Юлия Жукова
Ученье – свет, а богов – тьма
– Ещё чего, странникам телефон давать! Потом не отвяжешься. Нет уж, придёт лично, не развалится. Придёт, договорится на удобный день, чтобы ты подготовилась, он ведь рукоделие твоё захочет отснять, интерьеры всякие, а у тебя же вечный бедлам, несмотря на слуг.
– Э-э… – Я прикидываю, что ещё он захочет отснять и сколько времени мне придётся убираться. – Скажи ему, пускай на домофон мне позвонит, так и договоримся.
– Тоже вариант, – соглашается Алтоша, потом задумчиво добавляет: – Слушай, а когда вы в этот приют отправляетесь?
– Через два дня, если погода позволит, а что?
– Да так, – смотрит в сторону, – я вот думаю, не примкнуть ли к вам. Очень мне интересно, кто же мог вашего пацана так зачаровать. Вдруг найду там какие-нибудь признаки?.. Только ты ему не говори, а то ещё нарочно мешать будет. Скажи, что я хочу проверить работу этого старого взяточника, который их раньше опекал.
– А ты разве до сих пор на планете? – удивляюсь. – Я думала, Экдал уже всех вас увёз.
Алтонгирел мотает головой и усмехается.
– Нет, он всё с женой возится. Нанял фотографа снять её на визу, а ей то цвет лица не нравится, то фон, то ещё что. Вот уже который день позирует, ну а Экдал боится их одних оставить, он вообще последнее время постоянно у неё торчит. Выходит уже к утру, еле на ногах держится, лыбится, как идиот. Очень напоминает Азамата после вашей свадьбы. Уж не от тебя ли его жена набралась приёмов?
– От кого ж ещё, – хмыкаю. – Ну ладно, раз ты с нами, то ждём тебя послезавтра. Пойду Азамату скажу.
Алтонгирел строит мне напоследок рожу и отключается.
Внизу Азамат рассматривает дело своих рук, поворачивая то так, то этак. Лук не простой, с узорами, и его ещё предстоит покрасить, насколько я понимаю.
– Вот, Кир, гляди, как тебе?
Ребёнок прикидывает изделие по руке, но скорее для вида – у него на лбу написано, что лук ему понравился бы, даже если бы был в два раза выше самого стрелка.
– Отлично! – скалится он. – Спасибо, отец!
– Не за что, обращайся, – улыбается Азамат, прихватывая Кира за плечи. – Вот распишу его и жилу натяну, и можешь пользоваться.
– Вы ещё собираетесь в приют? – спрашиваю. – А то Алтонгирел хотел примкнуть, убедиться, что тамошний сомнительный духовник не налажал в своём деле. Я ему сказала, чтобы приезжал сюда, вместе полетим.
– О, замечательно, – говорит Азамат и продолжает что-то в том смысле, что уж Алтоша наведёт порядок. А я смотрю на Кира, который жуёт нижнюю губу, направив расфокусированный взгляд в угол под потолком. Хотела бы я знать, какие расчёты идут сейчас в его голове и какие убытки мы от этого понесём.
Наутро все мужики, кроме Алэка, отправляются на свою вожделенную охоту ещё до моего пробуждения. А будит меня тот самый странник. Я, естественно, вчера благополучно выкинула его из головы и на вопль мобильника выползаю из-под одеяла сонная, помятая, в любимой спадающей с плеча ночнушке.
– Кто там? – зеваю я в трубку, только сейчас замечая, что на экране кто-то есть. Ах да, это же не по телефону, а по домофону звонят, тут камера по умолчанию!
Встретив заинтересованный взгляд незнакомого бородатого мужика, я со стуком захлопываю пасть и быстренько поправляю декольте.
– Здрасьте, – говорю. – Вы меня разбудили.
– Ну что ж, раз так, значит, пора вставать, я считаю, – деловито замечает этот персонаж. – Так… когда вы готовы меня принять?
– Ой, я даже точно не знаю, – теряюсь я и тянусь за календарем. – Ближайшие четыре дня точно мимо, а потом надо будет посмотреть.
– Четыре дня, – бормочет он себе под нос, листая записную книжку. – Так во сколько?
– Да погодите вы! – начинаю просыпаться я. – У меня, знаете, и другие дела есть.
– У вас-то есть, – соглашается он. – Но и мне надо к первому дню зимы материальчик выложить.
– А куда спешить? – удивляюсь. – Я вроде не новость, с весны ещё Хотон-хон, и до сих пор никто не интересовался.
– Ну вам же нужно было время освоиться, так сказать, в новом положении, – пожимает плечами странник. – А к первому зимнему дню нужно, потому что такие значимые материалы всегда выкладывают в первый день сезона, а весной будет уже следующий год. Так что вы уж для меня найдите времечко.
– Ладно, – вздыхаю. – Вы только скажите, вам кроме разговоров что-нибудь ещё нужно? Алтонгирел мне говорил, что вы захотите рукоделие отснять…
– Да, обязательно, – энергично кивает он и снова шуршит записной книжкой. – Рукоделие, наряды, украшения, косметика, обстановка в доме, продукты, домашние животные и игрушки маленького князя.
У меня по мере перечисления вытягивается физиономия. Впервые с тех пор, как Азамат стал Императором, я рада, что нас нельзя снимать, иначе, наверное, попросили бы отснять, как я в туалет хожу.
– Я прям даже не знаю, – произношу растерянно, когда странник заканчивает читать свой список. – У меня половина вещей тут, на Доле… Вам принципиально вообще все?
Странник хмурится.
– Господин духовник мне сказал, что вы живёте во дворце, разве нет? Я ведь с вами по домофону разговариваю, разве вы не здесь?
Приходится растолковать ему ситуацию с моими обиталищами.
– Вот оно что, – невесело говорит он, теребя бороду. – В таком случае, я к вам туда пришлю фотографа, а поговорим потом, когда вы приедете, иначе я в бюджет не уложусь. Только вы не очень тяните, я люблю подавать свои материалы заранее.
– Это не от меня зависит. А когда вы хотите фотографа прислать?
Странник снова сверяется с книжечкой.
– Завтра на рассвете, – говорит уверенно.
– Не-не-не! – ужасаюсь я. – Никакого рассвета! Не раньше полудня.
– Что вы, Хотон-хон, – снисходительно отвечает он. – После полудня ему уже в другом месте быть надо, у нас график напряжённый.
– Ну нет. – Я окончательно просыпаюсь. – Мне наплевать, какой у вас там график. Если ваш фотограф прилетит раньше полудня, будет сидеть в снегу под дверью и ждать, потому что телефон и дверной звонок я отключу.
– Как скажете, – невозмутимо соглашается странник. – Значит, после полудня. Так когда вас в столице ждать?
– Не знаю, оставьте номер на охране, я вам позвоню.
– Договорились, – кивает он. – Только не тяните, а то если опоздаем к первому дню, никто читать не будет.
Я выдавливаю нечто невразумительное, желаю страннику удачного дня и вырубаю на фиг домофон, чтобы не перезвонил. Я как-то привыкла уже, что на Муданге ко мне все относятся даже с чрезмерным уважением, а тут вдруг такой обычный хамоватый делец, я даже растерялась. Можно подумать, это мне нужно, чтобы он взял у меня интервью! Хотя, возможно, он и правда так думает. Кто их знает, муданжцев, какое у них отношение к прессе.
Повздыхав по утраченным часам блаженного утреннего сна, я понимаю, что снова ложиться бессмысленно, и топаю вниз. Если сюда завтра нагрянет этот его фотограф, нужно хотя бы условно навести порядок. Чистоту-то уборщик организует, но вот открою я шкаф со словами «а тут у меня меха», а оттуда сойдёт лавина из сорока мешков с неразобранными подарками от подданных, потому что в шкаф с мехами я заглядываю реже всего, а он большой.
В общем, полдня мы с Алэком занимаемся нервной уборкой. Не сказать чтобы мелкий мне помогал, но и мешает не очень. Так, хватается за вещи время от времени, а если я слишком часто нагибаюсь, он решает, что это я так с ним играю, и принимается прыгать в слинге, что не очень меня радует. Так что я стараюсь нагибаться поменьше: сортирую посуду, проверяю, не завалялось ли в холодильнике какого-нибудь рассадника разумной жизни со щупальцами, и вычесываю зверьё. Котам нравится, кунице не очень. Мешки с неразобранными подарками я выволакиваю на середину гостиной, придут мужики – вместе будем разбирать.
В конце концов я решаю, что люди интересуются моей повседневной жизнью, а не декорациями, так что хватит бегать, пора заняться чем-нибудь успокаивающим, например, поплести заброшенный гобелен с каверзным богом Учоком. Подумав, я устраиваюсь с этим делом на кухне, а то в гостиной висит гобелен с Ирликом и косит на меня глазом. Знаю, что глюки, но провоцировать не хочется. Алэк вскорости засыпает, примотанный ко мне, – занятие и впрямь успокаивает. Учок, кстати, выходит довольно красиво, несмотря на толстые нитки и крупный узор. Поскольку он осенний бог, одежды на нём побольше, чем на Ирлике, и вся она наводит на мысли об урожае и листопаде. Мне уже не первый раз чудится, что от ниток пахнет тыквой. Не знаю, может, их делают из чего-то такого…
Заплетшись, я начисто отключаюсь от реальности, и, когда мои охотники неожиданно и шумно вваливаются в прихожую, я прям пугаюсь.
– Лизонька! – гремит Азамат. – Встречай! Ты где? Мы с добычей!
И действительно, опять вся прихожая в кровавых тушах.
– Вижу, – говорю. – Только я вас так рано не ждала, ничего не готовила, суп со вчера остался, а так…
Азамат бросает взгляд на часы.
– Ничего себе рано, уже за полночь. Ну ладно, сейчас мы быстренько зажарим птицу на вертеле, давайте, ребят, несите всё на кухню, пока тут пол не запачкали.
Я тоже смотрю на часы. Действительно, уже ночь. У меня Алэк последний раз ел до того, как я за гобелен села, чуть не полсуток назад. Чудеса, да и только. Алэку и самому приходит в голову, что пора бы и покушать, и он начинает голосить и стучать по мне пятками.
– Ого, – слышится голос Азамата с кухни. – Да ты, я смотрю, заработалась.
Это он гобелен заметил. И правда, Учок почти готов, только фон осталось сделать. Я в этот раз попробовала новую технику, в которой не обязательно строго снизу вверх всё полотно плести, можно начать с центральной фигуры.
– Красиво, – замечает Арон, перекладывая из мешка в раковину каких-то длинношеих птиц. – Я смотрю, вы втягиваетесь в муданжскую жизнь, Лиза: никакого ужина, зато гобелен!
– Пойду покормлю ребёнка, – мрачно отвечаю на это я.
Позже я присоединяюсь к суете на кухне вместе с бодрым, выспавшимся Алэком, который ещё не скоро даст нам пощады.
– Ой, Лиза, давайте я с ним посижу, – предлагает Кир с мольбой в голосе.
– Действительно, – поддакивает Азамат. – Поменяйтесь, а то у Кира уже нож в руках не держится.
Я с отвращением смотрю на перья и шкуры:
– Смотря что надо делать.
Азамат ставит передо мной большой таз с бесформенными кусками чьего-то мяса.
– Замаринуй, возьмём с собой в приют, там и пожарим, чтобы всех угостить.
Я ворчу, что шашлык детям не полезен, но не особенно сопротивляюсь. Не знаю уж, кого они такого подстрелили, но с этой горой мяса нам своими силами не справиться.
– Ну у тебя тут, Азамат, угодья, – видимо, не в первый раз уже восхищается Арон. – Чтобы в степи да столько настрелять… ух-х! Я бы прям всегда тут жил.
– Через полмесяца зима начнется, – отвечает Азамат. – А зимой только с голоду охотиться можно. Так что набивай закрома сейчас, а там уж до лета.
– Вот-вот, – поддакиваю. – Мы полетим в приют, а ты тут охоться, пока нас нет. А потом мы прилетим, а тут уже и сезон кончился…
Азамат с Ароном переглядываются.
– Получи свою овцу обратно, – усмехается мой муж. – Ладно уж тебе, Лиза, не сердись на него, Арон в хозяйстве полезный, наготовит тебе много вкусной еды…
– Лиза! – зовет из гостиной Кир. – А что тут за мешки стоят, Алэк в них всё время лезет?
– А это подарки от подданных, – кричу в ответ. – Если хочешь, покопайся, вдруг тебе там что-нибудь понравится. Только следи, чтобы Алэк ничего в рот не тянул, сначала всё дезинфицировать!
Кир издаёт приглушённый победный клич и принимается шуршать пакетами.
– Завтра сюда прилетит фотограф, будет снимать мои жилищные условия, – объясняю в ответ на немой вопрос Азамата. – Вот, решила прибраться.
– А-а, до тебя странники добрались наконец-то, – ухмыляется муж. – Не очень наглели?
– Да как тебе сказать, изрядно вообще-то, – пожимаю плечами. – Правда, стоило мне упереться, моментально пошёл на попятную.
– Они всегда так, – встревает Арон. – Если видят, что человек покладистый, душу вынут. А рявкнешь – так сразу всё будет по-твоему. Вы с ними посуровее, Лиза, тут же станут как шёлковые!
На пороге кухни возникает Кир, одной рукой балансируя Алэка на бедре, а второй держа подальше от него связку бус.
– Мне можно что-нибудь из этого взять? – спрашивает он с придыханием.
Алэк подпрыгивает, пинается и тянет лапки к блестящим штучкам.
– Можно, конечно, – щедро улыбается Азамат.
– Только давай ты сначала всё это протрёшь, потом мы поужинаем, а потом все выберем себе что-нибудь и решим, что делать с оставшимся.
Кир оглядывает свисающие чуть не до пола лианы драгоценных камней, и по лицу его видно, что оставшегося не останется.
Зажевав несколько жареных птиц, про которых Азамат мне объяснил, что «это такой рябчик, похожий на дрофу», мы усаживаемся в кружок вокруг дезинфицированных Киром подношений и принимаемся разбирать. Мне по умолчанию сдают все ткани, наборы для рукоделия и прочую фурнитуру, только успеваю отбиваться. Кир и Арон с совершенно одинаковым светом в глазах нагребают украшения. Алэк требует себе всего и побольше, но когда гора игрушек начинает перерастать его, перестаёт загребать новые и принимается методично раскидывать по комнате собранные. Азамат нехотя, в основном по моему настоянию, меряет несколько более-менее удачных предметов одежды, смущаясь, выбирает пару колец и длинную низку золотых оберегов для вплетания в волосы, зато с энтузиазмом складывает в вышитый мешочек разнообразные носители информации и мелкие забавные дивайсы типа радиоуправляемого спутникового приёмника на антигравитации, выполненного в муданжских традициях в форме стрекозы, или часы со спидометром, или гибкий кожаный мобильник. Я вообще заметила, что Азамат любит мелкие вещицы, чем мельче, тем лучше.
Пока я прикидываю, нужны ли мне ещё одни аметистовые серьги или всё-таки не жадничать и послать их Сашкиной жене, Азамат вылавливает из мешка зип-пакет с клубком чёрной пряжи.
– Гляди, кто-то прознал, что ты гобелен Учоку плетёшь, – говорит муж, протягивая мне пакет. – Это нитки для него.
– Откуда ты знаешь, что именно для гобелена? – удивляюсь я.
– А ты посмотри, на что намотаны.
Я разглаживаю пакет и присматриваюсь. Из клубка торчат деревянные голова, хвост и лапы какой-то птицы, похожей на ворону.
– Бормол, что ли? – спрашиваю.
– Ага, бормол, которым призывают благосклонность бога, – подтверждает Азамат. – Учок-хон вороном перекидывается, это его птица, вот тебе и чёрная пряжа – на гобелене воронов выплетать.
– Погоди, а откуда кто-то может знать про гобелен, если я его начала плести перед самым отъездом сюда, а эти мешки у нас лежат уже пару месяцев как минимум?
Азамат задумчиво пожимает плечами.
– Может, я и не прав и это просто совпадение, но мне легче поверить, что подарок от знающего или от духовника, который заглянул в будущее.
Я возвожу очи горе.
– Этого ещё не хватало, мало мне и так мистики вокруг. Ладно, если ты считаешь, что подарок безобидный, я его использую. А пока пошли спать, вон у нас дети уже дрыхнут в обнимку.
Кир с Алэком и правда являют собой элемент узора на ковре, поблескивая камушками.
Фотограф является через минуту после того, как часы в кухне кукукнули полдень. Он молодой, деловитый и нарядно одетый, только поверх меховых штанов с узорными вставками натянуты серые наколенники, видимо, на случай если придётся ползать по полу в поисках ракурса. На Азамата он смотрит с откровенным ужасом – тот вышел с кухни по локоть в крови, потому что занимался там разделыванием очередной туши, и почти сразу ушёл обратно. Ко мне у юноши в глазах читается интерес. А остальных он просто не замечает.
– Будьте здоровеньки, – здоровается он в несколько фамильярной манере, стряхивая снег с сапог притопыванием на коврике. – Что ж вы так дворников-то распустили? Я хотел дом поснимать, а вокруг него всё снегом завалено.
– И вам не болеть, – откликаюсь я и добавляю с покерфейсом: – Хорошо, что вы вокруг дома не пошли, там моя мама сад насадила, если б вы что-нибудь затоптали, она бы с вас скальп сняла.
– Мама? – переспрашивает он с опаской.
– Ну да, – пожимаю плечами я. Слухов о моём происхождении-то никто не отменял.
– Кхм, – прокашливается он. – Ну что ж… Давайте тогда в доме поснимаем, а там, может, вы мне покажете, где можно подойти?
– Кир, покажешь тропинку? – ласково прошу я.
Кир, которого фотограф полностью проигнорировал, кивает и улыбается так хищно, как будто у него там уже заготовлена ловушка на мамонта. Впрочем, я бы не удивилась. Кир не любит, когда его игнорируют.
Фотограф меж тем, не подозревая, какие опасности его подстерегают, раздевается, достаёт наладонник и принимается там что-то отмечать.
– Предлагаю начать с гардеробной, – наконец изрекает он.
– С чего? – моргаю я.
– Ну, где вы одежду храните?
– В шкафу.
Тут уже моргает фотограф.
– Вы основную часть в столице держите, да? – догадывается он.
Я прикидываю.
– Да нет, примерно пополам. Ну давайте я вам покажу, чего время тратить.
Фотограф боязливо следует за мной ко встроенному шкафу с шубами и куртками. Взгляд его примерзает к моему прекрасному элегантному лыжному костюму из серебристой термонепромокайки.
– Это… мальчика, да? – с надеждой спрашивает фотограф, кивая на Кира.
– Нет, это мой лыжный костюм, – с гордостью отвечаю я. Костюм и правда очень удачный.
– Может, мы его временно уберём, чтобы в кадр не попал? – робко предлагает фотограф.
– Ещё чего! – возмущаюсь я. – Я его надеваю чаще, чем любую из этих шуб, когда с ребёнком гуляю.
– С ребёнком… – упавшим голосом повторяет фотограф. Потом вздыхает и берёт себя в руки. – Ладно, как вам будет угодно.
После этого всё более-менее идёт как по маслу. Он расставляет треногу, укрепляет свою навороченную технику, лампы, отснимает это свидетельство моего морального падения, а потом и прочие, когда я демонстрирую содержимое остальных шкафов. Непоправимую психическую травму юноше наносит единственная спальня на двоих с мужем, а от вида моего кабинета ему становится всерьёз плохо. Выясняется, что целителей он боится с детства.
– Что же вы взялись за такую работу? – удивляюсь я, снаряжая лазерную пилу. – Знали ведь, что я целитель.
– Да я не думал, что у вас тут всё это хранится. А ч-что вы такое включаете?..
– То, чем я Ирлик-хону руки отпиливала. Будете щёлкать?
Фотограф бледнеет, зеленеет, но аппаратуру расставляет. Кир выглядывает у него из-за спины с любопытством: лазерной пилы он ещё не видал.
После испытания хирургическими инструментами я позволяю трепетному юноше обрести душевный покой, для чего выкладываю перед ним всякое вязанье и вышивание. Кир охотно приносит свою дублёнку и шарф. Гобелены производят на гостя самое неизгладимое впечатление, даже недоделанный с Учоком. Правда, я с утра ещё немножко его помучила, изобразила, как смогла, орнаментального ворона дарёными нитками. Ворон получился жирный и блестящий, несмотря что стилизованный.
Отсняв мою небольшую коллекцию косметики и широкий ассортимент детских игрушек, фотограф наконец-то набирается храбрости зайти на кухню, где Азамат с Ароном при поддержке мелкого и по уши перемазавшись в мясе разбирают остатки вчерашней добычи. Азамат, убрав с лица выбившуюся прядь и оставив на щеке кровавые разводы, басит:
– Прямо сейчас кастрюли поснимать не получится, видите, занято.
Юнош бледнеет так, что того гляди хлопнется в обморок.
– Идите, пока светло, дом снаружи поснимайте. Лошадей, мостки… Кир, проводи?
Кир выскакивает из дома с не меньшим энтузиазмом, чем несчастный гость, едва накинув дублёнку. Азамат посмеивается и качает головой.
– Я чувствую, слухи обо мне в ближайшее время обрастут подробностями.
– Ну ты сам постарался, – замечаю я. – Вам тут не помочь пока? А то мне бы не хотелось откачивать этого слабонервного.
– Да мы сейчас уже закончим. Можешь сунуть что-нибудь в духовку, надо этого мальчика хоть покормить, он ведь наверняка с утра не евши…
– Ты что, разве можно странников прикармливать?! – ужасается Арон. – Потом не отобьёшься.
– Этот ещё пока не странник, – отмахивается Азамат. – Так, личинка.
Фотографа Кир возвращает в виде глазированного печенья. Снег сегодня липкий и мгновенно образует ледышки на шубе.
– Ты чего, с горки на нём катался? – спрашиваю я шёпотом, пока гость развешивает свои меха на сушилке.
– Да нет, – невинно пожимает плечами Кир. – Я ему сказал, типа ты там поосторожней, наст хрупкий, а он как треногой опёрся…
– Ты особенно-то не усердствуй, – шепчу я. – Он тебе ничего плохого не сделал.
– Да я так… – Кир вздыхает и с явным сожалением добавляет: – Больше не буду.
Впрочем, гость недолго дуется. После ужина и горячего чая с перцем и бараньим жиром он совсем благорастворяется, перестаёт бояться Азамата и даже подбивает его на тур по дому – показать, где как балки скрещены, каким макаром канализация подведена и тому подобные инженерные тонкости. Количество галочек в его наладоннике неуклонно растёт.
– Так-с, что у нас тут осталось… – бормочет он, листая свои фотографии в камере. – А, вот что. Хотон-хон, давайте про мебель расскажите, что откуда?
– А я откуда знаю? – удивляюсь я. – Комод в гостиной с Гарнета, а про остальное мужа спрашивайте.
– Как это не знаете? – очухивается фотограф от блаженной неги. – А как же вы подругам хвастаетесь?
– Мебелью? – Я вытягиваю вперёд шею.
Фотограф тоже теряется, видимо, мой вопрос нелеп. К счастью, окончательно упасть в его глазах я не успеваю – на выручку приходит Азамат. Покровительственно кладёт мне руку на плечо и нравоучительно объясняет:
– Я оберегаю свою жену от таких будничных забот, как выбор мебели. Если вам интересно, я расскажу, у какого мастера я что заказывал, но они не брендовые.
– Значит, станут брендовые, – усмехается фотограф. – Рассказывайте.
Когда он наконец отбывает, унося в камере полный фотоотчёт о моём доме, я в шутку интересуюсь у Азамата, достойно ли я держалась и не запрезирают ли меня подданные.
– Вообще достойно, – ухмыляется он. – Вот только с мебелью чуть прокол не вышел. Это же как туфли или платья… Ты не замечала, что на всех ручках клеймо мастера?
– Я думала, это просто узорчик… – развожу руками. – Интервью вообще будет катастрофа.
– Ничего, я тебя в обиду не дам, – подмигивает Азамат и потягивается. – Эх, надо поработать немножко.
Он открывает бук, но вместо экрана продолжает смотреть на меня, а я выползаю из приличного диля, оставшись в лосинах и маечке, потому что дома у нас довольно жарко.
– Тебе эти штанишки очень идут, – замечает муж. – Ты сегодня рано спать ляжешь?
Я встречаю его взгляд.
– Да хоть прям щас!
– Это соблазнительно, но после я точно поработать не смогу, – вздыхает Азамат, отводя глаза. – Так что давай чуток попозже.
– Как скажешь, – пожимаю плечами и сажусь за гобелен.
И опять, как вчера, за этим занятием впадаю в такой ступор, что около полуночи Азамату практически приходится меня будить, а гобелен оказывается закончен.
