Юлия Ефимова
Ложь без срока годности

Полная версия

Глава 3. Мокрые ботинки

Нотариальная контора находилась в самом центре старой Москвы в Петровском переулке, это говорило о ее состоятельности, а главное, серьезности, ведь Алексей Владимирович Кропоткин до конца не был уверен, что это не чей-то злой розыгрыш. В другое время он ни в коем случае не поверил бы в этот фарс, а, посмеявшись в трубку телефона, забыл бы уже через пять минут о разговоре. Но сейчас он был готов использовать любую возможность, чтобы исправить ситуацию, в которой на данный момент находился.

Потомок дворянского рода, сын академика и внук замминистра образования, тот, чья мать блистала на сцене Большого, а бабушка – на сцене Малого театра, проигрался в пух и прах. Его жизнь разделилась до тридцати восьми лет и после. До этого была большая семья, любящая своего единственного внука и сына больше жизни, хорошая работа переводчиком в министерстве сельского хозяйства, где он, не напрягаясь, получал отличную зарплату. Там Алексей встречал иностранные делегации, а в свободное время общался с умными и интересными людьми. Жизнь его излучала благополучие в общепринятом смысле этого слова. Он пользовался безусловным интересом женщин и платил им тем же, не желая принадлежать только одной. После же было презрение родителей, старческие, выцветшие глаза деда, наполненные слезами и брезгливостью, и его тихое «пошел вон». Увольнение догнало его через две недели со словами: «Мы не можем компрометировать министерство». Алексей не хотел в это верить, но понимал, что здесь не обошлось без деда. Новая же работа никак не находилась, а друзья, если таковые вообще были, отвернулись.

Леша Кропоткин с детства был неженка, ничего и никогда он не делал сам. Школа с языковым уклоном – это бабуля, институт самый лучший, причем не только в России, а в мире – отец, непыльная и респектабельная работа – это тряхнул своими связями дед. Однако апофеозом жизненного краха Алексея Кропоткина стала потеря квартиры, ее подарил ему отец. Словно поставив окончательный приговор неудачнику Леше, из-за неоплаченных кредитов этот дорогой подарок родителя забрал банк. И вот сейчас москвич в восьмом поколении с шикарным генеалогическим древом, где было место и дворянам, и советским деятелям, и гениальным актерам, уже полгода ютился в съемной комнате на окраине Москвы. Потихоньку он проедал вещи, оставшиеся от шикарной жизни, благо их было много. Раньше бы он даже не подумал, что куртка от известного кутюрье может прокормить его целый месяц, сейчас же он торговался на популярном сайте по продаже б/у вещей за каждый рубль, подспудно понимая, что именно его может не хватить завтра на хлеб.

Ветер рванул и распахнул полы стильного серого пальто, оставшегося от прежней жизни, этот забияка сразу принес холод, тот пробрался глубоко под одежду и начал колотить нового хозяина. Алексей принципиально определил в своем гардеробе несколько вещей, с которыми не расстанется никогда, даже несмотря на голод, в это число входило и пальто, сшитое у итальянского дизайнера на заказ. Также в этом списке была шляпа невероятного серого цвета, ведь именно к ней, так любовно купленной в Париже на улице Риволи, и было заказано это шикарное пальто. Но гордостью, смешанной с обожанием, для Алексея Кропоткина была трость. Ее рукоятка была сделана из слоновой кости в виде обнаженной женской фигуры, она, как пазл, ложилась в ладонь хозяина и сразу же становилась продолжением руки. Алексей закутался в пальто, но озноб уже пробежал по коже, ботинки из итальянской тончайшей кожи, не предназначенные, чтобы в них ходили по слякотным лужам осенней Москвы, пропустили влагу, и ноги замерзли.

Услышав вчера в трубке о смерти старика Штольца, он не удивился, хотя старикан и был живчикам, но возраст уже читался в каждой его морщине. Однако известие, что малознакомый партнер в карты что-то оставил ему в наследство, поразило Алексея наповал. Они были шапочно знакомы (будучи людьми одного круга, им приходилось иногда пересекаться на разного рода мероприятиях), но дружбы не водили. Максимум при игре в преферанс могли перекинуться несколькими фразами. Неужели кто-то рассказал ему о бедственном положении Алексея, и Савелий Сергеевич решил поиграть в меценатство, помогая обедневшему слою русской интеллигенции? Алексей Кропоткин, хотя родился еще в Советском Союзе, даже мысленно всегда себя отождествлял с высшим аристократическим слоем России. Как говорила ему с самого детства мама: «Не забывай, Алексей, в нас течет дворянская кровь, причем и по материнской, и по отцовской линии, не испорть ее». Вот хороший мальчик Алеша и боялся ее испортить. До сих пор он так и не нашел вторую половину, достойную чистоты их крови, и до тридцати восьми лет ходил в холостяках.

Дверь в старое здание была новой и безумно дорогой, он понял это с первого взгляда – была у Алексея такая способность, определять примерную стоимость любых вещей на глаз. Поэтому, оценив вход в нотариальную контору, он еще раз внутренне порадовался: люди с такими деньгами не занимаются глупыми розыгрышами проигравшихся аристократов.

– Добрый день, – секретарь, встречающая посетителей в холле, была еще одним доказательством состоятельности конторы. Это была девушка с внешностью модели, причем все у нее явно было натуральным, что в наш силиконовый век ценится в два раза дороже.

– Алексей Владимирович Кропоткин, – представился он, – меня ожидают.

Та посмотрела в свои записи огромными голубыми глазами и, немного смущаясь, произнесла:

– Совершенно верно, можно ваш паспорт – я выпишу пропуск.

Алексей привык к такой реакции на свою персону, конечно, раньше она была стопроцентная и обычно более бурная, но ничего, есть еще порох в пороховницах. Он вальяжно протянул паспорт и одним уголком губ улыбнулся девушке-модели – недостойна она полной улыбки, ведь она всего лишь обслуживающий персонал. Для аристократа Алексея почтение к женщинам было обязательным, он не позволял себе другого отношения к представительницам слабого пола. Для себя же он делил их на три категории: без улыбки, половина и целая улыбка; правда, целая улыбка была подарена дамам, которых можно было пересчитать на пальцах одной руки. Алексей Владимирович Кропоткин был жаден на этот счет, он считал, что у него сильно развито собственное достоинство, посторонние же люди говорили, что это самомнение, которое плескалось у него через край. Наверное, поэтому он остался совсем один, когда к нему пришла беда. Взяв в руки пропуск, Алексей Кропоткин, аристократ и обладатель голубой крови, со страхом пошел в направлении, которое ему указала девушка-модель. «Ну что ж, Савелий Сергеевич, – подумал Алексей, – посмотрим, спасение ты мое или погибель».

Глава 4. Странное завещание

Зинка пришла вовремя, этому ее тоже научил дед. «Никогда не опаздывай, точность – вежливость королей», – говорил он. «Ну как же, – сопротивлялась Зинка, – ведь говорят, девушка должна немного опаздывать». – «Не говори глупости, – злился дед, – если это не психологический ход и он не задуман заранее, то это всего лишь опоздание, а это говорит лишь о невоспитанности и неуважении к людям, которые тебя ждут».

В нотариальной конторе как-то чересчур радостно ее встретил молодой человек лет тридцати. Он оказался обладателем того самого волшебного голоса, видимо, это он вчера звонил, договариваясь о встрече. Проводив Зинку в кабинет, сладкоголосый попросил подождать немного и ушел. Там за красивым дубовым столом уже сидела яркая девушка и разглядывала забинтованный средний палец. Она была очень вульгарно накрашена и не менее вульгарно одета. Словно привет из девяностых – алая помада, черными тенями подведенные глаза, много туши на ресницах, которая, видимо, из-за плохого качества уже частично осыпалась, делая свою хозяйку похожей на панду. Голубая блузка с рисунком из блесток на груди, видимо гордость хозяйки, была заправлена в короткую кожаную юбку. Особой любовью девушки являлись серьги в виде розового перышка, она постоянно поправляла их, словно проверяя, не потерялась ли такая красота.

Не обратив никакого внимания на Зинку, яркая девушка, озираясь, смотрела по сторонам и постоянно все трогала – ручки на столе, подлокотники кресел и даже маленькие конфеты в вазе, периодически выкладывая их на стол. Перетрогав все и заскучав, она взяла ручку и нарисовала на забинтованном пальце ноготь, но, видимо не удовлетворившись результатом, подумала и раскрасила его в фиолетовый цвет. Зинка наблюдала за ее манипуляциями и пыталась сквозь тонны косметики на лице понять, сколько ей лет. Но, видимо, девица не привыкла долго молчать, потому что после десяти минут тишины и гордого презрения по отношению к Зинке она все-таки решилась и, наклонившись над столом, шепотом, словно боясь, что ее услышат, спросила:

– А ты тоже на это самое, на завещание?

Получилось немного зловеще, и Зинка испуганно махнула головой.

– И тоже не знаешь, кто это? – озираясь спросила размалеванная и, не дожидаясь Зинкиного ответа, продолжила: – Жесть, ну ты даешь, вроде одета прилично, значит, бабки есть, или приезжая, тогда понятно. Вот я бы никогда не повелась на это, но так хочется от предков съехать, сил нет. Хотя мне грех жаловаться, мне повезло, я-то москвичка, – гордо закончила девица.

У Зинки в этот момент появилось еще больше вопросов, которые не находили ответов. Но, оценив интеллект и воспитанность девицы, она сделала заключение, что спрашивать бесполезно, и все-таки решила подождать того, с волшебным голосом. Собеседница хотела сказать что-то еще, но ей не дали. Дверь распахнулась, и на пороге появился еще один персонаж. Мужчина лет сорока с остатками былой красоты на лице и огромным самомнением в глазах, оставшимся с тех времен, когда он мог похвастаться молодостью.

– Добрый день, – слегка наклонив голову, поздоровался бывший казанова, держа в одной руке шляпу, а в другой трость.

Зинка молча кивнула в ответ, ее собеседница же замерла с открытым ртом, не в силах шевельнуться. Она завороженно смотрела на вошедшего, как апостолы смотрели когда-то на Иисуса, идущего по воде, не иначе. Зинке стало жаль ее, вошедший франт уже бросил презрительно-уничижительный взгляд в ее сторону, поэтому, вспомнив про женскую солидарность, Зинка наклонилась и ударила девицу по руке в надежде, что та отомрет и все же закроет рот. Но Зинка, просто производитель неловких ситуаций, нечаянно ударила «яркую» по забинтованному и, видимо, очень больному пальцу, чем породила фонтан эмоций. Девушка вскочила и, тряся рукой, начала громко материться.

– Сволочь, за что, почему, боже, как больно, – и это только те слова, которые можно произнести, остальная же лексика была чисто русским отборным матом.

У мужчины с тростью и шляпой в руке, видимо, уши свернулись в трубочку, ну а как еще можно оправдать то, что он надел шляпу снова на голову и прижался к двери. Только желанием спрятать свернувшиеся уши, ведь Зинка могла поспорить, что этот франт знает с детства, что в помещении необходимо снимать головной убор. Сама же виновница кинулась извиняться к ругающейся девушке, но не тут-то было. Видимо, от сильной боли девица скакала по комнате, переворачивая стулья и круша книжные полки. Зинке ничего не оставалось, как следовать за ней и поднимать все, что та перевернула. И именно в этот момент в кабинет зашел сладкоголосый в компании двух мужчин.

– Очень рад, что вы познакомились, – растерянно сказал он, наблюдая в кабинете полный разгром. – Зинаида, зачем вы бегаете за Матильдой? – воскликнул нотариус, и голос его перешел на визг, перестав быть сладким. – Оставьте ее в покое.

Остановившись, Зинка поняла, что именно так все сейчас и выглядит, и уже открыла рот для оправданий, но передумала и решила просто обидеться.

Минут десять ушло на то, чтобы все успокоились, и еще полчаса – на элементарную уборку кабинета, чтобы не было ощущения, будто они сидят в комнате сбора макулатуры.

– Добрый день, дамы и господа, – начал нотариус, – меня зовут Марк Абрамович Дуров, я душеприказчик Савелия Сергеевича Штольца. Сегодня, тридцатого сентября сего года, нами оглашается завещание закрытого типа. Присутствуют наследники, нотариус-исполнитель и два свидетеля.

Зинка, которая уже перестала обижаться, ведь как говорил кот Матроскин, совместный труд, он сплачивает, в душе понадеялась, что «яркая» и «франт» – это всего лишь свидетели, но нотариус в этот момент показал рукой на двух молчаливых мужчин в одинаковых костюмах.

– Итак, свидетели фиксируют, что конверт закрыт и опечатан, – очень торжественно, будто приветствовал Парад Победы, продолжал нотариус.

Пока он производил разного рода манипуляции, составляя протокол оглашения закрытого завещания, показывал второй конверт, который был внутри первого, и сверял печати и подписи на нем, попутно заставляя свидетелей подписывать все конверты и акты, Зинка рассматривала остальных претендентов на наследство деда и терялась в догадках, кто бы это мог быть. «Девица, которая сейчас сидела, обняв свою руку, чисто гипотетически, – размышляла она, – может быть дочерью деда, рожденной где-нибудь на стороне, ну, или на худой конец последней любовью, дед был молодцом, а вот дядя с тростью и остатками молодости, он кто?» Скорее всего, фантазия Зинки завела бы ее очень далеко, ведь она была у нее бурная и необузданная, но, слава богу, до этого не дошло. Марк Абрамович, разорвав второй конверт, вынул оттуда сшитые и опечатанные бумаги и флешку, такую маленькую, на которой была маркером нарисована цифра 1. Торжественно, как олимпийский огонь, он вставил в разъем телевизора этот кладезь информации. Все смотрели за манипуляциями нотариуса с восхищением, как дети, которые смотрят за волшебными движениями рук факира и ждут чуда.

– Прошу вас внимательно посмотреть это видео. Когда оно закончится, я зайду и вы дадите мне ответ, – сказал Марк Абрамович и вместе с двумя мужчинами-свидетелями вышел из кабинета.

Зинка в нерешительности нажала на кнопку пульта, будто боясь, что оттуда все-таки выскочит кролик, ведь факир так и не закончил свой мудреный фокус. Из пульта никто не выскочил, но сюрприз получился, на экране возник дед.

– Ну что, запись идет? – спросил он рассеянно кого-то за камерой.

– А я его знаю, он приходил ко мне на педикюр, – радостно воскликнула «яркая», в момент забыв про больной палец.

– Ну хорошо, – продолжил дед. – Ну что, любимая моя Зинка, привет. Ну-ка, прекрати плакать, – погрозил он пальцем из телевизора, будто увидев, как огромные прозрачные слезы потекли по ее щекам. – «Знаешь, Зинка, я против грусти», – как пароль дед произнес строчку из стихотворения Юлии Друниной, отчего она еще сильнее зашмыгала носом. – Приветствую я и вас, очаровательная Матильда, – сейчас дед, видимо, обратился к яркой девушке, немного кивнув головой.

– Здрасте, – растерянно произнесла та, словно не поняв, что это запись.

– Приветствую я и тебя, мой друг Алексей, знаю о твоих проблемах и сейчас постараюсь тебе помочь, а примешь ли ты мою помощь, решать тебе.

При этих словах мужик с тростью, которого, по-видимому, звали Алексей, смутился, покраснел как мальчишка и опустил глаза в пол.

– Если я вас правильно просчитал, – продолжил дед, улыбаясь, и эта улыбка разбивала сердце Зинки еще больше, – вас наверняка еще трое, но он опаздывает обычно ненадолго, думаю, сейчас он как раз заходит в дверь.

Все обернулись на дверь кабинета, но ничего не происходило, она по-прежнему стояла, сонно закрывая пространство.

– Привет, Эндрю, – произнес дед.

В этот момент дверь скрипнула, и лохматый мальчишка в огромных очках заглянул в кабинет.

– Мне сказали, я должен сюда, или я ошибся? – он переминался с ноги на ногу и был очень смущен.

– Проходи, Эндрю, я рад тебя видеть, присаживайся, – от таких совпадений у всех пробежали мурашки, было полное ощущение, что это идет не запись, а скайп. – Ну, теперь, когда все в сборе, прошу пять минут вашего внимания. Итак, если вы смотрите это видео, значит, включился в игру его величество случай и меня уже нет в живых или я лежу в глубокой коме, хотя если бы я мог выбирать, то все-таки выбрал бы первое. Не случись форс-мажора, я лично бы уже поговорил и с вами, Матильда, и с вами, Алексей, и с вами, Эндрю. Ты же, Зина, не узнала бы ни о чем вовсе. Но мы предполагаем, а Господь располагает, мне семьдесят пять, и я последнее время подстраховываюсь, не люблю подводить людей.

Дед, такой родной и такой рассудительный, как всегда, с ноткой иронии и обаяния, дискутировал о жизни. Зинке даже на секунду показалось, что случилась какая-то ошибка и он жив, просто находится где-то там, в другой, параллельной Вселенной, в зазеркалье.

– Так вот, у меня к вам предложение. Скажу сейчас только одно: вам необходимо будет выполнить несложное задание. Первое, оно никак не нарушает закон, второе, оно совершенно не опасно, и третье, оно будет проходить в городе Владивостоке, самолет завтра. Прошу учесть, что для выполнения задания не придется ничем жертвовать. Но есть два важных условия: это то, что согласие должны дать все четверо, сделка не состоится, если хоть один из вас откажется. Второе условие: если вы говорите «да» и подписываете документы, то со следующей секунды вы обязаны беспрекословно выполнять мои указания, которые я вам оставил. Иначе просто все это не имеет смысла. Я разрабатывал это мероприятие четыре месяца и рассчитал все, сбой хоть одного условия приведет к полному сбою программы, и мы с вами не достигнем желаемого результата, а значит, и гонорара, который я сейчас вам озвучу. Итак, время раздумий пошло, – дед посмотрел на часы, будто засекая время, – а чтобы вам лучше думалось, я озвучу ваш гонорар. Маленькое уточнение, – дед поднял палец вверх, – его вы получите только после того, как задание будет выполнено, то есть желаемый результат достигнут. Перелет и одежда – да, вам, согласно вашим ролям, придется сменить гардероб – это спонсируется отдельно. Итак, каждому из вас по итогу будет выплачено по пять миллионов рублей, – дед сделал мхатовскую паузу, а Зинка смогла оценить реакцию людей на сумму.

Девушка по имени Матильда выпучила глаза и стала оглядываться, будто ища подтверждения этой сказочной, по ее мнению, сумме, очень жадно хватая воздух ртом. Эндрю, поправив очки, просто, по-детски, улыбнулся, Алексей Владимирович же громко выдохнул, немного громче, чем это позволяли приличия.

– И еще маленькое дополнение, – дед хитро улыбнулся одними глазами, как умел только он, – если у вас, ребята, все получится, а я в вас верю, иначе бы вы здесь не сидели, в подарок вы получите сюрприз из моего личного фонда, все это сделает нотариус, я дал ему на этот счет все инструкции. Мне кажется, сюрприз вам понравится даже больше, чем миллионы. Итак, – дед снова взглянул на часы, – у вас есть полчаса, вы можете подумать, – и, снова глядя куда-то за камеру, устало сказал: – Выключай, пусть поговорят.

Экран погас, став похожим на знаменитую картину Малевича, только в этом случае это был не квадрат, а прямоугольник. Лишь этим сходством можно было объяснить такое пристальное внимание к нему присутствующих.

На самом деле четверо людей у себя в головах сейчас вели жаркий спор.

«Дед, что ты затеял? На тебя это так не похоже, но ведь я всегда тебе верила, почему не должна теперь?» – думала Зинка, рассматривая темный экран.

«Наверняка это какая-то авантюра, – размышлял Эндрю, – но моя жизнь в последнее время стала такой скучной, серой полосой, в ней ничего не происходит. Хотя нет, каждое утро я начинаю с мысли о ней, о ее предательстве. Может, психануть и согласиться, я его помню, он не был сумасшедшим».

«Н-да, надо отказываться, – решил Алексей, – мне сейчас только этой авантюры не хватает. Хотя что я теряю, хуже, наверное, быть уже не может. А вдруг это шанс, вдруг я смогу все исправить, сам исправить. Может быть, решиться, хоть раз в жизни решиться на что-то. Не ждать, пока кто-то придет и все исправит, а сделать это самому. Что я теряю, жалкое существование и презрение окружающих?»

«Дядька показался мне тогда адекватным чуваком, – думала Матильда, – а сейчас несет какую-то ересь, хотя деньги большие. А прикольно было бы купить себе квартиру и съехать от родителей, возможно, и личная жизнь тогда бы наладилась. Мне двадцать восемь, девчонки вчера в салоне сказали, что, скорее всего, у меня пара лет для того, чтобы заскочить в последний вагон поезда под названием «брак». В противном случае меня ждет судьба моих старших сестер. Они уже давно перестали ждать от жизни чуда и сели на старые продавленные кресла для регулярного просмотра сериалов. Нет, я так не хочу, все равно буду биться до последнего, как та лягушка, которая из молока сбила масло и выбралась из банки. Но чтобы разорвать порочный круг безбрачия сестер Портнягиных, надо сделать что-то неадекватное, не так, как они, а что-то экстраординарное. Может быть, решиться на эту авантюру? Ну а что, взять и решиться, если во Владивостоке пойму, что ввязалась во что-то криминальное, сбегу и пойду в полицию».

Все чересчур увлеклись рассматриванием черного экрана, и пауза затянулась. Первой разорвала тишину и прервала любование телевизором Зинка.

– Это мой дед, – виновато сказала она, будто боясь, что сейчас ее побьют, и тут же, как бы оправдывая его поведение, добавила: – Но он умер две недели назад. – Зинке показалось, что ей не поверили, поэтому она, прижав руку к груди, добавила: – Честно-честно.

Теперь все внимание переключилось с телевизора на нее, три человека не верили в происходящее, и Зинка сейчас была для них единственным подтверждением реальности событий.

– А твой дед не подпишет нас на криминал? – первой решилась на вопрос Мотя, – он у тебя не это самое, как его, не дон Карпоне?

– Вот знаете, – испуганно ответила Зинка, – раньше за ним такого не замечалось, но с тех пор, как он умер, я за него не ручаюсь.

– Ну, то, что Савелий Сергеевич не дон Корлеоне, я вам ручаюсь, я был знаком с ним, а, поверьте мне, я умею разбираться в людях, – вставил франт и снял шляпу. Зинка решила, что его уши наконец раскрутились обратно.

– Савелий Сергеевич был моим педагогом на третьем курсе, он читал нам лекции по психологии, – сказал опоздавший мальчик по имени Эндрю, видимо по привычке поправляя свои огромные очки и заглаживая лохматую челку набок. – Правда, это было давно, четыре года прошло, и я его больше не видел, а, судя по моим последним неприятностям, люди иногда очень сильно меняются.

– А я думала, ты еще в школе учишься, – усмехнулась Мотя, – на вид ты совсем малой.

– Обманчивое впечатление, – вздохнул Эндрю, – оно меня всегда подводит.

– Давайте знакомиться, – сказал франт. – Я так понимаю, я здесь самый старший, правда, не знаю, сколько вам лет, мадам, – обратился он к Матильде, – но так как вы женщина, то даже если и старше, все равно руководить должен я.

– Да как ты!.. – еле сдерживая русскую ненормативную лексику, закричала Мотя. – Какая я тебе мадам, мне двадцать восемь, а чувствую я себя вообще на двадцать семь!

– О, простите, это все меняет, – опасаясь этой неандертальской женщины, сказал Алексей, – просто под вашим слоем грима очень трудно прочесть ваш возраст, тем более внутренний. Ребята, давайте знакомиться, – уже голосом кота Леопольда сказал он, – нам еще вместе мир спасать. Меня зовут Алексей Владимирович Кропоткин, дворянин, – немного нескромно закончил он.

Зинка тоже испугалась перепалки, поэтому продолжила знакомство, улыбаясь и пытаясь сгладить скандал.

– Зинаида Михайловна Звягинцева, – представилась она, – для вас просто Зина, учусь на пятом курсе филфака, да что там, диплом уже пишу, – и так как она не знала, что же еще такого интересного сказать о себе, то добавила: – Внучка того мужика, – и указала пальцем на погасший экран телевизора. – Но я ничего не знала, для меня все это тоже сюрприз. Дед был нормальным человеком, ну, конечно, каким может быть доктор наук, профессор психологии. Он преподавал в институтах и университетах, причем всегда в разных, дед не любил быть привязанным к одному месту. Он даже подстригаться ходил всегда в разные парикмахерские. Его любимое выражение: привычка – это враг новых впечатлений и вообще полноценной жизни.

– Да, это точно, – Матильда, видать, была по натуре отходчивая, потому что перестала дуть губы на Алексея и тоже поддержала разговор. – Он был у меня на педикюре первый раз два года назад. Но в середине лета пришел вновь, причем я работала уже в другом салоне, и он специально меня разыскивал. Мне тогда, конечно, это польстило, я решила, что это потому, что я хороший мастер, – печально усмехнулась она. Перестав ухмыляться и постоянно улыбаться, она стала похожа на грустного клоуна.

– Кстати, я Матильда Портнягина, по гороскопу Близнец, работаю педикюршей в салоне, – и чтобы, как обычно, придать себе значимости, с напором добавила: – Москвичка, – поняв, что впечатление стоит усилить, бросила последний козырь, – коренная.

Алексей при этих словах закрыл глаза рукой и укоризненно покачал головой. Матильда решила не реагировать на мужчину из своих самых ярких снов, ибо в реальности он оказался хамом, и, как бы стряхнув наваждение, продолжила:

– Ну а ты, Гарри Поттер, кто такой?

– Я Эндрю, Эндрю Шишкин, работаю в научном институте по изучению и продвижению айти-технологий.

– Да ты что? – Мотя немного переигрывала в восторгах, и это вызвало очередной удар по лбу Алексея Владимировича.

– Да что вы, – смутился Эндрю, – это только звучит красиво, на самом деле скучная и совсем не интересная работа.

– А почему у тебя такое странное имя? – Матильда словно забыла, зачем они здесь, и, как ребенок, интересовалась абсолютно всем.

– Не хотелось бы прерывать ваш клуб по интересам, но, боюсь, полчаса сейчас закончатся, – Алексея бесила эта дама, ее манера одеваться и краситься, ее грязная речь, он таких просто презирал, но ее привычка постоянно говорить, причем исключительно глупости, выводила его из себя окончательно. Бедному Алексею пришлось собрать всю силу воли, чтоб снова не нахамить ей.

– Действительно, пора принимать решение, – поддержала его Зинка. – Я скажу свое мнение, я – за, последнюю волю деда я хочу исполнить. Он тот человек, которому я доверяла всю свою жизнь больше, чем самой себе, и не вижу оснований не делать этого сейчас.

– Думаешь, не подставит нас твой дед? – задумчиво спросила Мотя и, как всегда не дожидаясь ответа, продолжила: – Ну хорошо, я в деле. – Она стукнула ладонью по столу, видимо забыв про больной палец. – Да чтоб тебя, – громко закричала и, сморщившись от боли, сказала: – Я согласна, мне деньги не помешают.

– Я тоже за, – улыбнувшись и сразу действительно став похожим на Гарри Поттера, сказал Эндрю. – Я так устал от простых решений, что мне очень хочется сложных задач. И я думаю, Савелий Сергеевич мне их устроит.

Остался только Алексей, три пары глаз повернулись к нему и впились, как клинки, понимая, что от его решения сейчас зависит, состоятся ли приключения и деньги, и будет ли выполнена последняя воля деда. Тот долго молчал, вздыхал, переводил взгляд с одного на другого и наконец решился:

– Я не знаю, о чем думал Савелий Сергеевич, собирая такую странную компанию, я вообще не верю, что мы способны хоть на что-то. Еще год назад я бы плюнул всем вам в лицо и, хохоча, ушел в закат, да что я говорю, я просто бы здесь не появился, но сейчас я в такой жизненной ситуации, когда у меня нет выбора. Поэтому я в деле, – и, схватившись за голову, закончил: – Господи, только бы Савелий Сергеевич не сошел с ума перед смертью.

– Его сбила машина, – тихо сказала Зинка, как бы успокаивая его.

– Что? – поднял на нее глаза Алексей, не понимая, о чем она.

– Ну, я о том, что он с мозгами до последнего дружил, – неловко защищала деда Зинка.

Сложное решение было принято, нотариус, выслушав всех, дал подписать каждому договор найма работника на разовые работы и включил запись вновь. На экране дед с кружкой дымящегося кофе вновь поприветствовал их:

– Ну что, друзья мои, я был уверен в вашем выборе, – и с гордостью добавил: – Все-таки я неплохой психолог, и моя система работает. Ах да, вы же не в курсе. Ну, тогда слушайте.

Эта история начиналась в далеком девяносто третьем году, страна разваливалась, а вместе с ней и вся система образования, милиция, медицина. Мы с моим другом детства Геннадием Петровым сидим и пьем на кухне. Зинки моей еще и в проекте не было, а дочка с мужем живут в общаге. Я, одинокий вдовец с кучей регалий и научных степеней, перебиваюсь с хлеба на воду, и мне больно смотреть, как моя страна летит в тартарары. Генка тоже человек с историей, он служит в милиции начальником оперативного отдела и со страхом смотрит на то, как растет криминал. Под бутылочку белой и наши вздохи о погибающей стране я рассказываю Генке свою новейшую методику, которую разрабатывал последние десять лет и которую прикрыли из-за отсутствия финансирования. Не потому, что это ему было интересно, просто жалуюсь на судьбу, как принято у нас в России делать это на кухне под рюмку водки. Разработка моя называлась «Дилетанты», я рассчитывал такую теорию, что, если найти четырех подходящих друг другу по психотипу людей, каждого своей направленности, и поставить им задачу в сфере, к которой они не имеют никакого отношения, они решат ее на все сто процентов. В теории самое главное – это полная совместимость и дополняемость дилетантов. Естественно, если просто взять четырех разных людей с улицы, ничего не выйдет, их необходимо тщательно подбирать. Вот именно такую систему подбора дилетантов я и разрабатывал десять лет с группой ученых. Мне уже показалось, что у нас стало получаться, как научный институт закрыли вместе со всеми наработками. Генка тогда посмеялся надо мной, но я попытался ему объяснить, что самое главное – это правильно подобрать людей в группу, как индивиды они ничего особенного не представляют, а вот в совокупности из дилетантов превращаются в профессионалов. Я искренне считал, что моя система в будущем может стоить миллионы, а открытие достойно Нобелевской премии. На том умные разговоры закончились и начались мужские разговоры о женщинах. Но через неделю история получила продолжение. Вечером и уже без бутылки заглянул ко мне Генка и сразу начал с места в карьер:

– А будет ли твоя теория работать на задаче расследования преступлений?

Я не знал, как ему ответить, ведь такая задача просто не ставилась, но поработать согласился. Не буду, дорогие мои, сейчас вдаваться в подробности наших экспериментов, просто прошу поверить, что их было много. У Генки оказалось развито чутье, и мы вдвоем довели программу до совершенства. Друга моего убили в девяносто пятом бандиты, и тогда я остался с программой один на один. Разработанная нами система могла подбирать людей, которые распутывали любые самые сложные преступления. Первым моим клиентом стал Генкин друг, на тот момент большой бизнесмен, он был в курсе наших разработок и попросил меня об одолжении. В его фирме кто-то воровал, причем очень профессионально – ни свидетелей, ни отпечатков, ни даже тени на камерах. Просто в магазинах пропадала выручка. Мои подопечные вычислили преступника за три дня, да там было несложно, но молва пошла. Нет ничего лучше, чем сарафанное радио. Ко мне обращались по рекомендациям и только за большие деньги. Кстати, Зин, те деньги, на которые мы с тобой кутили все время, – это выручка от моих успешных операций, твоя непутевая мама никогда не присылала денег, кукушка она, – вздохнул дед, – хоть и дочь мне. Прошу, не будь никогда на нее похожа – это против человеческой природы, когда у тебя нет любви и нежности к своему ребенку. Это значит, с человеком что-то не так, чего-то не хватает в его сборке, производственный брак. И мне грустно оттого, что этот брак мой.