Юлия Бабчинская
Инкарнация
Глава 2
Тайная гвоздика
С площади семейство Белерон отправилось в яблоневый сад, где мама и Мира по обыкновению спели традиционную йольскую песенку, благодаря Королеву за защиту Монсальваж. А потом семейство направилось в их фамильный магазинчик на улице Вуаль. Все, даже маленький Грег, пребывали в некоторой задумчивости. Возможно, они еще были под впечатлением от Грааля и появления Канцлера и принцессы Элейны, думала Адель, но сама не могла бы объяснить своего странного состояния.
Снег все так же падал с неба огромными хлопьями, создавая неповторимое ощущение сказки, – Адель видела нечто подобное в стеклянных шарах, которыми были заставлены полки в доме леди Лаванде. Они с мамой делали для нее шляпки и перчатки неизменно фиолетовых оттенков.
А может, все дело в другом. И хотя снег падал все тот же, окружающее их пространство стало иным – раздолье и шик «застенья» остались позади, а они вернулись в свой угрюмый серый мир. Адель впервые за всю свою жизнь испытывала настоящий шок, не желая верить, что так будет всегда. Она была обязана это изменить. Семейство Белерон достойно лучшего!
Под ногами сновала детвора с перепачканными сажей лицами, часто на улицах встречались попрошайки, которые были готовы бороться друг с другом за каждую кроху хлеба, и внутренне Адель все же радовалась, что их семье повезло куда больше. Но даже им вскоре придется расстаться с некоторыми удобствами. А ведь мама рассказывала, что раньше все было по-другому, но не вдаваясь в подробности, поэтому волшебное прошлое Монсальваж оставалось скрыто завесой тумана.
Отец открыл стеклянные дверцы бутика «Белерон Брошь» – название, которым родители очень дорожили, считая, что оно звучит очень утонченно, и всячески старались поддерживать внутри атмосферу элегантности. На витрине были выставлены самые их лучшие шляпки, почти произведения искусства: мама, несмотря на проблемы с рукой, не переставала работать и создавала чудесные аксессуары, но Адель видела, сколько сил она тратит на то, что прежде делала с такой легкостью, и помогала чем могла.
Отец, бывший гвардеец прежней королевы, всячески помогал маме с магазином. Газовые лампы он установил снаружи совсем недавно, подсветив тем самым витрину, а владелец магазина тканей напротив скептически поглядывал в их сторону и постоянно ворчал, выходя на улицу, ведь требовалось, конечно же, слепо следовать традициям, а не поддаваться новомодным веяниям.
Возможно, эта черта передалась и Адель: ей быстро наскучивал старый уклад, а разум создавал в голове фантазии. Она часто представляла себе, как мог бы выглядеть их «идеальный» дом, как бы она проводила свои дни, какого бы питомца завела себе, из каких чашек пила бы чай и с какими подругами. Она воображала себя в совершенно безумных фантастических платьях, как она прогуливалась бы в них по чудесным цветущим садам и вдыхала бы сладкий воздух, а не отвратительные пары рабочих районов.
– Адель, мне сегодня понадобится твоя помощь, – сказала мама.
– Но как же ужин? – спросила Адель, заходя внутрь прохладного зала магазина. Она сняла заснеженную шляпку, встряхнула светлыми локонами и положила ее на столешницу, где царил идеальный порядок.
– Мира поможет с блюдами, правда ведь? – Младшая дочь согласно кивнула. – А нам предстоит работа – леди Маргарет Стем заказала дюжину пар перчаток…
– У нас есть готовые, – улыбнулась Адель, вспомнив, что сделала запасы для леди Маргарет. Эта дама преклонных лет носила траур и предпочитала исключительно черные перчатки.
– Но ей нужна новая дюжина с той золотой вышивкой, которую я в последний раз допустила оплошность сделать на ее платке.
– Не хочешь же ты сказать, что теперь мы…
– Да, Адель, папу и детей мы отпустим домой. – Она повернулась к мужу. – Дорогой, ждите нас к ужину. Уверена, мы справимся с дюжиной пар!
– Но неужели это нельзя сделать завтра, дорогая? – спросил отец, и Адель была с ним внутренне согласна.
– Репутация бутика прежде всего, – бескомпромиссно ответила мама.
И Адель, конечно же, осталась. Она знала, какие слухи ходили: что скоро откроют фабрику, и их магазинчик будет вынужден закрыться. Что вышивку там будут делать машины, а их труд будет забыт. Адель не верила всему этому: разве может какой‑то станок вложить в работу частичку своей души, как это делала мама? Иногда Адель тоже увлекалась рукоделием, и ей это даже нравилось, как бы она ни пыталась противиться.
Копировать мамин стиль вышивки Адель научилась уже давно – та выводила золотой или серебряной нитью прекрасные вензеля, которые очень нравились клиентам. И именно мама научила Адель с сестрой читать и писать красивым почерком, что в их кругах не было такой уж необходимостью, но всегда доставляло Адель несравненное удовольствие. В отличие от Миры, которая чаще упрямилась и спрашивала, зачем ей это, – сестра собиралась пойти помощницей пекаря и создавать чудесные торты, выводя узоры разве что кремом.
Адель дала маме передышку, пообещав, что доделает все сама, а мама тем временем ушла на второй этаж, где хранились коробки с тканями и фурнитурой для их работы. Вскоре им придется все там переделать и перебраться из их довольно уютного домика сюда: в городе все прибывало жителей, и дом, оставшийся после их деда по отцовской линии, из-за неправильной записи в реестре попал под конфискацию еще при принцессе Данае, которая придумала этот чудовищный закон, а принцесса Элейна отменять его не планировала. Единственное, что оставалось семье Белерон, так это их магазин, который достался по наследству матери. Не замок, конечно, но гораздо лучше, чем ничего.
– Мам, – крикнула Адель, зная, что сквозь эти перегородки слышно так же, как если бы вместо них была тонкая ткань. – Иди домой! Я все сделаю сама.
Заскрипели ступеньки, и мама вновь показалась в торговом зале. Она шла медленно и как‑то тяжело дышала.
– С тобой все в порядке?
– Да, дорогая, мне, пожалуй, и впрямь лучше отдохнуть. Ты точно справишься сама?
Она подошла ближе, оценивающе глядя на работу Адель.
– Недурно, почти идеально! – сказала мама, одобрительно похлопав дочь по плечу. – Когда закончится послеобеденный чай, за перчатками явится горничная леди Маргарет.
– Та, с вытянутым, как кабачок, лицом? – улыбнулась Адель.
– Лили, ее зовут Лили, дорогая. Отдай ей перчатки, оплату мы заберем позже.
– Почему это позже? Перчатки же понадобились не когда‑нибудь, а сегодня! Мама, это несправедливо.
– Адель, леди Маргарет довольно влиятельная дама в наших кругах. Уверена, она быстро расплатится с нами, но требовать денег – это невежливо.
Адель была крайне не согласна, но ради мамы промолчала. Так их магазину недолго и разориться! Если она не предпримет что‑то, чтобы разбогатеть… Ей вспомнился Грааль, который она видела в аббатстве. Вот бы добраться до настоящего!
Выпроводив мать, Адель погрузилась в работу с такой одержимостью, на которую была только способна. Когда перед ней стояла цель, она шла напролом.
Не успели большие напольные часы, стоявшие в углу зала, отбить пять раз, как вся работа была выполнена. Руки Адель закоченели, она сама продрогла, ведь помещение здесь никто не топил, чтобы не портить ткани копотью и неприятным запахом. И дожидаться теперь горничную с лицом-кабачком она не собиралась, решив, что отнесет перчатки сама, а после побежит на семейный ужин. А потом уже, сытно наевшись кулинарных изысков Миры, она сможет составить план, что же ей делать со своей жизнью дальше.
Заперев магазин, Адель вышла на довольно пустынную улицу. Снег украсил своим кружевом мощеную дорогу, заботливо укутал шапочками фонари и столбы, бахромой лег на окна и карнизы.
Улица Вуаль располагалась довольно близко к Стене, и здешние жители проявляли куда больше манер и в то же время ханжества, чем на окраине города. Но сейчас дамы, скорее всего, попивали чай в своих гостиных, а их мужья обсуждали последние законы правящей принцессы-регента и ее правой руки – Канцлера. Хотя вернее было бы сказать наоборот.
Леди Маргарет жила всего в нескольких улицах от магазина, и Адель добралась до места довольно быстро. Заходя с черного входа, чтобы позвать горничную, она стала свидетелем довольно интересной картины: к кому‑то, похоже, пришел поклонник! Перед дверью расхаживал мужчина в черном сюртуке и в цилиндре, и Адель даже удивилась: что он забыл в этом переулке? Внешний вид не выдавал в нем посыльного или кого‑то из рабочего района. Адель притаилась в темноте, сама не зная зачем.
Дверь со скрипом распахнулась, и на пороге появилась Лили в белом чепчике и черной накидке. Увидев мужчину, она склонила голову и присела в реверансе – Адель и подумать не могла, что Лили способна на такие изящные манеры. Мужчина что‑то достал из внутреннего кармана пальто и протянул ей: конверт. Любопытство Адель росло. Что же там? Вот бы послушать… кажется, мужчина что‑то шепнул.
Она тихонько подобралась поближе на несколько шагов, стараясь остаться в тени и чуть ли не слившись с холодной каменной стеной дома. Хорошо, что здесь росли кустарники, и сухие ветки стали ее укрытием.
– Мы ждем вас завтра…
Мужчина достал что‑то еще, и Адель даже ахнула от неожиданности: это был живой цветок. Необыкновенная синяя гвоздика с ажурными лепестками, каких просто не встретишь в природе. Незнакомец вручил ее Лили, которая не произнесла ни слова, лишь ниже опустила голову. Отчего‑то создавалось ощущение, что это не просто тайный поклонник и за происходящим скрывается гораздо больше.
– …Отбор начнется в полночь, не опаздывайте, – с этими словами мужчина развернулся, чтобы уйти, а Лили поспешила спрятать цветок под накидкой и скрылась за дверью.
Адель позабыла, зачем пришла к порогу леди Маргарет. Позабыла про перчатки, про то, что ее могут заметить. Она услышала заветное слово и запомнила только его. Отбор. Лили? Правда, Лили? Они ведь говорят про отбор в королевы или ей чудится? Но Адель не могла просто так отмахнуться от услышанного и решила все разузнать.
Такой шанс выпадал раз в жизни!
Когда мужчина отошел на достаточное расстояние, она выбралась из своего укрытия и последовала за ним. В груди рождалось странное предчувствие: они шли в направлении района, где жила ее семья, и сердце подпрыгивало в груди с каждым шагом. Мужчина поправил на голове цилиндр, будто хотел скрыть лицо, и Адель это еще больше озадачило. Сколько еще подобных писем и цветов у него за пазухой? И куда он сейчас идет? Вот-вот они доберутся до ее улицы…
Адель была так увлечена, что не заметила, как врезалась в прохожего. Да так сильно, что отскочила и плюхнулась пятой точкой в пушистый снег. Шляпка ее, надетая наспех, слетела с головы, локоны растрепались. А перчатки, которые она с таким старанием вышивала несколько часов, теперь рассыпались по сторонам черным веером – так и казалось, что все эти ладони тянутся к ней!
– Несетесь как паровоз! – возмутилась Адель, поднимая голову и успевая краем глаза увидеть, как таинственный поклонник Лили скрывается за соседним домом, совсем немного не доходя до ее собственного. Разочарование ледяной коркой замуровало сердце Адель.
– Не надо прыгать под паровоз, – раздался низкий голос над ее головой, и, оторвавшись от своей «жертвы», Адель наконец посмотрела наверх.
Холодные синие глаза, такие равнодушные… черный цилиндр, из-под которого выбивались черные вихры… какой же этот человек высокий… и возмутительно красивый.
Адель впервые в жизни не нашлась что сказать, ловя ртом снежинки. Одна, словно пух, попала в горло, защекотала, заставляя ее выйти из оцепенения.
Мужчина протянул ей руку в кожаной перчатке и, не дождавшись, когда Адель очнется, дотянулся до ее локтя и поднял на ноги. Разве что не за шкирку, вдруг подумалось ей.
– Благодарю… – выдохнула Адель, набрав в легкие воздуха, чтобы сказать что‑то еще. Она хотела собрать рассыпавшиеся перчатки, но тут заметила возле своего дома неестественно лежавшего человека – пальто так напоминало мамино.
– Пресвятая Королева! – воскликнула Адель, бросившись в направлении неподвижной матери.
Впервые в жизни Адель внутренне молилась: пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть все будет хорошо.
Она подбежала к маме и упала на колени. Как же долго та пролежала здесь! Почему никто не помог! Адель приподняла ее, руки затряслись, но мама, она…
– Она дышит, – проговорил за спиной мужчина, сбивший Адель с ног. Он отодвинул ее в сторону и легко поднял на руки совсем не худенькую леди Белерон. – Это ваш дом?
– Да, – отозвалась Адель, – следуйте за мной. – И она повела его к крыльцу, благодаря Святой Грааль за то, что мама дышала и что этот крепкий мужчина решил помочь ей.
Дверь распахнулась, Мира тут же закричала, позвав отца, а когда леди Белерон передали с рук на руки и занесли внутрь, Адель выбежала обратно на улицу поблагодарить незнакомца, но его уже нигде не было. Порог их дома он так и не переступил, но возле двери лежала аккуратная стопка перчаток. Возможно, тот «паровоз» не такой уж и грубиян?
Адель перевела взгляд на венок из омелы, висевший над входной дверью, пытаясь унять этот безумный ритм сердца – оно колотилось с такой бешеной силой, что грозило выскочить из груди и помчаться по улицам Монсальваж в поиске спасения.
Маму отогрели и напоили травяными отварами, которые она всегда хранила для детей на случай простуд – в холодное время без них не обходилось, а зима с каждым годом будто бы становилась все длиннее. Дочери посменно дежурили у ее кровати, пока отец сокрушался, что не уговорил супругу в тот день остаться дома.
Но Адель винила только себя. Она позволила себе мечтать, совсем позабыв про состояние мамы. Стоило быть внимательнее.
Сейчас Адель сидела возле нее, держа в руках вышивку, которую заливала слезами. Как она посмела желать чего‑то для себя, когда ее родным так плохо? И в то же время она прекрасно осознавала, что если ничего не изменится в их укладе жизни, то всем станет лишь хуже.
Возможно, семье все же будет лучше без нее, особенно если она найдет себе стоящее занятие. Как они смогут ютиться в комнате над магазином впятером?
Спустя время пришла Мира и предложила сменить Адель на ее «посту», и, хотя та отнекивалась, сестра уговорила ее отдохнуть и немного поспать. Адель и впрямь провалилась в сон, вот только он совершенно не принес ей расслабления.
Во сне ей было тяжело, очень тяжело, каждый шаг давался с таким трудом… и все из-за этих доспехов. Совсем как тот рыцарь на площади, она облачилась в металл, который сиял на солнце золотом. Она шла вперед, к другому источнику света и тепла. Сияние и слезы слепили ее, на руках запеклась кровь, а ступала она по чужим телам. И все же, шаг за шагом, она двигалась дальше. К свету, как к символу надежды. К Граалю…
Он звал ее.
Адель очнулась со странным чувством пустоты и проплакала до утра. На рассвете, глянув на свое измученное лицо, она собрала все силы в кулак и заставила себя одеться и причесаться. Нельзя было раскисать. А когда она спустилась приготовить завтрак, то обнаружила на кухне маму.
– Что ты здесь делаешь, матушка? Срочно ложись в постель! – Адель взяла маму под руку, желая увести с кухни.
– Ох, милая, самое страшное миновало. Ночью меня сильно лихорадило, но потом… внезапно мне стало гораздо лучше. И как видишь, сейчас все в порядке. Сама не знаю, в какой момент я потеряла сознание на улице, но спасибо тебе и твоему знакомому, вы подоспели вовремя.
Адель еле сдержала слезы.
– Ну что ты такое говоришь…
– Все-все, перестань, поверь, мне уже лучше. Кстати, кто это был?
– Так, случайный прохожий. – Адель отмахнулась.
– Есть же на свете добрые люди!
Адель вспомнила о незнакомце, и к ней вернулось прежнее волнение: этот мужчина приковывал к себе взгляд, а его голос так странно воздействовал на нее, будто управлял ею.
После завтрака, когда на сердце у Адель немного полегчало, она вышла на улицу и осмотрелась, стараясь припомнить события вчерашнего дня. Тот человек, который вручил Лили цветок и письмо, куда он пошел? Нужно с этим разобраться. Снег сегодня смилостивился над жителями Монсальваж, похоже, решив взять выходной. День выдался ясный, холодное небо раскинулось над городом синим полотном без единой белой ниточки.
– Так, я вышла с переулка Круссан на нашу улицу, – шепотом проговорила Адель, восстанавливая свой маршрут. – А значит, тот человек… он пошел…
Она спустилась с крыльца и вернулась по улице, заглядывая в переулок между домами, где скрылся незнакомец с гвоздиками. И только сейчас Адель осознала, чей это был дом: семейства Таргюсонов.
– О Королева! – простонала Адель, вспоминая свою бывшую «лучшую подругу», которая здесь жила, но разве время отступать?
Адель юркнула в переулок, подходя к дорожке, что вела на задний двор дома Таргюсонов. Оттуда можно было пройти на кухню. Раньше Адель была здесь частой гостьей, пока ее не заподозрили в воровстве: леди Таргюсон оговорила Адель, обвинив в том, что она украла брошь ее дочери Николетт. В тот момент Адель жалела лишь об одном – что действительно не украла чертову брошь! Хотя бы клевета не была напрасной. Целый год Адель вынашивала план мести, но ее злость растаяла как дым, и сейчас не осталось ничего от той дружбы.
– Ну, была не была, – подбодрила себя Адель и засеменила вперед. Никто не обращал на нее особого внимания – по улице шла еще одна хорошенькая девушка из множества других.
Около двери черного входа Адель помедлила: она не знала, что скажет, встретив обитателей дома, да и вообще, ворваться в чужое жилище, даже по-соседски, – это перебор. Но что еще ей оставалось? Если отбор в королевы уже сегодня в полночь, у нее совсем мало времени. А потом… потом на Грааль и бархатный трон можно будет не рассчитывать. Если только стать кем‑то вроде Канцлера и править всеми исподтишка? Разве ей такого хотелось? Скрываться в тенях? Или же блистать на балах среди сверкания хрустальных ламп и свечей?
Адель решительно взялась за ручку, тихонько приоткрыла дверь, которая – о чудо – даже не скрипнула, и заглянула внутрь. К ее счастью, там никого не оказалось. Тогда Адель распахнула дверь шире и зашла. Сразу же на глаза ей попалась вазочка, в которой стояла синяя гвоздика! Вот так удача!
Тогда Адель и услышала шорохи. Очень недвусмысленные. Нет, это вовсе были не мыши, подумала она с легкой ухмылкой и, оторвав взгляд от гвоздики, медленно двинулась в сторону кладовой, откуда и шли тихие всхлипы и возгласы. Адель вслушивалась в причитания девушки, молившей пощадить ее. Какой знакомый голосок.
– Анри… Анри… сжалься надо мной… я не смогу и дня без тебя…
– И я… mon amie [1]… и я…
Вот так, средь бела дня! Адель прикрыла рот рукой, сдерживая смешок. Николетт оказалась не такой уж и тихоней! А еще за последние пару лет она заметно похорошела, расцвела, и на их улице у Адель появилась очевидная соперница. Вот только Адель не собиралась приманивать местных женихов, особенно таким способом! В чулане! Неужели не добрались до спальни? Вот так пыл!
Она села на скамейку рядом с дверью в кладовую и сложила ногу на ногу, чуть раскачивая носком сапожка. Как же вовремя она все‑таки заглянула, и даже не придется что‑то из себя изображать. Маленькая леди Николетт Таргюсон сама прыгнула ей в руки, как мышка кошке в лапы. С острыми коготками.
Адель стянула с рук перчатки, рассматривая ладони. Неприятное чувство прокралось из сна в реальность – будто ее руки покрыты коркой запекшейся крови, но только чьей? Ее собственной ли? Это всего лишь дурной сон, отмахнулась она, но холодок по коже все же пробежал.
Дверь кладовой вдруг распахнулась, и оттуда буквально вывалился молодой человек в белой батистовой рубашке, небрежно выдернутой из брюк. Он наспех накинул на плечи сюртук и, повернувшись, заметил Адель. На лице негодника (или лучше сказать, дамского угодника?) расплылась обольстительная улыбка, в серых глазах мелькнули теплые искорки.
– Доброго дня, мадемуазель, – сказал он, прижав руку к сердцу, и демонстративно поклонился. После чего подхватил ладонь Адель без спроса и легонько поцеловал, наглец.
Адель ответила надменным кивком и кривой ухмылкой.
Он проследовал к выходу, распахнул дверь так свободно, будто был здесь хозяином, и Адель уж было засомневалась, что она, возможно, не знает каких‑то подробностей жизни Таргюсонов, но нет, вот он подхватил со столешницы потертый томик, на пороге обернулся и вновь сверкнул белозубой улыбкой, а лучик солнечного света позолотил его русые с рыжиной волосы.
– Адьес! – сказал он и был таков.
Следом из кладовой вылетела разрумянившаяся Николетт, поправляя лиф своего платья. Ее русые волнистые волосы топорщились во все стороны.
– Анри, – крикнула она вслед своему возлюбленному, но тот уже захлопнул за собой дверь.
– Он симпатичный, – прокомментировала Адель. – Даже слишком сладкий для такого серого мира, как наш.
– А… – Николетт ошарашенно взглянула на незваную гостью. – Адель! Что ты здесь забыла? Я… Как? Нет, это вовсе не то, что ты…
– О да, милая, – очаровательно улыбнулась Адель, сминая в руке перчатку – только сейчас она заметила, что вторая куда‑то запропастилась. – Это как раз то самое, и даже больше, не правда ли?
– О чем ты… – Грудь Николетт вздымалась все сильнее, а лицо покрывалось густой краской. – Ты проникла ко мне в дом! Чтобы опять стащить что‑то? Я сейчас же позову…
– Никого ты звать не будешь, дорогая моя Николетт, – вновь улыбнулась Адель и поднялась со скамьи, поравнявшись с маленькой леди Таргюсон, такой неосмотрительной. Как же случилось, что ей принесли гвоздику? В чем она особенная? Адель пыталась вглядеться в лицо девушки, найти там какую‑то зацепку, разгадку, ответ на свои вопросы, но ничего. Просто смазливое личико и не слишком выдающиеся таланты. – И ты прекрасно знаешь, что я ничего не воровала, не так ли, моя подружка?
Николетт стыдливо отвела взгляд.
– Что тебе нужно? Денег, быть может? Слышала, твоя семья в бедственном положении.
– Мы не будем говорить о моей семье или обо мне, дорогуша. Только о тебе. Думаю, всем станет любопытно, чем вы тут занимались с… как его там? Анри… Анри… mon amie… Кто он? Трубочист? Вряд ли. Может…
– Он принц! Чтобы ты знала! – выпалила Николетт, и Адель расхохоталась.
– Подружка, ну ты и шутница! Что еще он тебе рассказал?
– Ты ничего не понимаешь! Ты ведь никогда не любила, а я… – И тут Николетт неожиданно расплакалась, садясь за стол прямо перед своей синей гвоздикой. – Я люблю его! Больше своей жизни! Он для меня все.
– Прекрасно. Откуда у тебя этот цветок? – Адель кивнула на вазу и вдруг заметила, как побледнела Николетт.
– Ты что‑то знаешь про него?
Адель расправила плечи и обратила взгляд на гвоздику, будто созданную изо льда.
– Достаточно, – проговорила она. – Но я не думала, что ты…
– Неужели и ты тоже, Адель? – Глаза Николетт расширились от удивления, а в следующий миг она снова разрыдалась. – Тогда ты должна понять меня. Этот знак, он прожигает мне самую душу! Я не хотела такой судьбы, почему кто‑то должен решать за меня?
– И впрямь, – согласилась Адель. Знак? Что еще за знак? – Доверься мне, может, тебе станет легче… – вкрадчиво проговорила она.
Николетт с сомнением посмотрела на нее, а потом приспустила лиф платья, показав странный знак над солнечным сплетением: будто клеймо, выжженное на коже. Синий узор изображал цветок – геральдическую гвоздику, но казалось, что рисунок светится изнутри. Адель чуть было не воскликнула от удивления, но вовремя сдержалась. Нельзя подавать виду.
– А теперь ты, – кивнула ей Николетт.
Адель прижала руку к груди поверх несуществующего знака, нахмурилась на мгновение, но в следующий миг улыбнулась «сопернице».
– Дорогая Николетт, ты не вправе мною командовать. Это не я обнимаюсь по чуланам с самозваными принцами. А тебе, если хочешь избежать позора, лучше уехать из сердца Монсальваж, куда‑нибудь на периферию… со своим принцем. Уверена, он позаботится о тебе.
– Но я… должна… а вдруг именно я – это она, вдруг я смогу открыть Грааль?
Адель поняла, что даже распахнула рот, впитывая каждое слово Николетт, ожидая раскрытия некой тайны.
– А ты этого хочешь? – вдруг спросила Адель и увидела на лице Николетт подтверждение своим догадкам: она была даже рада сбежать. Возможно, она желала быть подальше от дворца так же сильно, как Адель – оказаться внутри.
– Нет, – и Николетт совершенно сдалась, бормоча между всхлипами что‑то по поводу своей печальной судьбы. Адель смотрела на нее с сожалением: неужели это могло стать королевой?
– Давай мне письмо, а сама собирай вещи. Тебе нужно бежать прямо сейчас.
До Николетт будто дошел наконец смысл происходящего.
– Но куда же я пойду! Как же так…
– У твоей матери есть украшения, мы это обе прекрасно знаем. Бери их и уезжай, тебе хватит на первое время.
– Адель, как же я тебя ненавижу! Ты дьявол во плоти!
– На себя посмотри, – парировала Адель. – Грешница Монсальваж, так ее прозвали соседи, а потом и все королевство…
– Хватит! Хорошо!
Николетт, совершенно растрепанная, взяла связку книг, которая лежала на столешнице рядом с цветком, и достала оттуда заветный конверт, бросив его Адель. Тот упал ей под ноги, словно сорвавшийся с дерева листок.
– Забирай! Я знаю, что ты затаила под сердцем ненависть. Ты давно завидовала мне, и на отборе тебе не нужны соперницы. Не думай, что я этого не поняла, я не настолько глупа.
«Ты и правда глупа», – подумала Адель, изогнув бровь.
– Можешь явиться в полночь к воротам Стены, можешь хоть пройти отбор! Мне все равно! Я желаю, чтобы наши пути больше никогда не пересеклись, Адель! Я найду Анри, и мы заживем долго и счастливо.
– Как в настоящей сказке, – весело добавила Адель.
– Может, и так! – Теперь Николетт раскраснелась не от стыда, а от злости, которую изливала на Адель. – Но он любит меня.
– Интересно, за что, – тяжело вздохнула Адель, поглядывая на дверь. Не всегда же в этом доме будет так пустынно, нужно завершать спектакль.
Николетт собрала скромную корзинку довольно быстро, будто уже была готова к побегу и ей только и требовалось, что некий знак. На пороге она остановилась, совсем как до этого ее любовник, и посмотрела на Адель.
– Почему ты так боишься отбора? – вдруг спросила Адель, жажда истины была сильнее осторожности.
В голубых глазах Николетт сверкнули слезы. Если бы она стала королевой, то, скорее всего, пыталась бы всех разжалобить своим страдающим видом.
– Что ты знаешь об Инкарнации? Родители рассказали тебе?
На этот раз Адель мотнула головой, ей не нравилось быть в позиции слабого. Пришел черед Николетт улыбаться.
– Что ж, удачи тебе! – сказала она, взмахнув платком с вензелями, который выудила из кармана, и промокнула им глаза.
Как странно, подумала Адель, она выпроваживает из дому маленькую леди Тагрюсон, будто сама теперь здесь хозяйка, но после ухода бывшей подруги Адель не стала задерживаться: забрав цветок с письмом и выйдя на свою улицу, поняла, что ей очень повезло: она совсем немного разминулась с экономкой Таргюсонов, которая ходила за покупками.
Адель поспешила вернуться домой, а в голове уже зрел план. У нее было немного синего красителя из цветков вайды, который мама хранила для особых клиенток и который стоил целое состояние. В отличие от зеленого, выполненного на основе мышьяка, он не был ядовит и высоко ценился, являясь цветом королевской семьи. Адель слышала, что на юге Монсальваж, в Толозе, можно было разбогатеть на одном этом красителе и заполучить себе шикарный особняк. И мама даже как‑то поговаривала о том, чтобы переехать подальше от Сердца в южные районы, но Адель о таком даже подумать не могла. Только она представляла себе размеренную жизнь в маленьком городишке или деревне, и на нее накатывала скука.
Отчего‑то она была уверена, что ее место здесь – в Сердце Монсальваж, поближе к Дворцу Грааля. Иногда эта тяга была настолько необъяснимой, что даже пугала Адель.
Вот и теперь она не могла медлить ни секунды. Покончив с рисунком цветка, который она выводила на своей коже, стараясь скопировать знак Николетт и истратив почти весь флакон вайды, Адель тихонько спустилась в гостиную. Окинула спящий дом тоскливым взглядом. Так все‑таки будет лучше, решила она и закрыла за собой дверь.
Когда в поздний час Адель подошла к Стене, кутаясь в довольно легкий, но красивый кейп, у нее уже заметно дрожали колени – от холода, от предвкушения или от страха, сказать было сложно. В голове зловеще звучало слово, сказанное Николетт. Инкарнация. Что это, к рогатому, такое?
Но она не посмела бы повернуть обратно. Нет, для нее единственный путь – это вперед.
Под накидкой она грела цветок гвоздики, опасаясь, что он увянет. Как и тот знак на груди Николетт, цветок казался необычным и даже волшебным. Но ведь магии больше нет? Магия Грааля дремала до пришествия следующей королевы!
Адель прихватила с собой и письмо, которое перечитала множество раз. Правда, его содержимое было довольно скудным – она это и так уже слышала: в полночь явиться к Стене. Что ж, она была здесь. Интересно, почему эти приглашения так безответственно отдали простушкам вроде Николетт? И если во дворце хотели выбрать королеву, почему не сопроводили претенденток лично?
И что будет с принцессами, как только изберут новую правительницу Монсальваж?
Дома Адель оставила записку, обещая вернуться побыстрее. Возможно, она поступала эгоистично и жестоко, но, если все сложится успешно, она не забудет о родных и сделает все, чтобы ее семья жила безбедно.
На ее груди, под платьем, теперь красовался тайный знак – ажурные лепестки гвоздики, выведенные умелой рукой. И за этот знак Адель переживала больше всего. Разоблачить ее было проще простого. Но если так подумать – она ведь в шаге от своей мечты. Разве это повод, чтобы сдаться? Она обязательно найдет выход.
