Его глаза чуть расширились. Затем зрачки сузились, превратившись в точки.
Тонкие волоски на теле Аннабель поднялись, как мех на зашипевшей кошке.
О нет, герцог не забыл ее… Он смотрел на нее сверху вниз, от него веяло негодованием – оно прямо-таки клубилось в воздухе, будто пар из холодного погреба.
– Что. Вы. Делаете. В моем доме?
Его голос был таким же властным и подчиняющим, каким запомнился ей. Холодная чеканная фраза врезалась прямо в ее скачущие, спутанные мысли. Совершенно неуправляемый мужчина.
Оторопев, Аннабель с трудом поднялась с кресла.
– Ваша светлость… Я думала, вы во Франции.
Больше ничего не нашлось сказать?
Негодование на лице герцога сменилось сарказмом.
– Мисс Арчер, не так ли? – спросил он почти ласково. И этот тон не сулил ничего хорошего.
– Да, ваша светлость.
Он и не подумал сделать хоть шаг назад. Стоял совсем близко, возвышаясь над ней. Если он намеревался подавить ее своим величием и ростом – а он был почти на голову выше Аннабель – его усилия оказались напрасными. Потому что запугивание пробуждало в ней единственное желание – дать отпор. А герцог был не похож на человека, который потерпит сопротивление.
Его черный приталенный сюртук великолепно сидел на фигуре, обрисовывая на редкость прямые, широкие плечи и тонкую талию. Коротко стриженные светлые волосы казались почти белыми в лучах декабрьского солнца. Он весь был такой суровый и бесцветный, будто сама зима. И, наверное, так же способен заморозить ее насмерть…
– Полагаю, вы подруга моего брата, – сказал он.
Ей не понравилось, с какой интонацией он произнес слово «подруга».
– Я знакомая милорда Деверо, ваша светлость.
Аннабель чуть наклонилась вперед, побуждая герцога проявить вежливость и дать ей проход. Он не двинулся с места. Его глаза скользнули по ее лицу, затем ниже, по шее. Презрение во взгляде говорило о том, что он заметил все: впалые от голода щеки, серьги с фальшивыми жемчужинами, старое прогулочное платье леди Мейбл, которое Аннабель подгоняла по фигуре сама и которое было ей не к лицу.
Внутри у нее все опустилось.
– Какая неслыханная наглость – пробраться в мой дом, – сказал он. – Это уж слишком, даже для такой женщины, как вы.
Она зажмурилась от возмущения. Такой женщины, как она?!
– Я знакомая милорда, – повторила она, и ее голос прозвучал на удивление сдержанно.
– Знакомая… – повторил Монтгомери. – Ну, если вам угодно называть это знакомством… В таком случае, должен заметить, для знакомства вы выбрали не того человека. Лорд Деверо полностью зависит от моего кошелька. Не старайтесь, ваши уловки ни к чему не приведут.
Ее бросило в жар.
Так вот чем он был недоволен! Вовсе не тем, что она заснула в его кресле. Он считал ее любовницей брата!
Она и Перегрин Деверо?! Что за нелепое предположение!
И тем не менее герцог убежден, что дело обстоит именно так. Лишь мельком взглянув на нее, его светлость принял ее за продажную женщину…
Сердце неистово стучало, стук отдавался в ушах. Гнев, так долго сдерживаемый, взметнулся в ее душе, словно потревоженная змея. Охваченная возмущением, Аннабель приняла вызывающую позу, выставив бедро, и не спеша оценивающе оглядела герцога с головы до ног, от надменного лица до начищенных ботинок. В душе она горько усмехнулась, признаваясь себе, что находит Монтгомери весьма привлекательным.
– Ваша светлость, – проворковала она, – не сомневаюсь, что ваш кошелек… набит доверху. Вот только купить меня вам не удастся, я здесь не для продажи.
Герцог застыл в изумлении.
– Вы всерьез считаете, что я предложил вам непристойную сделку?
– Зачем же еще в разговоре с женщиной, подобной мне, джентльмен упоминает о своем кошельке?
Мускул на его щеке дернулся, и пылающую гневом Аннабель словно окатили холодным душем. Как неловко получилось! В конце концов, перед ней один из самых влиятельных людей в Англии.
Неожиданно Монтгомери наклонился ближе.
– Вы уберетесь из моего поместья, как только дороги будут расчищены, – тихо произнес он. – И держитесь подальше от моего брата. Я ясно выразился?
Он стоял так близко, что Аннабель чувствовала его запах, в котором смешались ароматы крахмального белья и мыла. Этот запах волновал ее, будоражил… Она не могла вымолвить ни слова, в голову ничего не приходило. И лишь кивнула.
Герцог отступил назад и глазами указал на дверь.
Он выгонял ее!
Аннабель с трудом удержалась от безумного порыва дать ему пощечину и увидеть, как высокомерие на его благородном лице сменится недоумением. О, это высокомерие! Он был пропитан им насквозь!
Аннабель схватила со столика Фукидида и свою записную книжку и устремилась к выходу.
Его взгляд, холодный и неумолимый, как дуло пистолета, преследовал ее до двери.
Уходя, женщина держала перед собой книгу, словно щит, в каждом движении ее стройного тела чувствовалось напряжение. Она закрыла за собой дверь осторожно, хотя прозвучало это так, будто она ею хлопнула.
Себастьян стиснул пальцы.
Он узнал ее, как только она подняла на него глаза.
Зеленоглазая в его доме… У Зеленоглазой интрижка с его братом…
Она казалась такой невинной, когда спала в его кресле, подтянув колени к груди, положив руку под щеку. На шее мягко пульсировала жилка. Ее профиль напоминал мраморную статую, а сама девушка была похожа на музу прерафаэлитов. Герцог просто застыл на месте. Незваная гостья совсем не походила на хищницу, которая заманивает в ловушку недотеп-мужчин из знатных семей, что лишь свидетельствовало о ее мастерстве.
Ее выдавали глаза. Взгляд проницательный, умный, спокойный и совсем не невинный. К тому же поведение не оставляло сомнений: ни одна благовоспитанная леди не ответила бы дерзостью на его отповедь. А этой зеленоглазой нахалке хотелось дать ему пощечину, он чувствовал это всем своим существом. Безумие.
Герцог направился к выходу.
Приказ королевы немедленно вернуться из Бретани для экстренной встречи поступил весьма некстати. Обнаружить после двадцатичасового путешествия, что дом кишит пьяными лордами, тоже малоприятно. Но выслушивать дерзости от какой-то распутницы в собственной библиотеке – это уж слишком!
Когда герцог вышел в коридор, его встретил дворецкий, на длинном лице которого была написана крайняя тревога.
– Что такое, Бонвилль?
– Ваша светлость! – Дворецкий, которого он привык видеть невозмутимым, смотрел на него совершенно дикими глазами. – Вина полностью лежит на мне, я готов понести ответственность за сложившуюся ситуацию.
– Не думаю, что в этом есть необходимость, – сказал Себастьян, – но скажите же мне наконец, что случилось.
Когда Монтгомери неожиданно вошел в парадную дверь, его экономка пришла в неописуемое волнение. Она тут же стала перечислять герцогу имена гостей, но, услышав первое же имя, имя незнакомой ему женщины, он немедленно отправился на ее поиски.
– Вчера вечером без предупреждения прибыла дюжина джентльменов, – доложил Бонвилль. – Лорд Деверо похлопал меня по плечу и сказал: «Бонвилль, будь другом! Ты все равно готовишься к большому празднику, наверняка у тебя найдется кое-что из еды и бутылочка-другая для нашей компании». Целая дюжина гостей, ваша светлость! Кухонный персонал…
Ах, Перегрин, Перегрин. Себастьяну вдруг до ужаса захотелось поймать брата, затащить его в кабинет и устроить взбучку. Ладно, позже. Он разберется с братом позже, когда гнев уляжется, а кровь перестанет бешено пульсировать в висках. А пока придется играть роль любезного хозяина перед незваными гостями, потому что поступить иначе значило бы признаться всему миру в том, что восемнадцатилетний мальчишка совершенно не считается с герцогом Монтгомери. Лишь железное самообладание не позволило ему заскрипеть зубами в присутствии дворецкого.
– А сегодня утром прибыл кое-кто еще. – Бонвилль продолжил свое горестное повествование. – Три юные дамы и их компаньонка, а одна из них и вовсе не похожа на леди…
– Она действительно не леди, – мрачно подтвердил Себастьян.
Стоп! Что еще за компаньонка?
– Вот и я так подумал, – сказал Бонвилль. – Ума не приложу, зачем это дочь графа Уэстера Росса надела на себя ужасный плед и разгуливает в таком виде, ну прямо настоящая якобитка…
Себастьян удивленно поднял руку, прерывая его.
– Как, леди Катриона здесь?
– Похоже на то, ваша светлость.
Черт! Следовало выслушать список гостей до конца, прежде чем отправиться на поиски «мадам»!
– Вы упомянули трех дам, – сказал он. – Кто же еще?
– Мисс Хэрриет Гринфилд и ее тетушка, миссис Гринфилд-Каррутер. Мы поселили их в покоях с позолоченным потолком.
Дочь Гринфилда, леди Катриона… Вряд ли этих девушек можно считать неподходящей компанией. Так что, возможно, Перегрин и не притаскивал любовницу в дом. А судя по тому, как мисс Арчер отвечала ему, вряд ли она профессионалка.
Себастьян нахмурился. Должно быть, он был слишком утомлен дорогой, вот и не сумел разобраться, совершил ошибку. Однако это все равно не объясняло присутствия той женщины в его кресле.
– Они все из Оксфорда, – вдруг догадался он.
– Что, ваша светлость?
– Эти женщины, – объяснил герцог. – Дочь Гринфилда, леди Катриона и, я подозреваю, третья тоже – все они синие чулки. У таких и манеры, и одежда всегда ужасны.
– Ах вот оно что, – Бонвилль понимающе хихикнул.
Он уже успокоился, пришел в свое обычное состояние и снова был похож на самого себя.
– Бонвилль, вы один из самых компетентных дворецких в Англии, не так ли?
Румянец залил впалые щеки Бонвилля.
– Я стремлюсь к этому, ваша светлость, – застенчиво ответил он.
– И вам это удается, не скромничайте. Так проявите же компетентность и найдите выход из ситуации. И сообщите на кухне, что за следующие пару дней им заплатят в двойном размере.
Он смотрел вслед удаляющемуся Бонвиллю. Спина дворецкого снова стала безукоризненно прямой.
Оставалась еще одна проблема: он только что приказал убраться из своего поместья гостье, которая, несмотря на ее дерзкие слова, имела право на его гостеприимство. Ладно. Крайне редко он менял свое решение. Но все же пусть эта маленькая нахалка немного понервничает, решил он и приказал лакею послать за конюхом. Ничто так не смягчало его нрав, как долгая прогулка верхом.
Вы уберетесь из моего поместья…
Эти слова, произнесенные почти шепотом, отдавались в голове Аннабель, как пожарный колокол. Герцог Монтгомери выгнал ее из своего дома. А она даже не успела разобрать багаж.
Войдя в свою комнату, Аннабель с удивлением обнаружила, что ее вещи распакованы. На туалетном столике стоял флакон с жасминовыми духами, лежала старая мамина щетка, на столе были разложены ее книги и бумаги, включая «Руководство по этикету» Дебретта, которое она тщательно изучила, чтобы не допустить промаха на вечеринке.
Ее глаза сузились, когда она заметила среди книг свою папку с характеристиками влиятельных персон. В три шага она подлетела к столу.
Быстро, словно рапиру, она схватила авторучку.
«Герцог М.: Донельзя высокомерный, властный, – строчило перо, – да просто напыщенная задница!»
Аннабель сдула со лба упавшую прядь. Неожиданно она увидела свое отражение в зеркале и ахнула. Глаза гневно сверкали, локоны цвета красного дерева змеились по плечам: какая-то Медуза горгона, а уж никак не Елена Троянская.
Аннабель прижала ладони к пылающим щекам. Что же она натворила? Ведь прекрасно знала, как нужно управляться с грозными и свирепыми мужчинами, знала, что говорить и, самое главное, чего не говорить. Нельзя дерзить английскому пэру, каким бы негодяем он ни был. И особенно, если он настоящий негодяй. Это знает любая дура.
Ее отражение расстроенно смотрело на нее. Что поделаешь, если у тебя есть характер? Ты просто показала свою истинную натуру.
Аннабель закрыла глаза. Да, с ней и раньше так бывало – эмоции брали верх над рассудком. И да, она никогда по-настоящему не знала свое место. Там, где другие, ощутив свою ничтожность, пугались и отступали, она принимала вызов и не склоняла голову.
Она так старалась скрыть свой изъян… Однако герцог разглядел его. Ни один джентльмен не позволил бы себе оскорбить невинную девушку, но герцог видел ее насквозь, стоило ему взглянуть на нее, и он заметил в ней нечто порочное…
О, нет. А как же Хэтти и Катриона? Что она скажет им? Узы дружбы были еще такими хрупкими, она обрела подруг совсем недавно.
Я должна уехать.
В пряничной деревушке, мимо которой они проезжали, была какая-то гостиница. Аннабель ясно помнила вывеску из кованой стали. Далеко ли до нее? Не более семи миль. Преодолеть семь миль не так уж и трудно. Взять только самое необходимое – флакончик с жасминовыми духами, щетку, записи, пеньюар и сорочку. За книгами можно послать позже.
Руки Аннабель быстро и аккуратно складывали вещи, лицо все еще пылало. Присутствие герцога тяготило ее; в этих стенах, где каждый камень принадлежал ему и он повелевал всеми живыми существами, от него не скрыться.
Нужно было что-то написать подругам, поэтому Аннабель снова достала бумагу.
– Что же написать? Может, так? – бормотала она. – «Я оскорбила герцога Монтгомери, а он считает меня шлюхой, поэтому я сочла за лучшее покинуть дом». Представляю, какой это вызовет переполох…
Аннабель нацарапала несколько вполне безобидных строк и оставила записку на столе. Она зашнуровала ботинки и подошла к окну. Солнце только что миновало зенит, значит, у нее в запасе еще три-четыре светлых часа. Вполне достаточно, чтобы добраться до гостиницы.
Внизу во дворе показались два всадника, оставив темные следы от копыт на девственно-белом снежном покрывале.
Первая лошадь будто примчалась из зимней сказки. Ослепительно-белый жеребец, движения сильных мышц которого были так грациозны, что, казалось, он танцует на снегу. Без сомнения, если бы Хэтти рисовала какого-нибудь возносящегося на небо сэра Галахада, он позировал бы ей именно на такой лошади.
Однако такому, как Монтгомери, скорее был под стать конь черный как смоль. Рука Аннабель вцепилась в плотную бархатную портьеру. Царственная осанка, ловкость, с которой герцог управлял гарцующим животным, подняли в ее душе новую волну гнева. Вот бы лошадь сбросила его со спины!
Он резко поднял голову и посмотрел в сторону ее окна, и у Аннабель перехватило дыхание. На нее вдруг будто снова пахнуло его ароматом… Она схватила узелок с вещами и побежала.
Гораздо разумнее было бы сказаться больной и не покидать свою комнату. А теперь приходится брести по колено в снегу, то и дело проваливаясь в сугробы. К сожалению, сегодня мудрость и прагматизм покинули ее. Вот что случается, когда прошлое неожиданно сталкивается с настоящим: старые призраки оживают, и человек действует безрассудно и непредсказуемо.
Семь лет прошло с тех пор, как Аннабель стояла в другой библиотеке, такой же огромной, и другой аристократ втаптывал ее в грязь, разбивая сердце. Она думала, семь лет – долгий срок, но сегодня властный голос герцога и легкое презрение в тоне подействовали на нее, как удар кулака, снова причинив боль, заставив сжаться…
И все же не стоило дерзить ему. Но тут уж взыграла гордость, как говорила тетя Мэй, ее галльский характер… Обуздай его, девочка, ты не можешь себе этого позволить. Семь лет назад галльская гордость промолчала, как пойманный в силки кролик, когда отец ее любовника обозвал Аннабель алчной шлюхой и ее услали жить к тете Мэй. С тех пор она не была по-настоящему гордой.
Тяжело дыша, Аннабель остановилась поправить узелок. Тропинка среди белых холмистых полей была едва различима, но облака рассеялись и ветер стих. Над гребнем дальнего холма на фоне закатного неба виднелись черные и неподвижные, будто вырезанные из бумаги, деревья. Оставалось пройти еще пять миль. Аннабель могла точно определить расстояние. Очень ценное умение для таких, как она. Женщины ее положения всегда ходят пешком.
Она прошла еще милю, и вдруг позади раздался приглушенный стук копыт. Аннабель обернулась. Большая коричневая лошадь с топотом неслась по узкой тропинке, всадник прильнул к конской шее.
Девушка остолбенела. Лошадь была дорогая, наверняка из конюшни какого-нибудь вельможи. Сердце ушло в пятки, когда всадник приблизился.
– Мисс! Мисс Арчер! – Молодой человек соскочил с седла и снял фуражку, мокрые от пота рыжие волосы торчали в разные стороны. – Мак-Магон, конюх герцога, к вашим услугам. Меня послали за вами, мисс.
Нет. Нет, она туда не вернется.
– Не стоило беспокоиться, – сказала Аннабель, – я направляюсь в ту деревню. – Она указала большим пальцем за плечо.
На лице конюха мелькнуло удивление.
– В Хоторн? Но это же далеко. На улице холодно, вы схватите простуду.
– Мне не холодно, я иду быстро.
– Мы и не ожидали, что вы уйдете так далеко. Должно быть, вы устали, – уговаривал конюх. – Мне приказано доставить вас в дом герцога.
Он не слушал ее, такие никогда не слушают.
Аннабель широко улыбнулась, и посланник захлопал глазами, как все мужчины в ответ на ее улыбку.
– Мак-Магон, но ведь у вас только одна лошадь.
Его лицо просияло.
– Не беспокойтесь, мисс, на лошади поедете вы.
– Но нам потребуется два часа, чтобы добраться до дома, а до Хоторна осталось совсем чуть-чуть.
Мак-Магон задумался, нахмурившись еще сильнее, вероятно, сообразив, что не сможет силой усадить ее на лошадь, если она не согласится.
– Его светлость будет очень недоволен, – наконец произнес он.
Его светлость? Зачем это он послал за ней, если сам же и выгнал? Видимо, хочет показать свою власть, настоять на своем. Да он просто тиран, к тому же законченный самодур!
– Передайте его светлости, что я отказалась.
У потрясенного Мак-Магона отвисла челюсть.
– И что я упряма как осел, – добавила она, – и вообще настоящая мегера.
Конюх медленно покачал головой.
– Вряд ли я с-смогу сказать ему такое, мисс.
– Уверяю вас, он ни капельки не удивится.
– Послушайте, мисс…
– Всего доброго, Мак-Магон.
Она не повернулась к нему спиной, демонстрируя хорошие, да что там, безупречные манеры.
Мак-Магон по-прежнему выглядел несчастным. Неужели герцог выместит досаду на нем? Аннабель сжала губы. Ну конечно, парень беспокоился за себя.
Бормоча что-то себе под нос, Мак-Магон наконец надел фуражку, вскочил в седло, развернул лошадь и вскоре превратился в темную точку вдалеке на фоне белого пейзажа.
Аннабель пустилась в путь еще быстрее, подгоняемая каким-то неутомимым упорством. Герцог хотел вернуть ее, а он привык получать желаемое. Ей нужно действовать быстрее. Кроме того, Аннабель вспотела так, что сорочка прилипла к спине, а между тем лицо заиндевело от мороза. Ей нужно поскорее оказаться в теплом доме.
Не прошло и получаса, как за спиной снова послышался стук копыт. Аннабель оглянулась, ожидая увидеть большую коричневую лошадь. Но та оказалась ослепительно белой.
Черт бы его побрал!
Всадник быстро приближался, его горделивую осанку нельзя было спутать ни с чьей другой. Монтгомери. Вторая лошадь, без всадника, скакала за ним по пятам.
Аннабель резко повернулась к нему лицом, внезапно все мысли вылетели из головы, лицо застыло. Монтгомери сам приехал за ней…
Он налетел, как вихрь, и Аннабель внезапно оказалась в окружении топочущих лошадей, от которых валил пар. Герцог маневрировал ими, преграждая ей путь. Как будто она собиралась сбежать.
Аннабель присела в реверансе, а Монтгомери смотрел на нее сверху вниз из седла. Наверное, именно так выглядели его предки на поле битвы: властные рыцари на боевых конях, они отдавали приказы, заставляющие солдат поднимать мечи и мчаться навстречу гибели и славе. Можно не сомневаться, и для нее встреча с этим человеком с каменным лицом станет гибельной…
– Добрый день, мисс Арчер. – Его тон был обманчиво приветливым. – Так чего же вы всем этим надеялись добиться?
Он повертел указательным пальцем в воздухе над белой равниной.
– Всего лишь выполняю ваши приказания, сэр. Дорога вполне годится для путешествий, поэтому я и покинула ваш дом.
– Вам следовало бы догадаться, что речь шла о путешествии в карете, а не пешком.
– Я бы не осмелилась строить догадки в отношении ваших приказов, ваша светлость.
Его челюсти сжались.
– Значит, если бы я дал понять более ясно, что пешее путешествие исключено, вы бы остались?
Теперь Аннабель оставалось только молчать или откровенно лгать. Они оба знали, что она все равно сбежала бы.
Монтгомери кивнул, снова этот быстрый кивок, а затем ловко соскочил с седла. С хлыстом в руке он двинулся на нее. Снег зловеще хрустел под его сапогами.
Аннабель еле держалась на ногах. Теперь они были под открытым небом, а не в его библиотеке, совсем в ином положении, почти на равных, но герцог по-прежнему выглядел столь же грозным и неприступным в тяжелом темно-синем пальто с двойными рядами сверкающих серебряных пуговиц. Ему даже не было нужды удерживать свою лошадь. Она послушно стояла на месте. Бедное животное, без сомнения, давно уже приучено к покорности. Монтгомери остановился всего в футе от Аннабель, его глаза сверкали от раздражения.
– Я бы никогда не приказал женщине идти пешком куда бы то ни было, – сказал он, – так что садитесь, пожалуйста, на лошадь. – Он указал хлыстом на свободную лошадь.
Аннабель взглянула на животное. Лошадь была размером с небольшой дом и отнюдь не выглядела спокойной. Даже если бы герцог приехал за ней на роскошной упряжке из четырех лошадей, она не вернулась бы с ним.
– До Хоторна совсем недалеко, я доберусь за час, ваша светлость.
– Не доберетесь, – сказал он, – скоро стемнеет, а вы замерзнете и простудитесь. – Тон его был столь уверенным, будто герцог не просто предвидел, но и управлял природными явлениями. – Вдобавок вы рискуете потерять несколько пальцев на ногах, – добавил он для пущей убедительности.
При упоминании пальцев Аннабель тут же сжала их внутри ботинок. Вот досада! А ведь он прав. Она почти не чувствовала пальцев.
– Я ценю вашу заботу…
– Я не могу допустить, чтобы в моих владениях пострадала женщина, – сказал герцог. – Забота здесь ни при чем.
Разумеется, ни при чем.
– Я вовсе не собираюсь действовать себе во вред, просто хочу добраться до Хоторна.
Монтгомери бросил на нее пронизывающий ледяной взгляд.
– Гордость для вас превыше собственной безопасности, мисс.
Что ж, с этим не поспоришь. Аннабель стиснула зубы, пытаясь сдержать неведомое ранее желание зарычать.
– Немедленно садитесь на лошадь, – приказал Монтгомери.
– Предпочитаю этого не делать, ваша светлость. Уж слишком она большая.
Он ударил хлыстом по сапогу. Похоже, с бо́льшим удовольствием он шлепнул бы по чему-то другому…
– В Хоторне есть гостиница, в которой я могу остановиться, – быстро сказала Аннабель, – и…
– И потом по всей округе разнесутся слухи, будто я выгоняю своих гостей на мороз? – рявкнул Монтгомери. – Это исключено! На вас даже нет подходящего пальто.
Она посмотрела на себя.
– Пальто как пальто…
– Вот только оно совершенно не подходит для восьмимильной прогулки по морозу, – парировал он. – «Что за нелепая женщина!» – так и слышалось в его интонациях.
Разумеется, вслух такого он никогда не произнесет, да этого и не требовалось – столь явно звучало презрение в его невыносимо светском тоне.
Аннабель разглядывала его широкоплечую фигуру, значительно превосходящую ее по весу и силе, и думала, как он поступит, если она все же попытается уйти.
– Ну что ж, – произнес Монтгомери, а затем сделал нечто неожиданное – снял шляпу.
– Конечно, обстановка не располагает, – сказал он, – но раз уж мы оказались здесь…
Он сунул шляпу под мышку и встретился с ней взглядом.
– Мисс, приношу свои извинения за то, что во время нашей последней встречи я вел себя неподобающе и был слишком высокомерен. Пожалуйста, окажите мне честь и останьтесь в Клермонте до окончания завтрашней вечеринки.
Ветер стих, и здесь, на холме в Уилтшире, воцарилась удивительная тишина. Глядя на герцога, который продолжал церемонно держать шляпу под мышкой, Аннабель слышала лишь собственное дыхание и глухие удары своего сердца. От мороза изо ртов у них обоих вырывались клубы пара.
Никогда мужчины не извинялись перед ней. И теперь, когда один наконец извинился, Аннабель вдруг поняла, что не знает, как отвечать ему.
Монтгомери нетерпеливо приподнял бровь.
Что ж. В конце концов, он герцог и вряд ли вообще привык извиняться перед кем-то. Возможно даже, сегодня сделал это впервые в жизни.
– Почему? – тихо спросила она. – Почему вы приглашаете в свой дом такую женщину, как я?
По его взгляду невозможно было ничего определить.
– Я не могу допустить, чтобы в моих владениях пострадала женщина. Кем бы она ни была. И наш предыдущий разговор, конечно, был недоразумением. Уверен, с вашей стороны моему брату ничего не угрожает.
Аннабель поежилась. Неужели он расспрашивал Перегрина об их отношениях? Или, что еще хуже, Хэтти и Катриону? Вопросы, которые могли бы вызвать…
– Я догадался об этом сам, – поспешил успокоить ее герцог.
На его лице появилось новое выражение, и Аннабель не сразу разгадала в нем легкое удивление.
– Что ж, и на том спасибо, – сказала она не слишком уверенно.
Его губы дрогнули.
– Элементарная дедукция, логика, так сказать.
– Весьма разумный метод, – признала она, не понимая, куда, черт возьми, он клонит.
– Вы совершенно ясно дали понять, что не продадитесь герцогу, – продолжал он. – Из этого следует, что мой младший брат для вас еще менее интересен.
Аннабель удивленно заморгала. Он пытается… подшутить над ней?
Лицо Монтгомери ничего не выражало, и поэтому она осторожно спросила:
– Но разве это не индуктивное суждение, ваша светлость?
Он замер. В глубине его глаз вспыхнул огонек.
– Дедуктивное, я уверен, – мягко произнес он.
Он уверен! Стало быть, у него не было ни малейших сомнений в том, что женщина всегда предпочтет герцога любому другому мужчине. Для него это такая же непреложная истина, как и то, что все люди смертны. Да уж, высокомерия и самоуверенности ему не занимать.
– А, ну конечно, – пробормотала она.
Монтгомери улыбнулся лишь уголками глаз, и все равно ее внимание привлекли именно его губы. При ближайшем рассмотрении у него оказался выразительный, манящий рот. Красивый, четко очерченный, с более пухлой нижней губой, что становилось заметным, когда он собирался улыбнуться. Такой рот можно было бы назвать чувственным, если бы кому-то пришло в голову думать о поцелуях. О, эти губы обещали так много, и, можно не сомневаться, неприступный герцог умел ими пользоваться… Этот мужчина и я… мы поцелуемся. Осознание было ярким и внезапным, вспышкой где-то на задворках ее разума, скорее убеждением, чем догадкой.
От смущения сердце у нее часто забилось.
Аннабель отвела взгляд, потом снова посмотрела на герцога. Этот новый, непривычный Монтгомери, с волнующим ртом и умным, ироничным взглядом, замер перед ней в ожидании. Она поняла, что больше никогда не сможет забыть его.
Аннабель покачала головой.
– Я не могу вернуться с вами, – произнесла она, к счастью достаточно твердо. – Ведь я не умею ездить верхом.
Он нахмурился.
– Совсем?
– Никогда не ездила в дамском седле.
Это было бы катастрофой. Не хватало еще, чтобы он видел, как она, задирая юбки, неуклюже взбирается на лошадь.
– Что ж, – сказал герцог.
Он щелкнул языком, и его лошадь перестала обнюхивать снег и рысью побежала к хозяину, таща за собой запасную лошадь.
Монтгомери взял поводья в кулак.
– Тогда вы поедете вместе со мной, – сказал он.
Такого поворота Аннабель не ожидала.
– Очередная шутка, ваша светлость?
– Я вовсе не шучу, – ответил он с легким беспокойством в голосе.
Значит, ей придется сидеть с ним на лошади, прижимаясь к нему, словно девица из какого-нибудь пошлого романа?
Ее женская гордость кричала «нет», и он, должно быть, догадался об этом, потому что лицо его посуровело.
– Ведь это опасно, – попыталась возразить она.
– Я хороший наездник, – успокоил ее Монтгомери и сунул хлыст под стремя.
Чтобы освободить руки и подсадить ее, догадалась Аннабель. По ее телу пробежала дрожь, и она уже не понимала, от волнения или от мороза. Пока еще есть возможность продолжить свой путь к деревне, уйти как можно дальше от этого человека…
Герцог бросил на нее мрачный взгляд.
– Подойдите.
Невероятно, но Аннабель сделала шаг к нему, как будто он потянул ее за руку. Он и бровью не повел – тут же взял ее за локоть и развернул, прижав спиной к теплому телу лошади. В нос Аннабель ударили запахи пота, кожи и шерсти. Шерстью, наверное, пахло пальто герцога, потому что он оказался совсем близко, зажав ее между жеребцом и своей грудью.
– Удивительно, как быстро вы согласились, мисс Арчер, – пробормотал он, пристально глядя ей в лицо. – Должно быть, совсем замерзли?
Аннабель снова посмотрела ему в глаза. Она ничего не могла с собой поделать, без всякого стеснения всматривалась в его лицо, забыв о скромности и приличиях. Возможно, ее привлекли контрасты: бледные, почти прозрачные радужки с темными ободками, вспышки сдерживаемой страсти в глубине холодных глаз… Она заметила, как он перевел взгляд на ее губы. И почувствовала, как пересохло во рту…
У герцога вдруг выступили желваки. Он был недоволен.
– Да у вас зуб на зуб не попадает, – сказал он. – И вы молчите! До чего же нелепо!
Его рука инстинктивно потянулась к верхней пуговице пальто, чтобы снять его, и Аннабель замерла. Герцог тоже, его рука вдруг замерла. Лицо Монтгомери стало до смешного растерянным. Он взглянул на девушку, и она поняла, что его порыв согреть ее застал врасплох их обоих. Он считал своим долгом не дать ей погибнуть в его владениях, хотел укрыть ее своим пальто, как благородную леди, но это было бы слишком. Аннабель не была благородной леди. Она не принадлежала ему, и он не обязан был оберегать ее.
Герцог протянул ей свой шарф.
– Возьмите.
Голос звучал суровее, чем когда-либо прежде. В душе его шла борьба, в которую ей не стоило ввязываться. Аннабель накинула шарф на шею, пытаясь не вдыхать запах кедрового мыла и мужчины, исходивший от мягкой шерсти.
Руки Монтгомери крепко обхватили ее за талию, и в следующее мгновение она уже сидела на нервно гарцующем жеребце, наполовину на его холке, наполовину в седле, сжимая блестящую белую гриву. Подумать только!
И тут же Монтгомери оказался в седле позади нее, волнующе близко.
– Позвольте.
Он снова шокировал ее, обняв за талию и прижав к своей груди. Какая крепкая у него грудь! Жар пробежал по всему телу Аннабель, разливаясь по каждой клетке. Забытое чувство, которое она надеялась никогда больше не испытать…
В сильных мужских объятиях она постепенно согрелась, ее тело расслабилось. И все же следовало пойти в деревню пешком, так было бы правильно. Не стоило поддаваться герцогу, ведь пройти оставалось совсем чуть-чуть…
Его левое бедро прижалось к ее бедру, и Аннабель выдохнула:
– Остановитесь, прошу вас!