Юлия Цыпленкова
30 дней
Пролог
Огонь. Его острые языки вылизывают поленья, сжигают в своей неутомимой страсти и сдыхают, как только поглотить становится нечего. Эту страсть можно разжечь до невероятных размеров, превратить в неутомимый пожар, ужасающий, но прекрасный в своей первозданной силе. А можно затеплить маленький огонек, тихий и незначительный. Он будет мирно светить, не причинив никому вреда, но умрет так же, как буйное пожарище. Огонь смертен, как всё живое, и также вечен, как боги…
Оторвав взгляд от камина, я поднялась с огромного ложа, еще хранившего запах мужского тела, страсть которого полыхала так же отчаянно, как огонь. Правда, в отличие от огня, владелец пьянящего аромата вечен. Впрочем, даже Вечные однажды превращаются в прах. Убить можно и бога, если знать как. Криво усмехнувшись, я накинула на тело полупрозрачное черное одеяние. Прихватила со столика тяжелый золотой кубок, в котором еще оставалось вино, такое же бордовое, как кровь в венах, и такое же густое и тягучее. Новая ухмылка искривила губы, и кубок вернулся на стол.
Острый тонкий клинок вспорол вену, и несколько капель моей крови упали в вино. Забавная идея, ее воплощение еще забавней. Сделав глоток, я легко рассмеялась, предвкушая предстоящее развлечение. Это самая любимая из моих забав. Не знаю почему, наверное, потому что наблюдать чужое падение приятно. А может потому, что наблюдая чужое падение, забываешь о глубине своего собственного.
Покачивая бедрами, я покинула спальню с кубком в руке. Любопытно, почему мне раньше не пришла в голову эта идея? Впрочем, нет, неинтересно. До этого у меня были другие выдумки. У меня вообще богатая фантазия. Завтра я придумаю что-нибудь новое, послезавтра еще что-то. Не люблю повторяться. За это меня любит ОН. За это себя люблю я. Его не люблю, и он это знает. Но ему моя любовь не нужна, только верность, тело и фантазия.
Впрочем, у него такая фантазия, что я вряд ли когда-нибудь смогу сравниться с ним, и вряд ли встречу кого-то лучше. Иногда я думаю, что будет, когда он потеряет ко мне интерес, и в этой спальне появится другая женщина? Не знаю, никогда не могу найти ответ. Он – не смысл моей жизни, он – мой господин и повелитель, и значит, будет пользоваться мной столько, сколько посчитает нужным. А я буду пользоваться его милостью.
Мои выходки забавляют его. Мне прощается то, что не прощается остальным. За это меня ненавидят и ждут падения, но прошло уже бесконечное количество лет, а я всё еще подле него. Возможно, завтра я стану одной из многих, но сегодня я его любимая игрушка… одна из многих, но единственная, к кому он не теряет интерес. Тогда пусть так будет и дальше. Пусть так будет вечно…
Я прошла мимо молчаливых стражей, опустивших глаза при моем появлении, но провожавших меня долгими пристальными взглядами в спину. Запах их вожделения всегда заполняет полутемный коридор после утех Господина. Удушливый, тяжелый, но пьянящий. Иногда я задерживаюсь рядом с одним из стражей и с упоением втягиваю носом запах похоти, так же жадно, как он вдыхает мой аромат. Я вижу, как трепещут его ноздри, вижу, с какой силой он сжимает кулаки, чтобы устоять и не осмелиться на глупость, последнюю глупость в его жизни. Господин не прощает прикосновений к своей любимой игрушке. И когда кровь из ран от когтей на ладонях стража начинает капать на каменные плиты пола, я отхожу, прислушиваясь к тяжелому дыханию за своей спиной.
– Зачем ты дразнишь воинов? – как-то спросил меня Господин. – Ты знаешь, чем это может закончиться. Хочешь видеть смерть одного из них?
– Мой господин жалеет стражей?
– Твой господин желает знать, зачем ты их дразнишь.
– Скучно…
Да, мне скучно в его огромном и мрачном замке. Скучно в тяжеловесной роскоши покоев. Но на свободу я выхожу редко. Не знаю почему, но Господин не любит надолго отпускать меня. Наверное, ему тоже скучно, и, наверное, его забавляют мои выходки. Он не накричал на меня еще ни разу. Наказывал, когда считал, что я провинилась, но никогда не рычал так, как на остальных обитателей замка и земель, принадлежавших ему.
– Открой.
Громыхнул засов, скрипнула отворяемая решетка, прутья которой были толщиной в мою руку, и я шагнула в леденящую темноту подземелья. Я бываю здесь, но редко. Только в последнее время стала приходить почти каждый день. Мой путь заканчивается у одной и той же двери – тяжелой, пахнущей ржавчиной. И как всегда я сначала привстаю на цыпочки и заглядываю в маленькое окошко, чтобы разглядеть обитателя сырых замшелых стен каменного мешка.
В темнице нет света, но он и не нужен мне, чтобы увидеть. Несколько мгновений я смотрю на изможденное тело, висящее на цепях. Голова пленника свесилась на грудь. Отросшие волосы падают на лицо, и я не могу рассмотреть его. Впрочем, я знаю каждую его черточку, запомнила. И его губы, и прямой нос, и скулы, и подбородок, и глаза… Его голубые глаза подобны двум озерам, в которых невозможно увидеть дна. Пронзительные, когда-то ироничные. Сейчас нет, сейчас его глаза пусты, как бельма слепца. Они утратили яркость и глубину цвета, словно вылиняли за то время, что он закрыт во тьме своего узилища. Я ломаю его раз за разом, поглощаю его разум, его чувства, его упрямство. Пью своего пленника, как терпкое изысканное вино.
Он пытается противостоять, но слишком измотан для той твердости и насмешки, которыми встретил меня в первый раз. Он ожидал пыток палача, но получил намного хуже – меня. Не знаю, зачем я выпросила себе у Господина эту игрушку. Возможно, из-за прямого взгляда, в котором таилась издевка, возможно, из-за вызова, который был слышен в каждом слове нового пленника. Чтобы ни двигало мной, но с выбором развлечения я угадала.
– Открой.
Страж, ждавший за моей спиной, громыхнул связкой ключей. Забавно, но в замке, где каждый камень пропитан магией, темницы закрываются на обычные замки. Всё просто, в подземелье магия исчезает, любая магия, кроме силы Господина.
– Свободен.
Страж шумно втянул носом воздух, бросил взгляд исподлобья и спешно удалился, оставив меня наедине с моим развлечением. Толкнув тяжелую дверь, я вошла в каменный мешок. Еще мгновение смотрела на мужчину, мало напоминавшего того сильного воина, которым он попал в замок, и сократила между нами расстояние.
– Пришла, – прошелестел его голос. Положение пленника не изменилось. Я молчала, ждала продолжения. Некоторое время царила тишина, затем он все-таки поднял голову и попытался разглядеть меня во тьме. – Я думал о тебе.
– Любопытно, – наконец отозвалась я и отошла к единственному факелу. Любовно огладила его, и факел затрещал, охваченный огнем. Эта сила принадлежит Господину. Он поделился ею когда-то со мной. Неслыханная щедрость, невероятная награда, не знаю чем заслуженная мной.
Обернулась к пленнику, он закрыл глаза, тусклый свет ослепил его, и одинокая слеза скатилась по его щеке. Это боль от света, незначительная и безобидная.
– И что же ты думал? – спросила я, вновь приблизившись.
Он осторожно разлепил веки и посмотрел на меня.
– Зачем ты приходишь сюда?
Я пожала плечами.
– Ты был дерзок. – Затем коснулась кончиком пальца его щеки, подбирая соленую каплю. – Прошло столько времени, а ты только задумался об этом?
– Времени нет, – усмехнулся пленник. – Оно остановилось в тот день, когда я попал сюда. Сначала я считал дни по твоим приходам, но усомнился в точности своих подсчетов и больше не считаю.
– На какой цифре ты остановился?
– Сотня, – ответил пленник и, прикрыв глаза, облизал сухие губы. Он был обессилен, и мне подумалось, что стоит вновь подпитать его. – Зачем ты приходишь сюда?
– Я ответила.
Отошла на шаг, изучая взглядом тело, некогда бугрившееся мышцами. Сейчас от них ничего не осталось… жаль. Когда-то пленник был красив, теперь и его красота превратилась в воспоминание. Щетина покрывала впалые щеки, нужно распорядиться, чтобы его побрили. И помыли.
– Ты сегодня на редкость разговорчив.
– Если я не буду разговаривать, то превращусь в зверя.
Борется. Всё еще борется за свою сущность. Разум по-прежнему светится в поблекших глазах. Это радует. Если бы он сдался, я бы потеряла к нему интерес.
– Зачем ты приходишь?
– А как ты думаешь?
Мужчина усмехнулся, попытался выпрямиться, но цепи не позволили ему. Впрочем, благодаря цепям он мог стоять хотя бы так. Без них изможденный пленник уже не мог бы подняться на ноги.
– Тебя тянет ко мне, – наконец ответил мужчина. – С первого дня. С той минуты, когда впервые увидела. Тебя злит это, и вся твоя ярость достается мне.
Мои брови взметнулись вверх, а через мгновение я расхохоталась.
– Нет? – он не был смущен. – Тогда что? Ощущаешь свою ничтожность рядом с хозяином и идешь сюда, чтобы почувствовать себя хозяйкой? Ты кажешься себе значительней, когда терзаешь меня?
Мой смех оборвался. Я склонила голову к плечу, вновь рассматривая бывшего воина.
– Угадал?
– Любопытно, – протянула я и, сделав шаг к пленнику, встала с ним лицом к лицу. – Ты уже потерял счет дням, от тебя мало что осталось, жизнь почти покинула тело, но всё еще стараешься зацепить меня. Ты – борец, мы оба это знаем. Но где заканчивается предел твоей прочности? За какой чертой ты перестанешь осознавать себя? – Я подняла руку и провела пальцами по плотно поджатым мужским губам. – Я знаю, о чем ты думал на самом деле. Понял, что пропасть уже близка и решил бороться. Мне это нравится.
– Ты забавляешься, – уверенно произнес пленник. – Я знаю. Всегда знал. Но для любой игры однажды наступает конец. Однако ты продолжаешь приходить, всё еще не пресытившись своим игрищами. Зачем?
Я приблизила к нему лицо настолько, что почти коснулась губ бывшего воина своими губами. Он судорожно вздохнул и попытался отстраниться.
– Ты – борец, – повторила я. – Мне нравится твое сопротивление. Ты… вкусный.
– Что ты принесла сегодня?
– У тебя появился интерес, – отметила я. – Это мне тоже нравится. – Наконец отодвинулась и поднесла кубок к губам пленника. – Вино. Я хочу, чтобы ты его выпил.
– Не просто вино, – он стал настороженным.
– Не просто, – я не стала лгать.
– Что в нем?
– Всего лишь толика меня, – я улыбнулась, вышло издевательски. – Я хочу, чтобы ты его выпил.
– Что там? – в голосе, некогда полном силы, послышалось напряжение.
– Выпей, узнаешь, – ответила я.
Свободная ладонь легла на затылок пленника. Он мотнул головой, звякнули цепи, но я сжала его волосы в кулак, не давая отвернуться. Мужчина замычал, губ он не разомкнул.
– Ты же знаешь, я получу то, что хочу, – произнесла я. – Зачем тебе боль?
Он смотрел мне в глаза, и взгляд пленника полыхал ненавистью. Прижавшись к нему, я с тихим стоном вдохнула пьянящую ярость. Остро, жгуче… приятно. Отстранившись, улыбнулась.
– Так даже лучше. Продолжай сопротивляться, я хочу насладиться тем, что ты чувствуешь.
– Еда, – неожиданно произнес пленник. – Я для тебя еда.
И вновь я приблизила к нему лицо и шепнула в сомкнувшиеся губы:
– Ты мое наслаждение.
Пламя сорвалось с пальцев, скользнуло узким змеиным телом к ногам пленника, обвило их, и он закричал. Запах паленой кожи заполнил темницу и тут же развеялся. Я влила в раскрытый в крике рот вино. Воин захлебнулся, закашлялся, но проглотил большую часть. Теперь я окончательно отошла от мужчины и с интересом наблюдала за ним.
– Что меня ждет? – спросил пленник. Боль от ожогов он перестал замечать быстро. Терпеть бывший воин умел.
Я не ответила. Стояла и наблюдала за капелькой пота, скатившейся с виска. Бледные щеки мужчины покрылись легким румянцем. Он гулко сглотнул, не сводя с меня взгляда, но теперь он смотрел не на лицо.
– Боги, – выдохнул пленник сквозь стиснутые зубы и зажмурился. – Ты…
На моих губах снова заиграла легкая полуулыбка. Новая капля пота скатилась по лицу воина, переползла на шею, на ключицу… Он весь был покрыт испариной. Неожиданно для себя я судорожно вздохнула. Желание, которое должно было терзать только мою игрушку, передалось и мне.
– М-м-м, – он застонал и, распахнув глаза, с жадным вожделением заскользил взглядом по моему телу, плохо скрытому полупрозрачной тканью. Веки снова сомкнулись.
Сколько он сможет бороться с собой? Сколько будет сопротивляться охватившей его похоти? Я облизала губы, почти ощущая, как желание разливается в крови пленника, как разгорается огонь в его чреслах. Огонь желания, которое не будет удовлетворено.
– Тварь, – хрипло произнес мужчина. Веки распахнулись.
Я сделала шаг к нему, жадно потянула носом и не удержала мучительного стона. Его вожделение пахло необычно. Оно не было тяжелым, как похоть стражников, не сводило с ума, как желание Господина, чей терпкий аромат воспламенял меня с первого вдоха. Запах воина был пряным с ноткой горчинки, добавленной моей кровью. Он кружил голову, зачаровывал, манил, и я сделала еще один шаг, не удержав ответного стона. Я скользнула по своему телу ладонями, задержала их на груди и застонала громче.
Шаг, еще шаг… Взгляд пленника полыхает подобно костру. Я ощущаю его так ясно, словно по моему телу скользят его руки. Остановилась, мотнула головой, пытаясь отогнать наваждение. Кажется, это была моя самая неудачная выдумка. Прикрыла глаза, и теперь слушала хрипловатое прерывистое дыхание воина. Его аромат вязал меня путами, притягивал, и не было сил устоять. Последний шаг я сделала, так и не открыв глаз. Кажется, он выругался, а в следующее мгновение мои губы оказались в плену губ воина. Моя ладонь поползла по его телу вниз. Мужчина застонал, не разорвав поцелуя. Его язык протиснулся мне в рот, ответила. Ответила, забыв о запрете Господина. Казалось, еще мгновение, и я отдамся своей игрушке…
Тяжелая железная дверь рухнула с грохотом на пол. Волна огня помчалась в нашу сторону. Зло ужалила меня и захлестнула пленника. Он закричал, а я оказалась прижата спиной к груди своего Хозяина.
– Это было лишним, – спокойно сказал Господин.
Я растерянно смотрела на воина, вновь обвисшего без сознания на цепях. Сгоревшая одежда опала пеплом, кожу покрыли ожоги. Мой взгляд скользнул вниз, от желания ничего не осталось… жаль.
– Ты больше не придешь сюда, – по-прежнему ровно сказал Господин. – Этот пленник мне больше не нужен.
– Ты убьешь его?
Ответа не последовало. Сильная рука обвила мою талию. Впрочем, я не обманывалась ни спокойствием Господина, ни тем, что ладонь его скользнула с талии на бедро, ласкающим движением огладила его и вернулась на прежнее место. Я нарушила запрет, позволила прикоснуться к себе… Великая Тьма и Бесконечный Хаос! Я сама испытала желание! К другому мужчине… Еще никогда и никого я не желала, только моего Хозяина. Бросила на него короткий осторожный взгляд.
Расслаблен, спокоен. Ни капли ярости или недовольства. Ответил чуть приподнятой бровью.
– Я провинилась, – сказала я.
– Да, – ответил он, на этом разговор закончился.
Спрашивать о наказании смысла не было. Голову не опустила, о пощаде не молила. Я осознавала свою вину, этого Господину было достаточно.
– Зайди в купальню, – велел Хозяин, как только мы подошли к его покоям. – На тебе запах животного.
– Да, Господин, – я слегка поклонилась и невольно втянула носом, пытаясь уловить ускользающий аромат.
Темно-вишневые глаза сузились. Первая приоткрытая эмоция. Вроде ничего значительного, но теперь я точно знала, что он в бешенстве. Господин умеет прятать чувства даже от меня, но в этот раз я ощутила тонкую нотку запаха пожара, горечь пепла, и что-то еще. Незнакомое, странное, неожиданное, но отозвавшееся на языке остротой. Я сглотнула, не сводя взгляда с расширяющихся зрачков. Глаза Господина стали почти черными, и он приказал:
– Помойся.
Впервые за наше долгое сосуществование тон Хозяина отдал угрозой. Дольше медлить не стала. Вошла в купальню и замерла перед купелью, исходившей паром. Перед внутренним взором появилось лицо пленника. Вспомнила запах его страсти и отчаянно мотнула головой, я всё еще хотела его. Спешно скинув свое одеяние, я шагнула в купель, выдохнула и опустилась в воду. Наконец смогла расслабиться и прикрыла глаза, раздумывая над тем, что произошло в темнице.
Почему я не устояла? Пресыщенная ласками Господина, я ощутила голод с тем, кто должен был насытить меня своими мучениями. Кровь в вине? Она стала той нитью, что протянулась от воина ко мне? В это мгновение поняла, что про забаву с вином я Хозяину не расскажу. Лишнее.
– Тебе жаль его?
Голос Господина прозвучал неожиданно, я едва сдержала испуганный вскрик. Открыв глаза и обнаружила его рядом с купелью. Он смотрел на меня сверху вниз, и его чувства вновь были скрыты от меня.
– Тебе жаль, если пленник умрет?
– Это была моя забава, – ответила я.
– Тебе жаль его? – в третий раз спросил Господин, и я поняла, что именно он имеет в виду.
– Мне жаль лишиться своей игрушки. Пленник неплохо питал меня, – честно ответила я. – Буду ли я сожалеть о нем? Нет, не буду.
Господин кивнул, принимая ответ. Наши взгляды так и остались переплетены в тугой жгут. Кажется, он что-то искал в моих глазах, и мне отчаянно захотелось, чтобы он отвернулся. Первой отвести глаза я не могла. Не сейчас, иначе он поймет, что мне есть, что скрыть от него.
– Боишься, – утвердительно произнес он. – Иди ко мне.
Покинув купель, я послушно приблизилась и, замерев, снова посмотрела ему в глаза.
– Повернись, – велел Господин. И как только я исполнила приказ, накрыл мои плечи ладонями.
Я вздрогнула от леденящего холода, забравшегося под кожу. Тонкие иглы вонзились в поры, вспороли вены и артерии, проникли в глубины моего существа. Я опустила взгляд. По животу расползался морозный узор, оплетал бедра, змеился по ногам. Каменный бортик купели покрылся инеем, а вскоре горячая вода стала холодной, подернувшись корочкой льда. В тщетной попытке согреться я воззвала к огню, но он не откликнулся, не смог пробиться сквозь холод, затопивший мое тело. Тот, кто подарил пламя, теперь сковал его безжалостным льдом. Исчезли запахи чужих эмоций, пропал вкус чувств на языке. Тьма разлетелась рваными клоками, оставив меня пустой и… смертной. Ослепляющая боль взорвала разум. Я закричала, полоснула пальцами по воздуху, словно он мог дать мне опору, и полетела в воду, разбив своим телом стылый лед.
Руки Господина подхватили меня, не дав захлебнуться. Он вытащил меня из купели и вынес из умывальни, так ничего больше не сказав. Меня трясло от холода, боль затухала, словно подернувшиеся пеплом угли. Сознание плыло, и то, что я уже лежу на кровати Хозяина, поняла, когда он навис сверху уже полностью обнаженный. По его коже змеились огненные узоры. Они поднимались от узких бедер, переплетались на животе в причудливые линии, повторяя дорожки вен, ползли по груди, по широким плечам, по шее и, наконец, пламя охватило его целиком. Живой факел смотрел на меня черными провалами глаз.
Его жар согрел меня, но огонь в крови не проснулся. Внутри по-прежнему царил лед, и это вновь принесло боль. Холод внутри, жар снаружи. Я изогнулась, широко раскрыв рот, но ни звука не вырвалось наружу, моя боль осталась скована внутри меня. Живое пламя подалось ко мне, нагнулось еще больше, и его жар стал невыносим. Затрещали волосы, кожа покрылась отвратительными волдырями ожогов, и тогда Господин овладел мной. Наверное, я бы умерла в то же мгновение, но холод скрывшийся внутри моего существа, рванул вперед, словно цепной пес, остужая боль, затягивая ожоги изморозью, мешая пламени уничтожить меня.
Господин брал, жестко вбиваясь в податливое безучастное тело, а я смотрела, как на месте ожогов появляется чернота. Сначала безобразные кляксы, но вот морозный узор растворяется в черноте, и она распускается цветами на ветках: прекрасными, как сама Тьма. Мое тело превратилось в цветущий сад, Его сад. Он взрастил его для себя через мою боль и бессилие, наполнил терпким благоуханием своей страсти, так знакомой мне. И когда аромат заполнил спальню, пришло наслаждение. Незнакомое, не испытанное мною ни разу. Оно разлилось по жилам стремительным потоком, затянуло в вязкий омут и унесло на дно темной всепоглощающей страсти.
Я изогнулась всем телом, закричала, забилась в путах острейшего удовольствия, а через мгновение глухо застонал Господин. Его огонь вспыхнул особенно сильно и погас. Хозяин прижался к моим губам, забрав возможность сделать хоть один вдох. И когда я забилась в новой агонии, тело его содрогнулось в последний раз. Господин отпрянул. Я жадно втянула воздух и снова опустила на себя взгляд, узора не было. Моя кожа вновь была чистой.
– Что ты сделал со мной? – сипло спросила я.
– Покарал, но одарил, – ответил он и поднялся с ложа.
Сердце постепенно замедляло бег, но дыхание всё еще хриплыми толчками вырывалось из горла. Я приподнялась на локте, не ощутив прежнего бессилия. После села и перевела взгляд на Господина.
– Мое наказание – боль?
– Я сковал твои чары, – ответил он, не глядя на меня. – Ты будешь обычной смертной тридцать дней.
– Я осталась без защиты…
– Да.
Взгляд темных глаз скользнул по мне, вновь став равнодушным. Я приняла наказание. Не было смысла возражать, уговаривать, спорить. Решение, оглашенное один раз, Господин не менял никогда.
– Что означают цветы?
– Их тридцать, – ответил он, отбрасывая пряди огненно-красных волос на спину.
– Мои чары, – поняла я.
– Да.
– И? Чего мне ждать?! Пока они распустятся?
Я вскочила с ложа и устремилась за ним.
– Один день, один цветок. Какой распустится первым, не знаю даже я. Но знаю точно, что последним будет твое бессмертие. – Он остановился перед дверью и усмехнулся. – Помни, цветы могут вянуть.
– Если я расстрою тебя, следующий цветок увянет, не распустившись, и я утрачу одну из своих сил?
– Да.
– А если завянет бессмертие?
– Ты умрешь.
– А если я умру раньше? – вот теперь мне стало по-настоящему страшно.
Господин вернулся ко мне и, обхватив пальцами подбородок, заглянул в глаза.
– Если бы мне нужна была твоя смерть, то не сохранил бы сейчас жизнь.
– Моя жизнь важна для тебя?
Он изогнул бровь, ответив насмешливым взглядом. Затем склонился, почти коснувшись моих губ своими губами, и шепнул:
– В тебе мой огонь. Этот дар ты получила единственная.
– Кто я для тебя?
– В тебе мой огонь, – повторил Господин и несильно оттолкнул меня.
После этого развернулся и вышел из покоев, оставив меня осмысливать произошедшее. Сразу стало холодно. Мурашки покрыли кожу, и я поняла, что замерзла впервые за несколько сотен лет, которые провела рядом с Господином, если не считать его кары, конечно. Спешно вернулась под одеяло, зачем-то отметив, что Его огонь жег только меня. Всё остальное так и осталось нетронутым.
– Бесконечный Хаос, – прошептала я, забираясь под одеяло с головой.
Нужно было подумать, как выжить эти тридцать дней среди его слуг. Он обещал, что мне не причинят зла, но зависть может лишить здравого смысла, и удар в спину я получу… Без чар! Великая Тьма, я обычная смертная. И я бы сказала, что такого не могло случиться со мной, однако Хозяин никогда не лжет. Но если цветы – это мои силы, то в чем тогда дар? И невесело усмехнувшись, осознала – моя жизнь. Его дар – моя жизнь. Что ж, это действительно дар, и мне стоит сберечь его. С этой мыслью я провалилась в сон, измотанная произошедшим.
А проснулась от плеска воды в купальне. Некоторое время прислушивалась, думая, что вернулся Господин. Но вскоре поняла, что купальня пуста. Очередной всплеск воды вынудил меня приподняться на локте. Забыв, что мне стоит быть осторожней, я решительно откинула одеяло, поднялась с постели и дошла до умывальни. Тихий плеск повторился.
Поджав губы, я распахнула дверь, но купальня и вправду была пуста, только в купели прошла легкая рябь. Я поджала губы, подошла к ней и задумчиво потерла подбородок, решая, чьи это проделки. Сделала еще пару шагов, глядя на купель, и оказалась в небольшой луже воды. Тихо выругавшись, я уже хотела отойти в сторону…
Вода тонкими струйками скользнула по ногам вверх. Оплела щиколотки, добралась до колен, я вскрикнула и полетела в купель, взметнув тучу брызг.
– Пришло время платить, – прошелестело над ухом, и я увидела глаза своего пленника на лице, сотканном из воды.
– Какого… – взвизгнула я.
Вода хлынула в рот, заполнила легкие, и мое тело вдруг стало невесомым. Расползлось, как ветхая ткань, растворилась в потоке, подхватившем меня. «Господин будет в бешенстве», – мелькнула последняя связная мысль, и сознание погасло, растекшись прозрачной водой.
