Юлия Александровна Столярова
SOS, медсестра для Киллера
9
Евгения
Машенька вернулась из кабинета начальника в слезах. Участливо обняла ее, поглаживая по спине. Что они нашли в этом тиране и высокомерном светиле?
– Вот чего он хочет? Может, ему нравится, что девушки вьются около него и поэтому вертит своим павлиньим хвостом? – вытирая слезы причитала обиженная девушка, – Я так старалась, связала ему свитер своими руками с оленями.
– Вот уж точно, – хихикнула я, – Олень он, и в Африке олень.
– Не говори так о Мстиславе Юрьевиче, он профессионал своего дела, – стала защищать обидчика Машенька.
– Конечно, профессионал, – улыбнулась я, гладя по спине девушку, – Если хочешь, я могу ему в лицо кинуть этот свитер.
– Как ты так можешь? Он же такой, – переключилась на меня Машенька, а я успела остановить поток хвалы светилу хирургии, который не дал мне спать этой ночью своими «Грызи гранит науки!», чтоб ему пусто было:
– Я серьезно, если хочешь передам ему подарок от тебя. Мне этот хмырь высокомерный не нужен, у меня парень есть. А увидев твой свитер этот гад растает.
– Правда? – шмыгая носом спросила Машенька, смотря на меня щенячьими глазками.
– Конечно, – улыбнулась подбадривающе я. Машенька кивнула и протянула мне небольшой сверток, обернутый в красную бумагу. Вот я ему сейчас покажу кузькину мать! Вздумал выкабениваться и девушек обижать! Беру запакованный свитер в руки и направляюсь в кабинет куратора-мучителя. Открываю слегка дверь, только та вырывается из рук и с грохотом ударяется в стену, что с той сыплется побелка. На секунду растерялась от такого поворота, потом поднимаю гордо голову и говорю строгим, нравоучительным тоном:
– Мстислав Юрьевич! Вы высокомерный, противный и самый отвратительный мужчина во всей Вселенной! Это насколько же нужно быть женоненавистником, чтоб отвергать такие подарки от своего персонала!
Пока я перевожу свое дыхание, потому что я это высказывала слишком быстро, чтоб успеть скрыться в коридорах, если куратор решит меня все-таки убить.
– Да что вы? – ухмыляется самодовольно гад, – Мне никто еще так рьяно не признавался в чувствах, Евгения.
От его невозмутимости я совсем растеряла пыл, опустила голову и столкнулась взглядом с прищуром мужчины. Мстислав Юрьевич облокотился на свой рабочий стол и скрестил руки на груди. Если бы взглядом можно было испепелять, то я бы сейчас же превратилась в кучку пепла на пороге его кабинета.
– У вас все? – уточнил Мстислав Юрьевич, а я ощутила, что язык к небу прилип. Мне бы сейчас еще хоть капельки той самоубийственной решительности, что куда-то предательски спряталась. Что-то промямлив несуразное, я поняла, что окончательно села в лужу. Нельзя же так смотреть на людей! Кидаю в куратора пакетом, тот чудесным образом пролетает мимо его головы и устремляется по траектории прямо в окно. Стекло бьется с дребезгом, падая на снег под окном. Мстислав Юрьевич наблюдает за действием и, кажется у него начал дергаться глаз. Повезло, что пакет каким-то чудом не вылетел в окно, сама не понимаю, как так вышло. Вероятно, стекла здесь не меняли с момента основания больницы, настолько они были хлипкими. Отойдя от шока, медленно пячусь спиной к выходу. Уже оказавшись в коридоре, собираюсь рвануть во всех ног, как слышу грозное рычание:
– Дверь за собой закрой, горюша!
Трясущимися руками закрываю треклятую дверь и вылетаю, как пробка от шампанского прочь. Сегодня нужно находиться, как можно дальше от Мстислава Юрьевича, иначе он меня придушит. А еще ни в коем случае не спать в процедурной, иначе больше не проснусь. На мгновение представила себе Мстислава Юрьевича с подушкой в руках надо мной спящей, усмехающегося довольно и придавливающего подушку к моему лицу. Подхожу к посту медсестры, а меня потряхивает, Машенька спрашивает с круглыми глазами:
– Что произошло?
– Кажется, я буду тут отрабатывать до конца жизни практику, чтоб отработать ремонт в кабинете Мстислава Юрьевича, – пробубнила я себе под нос.
– Ты что ему кабинет разрушила? – испугалась Машенька.
– Почти, – пискнула я. Машенька еще больше вытаращила глаза, усадила меня на свое место, принесла горячего чая. Трясущимися руками пью чай и думаю, как Киллер меня теперь будет убивать. А он поспешил подлить масла в огонь, тут же появился около меня и прорычал громко, что я невольно подпрыгнула и разбила граненый стакан с недопитым чаем:
– Костоломова, за мной! – став свидетелем еще одного моего имущественного ущерба его отделению, нервно потер переносицу и продолжил, – И не трогайте, пожалуйста, больше НИЧЕГО!
Молча кивнула и встала из-за стола. Машенька быстро проговорила мне, что все осколки уберет за мной. Стою около Мстислава Юрьевича, а тот продолжает испепелять меня взглядом, решил убить молчанием? Минуты три мы стоим, как дураки, молча играясь в гляделки, потом он, не отрываясь от меня взглядом говорит Маше:
– Мне очень понравился свитер, Машенька, спасибо.
В этот момент я покраснела, как рак. Еще бы он ему не понравился. Теперь из моего кошелька поменяет в своем кабинете окна с деревянных доисторических на пластиковые, которые не пускают такого сквозняка.
– Идем, Костоломова, нас ждут в операционной. Будешь ассистировать, – говорит мне, как приговор Мстислав Юрьевич. Он же знает, что я крови боюсь, решил показать Веронике Андреевне, что я ничтожество?
10
Идем по длинным коридорам больницы в тягучем молчании. Я посчитала по дороге все дырки в стенах и линолеуме. Ноги ватные, подгибаются от страха. Что меня ждет за дверью операционной? Подходим к пластиковой двери, Мстислав Юрьевич оборачивается резко ко мне и говорит строгим тоном:
– Сейчас проведем аппендэктомию, внимательно наблюдайте за моими действиями, старайтесь не лезть под руку и не потерять сознания. Самое важное для вас – действия медсестры, что она подает, как это называется, и когда я прошу тот или иной предмет.
– Я боюсь крови, Мстислав Юрьевич, – пропищала испуганно я.
– Я тоже, Евгения, – улыбнулся так добродушно он, что я поверила ему на долю секунды, а потом одернула себя за такую наивность. Не может врач-хирург бояться крови. Уверенно кивнула скорее себе, чем куратору и вошла вслед за ним в реанимацию. На нас одели одноразовые халаты, шапочки и бахилы, дали перчатки, маски и обработали руки. Не помня себя шла за Мстиславом Юрьевичем, за его спиной чувствуя себя защищенной от всех напастей и страхов. Стоило нам оказаться в операционной, залитой ярким светом ламп, как я села на кушетку в углу и невольно скользнула изучающим взглядом вокруг. На хирургическом столе лежала пациентка – она была в сознании и корчилась от боли, хватаясь за правое подреберье. «Правое!» – пульсировало в голове. Мстислав Юрьевич помыл руки и подошел к пациенту, добродушно интересуясь:
– Наталья, вы чего слезы роняете? – я пригляделась, женщина и правда боится, – Все пройдет хорошо, вы даже глазом моргнуть не успеете!
Эта его добродушная успокаивающая улыбка обескураживает и действует волшебно на женщин, даже я потерялась на время. Пациентка утерла слезы, зарядилась боевым настроем оперирующего врача, и сказала, что готова. В следующий момент анестезиолог попросил Наталью считать до десяти в слух, мы услышали только цифры до пяти, дальше началась слаженная работа Мстислава Юрьевича и медсестры. Он сделал осторожный надрез в области аппендикса и быстро оперировал скальпелем и пальцами руки. Я даже не успела увидеть крови, либо мне стало настолько интересно, насколько профессионально провел эту операцию Мстислав Юрьевич, либо все действительно длилось минуты. Секунда, и светило хирургии зашивает небольшой надрез, а затем сообщает:
– Операция прошла успешно, всем спасибо.
– Спасибо, Мстислав Юрьевич, – ответили анестезиолог и медсестра.
Куратор ушел мыть руки, как и все остальные, а я растерянно сидела около пациента и хлопала глазами. В следующий момент поняла, что хочу также. И эта мысль загорелась в моей голове так ярко, что я построила себе цель – окончить мед колледж и поступить в институт на отделение хирургии.
– Костоломова, почему у вас так горят глаза? Вы что плачете? – появился неожиданно Мстислав Юрьевич и присел на колени напротив меня.
– Нет, – улыбнулась я сквозь слезы, – Это круто!
– О Господи! Детский сад, ей богу! – снова потер нервно переносицу куратор, мне кажется или это реакция на меня такая? Улыбаясь, как дурочка, я кинулась обнимать Мстислава Юрьевича и извиняться за все свои грехи:
– Простите меня за разбитое окно, я всего лишь хотела, чтоб вы поняли, что Маша старалась для вас. За переломанного пациента простите, за все-все!
А потом не совсем вовремя опомнилась и проговорила недовольно, все еще держа его в кольце своих рук:
– Вы же понимаете, что это на эмоциях?
– Конечно, конечно, – ухмыльнулся довольно Мстислав Юрьевич, и приобнял меня за талию. По коже пробежались мурашки. Услышала аромат мужчины и почувствовала, что падаю в какую-то неизвестность, словно в пропасть. Может, феромоны? Дала себе мысленный подзатыльник, нечего лужицей растекаться перед мужчиной, который совершенно не замечает женщин вокруг, тем более у меня есть парень.
– А чего вы так лыбитесь? – отодвинулась возмущенно я.
– Надеюсь, что вы запомнили местонахождение аппендицита, – говорит все также довольный Мстислав Юрьевич, а я краснею, вспоминая свой сон накануне:
– Вы что проникли ко мне домой и спровоцировали, чтоб я повторила анатомию?
– Что? – ошарашенно Мстислав Юрьевич, вставая на ноги и выпуская меня из своих объятий, резко стало холодно, даже руки скрестила на груди, – Вы даже анатомию накануне повторили? Сегодня определенно пойдет снег, Евгения!
– Мстислав Юрьевич, вы высокомерный идиот, – подняла гордо я голову, – Вы думаете, что никто кроме вас не сможет провести так операции? Вот увидите, что я отучусь и буду не хуже вас.
– Уж не в колледже ли вы решили отучиться до таких умений? – с сарказмом осведомился он.
– Нет, я иду в институт на хирургию, – уверенно заявила я с самодовольной улыбкой не хуже этого индюка.
– Костоломова, давай я забуду, что ты назвала меня высокомерным идиотом, а ты переспишь с этой мыслью и передумаешь? – поник Мстислав Юрьевич, слегка пошатнувшись, вероятно, от шока после операции. Ну не от того же, что я стану высококлассным хирургом?
11
Оказавшись в отделении, мы разошлись с Мстиславом Юрьевич, каждый на свое рабочее место. Я на пост медсестры к Маше, а он в свой кабинет с разбитым окном. Сижу заполняю журналы, тут слышу подозрительный шум за окном. Машенька ушла готовить обеденные процедуры для пациентов, я осталась в одиночестве с ручкой и кучей ненужных бумаг. Встаю осторожно со своего места и направляюсь к окну. Там внизу кидает снежки Мишка. Откуда ему стало известно о моем заключении на практику в лапах узурпатора Киллера? Наверное, мама проговорилась…. Вот не задача, тут же окна хлипкие, если еще одно разобьется по моей вине, меня точно выкинут со стажировки без возможности вернуться в больницу когда-либо. Пытаюсь распахнуть створки окна, они не поддаются, как назло. Со страшным лязгом и звуком начинающейся бомбардировки отделения хирургии, я приоткрыла одну створку, выглянула в окно и шепотом прокричала Мишке:
– Ты что тут делаешь?
– Женечка, с днем всех влюбленных! – заорал, как ненормальный Мишка, я оглянулась в коридор, куратора – мучителя не видно, может, отсыпается в своем кабинете? При таком ветродуе в феврале месяце с разбитыми окнами… вряд ли.
– Миша, иди отсюда, меня убьют! – продолжаю кричать шепотом я так, чтоб меня услышал парень.
– Женька, выходи на улицу, я соскучился! – продолжает орать Женька.
– Сейчас выйду, только не ори, – пытаюсь успокоить его я, хотя получается плохо.
Стоит мне обернуться, сталкиваюсь с огромной широкой оленью грудью. В прямом смысле, на груди красуются такие неровные олени, словно их через мясорубку перекрутило. Я конечно, за любое проявление творчества, ведь у самой руки в этом смысле растут не из того места, но это было слишком своеобразно. Хихикнула, разглядывая сумасшедшие мордашки оленей и кривые огромные рога.
– А вам идет очень, Мстислав Юрьевич, вы прямо соответствуете статусу, – вырвалось у меня. Подняла глаза и встретилась со злым прищуром мужчины. Его челюсти были так сжаты, что казалось, сейчас зубы покрошатся и будут пыльцой высыпаться.
– Вы куда-то собрались, Евгения? – поинтересовался с ядовитой доброжелательностью Мстислав Юрьевич. Пятой точкой чувствую не до добра.
– Нет, нет, что вы, – улыбнулась я самой честной и прелестной улыбкой на земле, только бы поверил.
– Я рад, что вы так держитесь за это место, что готовы отодвинуть свои душевные дела на второй план, – говорил тем же тоном он, еще чуть-чуть и у меня его яд будет сочиться из ушей, – А то я уже хотел взять вместо вас на практику того парня под окнами. От мужчин меньше проблем, знаете ли….
– Женоненавистник, – пробурчала тихо я, чтоб он не услышал, а то за последние мои ругательства он до сих пор дуется, – Вы что-то хотели, Мстислав Юрьевич?
– Да, Евгения, – продолжал ядовито любезничать куратор-мучитель, – Я ОЧЕНЬ хочу, чтоб в МОЕМ отделении был порядок и медсестры занимались своей работой. А теперь, пожалуйста, закройте окно без его уничтожения и отправляйтесь помогать Маше с уколами!
– Есть, сэр, – приложила я руку к виску и стала выполнять его указания. Только фортуна не на моей стороне. Стоило мне схватиться за ручку створки окна, как та настолько хорошо срослась с моей рукой, словно всегда там была, что вырвалась со всеми болтами из дерева. В следующее мгновение рука от силы отдачи вместе с тяжелой советской ручкой устремилась прямо в лоб Мстиславу Юрьевичу. Светило хирургии падает, как подкошенный на полопавшийся линолеум его же отделения хирургии и держась за голову причитает:
– Сколько же у вас сил? Халк в юбке!
– Вы только не беспокойтесь, Мстислав Юрьевич, ушибы я умею обрабатывать, даже шишки не будет! – заверяла я куратора.
– Интересно на ком вы тренировались, – процедил недовольно мучитель и осторожно поднялся на ноги и отправился в процедурный кабинет. Семенила покорно за ним, ощущая себя виноватой. Маша обработала наклевывающуюся шишку и уложила врача на кушетку, Мстислав Юрьевич закрыл глаза со стоном и проговорил страдальческим голосом:
– Костоломова, уйдите с глаз моих долой. Молитесь, чтоб у меня не было сотрясения, иначе я лично придушу вас!
Последние слова он произнес с такой злостью, что я, не задумываясь, ему поверила – задушит.
12
Мстислав Юрьевич
Два окна, одна спецформа, недовольная бабка в отделении, мой спокойный сладкий сон в домашней кровати и не только, переломанная нога пациента, а теперь еще и моя голова. Может, она пыталась мне ее оторвать, а промахнулась? За какой такой проступок я заслужил ТАКОЕ наказание? Совсем забыл перебитые медикаменты в процедурном кабинете…. Раздается звонок мобильника, отвечаю недовольно, прикладывая холодную резиновую грелку к лбу, интересно фингалы будут после такого членовредительства? После Костоломовой больше удивлюсь, если их не будет! Звонит главврач, она спрашивает по поводу моей служебной записки:
– Ну что у тебя там в отделении творится, Киллер? За двое суток получаю вторую служебку. Первая на покупку медикаментов, вторая на установку окна. Ты белены там объелся или совсем охренел? Где я столько денег тебе возьму?!
– Не знаю, – бурчу я, – Это все ваша студентка уничтожила, еще и меня покалечила. А это будет считаться производственной травмой?
– Так, я не поняла, это ты там что ли пожрал все медикаменты и лежишь под кайфом? – злилась главврач.
– Ага, глицином тут балуюсь, знаете ли, – съязвил я.
– Сейчас поднимусь в твое отделение, – прошипела яростно Вероника Андреевна и бросила трубку.
Как и обещал главврач, в отделении она была уже через пять минут. Обычно такой экстренности и оперативной работы от начальства не дождешься. Маша влетела в процедурную, наверное, надеясь меня предупредить, но следом фурией появилась Вероника Андреевна.
– Я так и думала, – констатировала начальница, – Ну не может быть настолько профессиональных врачей без какого-то подкола.
– Это я, Вероника Андреевна, – за спинами Маши и главврача раздался голос Евгении.
– Что ты? Ты его заставляла принимать медикаменты в лошадиной дозе? – нервничала начальница.
– Нет, – пропищала недоразумение, – Я ему шишку поставила, разбила…
– Мое профессиональное сердце, – перебил девушку я, если сейчас из нее признания польются потоком, то ей явно не светит никогда работа в больнице даже санитаркой, несмотря на знакомство с глав врачем.
– Что за цирк вы тут устроили! – злилась главврач.
– Это не выносимо. Не выносимо работать в отделении, где все рушится! – решил изобразить творческий кризис, во всяком случае, я найду себе работу, в отличии от горюши, – В отделении была утечка медикаментов, я раскрыл окна, одно рухнуло мне на голову, другое вдребезги!
Для пущей убедительности развел в стороны руки и проголосил последнее слово. Вероника Андреевна внимательнее присмотрелась к стенам процедурной, от ее глаз не утаился покошенный железный шкаф с медикаментами, который тоже пострадал от рук студентки. Главврач вышла из кабинета и прошлась по коридору – открытое окно напротив поста медсестры с оторванной ручкой, подранный линолеум, осыпавшаяся краска на стенах. Она заглянула в мой кабинет – на полу штукатурка, разбитое окно с пробитой в нем дырой.
– Я согласна с ремонтом в отделении, но, Мстислав Юрьевич, согласись, что та дыра в окне твоего кабинета размером с мою голову не катит на саморазрушение здания больницы! Ты что головой бился в стекло? Ради ремонта что ли? – вернулась в процедурную главврач. Горюша хихикнула, я снова потер нервно переносицу, набрал в легкие побольше воздуха и выдал виновато:
– Да. Да! Я сделал это, потому что в этих полуразрушенных стенах можно задохнуться!
– Ну ладно тебе, Киллер, я выпрошу ремонт на твое отделение у администрации, но больше так не делай. А может, ты к Артуру Эдуардовичу на сеансы походишь? – говорила примирительным тоном Вероника Андреевна, при этом засылая меня к мозгоправу.
– Вероника Андреевна, я в порядке, – попытался заверить я, встал с кушетки и сделал вид адекватного человека, в чем я сам стал сомневаться после появления горюши.
– Что за безвкусный свитер на тебе?! – воскликнула брезгливо женщина, Маша, все еще присутствующая в кабинете, густо покраснела, а я попытался побыстрее сменить тему:
– Ну, так в моем кабинете ветра гуляют, Вероника Андреевна! Пойдемте, я покажу вам!
– Ой. Не надо, – потерла виски женщина и сказала деловым тоном, – Я все видела. Возьми выходной что ли, отоспись, приди в себя, выглядишь ужасно, особенно в этом….
– Спасибо, дорожайшая начальница, – перебил бесцеремонно я. Никогда не любил подлиз и подхалимов, но сейчас приходилось прибегать к крайним мерам, чтоб Маша совсем не побагровела. Свитер вышел очень теплым, но рисунок совершенно "съехавший с катушек", наверное, как и я сейчас в глазах своего начальства. В характеристике на новое место работы мне наверняка припомнят этот инцидент. Вероника Андреевна с довольной улыбкой мне погрозила пальцем и удалилась. Я выдохнул. С каждым днем все страшнее выходить на работу, что будет дальше? На днях придется наведаться в магазин спецождежды и заказать бронежилет, а еще противогаз, огнетушитель личный и наручники одной очень криворукой дамочке. Ухмыльнулся собственной мысли, смотря на Женю и представляя ее в наручниках.
– Вы чего так ухмыляетесь? – почувствовала неладное горюша.
– Да думаю, что кому-то сегодня спасли непутевую задницу, – сверкнул глазами я, ощущая власть над бедной Евгенией, – Ой, теперь вы в неоплатном долгу, Женечка.
На последнем слове я понял, что попал скорее я, чем она.
13
Мстислав Юрьевич
Евгения покраснела после моих слов, потом взяла себя в руки и гордо вскинув свою чуднУю головку пролепетала:
– Вас никто об этом не просил! Пожалуйста, – хитро сверкнула глазами. Это за что еще я должен ей спасибо сказать, нет бы самой отблагодарить хоть за то, что не вылетела сегодня с практики. Возмущение нахлынуло волной. Что за упертая, самоуверенная коза?
– С чего бы пожалуйста? Мне сказать вам спасибо, что разрушили половину больницы, а собственно на эту половину пришлось почему-то именно мое отделение? – не выдержал я наглости студентки.
– Хотя бы за то, что теперь у вас отремонтируют отделение, – ответила Евгения, всмотрелся в ее горящие глаза. Сейчас почему-то обратил внимание на то, что они у нее безумно красивые. Глаза синее, глубокие, насыщенные, с оттенком зелены. Море напоминают во время шторма.
Перевожу нехотя взгляд на Машу и пытаюсь привести мысли в порядок. Раздрай в чувствах и голове.
– Маша, вы сделали уколы пациентам? – спрашиваю я, вспоминая о работе, только бы отвлечься от пытливого взгляда Евгении.
– Ой, – пискнула испуганно Мария, покраснела и повернулась к Костоломовой, – Женя, идем скорее в процедурный кабинет делать уколы.
Девушки вышли из кабинета, а я выдохнул. На сегодня с меня хватит приключений. Переоделся в повседневную одежду. Отправился домой, по дороге зашел в магазин за продуктами.
На следующее утро прихожу в отделении, а там вовсю идет ремонт. Совсем забыл вчера сообщить горюше, что она будет работать в дневную. В любом случае, если она не придет, мне даже будет спокойнее. Оля встретила меня с улыбкой:
– Мстислав Юрьевич, доброе утро.
– Доброе, Оля, – ответил я медсестре, потом развернулся на пятках и отправился в процедурную. К моему несчастью наткнулся на полуголую Евгению. Она стояла спиной ко мне, откинула в сторону кофточку, натягивала на свою русоволосую голову спецодежду. Стою, как завороженный и не могу ни отвернуться, ни уйти из кабинета. Только, когда спецодежда закрыла все стратегически важные и весьма аппетитные участки тела девушки, я смог отвести взгляд и выйти из процедурной. Выдохнул, оказавшись в коридоре. Все это время я даже не дышал. Отправился в туалет, умылся холодной водой, стараясь выгнать из головы непрошенные мысли. Вот что меня черт двинул зайти в эту процедурную, сразу надо было идти в свой кабинет. Минуты три еще смотрел в зеркало, но не видел там своего отражения. Перед глазами стоит обнаженная спина Костоломовой. Наваждение какое-то.
– Мстислав Юрьевич, – появился словно из неоткуда маляр, – Мы вас потеряли. Хотели сообщить, что часть отделения нужно освободить от людей.
– Сейчас что-нибудь решим, – сухо отозвался я. Слабо представляя себе картину, как сделать безлюдным полное пациентов отделение. Возвращаюсь на пост медсестры, подхожу к Оле и говорю:
– Надо временно пациентов из отделения отправить в соседнее, я сейчас договорюсь с неврологией.
– Ну так вы сначала договоритесь, Мстислав Юрьевич, – пробурчала недовольно Ольга, видимо, до сих пор обижается на меня из-за четырнадцатого февраля, – Я, конечно, скажу практикантке, чтоб она помогла мне собрать вещи пациентов, но сначала нужно знать, куда мы идем.
– Проконтролируй все лично, Оля, – пригрозил я пальцем для пущей убедительности, а сам отправился в неврологию просить приюта. Вот будет веселая неделька. Разрываться между своим отделением, который по сути превратят в руины и неврологией, где будут располагаться пациенты. Но неврология грубо и жестко нам отказала в приюте, мол не царское это дело переломанных в их отделение особо чувственных людей. Ну на нет и суда нет, как говорится. Иду хмурый в лор отделение, в крайнем случае будем прибегать к помощи главврача. К счастью лор врач ничего не имел против, попросил разок прикрыть его, когда захочет прогулять и принял с распростертыми руками. В отделении лежало немного людей, точнее человек пять, остальные палаты я заприметил для своих пациентов.
