Юлиана Сергеевна Алексеенко
Секрет невечной мерзлоты
Пока старшая и средняя женщины семьи тяжело молчали, думая о своем, младшая злилась, сидя на полу в своей комнате и обнимая худые коленки. Да, она ненавидела Анну! Приезжает вся деловая, разговаривает грубо и при этом ведет себя, как хозяйка! Делает что хочет, теперь она решила, что можно взять и вот так уехать куда вздумается, а мама ей даже не возражает!
Она просто не знает, что Эда, если захочет, может сделать так, что Анна вообще никуда не поедет. И да, Эда хочет! Глаза девочки зловеще сверкнули. Не долго думая, она достала свой бисер и все принадлежности, прикусила губу, думая что бы такое вышить, чтобы проучить сестру, и уже через минуту начала. Она вышивала, не слишком заботясь о красоте вышивки, главное, чего ей хотелось, – поскорее закончить, что она и сделала уже через час.
Следующим утром Эда проснулась рано. Глаза открыла сразу – будто и не спала, а только притворялась всю ночь, и сразу же стала прислушиваться к звукам в доме. Ничего особенного не услышала, только изредка доносились звуки из ванной. Девочка встала, быстро оделась и только потом тихо пошла умываться. Наспех умылась, пришла в кухню.
– Доброе утро, – сказала ей сестра, стоящая у плиты. Эда не ответила, лишь тайно поглядывая на сестру, но ничего особенного не замечала. Анна была уже одета и готовила завтрак. – Бутерброд будешь?
– Буду, – сказала Эда неохотно. Вошла мама, и все стали завтракать.
– Я довезу тебя до остановки, – сказала мама Анне, – а потом поеду в поликлинику, нужно к стоматологу зайти. Эда, ты готова? Нужно выехать пораньше, а то Анна опоздает.
Эда доела свой бутерброд, допила чай и пошла за школьным рюкзаком. Через пару минут она вдруг услышала крик сестры снизу и замерла. Теперь ей страшно стало спускаться – вдруг там что-то серьезное? Она села на кровать, обняла рюкзак и стала слушать. Но сидеть долго ей не удалось, мама стала звать ее, и Эда пошла вниз.
Оказалось, Анна споткнулась на крыльце и повредила ногу так сильно, что не могла встать. Мама взволнованно крутилась вокруг дочери, пытаясь помочь ей подняться, но все было безуспешно – боль не давала.
– Позвони в скорую помощь, Эда, скажи, что твоя сестра, похоже, повредила ногу, и мы не можем ее поднять, пусть срочно приедут.
Эда пошла звонить, и сердце ее сильно стучало в груди. Да, это она вышила Анну в окне, сидящую дома словно девица в темнице, но она не хотела, чтобы сестра ломала ногу. Эда сбивчиво объяснила диспетчеру проблему, но зато четко назвала адрес, и положила трубку. Как-то страшновато. А если мама и Анна узнают, что это ее проделки? Глупость, как они узнают? Никак. И тут Эда побежала к себе проверить, спрятала ли она свою волшебную вышивку. Оказалось, что спрятала – никаких следов ее преступления не было. Девочка снова села на кровать, обняла свои коленки и стала ждать.
Вскоре приехали врачи, но Эда не хотела спускаться вниз и стала смотреть во двор из окна. И она увидела, как сестру положили на носилки и стали погружать в машину скорой помощи. Сердце Эды заколотилось как бешеное. Нет, нет, нет! Что за глупый бисер! Она хотела, чтобы Анна сидела дома, а не ломала ногу и уезжала в больницу! Девочка заметалась по комнате. А может, она здесь не при чем? Может бисер не сработал, а Анна сломала ногу сама? Эда услышала, как мама зовет ее, и ей пришлось идти вниз.
– Сиди дома, мы поедем в больницу, – волнуясь, сказала мама.
– Но мне нужно в школу, – возразила Эда.
– Ничего, пропустишь один раз, я не могу отвезти тебя, а сама ты не успеешь теперь все равно, сиди, – мама села в машину скорой помощи, и они уехали.
Эда смотрела на Чипа, который смирно сидел рядом, и завидовала ему – у него все в жизни так просто. Играй себе, ешь, спи – никаких странностей, никакой путаницы. А у нее в жизни путаница была королевой. Все странно, все не так… Еще вчера она ненавидела Анну, но вот сегодня, после этой глупости она не чувствовала никакой ненависти. Конечно, Анна та еще задира, и ее следовало проучить, но ломать ей ногу Эда не хотела. Что толку, если Анна теперь будет в больнице лежать? Девочка не могла понять, что она чувствует. Обиду? Удовлетворение? Раскаяние? Разочарование? Негодование? Всего понемножку и при этом – даже равнодушие. Да, вот так вот.
– Пошли, Чип, – позвала она пса, и они побрели наверх. Эда переоделась в домашнюю одежду и достала свой микроскоп. Она решила снова посмотреть на бисер, тем более что солнце прекрасно освещало стол. Положила крупицу на стекло и прильнула к окуляру – боже! Бисер горел бешеным огнем! Он был не такой голубой, как прежде, а почти огненный, и лишь местами отблескивал ярко-синим. Эда не смогла смотреть на него долго – это зрелище было слишком пугающим, будто огонь вот-вот выскочит наружу и зажжет все вокруг.
Девочка отложила микроскоп и стала смотреть в окно. Листьев на деревьях было уже мало, ветки оголялись, так что через рощу перед домом были видны дальние дома соседей. Хорошо, что было мало дождей, воздух был уже холодный, но днем, когда грело солнце, погода была еще хорошая. Прежде Эда с братом и сестрой часто гуляли, играли на улице, каждую осень они вместе собирали красивые разноцветные листья. Или ходили на пруд у подножия гор, где чаще всего было туманно и сыро, но они одевались тепло, и могли по полдня бродить вокруг в поисках шишек, каштанов, интересных веточек и прочих растительных сокровищ. Скоро будет так же холодно. И никого теперь нет рядом.
Эда решила вытащить книги из рюкзака, и вместе с книгами достала какой-то смятый листок. Развернула его. Это была та вырванная ею из книги учителя страничка с изображением микроскопа. Да, плохо получилось – книжку испортила зря, ведь микроскоп у нее появился все равно, после первой неудачной вышивки. Что теперь с этой страничкой делать? Выбросить или снова прокрасться в класс и вставить в учебник? Эда не знала. Выбросить картинку рука не поднялась, и она просто сунула листок подальше в письменный стол.
***
Анна и мама вернулись домой через пару часов. Мама расстроенная, а Анна – с ногой в гипсе и заплаканным лицом. Все ее планы были нарушены, она должна была оставаться дома, по крайней мере, на ближайшую неделю, и может больше. Мама помогла ей добраться до ее комнаты, потом Эда слышала, как Анна звонила своим подругам и просила их передать в университете, что она не приедет целую неделю. Потом мама зашла к Эде сообщить, что едет на работу и просила помогать Анне.
– Я что – тоже не буду ходить в школу? – испуганно спросила Эда.
– Нет, это только сегодня. Думаю, ничего, если ты и музыку пропустишь, останься – мне будет спокойнее.
И уехала, наказав Эде разогреть позже обед, отнести сестре и пообедать самой.
Это был странный день. Анна вроде бы была дома, рядом, но ее младшая сестра все равно была словно одна. Она сидела у себя, и даже делать ничего не хотела – словно в доме были гости, а при гостях заниматься своими делами неудобно. Поэтому время тянулось мучительно, и спасал положение только Чип, который был очень счастлив, что его хозяйка весь день рядом. Эда бросала ему мяч, и он неустанно играл, потом они прогулялись по двору, посидели на крылечке. Во время обеда девочка сделала все, как сказала мама, отнесла обед Анне, которая просто сказала «спасибо», и все. Эда есть не стала, ей совсем не хотелось. Она выпила молока, и снова стала сидеть на крыльце, обнимая коленки. А потом пошла заниматься на скрипке, но игра тоже не получалась, Эда все время делала ошибки.
А может просто вышить Анну снова здоровой? Девочка достала бисер, но вдруг только сейчас она увидела, что содержимое пакетика уменьшилось за это время почти вдвое! И как она раньше не заметила? Она ведь еще толком не успела ничего получить, а половины бисера-то уже и нет! Как же это огорчило Эду. Прежде она и не задумывалась, что волшебства у нее не так уж и много. Если сейчас она вышьет Анну здоровой, то потратит еще бисер, а в результате сестра просто уедет, и все. Тогда выходит, это вообще была пустая трата бисера. Ну нет! Так не пойдет! Пусть посидит дома, ничего страшного, выздоровеет и сама. Ведь Эда так много всего еще должна сделать, столько полезных вещей она сможет заиметь, нужно только быть экономной. И в этот вечер она пообещала себе, что не станет вышивать больше никаких глупостей, впредь будет избирательно подходить к выбору новых желаний.
Анна провела одну неделю дома, а потом ей заменили в области лодыжки повязку на маленькую, и она смогла поехать на учебу, при условии, что будет соблюдать какой-то особый режим. За несколько недель Эда не потратила ни одной крупицы бисера, опасаясь, что он быстро закончится, а выбрать, что ей нужно больше всего, у нее пока не получалось. В выходные лишь один раз за это время приезжал Александр. Сильно похолодало, и выпал первый снег, который пролежал недолго, но с ним все ветки почти полностью оголились, и теплая осень окончательно осталась позади.
Эда стала совсем плохо учиться. И учитель по музыке уже не раз спрашивал, все ли в порядке, почему Эда стала такой несобранной, почему пропускает занятия. Все свободное время девочка проводила с Чипом и микроскопом, и только они делали ее жизнь сравнительно сносной, с ними она могла забывать о том, какие глупые все вокруг, о том, что она больше не нужна своим близким, которые тоже глупые и совсем ее не понимают. Теперь Эда стала не просто разглядывать в микроскоп что под руку попадется, но подошла к своему увлечению системно – если рассматривала листья, к примеру, то сначала брала листочек вяза, потом дуба, клена – желтый, оранжевый и красный, листок дикого винограда, темно-бардовые листья сумаха и много всяких прочих листьев, названия которых она даже не знала. Потом она принималась за шишки – от мелких шишечек туи до крупных кедровых, а также рассматривала все орехи, желуди и кору деревьев, какую могла найти. Когда она пересмотрела еще все домашние цветы, стало ясно, что новую растительность до весны найти будет сложно, и перешла на продукты питания. И тут тоже она старалась посмотреть на разные варианты схожих продуктов, хлеб она смотрела сначала свежий, потом подсушенный, потом зажаривала его на открытом огне и смотрела на угольки. Крошки хлеба были такими же разными, как капля свежего молока и маленький хрусталик замороженного, как капля сырого яйца и крошка сваренного вкрутую. Эда не искала что-то конкретное, а просто сравнивала и запоминала.
Конечно, учеба в школе к этому времени совсем была запущена. В дневнике Эды вместо привычных прежде четверок и нередких пятерок уже которую неделю появлялись тройки, а за последние три дня подряд и вовсе поселились три двойки – по литературе, математике и физике. Эда понимала, что еще чуть-чуть, и об этом узнает мама. И плохо даже не то, что мама расстроится, станет ругать и, может даже, заставить делать дополнительные задания, а то, что Эде придется тратить на все эти разборки и исправления время. А ей этого хотелось меньше всего. И поэтому в конце ноября у нее появилось желание – такое, на которое было не жаль потратить бисер. Она захотела получать хорошие оценки просто так.
Эда вышила развернутые страницы дневника с кучей пятерок по всем предметам. Эта вышивка заняла у нее почти четыре вечера, потому что ровная сетка дневника оказалась очень сложной задачей – горизонтальные строчки так и норовили съехать куда-то вверх, а вертикальные все время тащило вправо. Зато когда вышивальщица насадила повсюду цифру «5», ровность строк и столбцов ее волновать перестала, главное, пятерки хороши, а микроскоп у нее появился даже, когда она вышила полумесяц, так что все должно получиться.
И вот первый день в школе. На уроке математики была контрольная. Учитель развернула доску, на которой уже было подготовлено задание по вариантам. Эда смотрела на уравнения, понимая, что не сможет самостоятельно решить ни одно из них – уже несколько занятий она даже не старалась понять новые правила решения уравнений с дробями и неизвестными. Как она получит пятерку? И получит ли? Девочка стала медленно переписывать задание в тетрадь. Можно попробовать решить их, но это показалось Эде слишком сложным, и она предпочла полностью положиться на бисер. Так и сдала тетрадь – с переписанными, но не решенными уравнениями.
На уроке русского языка класс писал мини-диктант. Эда и тут не стала слишком трудиться и записывала, что слышала, не беспокоясь ни о грамотности, ни даже о почерке. А на следующий день, когда она получила тетради, в обеих стояли пятерки. Уравнения по математике были полностью решены, причем ее же почерком, и все оказались правильными. Диктант тоже был написан без ошибок, почерком Эды, но гораздо более аккуратным, чем писала она на самом деле.
Отличница была просто счастлива! О таком чуде только мечтают другие ученики, а у нее теперь такое чудо в кармане – каждый день она теперь будет получать пятерки, не напрягаясь. Домой она бежала вприпрыжку, и даже когда, поскользнувшись на мокрых сырых листьях, шлепнулась в грязь, ничуть не расстроилась, а даже засмеялась, и, не сбавляя темп, дальше поскакала домой.
Эда действительно стала получать только пятерки. Каждый день. Через несколько дней она даже засомневалась – может, стоит вышить хоть пару четверок? Но это было так соблазнительно – пятерки, пятерки, пятерки всюду! Так что вышивать четверки она не стала, рассудив, что можно будет сделать это и позднее, если потребуется. Она так и продолжила получать пятерки, одобрительные комментарии учителей и завистливые взгляды одноклассников. Устно Эду спрашивали нечасто, а когда это случалось, правильные слова сами шли ей на язык, и ей казалось это таким очевидным, что она произносила слова легко и просто, будто всегда это знала. К новому году весь класс с подачи учителей четко уяснил – Эда столь разумная девочка, что начав скатываться, сумела быстро взяться за голову и не только стала учиться по-прежнему, но и превратилась в лучшую ученицу класса. Учителя ставили ее в пример, а она скромно опускала взгляд, даже не улыбаясь, но втайне очень довольная произошедшим чудом.
Опьяненная чудесными успехами в школе, которые не стоили ей абсолютно никаких усилий, Эда стала полностью игнорировать и занятия в музыкальной школе. Дома она лишь изредка наигрывала что-то, чтобы мама ничего не замечала. Скрипка больше не увлекала ее так, как раньше, а долгие и трудные усилия, которые она должна была прилагать, чтобы оттачивать игру на музыкальном инструменте, теперь стали казаться совершенно лишними – зачем трудиться, если можно получить результат просто так? Если она захочет, она может запросто вышить свое виртуозное владение скрипкой и больше не тратить время. Как вышить виртуозное владение Эда пока не знала, поэтому просто пока отложила решение этого вопроса в дальний угол и попросту престала ходить на занятия. Вместо этого она устроила у себя в комнате уже целую лабораторию, которую скрывать от мамы стало все сложнее, ведь нужно было прятать все в шкаф, а это стало сложно – у Эды скопилось слишком много экспонатов, которые она складывала в пакетики и коробочки. Так что в один из дней она просто не стала убирать все в шкаф, решив, что наличие микроскопа можно объяснить очень просто.
– Я взяла в школе на время, – сказала она маме, когда та увидела его в комнате. – Некоторым детям, кого интересует ботаника, дали такие. Потом мы вернем.
Мама, конечно, поверила. Она очень радовалась, что ее дочь стала делать успехи в учебе, и хоть поведение ее по-прежнему оставляло желать лучшего, мама сказала себе, что все сразу получить невозможно, когда дочь подрастет на пару лет, ее трудное время закончится, а пока пусть наслаждается учебой.
5
В субботу перед новогодними каникулами в дом позвонили. Александр открыл нежданному гостю и пригласил его войти. Эда, которая видела все из окна своей спальни, замерла. Это был ее учитель музыки Эдуард Генрихович. Что делать? Он наверняка пришел, чтобы рассказать, что Эда забросила скрипку и даже не появляется в музыкальной школе. Она бросила короткий взгляд на шкаф, в котором прятала бисер, но что толку? Поздно.
– Эда, – услышала девочка голос брата за дверью, – к тебе пришли.
Эда не шевельнулась. Как она выйдет и сможет посмотреть в глаза учителю, который всегда был так добр к ней? Он ее не простит. Нет, уж лучше пусть просто нажалуется маме и уходит, а потом будь что будет. Но Александр не унимался, он открыл дверь спальни и стал звать Эду вниз.
– Я не пойду, – едва слышно выдавила Эда.
– Почему?
– Потому.
– Но он знает, что ты дома. Что ты натворила?
Эда отвела взгляд и молчала.
– Хорошо, я скажу маме, что ты не хочешь выходить, – ответил Александр и ушел.
Эда была готова провалиться сквозь землю. Она подошла к двери, приоткрыла щель и прильнула ухом, услышала голоса учителя и мамы, они говорили спокойно и тихо, разобрать слова было невозможно. Потом тишина. Эда села на пол и закрыла голову руками. Конечно, думать надо было раньше, а теперь мама все знает, и Александр, и Анна. И хуже всего – Эдик. Теперь он решит, что Эда просто неблагодарная девчонка, а ведь если она кого-то и любила, то только Эдуарда Генриховича! Эда вдруг неожиданно заплакала. Как могла она так поступить с ним? Только он понимал ее и всегда был ласковым и терпеливым, а она взяла и просто бросила занятия, даже не предупредив. Хотя что она бы сказала ему? Извините, мне уже не хочется? Мне лень, потому что у меня есть волшебный бисер, и если я захочу, то просто за день стану профессиональной скрипачкой?
И вдруг в дверь постучали. Эда вскинула голову и застыла.
– Эда, могу я войти? – услышала она голоса учителя и вскочила на ноги. Она живо стала вытирать слезы и поправлять волосы. Нет, ну что же это такое! И зачем он поднялся? Если бы Эда могла провалиться сквозь землю в этот момент, она бы провалилась, не мешкая, но оставалось только сказать «входите».
Такие добрые и красивые глаза были только у Эдуарда Генриховича. Даже теперь, когда он, наверное, злился на Эду, наверное, считал ее неблагодарной лентяйкой, его карие глаза оставались добрыми.
– Здравствуй Эда, – сказал он. – Я зашел поздравить тебя с наступающим новым годом.
Девочка молчала, парализованная стыдом.
– Твоя мама сказала, что ты приболела, и была занята учебой, поэтому перестала ходить в музыкальную школу. Но я хотел бы, чтобы в новом году ты вернулась. Если тебе будет сложно, мы можем немного снизить нагрузку, но не надо бросать. Ты столько училась, еще немного, и ты будешь владеть скрипкой не хуже меня, подумай, разве не жаль бросать?
Он говорил так ласково, что Эда хотела разрыдаться и броситься ему на шею. Но она держала глаза широко раскрытыми, и это помогало ей держаться.
– Обещай мне, что ты придешь в новом году, хорошо?
– Хорошо, – едва смогла произнести девочка.
– Ну ты не волнуйся так, – сказал Эдуард Генрихович и улыбнулся своей необыкновенной улыбкой. – Я понимаю, иногда бывает трудно. Ничего, что ты пропустила этот месяц, мы догоним. Договорились?
– Договорились, – сказали губы Эды, но звука она не расслышала.
Но Эдуард Генрихович услышал. Или понял. Он улыбнулся, еще раз поздравил ученицу с наступающим новым годом и вышел. А она так и стояла какое-то время, пока не услышала на улице, как Александр проводил учителя.
Эда закрыла дверь, которую учитель оставил открытой, и как в тумане села за стол перед микроскопом. Мама выручила ее перед учителем, но что она скажет ей? Там ведь еще сестра и брат, сейчас начнут говорить гадости, подшучивать. Теперь все они знают, что она самовольно прогуливала музыкальную школу целый месяц. Целый месяц!
Девочка решила не выходить из комнаты, но понимала, что это вряд ли спасет положение – мама точно придет с минуты на минуту. Эда могла грубить родным, ссориться с братом или сестрой, быть резкой с одноклассниками или даже учителями, но только сейчас она горько жалела о своем поступке. Да, мама, может, станет ругать ее, но дело не в этом – ей было очень стыдно перед учителем музыки, пусть он и верил в небылицу про ее болезнь и занятость учебой. Все равно стыдно. Только такой добрый человек, как Эдуард Генрихович, мог поверить, но даже если и не поверил, он все равно оставался бы таким же спокойным и добрым.
– Эда, – окликнула ее мама, и девочка безнадежно выдохнула, зная, что ее ждет. Деваться было некуда, и она пошла вниз.
Три пары глаз смотрели на нее выжидающе. Эда просто стояла у двери, не зная, что сказать.
– Что-нибудь скажешь? – спросила мама. Девочка молчала.
– Эда, я все понимаю, у тебя много уроков, тебе приходится много заниматься, но разве так делается? Ты же могла сказать мне, что не успеваешь, что тебе сложно. Или тебе просто разонравились занятия музыки? Нужно было просто…
– Ой, мама, какая ты добрая, – вдруг перебила ее Анна. – Твоя дочь совершила серьезный проступок, даже если у нее и были какие-то причины, она обманывала! С нами ты не была такой мягкой. А ее ты даже не ругаешь по-настоящему.
Мама молчала, и ее молчание было согласием со словами старшей дочери, которая продолжала:
– А если завтра она перестанет и в школу ходить? Ты тоже станешь искать ей оправдания? Всем приходится учиться, но это же непростительно – так поступать, как она.
Эда кинула короткий взгляд на сестру и снова стала смотреть в пол. «Говори, что хочешь», подумала она. И Анна сказала: «Ее надо наказать, чтобы в следующий раз подумала! Она бесконечно играет со своим псом, может, поэтому она перестала музыкой заниматься? Зачем ты позволила ей взять эту собаку?»
Ну уж нет! Это уж слишком!
– Только попробуй тронуть Чипа! – закричала Эда. – Только попробуй!
– Она еще и кричит! Мама, скажи ей что-нибудь, – возмутилась сестра.
– Тише, тише, – вмешался Александр. – Не устраивайте ссору. Может ей просто и правда не интересно? Я помню, как занимался на фортепиано, но я же бросил, ничего. Мне вообще не нравится этот Эдик! От тоски на его занятиях умрешь! Не хочет, пусть не ходит, просто надо было сказать, конечно.
– Дурак ты! – снова крикнула Эда и даже подбежала на середину комнаты. – Ничего не понимаешь, вот и не болтай ерунду! Это с тобой с тоски умрешь! Со всеми вами!
Эда сама от себя не ожидала такой ярости. Если бы кто-то сказал еще хоть слово, она бы точно кинулась в драку, но все опешили и не решались даже пошевелиться. Тогда Эда бросилась наверх и закрылась в комнате. Чип, бегающий за ней по пятам, не успел вовремя подняться по лестнице и остался за дверью.
Сердце Эды колотилось как бешеное. И вся она была бешеная! До чего же ужасная семейка ей попалась, думала она. И брат глупый, и сестра, а мама вообще без собственного мнения, и ее так легко убедить во всяких глупостях. В эти минуты Эда просто ненавидела своих родных. Ей не верилось, что когда-то все было по-другому, и все трое детей играли вместе. Тогда еще оба родителя были рядом, и они были счастливой семьей. Или она просто была маленькая и глупая? Почему папа уехал? Наверное, он видел какие они ужасные все, наверное, и она – Эда тоже. Таким людям просто нельзя жить вместе! Зачем они вообще приезжают? Пусть бы и жили там, в своем городе! И забыли дорогу в старый дом.
Как можно жить здесь дальше? Как жить со всеми ними? Если бы Эда могла, она сбежала бы отсюда хоть завтра! И даже сегодня! Взяла бы немного вещей, Чипа, микроскоп, бисер, немного еды и сбежала бы! Бисер… Ведь у нее есть бисер… Ведь можно раз и навсегда покончить с этим с его помощью – просто вышить себя в том месте, где она хотела бы оказаться, и все! Эда задумалась о том, где бы она хотела оказаться, но ничего на ум не шло. За всю свою жизнь после переезда Эда никогда никуда не ездила, была лишь в городе несколько раз, когда мама брала ее с собой, и в парке там бывала. Вся остальная жизнь была связана с этим маленьким городком, с этим домом, с дорогой в школу, с прудом, где она любила бывать раньше. Чтобы хотеть ехать куда-то еще, нужно знать какие есть варианты, а Эда ничего о них не знала. Быть может спросить о подходящих местах Эдуарда Генриховича? Что она ему скажет – не знаете ли вы, куда мне сбежать? Глупость, конечно. А может сделать так, чтобы уехала ее семья? И тогда она сможет жить в доме самостоятельно, с Чипом, не страдая от своих близких. Эта идея была лучше, но куда их отправить? Анну и Александра можно оставить в городе, а маму? В общем-то, маму можно оставить дома, подумала Эда. Когда нет Анны и Александра она почти безвредна. Решено! Девочка достала бисер, нитки, иглу и ткань. «Город» вышила она сверху, справа и слева она решила вышить многоэтажные дома, а посередине брата и сестру. Работа предстояла долгая, но она того стоила.
***
Утром 30 декабря, когда Эда проснулась, в доме было совсем тихо. Она оделась и спустилась вниз, но там никого не было. Не сразу Эда вспомнила, какое желание вышила вчера, а когда вспомнила, поняла, что началась ее новая спокойная жизнь! Но где мама?
– Мам, – окликнула она, но в доме точно никого, кроме нее не было. Что ж, если и мама уехала куда-то, то тоже неплохо. – Чип! Чип, где ты?
Собаки тоже нигде не было, и Эда стала искать его по комнатам. Заглянула в ванную, в кладовую, выглянула на крыльцо – нигде Чипа не оказалось. Что же это? Она вовсе не хотела избавляться от Чипа, она вовсе не собиралась оставаться дома абсолютно одна. Что это за глупый бисер! И Эда снова побежала к себе проверить вышивку. Вышивка как вышивка – только Анна и Александр в городе. Может, бисер испортился? Что-то ведь пошло не так. Она взяла несколько крупинок бисера и положила на предметный столик микроскопа. Едва только она поднесла глаз к окуляру, ее ослепил красно-фиолетовый луч, словно лазер бьющий изнутри. Эда зажмурилась и отодвинула микроскоп. Что это с ним? Лишь через пару минут зрение стало возвращаться к Эде. Она подошла к окну, чтобы посмотреть на дневной свет и снег за окном, и белизна действительно окончательно привела зрение девочки в порядок. И тогда Эда увидела, что мама с Чипом входят в ворота. Эда понеслась вниз.
– Где вы были? – спросила она, прижимая холодного и активного после прогулки Чипа.
– Мы провожали твоих брата и сестру, – грустно сказала мама. – Их срочно вызвали в университет для какой-то работы, и я теперь даже не знаю, смогут ли они приехать на новый год. Так что, наверное, будем встречать его вдвоем.
– Втроем, – поправила ее Эда, думая про себя, что это лучшее, что могло случиться накануне нового года.
Новогодняя ночь была невеселой. Мама не стала готовить так много еды, как планировала, потому что ее старшие дети позвонили и сказали, что их ждать не нужно. Грустная искусственная елка, которая и без того была уже старенькая и поредевшая, теперь вовсе без гирлянды стояла понурая – перед самым новым годом она отказалась гореть, а починить ее кроме Александра было некому. В последние дни перед новым годом очень похолодало, стали дуть ледяные ветра, что для юга было очень редким явлением, и дома в новогоднюю ночь тоже было холодно. Мама включила обогреватель, газовую плиту, но их большой и старенький дом это не спасало. Поэтому новый год Эда встречала, одетая вовсе не празднично: как капуста, в нескольких кофтах. О празднике напоминал только запах мандаринов и телевизор, в котором все отчего-то бурно радовались наступлению нового года.
Все каникулы Эда провела дома – в таком же коконе из одежды, потому что морозы не отпускали. Анна и Александр не приезжали, что огорчало маму, но Эда была очень довольна. Все дни она проводила в комнате, с микроскопом или просто сидя на подоконнике, дыша на стекло, рисуя узоры и глядя на снежные вершины гор и деревьев. Иногда она выходила с Чипом во двор, но от мороза глаза открывались с трудом, нос слипался, и через 5-10 минут они возвращались. Эда иногда доставала бисер из шкафчика – просто, чтобы полюбоваться. Вышивать ничего ей пока не хотелось, потому что после последних двух вышивок его оставалось лишь с крупную горсть, и нужно было его очень беречь. Девочке стало казаться, что он стал еще ярче и красивее, чем прежде, он почти искрился в руках. А если она подносила его к солнцу, он просто поражал своими необыкновенно красивыми голубыми переливами. И он всегда был холодным – если Эда подолгу держала его в руках, он не согревался, напротив, замерзали руки, и приходилось ссыпать его снова в пакетик.
Эда решила снова ходить в музыкальную школу, поэтому, когда каникулы закончились, она поставила подальше свой микроскоп, понимая, что эксперименты по ботанике придется проводить гораздо реже, чем прежде. Эдуард Генрихович встретил ее спокойно, но его карие глаза улыбались, и у Эды на душе полегчало. После долгого перерыва пальцы не слушались, смычок скакал по струнам, и это очень расстраивало Эду. Но учитель был терпелив, а Эда старалась. Так что через несколько занятий она снова заиграла уверенно, и поняла, что зря бросила занятия, с ними жизнь стала привычнее, а Эда – немножко увереннее.
Все говорили, что эта зима стала рекордно холодной за последнее столетие. В конце января в школах даже отменили занятия на неделю, так что Эда безвылазно сидела в кухне, потому что это была самая теплая комната в доме, к тому же мама включала ей там обогреватель. А в комнате Эды было так холодно, что в ней даже спать стало невозможно, поэтому Эда спала тоже в кухне, на маленьком диванчике. Жизнь в одной комнате была трудной. Девочка больше старалась играть на скрипке, но все равно времени было много, и она стала тосковать по прошлому. И даже по брату с сестрой. Да, ей самой было стыдно себе в этом признаваться, но она уже немного жалела, что поступила с ними так. Они, конечно, были невыносимые, но, во-первых, не всегда, а во-вторых, когда они были дома, даже если не разговаривали с ней и занимались какими-то своими делами, было как-то веселей, как-то спокойнее. А так – целый день одна… Тоскливо. Мама приезжала поздно – ее старенькая машина от морозов не заводилась, и она стала ездить на работу с соседом, для чего ей приходилось уезжать пораньше и приезжать позже, подстраиваясь под чужой график. Эда варила себе макароны с сыром или жарила картошку, кормила Чипа и много ела сама, потому что нужно было спасаться от грусти и холода. Возвращение мамы по вечерам превратилось в самое радостное событие, так что Эда даже начала ей улыбаться, чего давно уже не было.
В начале февраля теплее не стало, но, к счастью, хотя бы каждый день светило солнце, так что морозную погоду стало переносить легче. Дети снова вернулись в школу, но уроки были укороченные и только самые главные – никакой физкультуры, трудов и рисования. Для Эды это было не очень хорошо, потому что она освобождалась раньше, но идти домой она не хотела – ей нужно было в музыкальную школу, которая была прямо на середине пути из школы домой. Идти домой, конечно, следовало – хотя бы ради теплого обеда, потому что школьная столовая тоже пока не работала, но ходить туда-сюда, при том, что дорога из дома до музыкальной школы занимала почти двадцать минут, ей совсем не хотелось. Поэтому она брала утром из дома бутерброд и шла на музыку после основных занятий, и потом почти два часа сидела в пустом, к счастью, теплом кабинете, жуя свой бутерброд и наблюдая из окон за редкими прохожими и автомобилями. А Эдуард Генрихович в последние дни, наоборот, – опаздывал. То на 5 минут, то даже на 10. Когда сидишь в ожидании два часа, потом 10 минут кажутся и вовсе бесконечными. Учитель заходил в школу раскрасневшийся, шумный, пыхтящий – очень редкая картина для сдержанного Эдуарда Генриховича, а его карие глаза просто светились радостью.
