливались возражать ему, а тут женщина гораздо ниже его по положению позволяет себе такое? Непостижимо! И все же Зеленоглазая осмелилась. Она отбилась от стада, от той безликой массы простолюдинов, которая обычно маячила где-то вдалеке и с которой он никогда не имел дела, и встала прямо у него на пути. Наглая, самонадеянная девчонка! Не иначе как сумасшедшая.

Герцог открыл свой блокнот, перо забегало по бумаге, и для него исчезло все, кроме главного. Замок Монтгомери. Подарен первому герцогу за услуги, оказанные во время битвы при Гастингсе, проигран восемнадцатым герцогом в карты. Себастьян вернет его, даже если это будет последнее, что он сделает в этой жизни.

Глава 4


– Вы какая-то рассеянная, мисс Арчер.

Профессор строго взглянул на Аннабель поверх очков в металлической оправе. Казалось, он видел ее насквозь. Девушка смутилась и почувствовала себя виноватой. Все в Дженкинсе – залатанный твидовый пиджак, высокий лоб, серьезное нахмуренное лицо – выдавало блестящего ученого. Ему было всего сорок, но, по всеобщему признанию, никто лучше его не разбирался в истории войн Древней Греции. И если уж где и стоило быть предельно внимательной, так это у него на утренних занятиях.

Аннабель с раскаянием посмотрела на друга своего покойного отца, с которым тот переписывался долгие годы.

– Прошу прощения, профессор.

Он пригнулся к столу и прошептал:

– Все из-за этого проклятого вязания, не так ли?

– Что?

– Это вязание, – повторил он, злобно глядя на миссис Форсайт. – Бесконечные щелк-щелк… С ума можно сойти, как от протекающего крана.

Щелканье за спиной Аннабель резко прекратилось, в комнате повисла напряженная тишина. Оскорбленная миссис Форсайт застыла от изумления, Аннабель съежилась. Женщина была справедливо возмущена – в конце концов, Аннабель платила ей шесть пенсов в час именно за то, чтобы она сидела здесь, потому что без компаньонки обойтись было нельзя. Единственное, в чем оказался прав Гилберт, черт бы его побрал. Студенткам не разрешалось выходить в центр города без сопровождения, и, уж конечно, они не могли оставаться наедине с профессором. Кандидатуру компаньонки должна была одобрить сама ректор колледжа. Миссис Форсайт, пожилую элегантно одетую вдову, сочли вполне подходящей кандидатурой.

Но если Дженкинса раздражает позвякивание спиц, нужно что-то придумать. В конце концов, он настоящий титан науки. На его уроках перед ней открывались загадки былого, прошлое становилось реальностью, а не просто истлевшими страницами древних фолиантов, его выдающийся интеллект давал пищу ее собственному разуму. Ради ее обучения профессор взял на себя труд приходить сюда, на Литтл-Кларендон-стрит, в комнату с разномастной мебелью прямо над пекарней. Такое помещение университет предоставил для занятий девушкам-студенткам.

Пекарня! Вот в чем дело. Ее отвлекало не вязание, а теплый дрожжевой запах свежеиспеченного хлеба, доносившийся сквозь щели в двери…

Внизу по улице с грохотом проехала телега.

Профессор раздраженно захлопнул свой экземпляр Фукидида.

– На сегодня все, – сказал он. – Надеюсь, к завтрашнему дню вы представите новую оригинальную трактовку этой главы.

Завтра? Вся радость от его добрых слов тут же исчезла – завтра означает еще одну бессонную ночь за учебниками. В Оксфорде такое случалось даже чаще, чем в Чорливуде.

Убирая ручку и блокнот в сумку, Аннабель украдкой наблюдала за Дженкинсом. Когда после долгих лет сухой научной переписки она наконец встретилась с ним лично, то была удивлена моложавым видом профессора. Он был худ и долговяз, а благодаря образу жизни, проходившей главным образом в тускло освещенных архивах, на лице его почти не было морщин. Характер у него был неровный – он то погружался в свои мысли, ничего не замечая вокруг, то становился раздражительным и резким, как хлыст. Найти общий язык с таким человеком – непростая задача.

Внизу звонко стукнулись друг о друга металлические формы для выпечки.

Дженкинс ущипнул себя за переносицу.

– В следующий раз приходите ко мне в Сент-Джонс, – сказал он.

Сент-Джонс. Один из старейших и богатейших колледжей Оксфорда. Говорят, только одна его коллекция вин стоит целое состояние.

– Только никакого вязания, – добавил Дженкинс, – понятно?



Аннабель торопливо шла по району Сент-Джайлс в сопровождении все еще недовольной миссис Форсайт. Они опаздывали на собрание суфражисток. Как бы хотелось Аннабель побродить не спеша по улице, полюбоваться очаровательными домиками из песчаника. Древние камни старинных строений так много видели, хранили так много тайн… На днях она заглянула в одну из причудливых средневековых дверей в стене, ведущую в один из мужских колледжей, и мельком увидела прелестный садик, маленький островок, полный необычных деревьев, поздних цветов, с укромными уголками, таящимися среди растений, как драгоценный камень в шкатулке для драгоценностей. Быть может, когда-нибудь она найдет способ проникнуть внутрь…

На этой неделе суфражистки собирались в «Рэндольфе». Хэтти и ее двоюродная бабушка, выступающая в роли компаньонки, сняли в роскошном отеле апартаменты и любезно предложили устроить там собрание. Для их небольшой ячейки вполне хватило бы общего зала колледжа Леди-Маргарет-Холл, но ректор, мисс Вордсворт, запретила любую политическую деятельность на территории университета. «Я закрою глаза на источник вашей стипендии, – сказала она Аннабель во время их первой встречи, – но надеюсь, вы не станете злоупотреблять доверием университета».

Все-таки странная она, эта мисс Вордсворт, – платит преподавателям из собственного кармана, чтобы дать женщинам образование, но помогать им в борьбе за право голоса не считает нужным.

– Никак не могу взять в толк, чего же именно пытается добиться ваша группа, – спросила, задыхаясь, миссис Форсайт.

Ах, как же она напоминала тетушку Мэй, которая постоянно ворчала! «Никак не могу взять в толк, чего именно пытался добиться мой племянник, давая тебе столь чрезмерное для женщины образование». Каждый день в течение долгих зимних месяцев, которые они провели вместе на севере, тетушка постоянно бормотала себе под нос что-то в этом роде. Не из-за этого ли сходства Аннабель и выбрала миссис Форсайт из числа одобренных ректором компаньонок? Краем глаза она посмотрела на пожилую даму. Даже внешне она немного напоминала тетушку Мэй и так же носила на кончике носа маленькие очки…

– Мы требуем, чтобы в Закон о собственности замужних женщин внесли поправки, – объяснила Аннабель, – чтобы собственность сохранялась за женщинами после вступления в брак.

– Но зачем? Разве жена и без того не располагает всем имуществом мужа?

– Однако записано оно вовсе не на имя жены, – осторожно заметила Аннабель. – И поскольку голосовать могут только люди, чье имущество оформлено на них самих, собственность должна сохраняться за женщиной.

Миссис Форсайт неодобрительно поцокала языком.

– Ну, теперь-то мне ясно, почему такая красивая девушка, как вы, осталась старой девой. Вы не только слишком погружены в ваши книжки и оторваны от жизни, но еще и ярая политическая активистка. Все это совершенно неприемлемо для жены.

– Так и есть, – только и сказала Аннабель, потому что возражать не имело смысла.

Действительно, ни для одного из знакомых мужчин она не стала бы подходящей женой. Вероятно, она поняла это с тех самых пор, как из книг узнала об Ахилле, Одиссее, Ясоне, полубогах и людях, которым по силам пересечь семь морей. О мужчинах, с которыми она с удовольствием пустилась бы в странствие. Возможно, если бы отец выбрал дочери для чтения «Спящую красавицу» вместо «Илиады», ее жизнь сложилась бы иначе.

Собрание в «Рэндольфе» должно было вот-вот начаться. У небольшой трибуны оратора Люси что-то искала у себя в сумке. Дюжина дам болтали, стоя кружком вокруг камина из розового мрамора, над которым висело огромное зеркало в золоченой раме. Сусальное золото, догадалась Аннабель, передавая пальто горничной.

Хэтти отсутствовала. Все кресла были заняты. Свободной оставалась лишь половина маленького дивана. Другую занимала девушка, закутанная в старый потертый плед. Аннабель помнила этот плед. И эту девушку. Она тоже была на Парламентской площади, а зовут ее леди Катриона Кэмпбелл. Она была не студенткой, а помощницей своего отца, Аластэра Кэмпбелла, оксфордского профессора и к тому же шотландского графа, владельца замка в Хайленде. И вот теперь эта леди неожиданно и неловко помахала ей рукой и подвинулась, чтобы освободить место.

Аннабель направилась к дивану, чувствуя на себе насмешливые взгляды. Да уж, ее уличное платье не отличалось новизной, да и фасон был самый простой. Среди дам в шелковых, по-модному узких платьях она, должно быть, выглядит как нелепый анахронизм ушедшей эпохи. Хотя по сравнению с шалью, напоминающей клетчатый плед… вполне прилично.

 

Она осторожно опустилась на бархатный диван.

– Мы, кажется, еще не знакомы, – сказала она леди Кэмпбелл. – Я Аннабель Арчер.

Леди совсем не была похожа на дочь графа: круглые очки скрывали половину лица, волосы цвета воронова крыла собраны в небрежный пучок. И эта шаль… В ней мисс Кэмпбелл напоминала черепаху в панцире.

– Я о вас слышала, – ответила леди. – Вы та девушка, которой дали стипендию.

Благодаря мягкому шотландскому акценту ее слова прозвучали ласково, совсем не официально. Улыбка Аннабель, видимо, ободрила соседку, потому что из-под пледа показалась ее рука.

– Катриона, – представилась девушка. – Видела, как вы обратились к герцогу Монтгомери на прошлой неделе. Какая же вы храбрая!

Аннабель рассеянно пожала протянутую руку. Монтгомери… Имя герцога воскресило в памяти его образ – надменное аристократическое лицо, холодные глаза, сильные пальцы на своем плече… Она не испытывала гордости от встречи со столь важной персоной, но все же его личность так занимала ее, что она почитала о нем в «Летописи британской аристократии». Как и у всякого истинного герцога, его родословная восходила к временам Вильгельма Завоевателя, вместе с которым его предки вторглись в 1066 году в Англию и изменили лицо всей страны. В течение многих веков семья Монтгомери накапливала все больше земель и богатела. Себастьян стал герцогом в девятнадцать лет. Слишком юный возраст для того, чтобы получить во владение значительный кусок страны, но, вспоминая самодовольную властность герцога, Аннабель не могла представить его мальчиком. Казалось, он, как белокурый греческий полубог, появился на свет уже взрослым, вполне сформировавшимся.

– Дамы! – Люси шлепнула толстой стопкой бумаг по трибуне оратора. Удовлетворенная тем, что все головы повернулись в ее сторону, она мрачно оглядела группу и продолжила: – Теперь наша нелегкая миссия стала еще более трудной. Герцог Монтгомери назначен новым советником избирательной кампании тори.

Вот уж правда, дьявола помянешь…

Вокруг поднялся ропот потрясенных голосов. Аннабель знала, что лишь немногие тори соглашались с предоставлением избирательного права женщинам, в то время как среди их противников либералов большинство выступало за. Стало быть, герцог представлял вражескую сторону.

Люси вышла из-за трибуны со своими бумагами.

– Исключительные обстоятельства требуют радикальных мер, – говорила она, раздавая листки. – Поэтому я предлагаю отныне встречаться с депутатами в их кабинетах. Нужно только заранее узнать как можно больше об этих мужчинах: их симпатии, антипатии и, самое главное, их слабости. Изучив всю подноготную, мы найдем подход к каждому. Он считает себя экспертом по вопросам правосудия? В спорах с ним цитируйте Платона. Он уверен, что его дети пострадают, если жена получит право голоса? Приведите примеры, какими замечательными матерями могут быть независимые женщины. Короче говоря, дамы, изучите своего врага досконально.

Аннабель кивнула. Разработать стратегию и манипулировать мужчиной – обычно такой способ оказывался весьма действенным.

Листок, который протянула ей Люси, был аккуратно разделен на графы: общие характеристики… голосование по значимым вопросам… участие в громких скандалах… болевые точки. Такие подробности вряд ли известны широкой публике. Придется рыться в скандальных газетах и публичных отчетах – вот только где взять время? Учеба, работа репетитором, с помощью которой она имела возможность платить Гилберту, отнимали у нее все силы, она и так корпела над заданиями до глубокой ночи.

Дверь в прихожую скрипнула, и в комнату на цыпочках прокралась Хэтти. Люси осуждающе взглянула на нее, девушка ответила ей извиняющейся улыбкой и, окутанная шлейфом дорогих духов, устроилась рядом с Аннабель.

– Доброе утро, Катриона, Аннабель, – прощебетала она. – Извините, что опоздала. Я что-то пропустила?

Аннабель протянула ей листок.

– Мы собираемся шпионить за влиятельными персонами.

– Как интересно! О, да тут получится потрясающий справочник по самым завидным холостякам!

Возмущению Люси не было предела.

– Завидные холостяки? Так вот чем заняты ваши мысли! Зачем же вы пришли к нам на собрание?

Хэтти виновато шмыгнула носом.

– Любой жених перестает быть завидным, когда после свадьбы становишься его собственностью, – мрачно заметила Люси.

– Никто не спорит, но в чем-то она права: всю подноготную женихов знают как раз те мамаши, у кого дочки на выданье. У них-то и можно разузнать кое-что. – Сидевшая напротив леди Мейбл осмелилась возразить Люси.

– Любые способы подойдут, – согласилась Люси. – Кроме брака.

– А вы уверены, что депутаты нас примут? – спросила Катриона.

– Выборы в марте. И, как водится, накануне выборов политики всегда стараются вести себя как можно более демократично. – Люси повернула к Аннабель нежное лицо эльфа и посмотрела вопросительно. – А что думаете вы о нашем плане?

– Превосходная идея, – ответила Аннабель вполне искренне.

Люси удовлетворенно улыбнулась.

– Все благодаря вам. Вы вдохновили меня. Увидев, как смело вы подошли к Монтгомери, без всяких церемоний, как к простому смертному, я будто со стороны взглянула на нашу работу.

– Разузнать о Монтгомери хоть что-нибудь будет сложно, – сказала Хэтти. – Все, что о нем известно, – вроде бы он разведен и мечтает вернуть их фамильный замок. Но в светских хрониках о нем ни одного упоминания, а ведь я прочитываю их все от корки до корки.

Люси сморщила нос.

– Ну, ведь он любимец королевы, вот пресса и не смеет его трогать. Нет, когда речь идет о Монтгомери, нужны решительные меры. Катриона, разве вы не занимаетесь с его братом? Лордом Деверо?

Катриона покачала головой.

– Это было в прошлом семестре, мы изучали иероглифы.

– Вот и отлично, – сказала Люси. – Придумайте, как встретиться с ним будто бы случайно, пококетничайте, завлеките его…

Катриона отпрянула.

– Я? О нет!

Глаза Люси сузились.

– Почему сразу нет? Ведь вы уже знакомы.

– Я учила его иероглифам, – пробормотала Катриона, – а это совсем не то, что…

– …Завлекать, – подсказала Хэтти.

– Ну…

Катриона попыталась спрятаться в свой плед, словно черепаха в панцирь.

– Что ж, – резко сказала Люси. – Тогда это сделает Аннабель.

Аннабель подняла глаза, удивленная и немного встревоженная.

– Я?

– Надеюсь, ты не против?

– Боюсь, у меня нет причин представиться его светлости.

Люси нетерпеливо возразила.

– Тебе и не нужна причина. Ты из нас самая красивая. Просто изобрази, что его речи произвели на тебя впечатление, смотри ему в рот, и молодой человек сам выложит все секреты, даже не догадавшись об этом.

– Я не… – начала Аннабель, но Хэтти оборвала ее, радостно всплеснув руками.

– Ах, и правда! – защебетала девушка. – Ты в самом деле очень хороша, такое дивное лицо! Как бы мне хотелось, чтобы ты позировала для моей Елены Троянской. Ты не против?

Аннабель удивленно заморгала.

– Что-что?

Хэтти протянула к ней руки и пошевелила пальцами.

– Я занимаюсь живописью. Слава богу, сейчас я в перчатках. Видела бы ты мои руки! Во всей Англии не найдется ужасней!

«Еще как найдется. Видела бы ты мои, – подумала Аннабель. – Мозоли не исчезнут никогда».

– Для меня большая честь позировать тебе, – ответила она, – но вряд ли я сумею выкроить для этого время.

– Ну, картиной я собираюсь заняться в следующем семестре, – сказала Хэтти, и ее круглые глаза стали умоляющими.

Их разговор прервало покашливание Люси.

– Итак, Перегрин Деверо, – сказала она. – Найдите способ познакомиться с ним.

Девушки обменялись неуверенными взглядами.

– Но если нам кое-что нужно от лорда Деверо, мы должны предложить ему что-то взамен, – сказала Аннабель, начиная с очевидного.

– Можно ему заплатить, – предложила Хэтти через мгновение.

Аннабель покачала головой.

– Вряд ли он нуждается в деньгах.

– Молодые люди всегда нуждаются, – сказала Хэтти, – но ты права, за деньги он, может, и не согласится болтать о своем брате.

– Может, лучше подобраться поближе к самому Монтгомери?

Хэтти нахмурилась.

– Но как? Он всячески избегает общества.

Наступила тишина, все задумались.

– Я думаю, есть кое-что, что могло бы заинтересовать лорда Деверо, – тихо сказала Катриона.

Хэтти наклонилась к ней.

– Что же?

Катриона изучала свои руки.

– Их общество любителей выпивки не прочь получить ключ от винного погреба колледжа Сент-Джонс.

Хэтти тяжело вздохнула.

– Ну еще бы. Разумеется, не прочь.

У Аннабель кровь прилила к щекам. В каждом колледже Оксфорда имелись общества любителей выпить, которые соревновались между собой, устраивая безобразные пьянки. Слухи о подобных бесчинствах достигли даже деликатных ушей студенток. Говорили, что победа в соревновании ценится больше, чем диплом с отличием, а возглавить список пьяных дебоширов так же почетно, как выиграть лодочную гонку у Кембриджа. Таким вот образом развлекались отпрыски самых знатных семей.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21 
Рейтинг@Mail.ru