Юлиан Климович
Петербург 2022. Зомби-апокалипсис
– Да ты философ, детка, – попробовал я пошутить, но Мора только фыркнула в ответ.
– Хотя по нынешним временам кое-какое богатство у меня есть. Автономность на полгода-год дорогого стоит.
– И не только автономность, – я с удовольствием посмотрел на ее ноги и грудь. – Полгода расслабленного и непринужденного удовольствия вещь по нынешним временам ценная, стоящая, пожалуй, целого боевого арсенала.
Мора опять хмыкнула и посмотрела назад. Ее лицо буквально вытянулось. Я повернулся посмотреть, что ее так напугало. Возле “Перекрестка” чернела толпа, которая постоянно увеличивалась. Зомби выходили с Руднева от нашей базы и шли за нами. Мы уже дошли до улицы Есенина и наша фора позволяла не спеша идти до Среднего озера, на берегу которого находился дом родителей Моры. Но это работало бы в том случае, если бы мы нигде по дороге не встретили мертвых друзей тех, которые шли за нами, что само по себе маловероятно, поэтому нам пришлось ускорить шаг, периодически переходя на мелкую трусцу. Дождик продолжал моросить, по-тихоньку взращивая в щелях и ямах давно не ремонтируемого Просвета пока еще небольшие лужицы. Мы шли посередине проспекта по трамвайным путям, отслеживая любое движение вокруг нас. Дурацкие вороны летали над толпой зомби, садясь им на головы, и выклевывая глаза. Однако, красноглазые мертвецы, подчиняясь своему внутреннему инстинкту, не замечая этого шли дальше. Я наблюдал эту картину уже не раз. Но самое отвратительное было то, что периодически отлетая от своей ходячей добычи, и пикируя с высоты, они подлетали к нам, как бы с ревностью указывая мертвецам на двух живых, которые тоже должны как можно скорее стать пищей. Странно, что нигде не было видно чаек. Возможно они пировали вблизи прибрежной полосы, где им хватало еды на несколько месяцев. Возможно.
Откуда-то со стороны уже близкого метро послышался вой мощного мотора, работающего на форсированных оборотах, и гулкое буханье сабвуфера. На мгновение на перекрестке Энгельса и Просвета показался огромный черный Субурбан, который с ревом пронесся и тут же скрылся в южном направлении, оставив после себя замирающее эхо пугливо мечущееся между домов.
– Вот люди развлекаются, – немного завистливо проговорила Мора.
– Из Меги едут наверное. Повезло им, что меня там сегодня не было.
– А может тебе?
– Мора, мы только полчаса вдвоем, а ты меня уже начинаешь все больше и больше раздражать. Попытайся переломить этот тренд, иначе мне придется тебя наказать.
– Ладно, ладно, – примирительно подняв руки вверх, сказала она. – Нам надо поторопиться. Зомбаки же так просто не отстанут, – Мора кивком показала на толпу, которая по мере приближения уже начинала приобретать неприятную разноликость и пестроту.
Не знаю почему, возможно из-за неожиданно пронесшейся мимо чужой, бурно проживаемой человеческой жизни, я вдруг очень захотел Мору. Мне показалось, что сейчас я упускаю нечто важное, что-то, что дает смысл всему нашему безумному существованию. Мора шла впереди, природно-грациозно качая бедрами, переставляя длинные аппетитные ножки. Дикое желание захлестнуло меня, но инстинкт самосохранения толкал в спину, подгоняя. Я заметил как с противоположных сторон проспекта нам наперерез выдвинулись две группы зомби. Их синхронность несколько насторожила меня, но зная чуткую слабость зомби к живым людям, не удивила. Мерзкие вороны галдя низко кружили у нас над головами. Не выдержав их криков, я, не снимая автомата с шеи, дал по ним короткую очередь. Одна ворона, сначала отброшенная пулей вверх, растопырив свои черные крылья упала нам под ноги.
– Достали, падлы, – зло выругался я.
– Алекс, надо торопиться, кажется собирается публика, а нам это ни к чему. – Бросив фразу через плечо, Мора ускорила шаг.
– Ты права, что-то мне все это на нервы начинает действовать.
Обе группы двигались с максимальной скоростью на какую были только способны. Они шли и неотрывно смотрели на нас, по обыкновению разевая черные рты, широко размахивая руками. Нетронутые отлично сохранившиеся человеческие туши составляли основную ударную силу групп, но позади у каждой из них находилось по одному зомбаку в сильно объеденном состоянии. Эти шли смотря на впереди идущих с какой-то напряженной сосредоточенностью, совершенно не обращая внимания на нас. Я крикнул Море, чтобы она с быстрого шага перешла на бег, иначе мы рисковали попасть в мертвые клещи.
– Надя, вы скоро?
– Да, сейчас выхожу.
Олег стоял рядом с машиной, с интересом разглядывая окрестные здания. Девочки играли на площадке перед нашим домом, а Павлик следил за ними из открытой двери машины. Лариса, жена Олега, по моей просьбе собирала продукты на кухне. Зомби толпились вокруг забора, окружающий наш дом, жадно протягивая руки сквозь решетку. Уже немного привыкнув к новому “прекрасному миру”, я не обращала внимания на их безмолвную возню. Гнетущее чувство потери, окрашивающее в последние двадцать четыре часа все в черный цвет, медленно отступало. Юрино лицо в последние секунды перед смертью все время стояло у меня перед глазами. Заинтересованность во внешнем мире держалась только на вере, что я обязательно доплыву, доеду, доползу до детей чего бы мне это не стоило. Что там придумали американцы и придумали ли на самом деле я не знала, но надежда вернуться к Юре постоянно маячила где-то за образами наших детей. Уверенность, что наши дети и внуки не превратились в зомби, жила во мне, давая силы бороться.
Даже сейчас я автоматически прокручивала в памяти то, как все случилось до, что произошло после его смерти. Как ни странно, у меня не было чувства безвозвратной потери. Пока вероятность нашей встречи, пусть мизерная, оставалась, я готова была бороться за нее со всем миром.
Начало рассветать. После шума выстрелов к аптеке отовсюду стали подтягиваться зомби. Мы долго устраивались в машине перед тем, как тронуться в путь к нашему дому, который находился на Сестрорецкой улице и представлял собой реконструированную одноподъездную сталинскую двухэтажку, полностью выкупленную Юрой лет пятнадцать назад. Минут через пять после того, как мы отъехали от злополучной аптеки, я увидела Шуваловскую церковь, что возвышалась на небольшом холмике над Выборгским шоссе. Очень захотелось войти. Я попросила Олега остановиться. В этот момент никто не решился мне возразить. Желание выплакаться, как когда-то в детстве, прислониться к маме, отодвинуло в сторону всех безумных зомби, апокалипсис, Олега с его семьей и вообще весь мир вокруг. Мама уже давно умерла, детство в пятидесяти годах позади туманно-розово лежало на окрестностях Ординарной улицы и Большой Пушкарской, поэтому искренне поплакать я могла только в жилетку Богу, который, время от времени наблюдал за мной и теперь, видимо, поджидал на разговор. Лучшего места для общения нельзя было и представить, поэтому увидев храм, мне обязательно захотелось туда.
Белое основательное здание церкви, снисходительно пряча свою золотую голову, увенчанную большим, будто не по размеру крестом среди кудрявых макушек разросшихся вокруг деревьев, окруженное серовато-серебристыми вплотную подбирающимися со всех сторон по холму крестами многочисленных могил, вызывало уважение и некоторый трепет от количества людей упокоенных здесь в разное время, и теперь тихо лежащих под ее стенами. Узкая дорожка резко взбегала к храму среди старых запущенных оградок. Зомби поблизости я не заметила. Да и что им здесь делать?
Потянув на себя тугую высокую дверь, совершенно без страха зайдя в храм, минуя просторный тамбур, я прошла во вторую дверь и тут же почувствовала на себе чей-то взгляд. Отчего-то я находилась в полной уверенности, что здесь мне ничто не угрожает, потому не испугалась взгляда. Я поискала глазами того, кто смотрел на меня, сначала почему-то подняла взгляд и увидела над алтарем Спасителя, а затем под ним заметила сухонького в черной сутане человека. Запах свечей и ладана умиротворял. Батюшка смотрел на меня и жестом приглашал подойти к нему. Голова закружилась, слабость в ногах усилилась. От всего пережитого за последние два дня нервы мои, видимо, совершенно расстроились. Ноги подкосились, и я упала в обморок. Когда я пришла в себя, то первое что увидела было лицо священника, склонившегося надо мной. Он походил на святого, во всяком случае мне так показалось. Умные печальные глаза глядели мне в душу. Я заплакала. Батюшка начал осторожно гладить меня по голове, утешая как маленькую девочку и шепча: “На все Божья воля. Господь не оставит тебя. Молись и верь”. Стало легче. Через минуту я почувствовала, что силы возвращаются ко мне. Чтобы не оттолкнуть его, я робко привстала на локте, затем медленно поднялась. Такое скорое облегчение души и похожее на чудо умиротворение удивили меня. Я никак не ожидала такого быстрого эффекта, поэтому все произошедшее мне представилось неким маленьким чудом.
– Спасибо, батюшка, – сказала я, утирая слезы, и отчего-то поклонилась ему до земли.
Он немного смутился.
– Вот и Слава Богу, – он тоже поднялся на ноги, оправляя сутану. – Вижу я – ты сильная, и сделаешь все, что должна сделать. Нам всем было очень тяжело в последнее время. – Батюшка устало окинул взглядом скорбное собрание под сводами церкви. – Ты пришла сюда спустя несколько дней после того, как случился антихристов морок, когда почти все превратились в нечисть, значит ты сильная и Господь помогает тебе. Мы все боимся выходить наружу, а ты пришла к нам оттуда живая и здоровая. Как видишь, – он рукой показал вокруг, – здесь те, кому некуда больше идти, а твой путь еще не закончен. Промысел Божий нам неизвестен до последнего вздоха, но он нас ведет по жизни к духовному подвигу, который покажет нам нашу силу. – Он немного помолчал, потом проитировал, – “Ибо придет Сын Человеческий во славе Отца Своего с ангелами Своими, и тогда воздаст каждому по делу его”.
Приглядевшись, я насчитала несколько десятков человек. Кто-то закутавшись в одеяло лежал на раскладушке, кто-то свернулся калачиком на матраце, другие, накрывшись какими-то куртками, плащами, съежились на голых деревянных лавках, стоящих по периметру церкви. Потерянные, испуганные люди, в основном богомольного вида старухи лежали, или сидели, будто нахохлившиеся воробушки на своих раскладушках и лавочках. Почему Господь уберег от первого глобального обращения именно этих древних старушек, мне было неведомо, но сей факт вызывал во мне совершенное недоумение. Мне стало стыдно от этой мысли. Но с другой стороны, я ведь видела массу молодых и здоровых когда-то людей, превратившихся в мертвое безмозглое стадо, и несправедливость случившегося казалась для меня очевидной. Решив, что ответы на эти вопросы найду сама, я собралась уходить.
– Благословите, батюшка. – Я хотела, чтобы его слова рассеяли черноту в моей душе.
– Ступай с Богом, – он перекрестил на прощание, повернулся и пошел к алтарю, где его уже поджидала женщина закутанная в черный платок.
Я постояла несколько секунд, затем перекрестилась и пошла к выходу. Приоткрыв дверь выглянула наружу. По-прежнему все было тихо. Обогнув церковь, я остановилась перед лестницей ведущую вниз на Выборгское шоссе. Назло всем катаклизмам, солнце с севера начинало свое неотвратимое движение наверх, медленно подминая под себя пока еще черные деревья и дома. Мягкие солнечные лучи, благословение батюшки внесли мир в мою душу, теперь мне стало легче.
– Олег! – позвала я из окна, – сходи в подвал, там у Юры в отдельной комнате винотека. Собери все сухое вино на дорогу.
– А виски брать? – прокричал Олег минут через пять из подвала.
– Нет. Вино необходимо для профилактики кишечных инфекций, а виски с этой бедой не справляется. Или тебе нужен виски?
– Не, ну пару бутылок крепкого алкоголя всё равно надо. Водки здесь нет, поэтому виски покрепче парочку бутылок надо взять.
– Олег, бери сколько хочешь, не на себе же все нести.
– Тогда я возьму пять бутылок 30-летнего Тилинга!
– Да бери что хочешь, только не забудь про сухое вино! – крикнула я не в меру разошедшемуся Олегу.
– Олежек, перенеси Павлика на кухню, что он там в машине все сидит, – попросила Лариса.
Минут через десять в открытые окна залетел громкий звук песни про выставку и лабутены. Неторопливо мимо нашего забора проехала машина, из которой неслась музыка. Она повернула с соседней улицы и теперь двигалась в сторону Липовой аллеи.
– Папа! – Павлик восторженно смотрел вслед удаляющейся машине. Пап! – он глазами искал отца.
– Что случилось, Павел? – Олег вышел на крыльцо держа в руках по бутылке виски. Знакомая мелодия навевала воспоминания о необратимо ушедшем времени, когда никто никого не ел и не кусал. – О! Одна из любимых моих русских песен, – воскликнул он. – Кто это нынче несет искусство в широкие мертвые массы?
– Пап, сейчас проехала красная Мазерати, в которой сидел Шуруп. Я его своими глазами видел. Они туда поехали, – и Павлик махнул рукой в сторону затихающей музыки.
– Да ладно, – Олег восторженно выдохнул. – Что, вот сам Шуруп был? А почему “поехали”, там еще кто-то был?
Сын энергично покивал. Олег подбежал к забору и попытался рассмотреть машину. Все зомби, стоявшие возле забора, пошли за машиной, но те что до того шли хвостом за ней тут же облепили наш забор снова, пытаясь схватить Олега просунув руки между железными прутьями, украшенными витиеватой ковкой.
– Они повернули вон к тому большому многоквартирному дому, – Олег показал куда заехала машина подойдя к кухонному окну.
– А, дак это, наверное, Невзглядов был. Здесь только у него одного Мазерати. Юра все смеялся над ним за это, пижоном называл.
– Невзглядова не знаю, а вот Шуруп великий человек, – вздохнул Олег. – Может попробовать встретиться с ним?
– Думаю, что сейчас для этого не самое подходящее время, – парировала Лариса. – Послушай, Олежек, нам надо бежать отсюда сломя голову, а ты саботируешь свою работу. Надежда Валентиновна тебя что попросила сделать?
– Вопрос был риторический, как я понял, – вздохнул Олег и зашел в темноту дома.
Наши сборы заняли целый день. Теплыми вещами, продуктами, лекарствами под завязку забили Юрин черный Ягуар, на котором он ездил на работу. Уже под вечер со стороны дома, где жил Невзглядов послышались звуки вечеринки: играла музыка, звучали выстрелы. Сначала началась беспорядочная стрельба, затем стали стрелять залпами из двух или трех стволов, как пояснил Олег, с интересом прислушивающийся к звукам вечеринки.
– У каждого свои развлечения, – успокоила я его. – Нам завтра надо готовиться к отплытию, надо выспаться, а этим людям, похоже, некуда спешить.
– Я же не против, – ответил Олег, – просто интересно как кто выживает. Понятно, что мы и они не подвержены этой заразе, но то как эти ребята проводят свое свободное время, которого теперь навалом, вот что интересно для меня.
– Все, Олежек, хватит болтать, – в очередной раз одернула его Лариса, – у тебя дети, жена, и ни минуты свободного времени, надо как-то выбираться отсюда, а ты о всяких шурупах думаешь. Ты ведь знаешь, что весь город кишит зомби, из-за которых мы даже не можем рискнуть доехать до дома за своими вещами.
– Ну интересно же, мам! – встал на защиту отца Павлик. – Мы же его слушали так, а теперь вот он рядом тут…
– Сынок, у него своя семья есть, заботы, а нам надо плыть.
– Мама, “плыть” у моряков считается действием лишенным собственной воли и определенного направления, поэтому они предпочитают говорить: “идти”.
– А нам надо “идти”, так подойдет? Теперь твой отец начнет собираться?! – крикнула Лариса в дверь подвала. – Сынок, ты можешь посмотреть много ли зомби в яхт-клубе?
– Нет. Почти все онлайн веб-камеры в городе обесточены или отключены от интернета, поэтому ничего сказать не могу. – Павел пожал плечами. – Кроме того, мне надо зарядить ноутбук и телефон.
– Это ты сможешь сделать только на яхте, здесь электричества нет, – сказала я.
– Да я уже догадался, что у вас здесь нет генератора.
– Вообще ночью ехать не стоит, – сказал вышедший из подвала Олег, поставил на пол ящик с виски и пошел обратно по крутым ступенькам вниз за вином.
Павел опять пожал плечами и молча стал копаться в ноутбуке. Олег, вернувшись через две минуты с новым ящиком проговорил, садясь на ступеньку:
– Надо здесь переночевать, а утром ехать. Там ведь еще надо как-то расположиться, от причала отойти, на якорь встать, чтобы ни один зомбак не добрался. Короче, Надежда Валентиновна, может не поедем сегодня на яхту?
– Ну а что? Места здесь достаточно. Давайте переночуем, – согласилась я. Только я вот боюсь всяких плохих людей.
– А чего их бояться, тетя Надя? Пока такие толпы зомби нас снаружи охраняют, никакие бандиты до нас не доберутся. Окна, двери закроем, забаррикадируем и норм, – очень здраво рассудил Павлик.
– Хорошо, давайте тогда закрывать двери и окна. Поужинаем и спать.
Когда мы уже поужинали, я убирала со стола, Лариса уложила девочек спать на втором этаже в детской, где обычно жили наши внуки, когда приезжали погостить, а Олег с Павликом на последнем издыхании гаджетов пытались оценить путь до Гребного канала, грянул взрыв со стороны “невзглядовского” дома, после чего там начали стрелять очередями. Несмотря на закрытые окна и плотно задернутые шторы, девочки проснулись и заплакали. Лариса побежала к ним. Зарево пожара пробиралось через щели, зловеще отплясывая на стенах. Я открыла окно. Гарь и далекие крики ворвались в комнату. Кто-то кричал от безумной боли, чей-то крик уже затихал похоже навсегда. Выстрелы смолкли.
– Что там случилось? – Лариса зашла на кухню, ведя за собой заплаканных дочек. Она испуганно переводила взгляд от одного окна к другому.
– Сейчас проверим, – Олег пошел было к входной двери.
– Стой, – Лариса отпустила девочек и замахала руками. – Не смей туда ходить. Нам это не надо, и что там происходит не важно, Олежик. Слышишь? Все перепились и перестрелялись, вот и все, – Лариса подошла и заглянула в глаза мужу, – не ходи.
– Вот ты странная, то “что случилось”, то “не ходи”, – рассердился Олег.
– Ладно, ребята, нам действительно нечего там смотреть, – прервала я их импровизированный спор. – У нас другие задачи. Давайте как-то устраиваться на ночь.
– Надо девочек положить в комнате на противоположной стороне дома, там тихо, – предложил Олег. – Но все-таки там, – он кивнул головой в сторону “невзглядовского” дома, – погибли люди, а мы не знаем почему…
– Хватит, Олег, в последнюю неделю люди только и делают, что умирают, оживают, давай лучше сейчас выключим все огни, и будем вести себя тихо-тихо, никто нас и не заметит.
– Да, и на всякий случай надо забаррикадировать входную дверь, – предложил Павлик. – Окна первого этажа высокие, через них сюда не то, что зомби, живые люди не заберутся, а подвальные окна зарешечены. Так что мы можем спокойно лечь спать.
Уложив девочек, увезя Павлика в комнату, мы разошлись спать по комнатам.
Уже светало, когда раздался взрыв.
Я подскочила в постели от взрыва и звука разбившегося окна. Осколки в лохмотья разорвали плотные шторы. Ветер развевал дырявые полотнища, которые таскали по полу туда-сюда позвякивающие осколки. Из противоположной комнаты доносился тихий приглушенный плач девочек. Совершенно ошеломленная и оглушенная я сидела в постели, когда услышала громкий голос с улицы.
– Эй, бля, придурки лагерные! Вам, нах, дается пять минут на то, чтобы, нах, открыть дверь и впустить добрых людей, тогда вы, нах, останетесь живы. Если вы, сука, не согласны с нашим дружеским предложением, то мы будем вынуждены, взорвать нах дверь и запустить, сука, наших неживых друзей, чтобы они, нах, приняли вас в свою, сука, совсем мертвую банду, – при этих словах оттуда-то из соседнего дома в три глотки дружно заржали. При этом издаваемые звуки сильно напоминали голоса знаменитой Гайдаевской троицы.
Олег без стука вкатил кресло с Павликом в мою спальню. Поперек ног юноша держал карабин, дробовик и рюкзак с боеприпасами, которые раздобыл когда-то Юра в доме егеря.
– Судя по словарному запасу, мы имеем дело с уголовниками, – шепотом проговорил Олег.
– Они взорвали ворота, – сообщил Павлик. Его зрачки от страха были сильно расширены.
В этих обстоятельствах меня обрадовала такая беспардонность моих гостей. В общем-то все познается в сравнении, на фоне только что взорванных ржущей троицей ворот, вторжение без стука было для меня спасительным.
– Похоже они не смотрели телевизор, – добавил Павлик. – Пап, ты же хорошо стреляешь. Ты сможешь положить их из карабина.
– Боже мой, когда же это закончится? – прошептала пришедшая следом с дочками насмерть перепуганная Лариса. Она ладошками зажимала им рты. – Тише, не плачьте. Папа нас защитит, – успокаивала она их. – Не будете плакать? – девочки, посмотрев друг на друга, помотали головами. Лариса разжала им рты, присела и обняла за плечи. – Все будет хорошо.
– Если они взорвали ворота, значит они не перелезали через забор, иначе они бы взорвали входную дверь и ворвались бы сюда не привлекая зомби внутрь. Но они боятся потерь со своей стороны, скорее всего их только трое, значит они должны будут взорвать дверь и ждать когда зомби расправятся с нами. Похоже, им нужны драгоценности. – Олег осторожно отодвинул штору. – Публика собирается.
– Уголовники, они, как говориться, и в Африке уголовники, – печально подтвердила я, вспомнив наезды бандитов в 90-е, когда Юра только ставил на ноги свое дело.
Олег вскинул карабин и тщательно рассмотрел через оптический прицел дом напротив.
– У них гранатомет. – Он опустил оружие. – Надо быстро бежать отсюда. Надежда Валентиновна, я в подвале видел небольшую дверь. Она ведет куда-нибудь?
– Да, верно, – вспомнила я, – это Юра делал на всякий случай. Мы сможем через теплотрассу выйти на Савушкина. Я ни разу не пользовалась этим ходом, но думаю там все нормально, мы пройдем.
Наш разговор прервал грозный рык:
– Ну че, падлы, откроете дверь, бля?! – весело проорал уголовный дебил.
– Папа, если сможешь застрелить хотя бы одного с гранатометом, убей его, эти бандиты нас не пощадят, – Павлик зримо напрягся всей верхней частью своего тела. Пальцы, вцепившиеся в подлокотники кресла, побелели. – Это, наверное, они вчера вечером взрывали и стреляли.
Олег всматривался в дом напротив.
– Спускайтесь вниз, – скомандовал он. – Я сейчас попробую снять того, что с гранатометом. Если промахнусь, или другой быстро сообразит, подберет гранатомет и выстрелит по вспышке нам всем конец, поэтому сейчас же бегите. Я присоединюсь к вам, ждите с открытой дверью. Скорее, Лариса, надо ведь Пашу спустить вниз, сложить кресло, мне его еще на горбушке нести. Быстрее, – громким шепотом скомандовал он.
Я подхватила девочек, а Лариса стала по лестнице стаскивать коляску с Павликом. Пока мы спускались в подвал послышался громкий вопросительный крик, а затем раздалась автоматная очередь. Где-то на втором этаже посыпались оконные стекла, которые еще оставались целыми после взрыва. Лариса тихо вскрикнула.
– Они стреляли по другой комнате, – успокоила я ее, – в нашей спальне стекла выбило полностью…
Меня прервал одиночный выстрел Олега. Через секунду с улицы послышался крик, похожий на визг, видимо, пуля достигла цели. Ожидая ответного выстрела, инстинктивно вжав голову в плечи, я ускорила шаги. Мы сбежали вниз в подвал, открыли дверь в тайный ход и замерли в ожидании Олега. Он не заставил себя ждать. Сбежав по трем пролетам лестницы, он буквально ввалился в подвал. Сзади грянул взрыв. Олега бросило на нас.
Когда я очнулась, то попробовала открыть глаза, но тут же оставила эти попытки – пыль и песок забили рот, нос. Я зажмурилась, первые слезы почему-то потекли по переносице вниз. Я не сразу вспомнила где я, и что произошло. Память приходила постепенно, вставляя разные картинки-подсказки, которые помогали вернуться в дикую реальность, где у меня двадцать часов назад не стало мужа, превратившегося в живого мертвеца, дети оказались не в двенадцати часах пути на самолете, а за несколькими морями и широким непредсказуемым океаном, которое теперь надо как-то переплывать. Через некоторое время мне стало понятно, что я лежу на животе, и пыль в воздухе мешает мне дышать. С трудом вытащив из под себя правую руку, на которой лежала, я размазала по щекам слезы, капавшие из глаз и попыталась протереть глаза. Громкая возня откуда-то сверху лишний раз напомнила, что зомби – это наша реальность, от которой надо бежать сломя голову. Сбоку от меня тоже стали шевелиться. Застонал Олег. Наконец, протерев глаза, я приподняла голову и увидела Олега, который поднимался на дрожащих руках. Луч фонарика медленно переползал со стены на меня, потом на Олега. Под ним лежала Лариса. Девочки, уже наученные тяжелыми испытаниями последних дней, тихо подвывая поднимали оглушенную маму. Подтянув колени к себе, Олег сел оперевшись о стену. Пыль облаком слетела с него. Павлик, кресло которого предусмотрительно закатили подальше в проход, положив фонарик на колени, подъехал к нам и перегнувшись через подлокотник, помогал девочкам поднять маму. Пол прохода оказался достаточно ровным, а ширина позволяла Павлику беспрепятственно проезжать по нему. Наверху шум усилился. Времени почти не осталось. Неимоверным усилием воли я поднялась на ноги и, встав над Олегом, начала его нещадно трясти. Детям удалось поднять свою маму. Павлик, скорее веди маму в глубину коридора, надо закрыть дверь. Олег, – обратилась я к нашему контуженному герою, – вставай, надо идти, мой хороший, пожалуйста. Сейчас здесь будут зомби.
Дети повели Ларису, а я подняла на ноги их отца, все еще не понимающего что происходит, и буквально прислонила его к стенке в метре от двери, которую теперь можно было свободно закрыть. Только я стремительно захлопнула ее и заперла на огромный засов, как сверху по лестнице кубарем стали падать зомби, которые тут же начали жадно царапать бронированную дверь. Фонарик упал с коленей Павлика и погас. Наступила кромешная тьма. Другого освещения, конечно, никакого не было. Оказавшись в полнейшей темноте, ощупывая скользкие холодные стены, мы двинулись вперед. Похоже мы ушли не далеко, потому что до меня по-прежнему доносился звук копошащихся зомби, когда где-то впереди послышался крысиный писк и шуршание множества лапок, царапающих бетон. На нас неслись крысы. Лариса что-то тихим успокаивающим голосом говорила дочкам. Скорее всего, она их взяла на руки, потому что девочки молчали ничего не понимая. Я оцепенела от ужаса. Сверхчеловеческим усилием воли я заставила себя не закричать и не поддаться панике. Олег немного пришел в себя и теперь, держа меня за руку, тащил к жене и детям. Павлик уже громко, чтобы заглушить нарастающий шум бегущих на нас крыс, рассказывал сестрам про фей и эльфов, живущих там, куда мы собираемся плыть на большом белом корабле по синему-синему морю. Это помогло только до того момента, пока крысиная толпа пища и вереща не побежала по ногам Павлика, Ларисы, стенам тоннеля, падая, кусаясь и ругаясь по-своему. Девочки, услышав этот мерзкий звук завизжали так, что наши барабанные перепонки чуть не лопнули. Шуршащая масса обтекала ноги, наступая маленькими холодными лапками, отираясь мокрыми боками о кожу, крысы бежали к дверям, за которыми их ждала обильная еда. Крысы, не обращая на нас внимания, стремились какими-то неведомыми тропками добраться до мертвечины, которая в изобилии лежала, стояла, жаждала за дверью. Мне хотелось, забыв все, побежать по тоннелю вперед, веря, что где-то я увижу свет. Воздуха вдруг стало не хватать, я начала задыхаться. У меня началась паника. Почувствовав это, Олег остановился, пытаясь отсечь меня от крысиного потока, крепко сжал мою руку. Об него, как о волнолом разбивался крысиный поток, который, минуя меня, в своей плотоядной жажде мчался дальше к запертой двери.
– Все будет хорошо. Не бойтесь, мы прорвемся, – сказал он громко для всех. Павел, езжай вперед, а мы за тобой.
За нашими спинами послышался шум. Похоже, крысы волной накатились на запертую дверь, и теперь из голодных зверьков вырастала кишащая пирамида. Как всегда, когда дело касалось зомби, перед глазами рисовалась отвратительная картина: разделенные дверью, две формы жизни бились в инстинктивной жажде насыщения. Зомби рвались за нами, крысы к зомби.
– Павел, едь как можно скорее вперед, – скомандовал Олег. – Лариса, держи девочек и иди за Павликом. Надежда Валентиновна, не отставайте и крепче держитесь за мою руку. Мы сейчас пойдем по крысам. Не пугайтесь, не волнуйтесь. Помните, нам надо отсюда выбраться, и мы выберемся отсюда. Мы сильные, мы справимся. Двигаемся вперед.
Мы пошли по крысам, которые визжа выскакивали из под ног. Некоторые наоборот бросались на нас, пытаясь укусить своими острыми зубками.
Если бесконечность вовне, то бесконечность и вовнутрь. Можно уйти в бесконечно маленький промежуток времени на бесконечно долгое время. Детерминирование пространства и детерминирование времени. Кажется, что разделить пространство на бесконечное количество отрезков нельзя, однако это возможно, поэтому некоторые проживают жизнь за невероятно короткое время, а некоторым не хватает и восьмидесяти лет.
Через некоторое время нашего бесконечного движения по туннелю я увидела впереди слабый свет. Мне показалось, что я прожила целую жизнь с момента спуска в тоннель до того, как увидела свет в его конце.
Я стоял перед великолепно сохранившимся мужиком лет пятидесяти пяти. Если бы не красные глаза, его можно было бы принять за живого. Прокушенная рука указывала на то, каким образом он был инфицирован. Все звали его “босс”. Он соответствовал этому званию. Его сила воздействия на окружающих подавляла любые волевые посылы “не выгоревших”, имеющих разную степень способности к управлению остальными братьями. Он один мог удерживать группу в пятьдесят братьев. После моего “пробуждения”, как Босс называл момент превращения в зомби, меня отвели к нему. Он расспрашивал меня о прошлой жизни, сам рассказывал о нынешней. Мне многое стало понятно. Единственное, что я не понимал, так это цель нашего существования. Конечно, я не печалился и не горевал от того, что не видел ее, но чистая логика, которая у меня осталась не выводила меня на рациональное решение этой проблемы.
Рассмотрев меня, босс повернулся и пошел по Руднева к “Перекрестку”, приказав мне следовать за ним.
– Глупость не состояние ума, а отношение к проблеме. Просто количество проблем, рассматриваемых мозгом, сужается до жизнеобеспечивающего минимума. Поэтому большинство людей существует, – тут босс запнулся, – существовали в их узком круге не распыляясь на какие-то глобальные заморочки, решая сиюминутные задачи выживания. Набор простейших рефлексов собачек Павлова лучшее тому подтверждение. Закон трех “П”: Пожрал-поспал-потрахался, что может быть естественнее и прекраснее этого? Зомби из трех удовольствий этого правила не доступны два, поэтому наше общество еще более опрощено, чем человеческое, еще более устойчиво, жизнеспособно, если угодно.
