– Давно вы работаете на Рэма? – спрашиваю Зою вечером за ужином.
– Уже почти десять лет, – отвечает женщина, встав напротив меня и скрестив руки на груди.
– Десять лет готовите для него?
– Готовлю и не только. Слежу за домом, отвечаю за персонал.
– И большой штат работников здесь? – стараюсь узнать как можно больше информации, чтобы спланировать побег.
– Помимо меня, две горничных, садовник и охрана.
– Много охраны?
После этого вопроса Зоя замолкает и внимательно смотрит на меня.
– Что ты задумала? – спрашивает она.
– Ничего, – пожимаю плечами и продолжаю есть запеченную ароматную курочку с картошкой. – Просто хочу знать, в каких условиях мне предстоит жить. Все же не каждый день меня вырывают из привычной жизни, где я жила как принцесса, и говорят, что папа мертв, а мне придется выйти замуж за малознакомого мужика.
Зое становится неловко, и она отводит взгляд.
– Прости… Я даже представить не могу, насколько тебе сложно…
– Очень сложно, – голос дрожит, и я чувствую, как на глазах выступают слезы. – Зоя, у вас есть дети?
– Был… сын, – вздергивает она подбородок кверху, явна старась не дать волю эмоциям.
– Тогда вы знаете, каково это – потерять близкого человека. А Рэм меня даже на похороны к отцу не взял… – я не свожу с нее глаз, стараясь понять, сможет ли она стать моим союзником. Но если она работает на него десять лет, то вряд ли решит мне помочь. Но попробовать стоит… верно? – Зоя, я не хочу здесь находиться, не хочу за него замуж. Я его боюсь, – понижаю голос до шепота. – Помогите мне сбежать, прошу вас.
– Луна, даже не проси. Я слишком многим обязана Рэму Виленовичу… И мой сын уважал его… А когда моего Паши не стало, именно Рэм позаботился обо мне и не бросил на улице. И я уверена… о тебе он тоже позаботится и плохого не сделает.
– Он мне в отцы годится, – по щеке стекает слеза.
– И это лучший для тебя вариант.
– Да вам-то откуда знать, что для меня лучше? – вспыхиваю как спичка и поднимаюсь из-за стола. – Сами бы на моем месте хотели такой вариант?
Но отвечать ей не нужно, потому что ответ я вижу в ее глазах.
– Хотя кого я спрашиваю, – усмехаюсь. – Спасибо, но аппетита нет.
Выхожу из столовой и замечаю за углом девушку, что тайком разглядывает меня.
Наши взгляды сталкиваются, и она, широко распахнув глаза, прячется за углом. А я… я намерена найти союзника в этом доме, поэтому иду в сторону ее укрытия.
– Эй! – вижу, как миниатюрная брюнетка быстрым шагом удаляется вглубь дома. – Эй, ты! Стой! Я тебя вижу! Да не убегай же ты, – прибавляю скорость, чтобы догнать её.
Только когда моя рука ложится ей на плечо, девушка останавливается, понимая, что убегать бесполезно.
– Догнала, – говорю и обхожу вросшую в пол незнакомку. – Привет, – смотрю на нее.
– Здравствуйте, – отвечает брюнетка, не зная, куда деть взгляд.
– Почему убегаешь? – осматриваю хрупкую фигурку в скромном черном платье, аккуратно собранные в пучок волосы и ухоженное личико.
На вид ей не больше двадцати пяти лет, миловидная. Но это только если присмотреться. Про таких обычно говорят – невзрачная. Но мне на нее любоваться не нужно.
– Я… мне стало стыдно, что я следила за вами.
– А ты кто?
– Я Мила… горничная.
– Отлично, Мила. А я Луна, и я здесь живу.
– Я знаю, – смущается она и отводит взор.
– И что именно ты знаешь? – я не из тех людей, кто будет ходить вокруг да около. Я предпочитаю разбираться со всем сразу. И в данный момент я хочу знать, что именно Рэм наговорил своему персоналу обо мне и кто из них меньше всего хочет меня тут видеть.
– Вы невеста Рэма… – спотыкается, – Виленовича, – совсем избегает моего взгляда.
– Ясно. А ты, похоже, неравнодушна к нему?
– Что? – распахивает она широко глаза. – Я? Нет! Что вы!
Я давлю ее взглядом.
Несмотря на то что с виду я смазливая голубоглазая блондинка, характер у меня папин. И только рядом с любимым папочкой я была принцессой. Остальные же старались со мной не связываться.
И если кто-то изначально считал, что я способна лишь хлопать длинными ресницами и смотреть голубыми глазками, то впоследствии они понимали, как ошибались.
Горничная вспыхивает и начинает еще больше заикаться.
– Я… ну… Нет! Нет же! Он же мой хозяин.
– И ты спишь с хозяином?
– Что вы? Где я, и где он… – говорит она с грустью. И я верю бедняге, что от чудесного Рэма Виленовича ей ничего не перепадает.
– Значит так, Мила. Предлагаю облегчить тебе жизнь.
Она выпучивает глаза и смотрит на меня не моргая.
– Вряд ли тебе понравится прислуживать жене твоего краша и терпеть ее заебы.
– Почему?
– Не перебивай, – шепчу я и оглядываюсь по сторонам. – Почему бы тебе не показать мне место, где мы могли бы поговорить без камер.
Слышатся чьи-то шаги, и девчонка вся сжимается.
– Простите, я не понимаю, о чем вы говорите, – быстро тараторит она и сбегает из коридора с такой скоростью, что я не успеваю ей ничего сказать.
– Чёрт! – тру переносицу, чувствуя себя в западне.
– Здорово, – раздается низкий бас, и я поворачиваю голову в сторону звука.
Откусывая с хрустом кусок яблока, на меня с ухмылкой смотрит тот самый мужик со шнобелем картошкой.
– Зря стараешься, – усмехается он, прижимаясь плечом к стене. – Молот позаботился, чтобы ты никуда не делась. Никто не решится тебе помогать.
– А ты что тут делаешь? Большой и грозный босс оставил тебя в няньках? – хочется вмазать по его выдающемуся профилю, чтобы не совал его куда не следует.
– Представь? – снова откусывает яблоко. – Но, видимо, не зря. Чую, хапнет он с тобой.
– Это его выбор. Если не нравится, помоги освободить его от такой страшной участи, – хлопаю глазками, включая очарование.
– Не выйдет, кис, – усмехается он. – И да, камерами напичкан весь дом. И твоя комната тоже.
От этой новости грудь обжигает кипятком и я чувствую, как во мне просыпается не только злость, но и самая настоящая ненависть.
– А его? Его спальня тоже с камерами? – представляю, как он там будет принуждать меня выполнять супружеский долг и за всем этим действом будут наблюдать его головорезы.
– Его – без камер, – хрипло смеется он.
– Какие же вы мерзкие! И ты, и твой босс!
Собираюсь уже уйти в комнату, где, как оказывается, мне не уединиться, но решаю испытать шанс.
– Может быть, тогда хотя бы ты скажешь, кто убил папу? – смотрю пристально на этого громилу и замечаю, как улыбка сползает с его лица.
– Шла бы ты, – говорит он строго. – На сегодня разговоры окончены.
Злая и еще более расстроенная, поднимаюсь к себе в спальню. Встаю посреди комнаты и, подняв голову вверх, ищу камеры. Замечаю черный глазок, через который за мной подсматривают извращенцы. И мне в голову приходит безумная идея.
Посмотрим, захочет ли Рэм после такого, чтобы его псы и дальше подглядывали за мной.
Я берусь за край топа и тяну его вверх…
– Кто там? – слышу настойчивый стук в дверь.
Надо же, какие вежливые. Как через камеры подглядывать за обнаженной девушкой, так ни стыда ни совести. Наверняка ещё и рукоблудить бегали в туалет после моего шоу.
– Луна, – раздается бас, принадлежащий шнобелю картошкой. – Тебе нужно одеться, – сейчас нет бравады в его голосе.
– Зачем это? – продолжаю щелкать пультом телеканалы, лежа на животе в одних стрингах, опираясь на локти, чтобы нельзя было рассмотреть мою грудь. Я, конечно, смелая, но не до такой степени, чтобы сидеть все время грудью в камеру.
Сначала я выкинула топ, оставшись топлес, затем – спортивные штаны. Единственный клочок одежды – это белые стринги, прикрывающие лишь мою промежность, и больше ничего.
– Ты смущаешь охрану.
– Я привыкла ходить так в своей комнате. Это же моя комната? – да, мне стыдно, и у меня горят щеки, когда я представляю, что, возможно, весь штат охраны в данную минуту смотрит на меня, но подчиняться правилам Рэма я не собираюсь. Если все его люди такие покорные, то пусть отвернутся.
– Твоя… – говорит глухо. – Но…
– Я тебя не слышу-у-у! – кричу своей “няньке”, делая телевизор погромче.
– Луна! – рявкает он и приоткрывает дверь.
– Я тебе не разрешала войти, – хватаю подушку и кидаю прямо в амбала, когда он пытается заглянуть.
За дверью слышится какой-то рык, и наступает тишина.
А я… чтобы наверняка добиться нужного эффекта, решаюсь еще на одну выходку: переворачиваюсь на спину и потягиваюсь.
Спустя пару минут долбежка в дверь возобновляется.
– Луна, открой дверь! – орет этот орангутанг.
– Ничего не слышу-у-у! – знаю, что веду себя как мерзкая, избалованная сучка. И папа не одобрил бы обнаженки. Он оберегал мою честь и считал ангелочком. Но на войне все средства хороши.
– Блядь! – снова приоткрывает охранник дверь.
Не дожидаясь, когда он войдет, я запускаю стаканом в стену рядом с дверным проемом, и стекло со звоном осыпается на пол.
– Сука! – кричит он.
А я продолжаю изображать невозмутимость.
– Луна, – наконец-то пробивается сквозь шум женский голос.
В приоткрытую дверь высовывается изящная рука, удерживающая смартфон.
– С вами хочет поговорить Рэм Виленович, – говорит, судя по всему, горничная.
– Передайте своему Виленовичу, что если он хочет поговорить, то пусть приезжает лично. А если ему что-то не нравится, то это не мои проблемы. Я к нему в невесты не напрашивалась.
– Луна, поговори с ним, пожалуйста, – выглядывает она осторожно из-за двери, понимая, что в нее я швыряться не стану.
– Нет. Свою позицию я озвучила.
– Иначе нам всем придется очень плохо, – жалобно говорит горничная и старается при этом не смотреть в мою сторону. Ее щеки пылают так, будто это не я голая, а она.
– Ну зачем ты давишь на жалость, – чувствую себя паршиво, представив, что подставлю тем самым весь персонал.
– Он нас уволит, – продолжает она проверять меня на совестливость.
– А почему это меня должно волновать? – мысленно проклинаю себя, понимая, что таким образом я себе друзей точно не найду в этом доме.
– Он говорил, что ты хорошая…
Теперь мне становится по-настоящему стыдно.
– Я была хорошей, когда папа был жив и меня насильно не заставляли выходить замуж за мужчину вдвое старше, – и снова на глазах выступают слезы.
– Вот, – поднимает она смартфон. – Я оставлю его тебе. Ты можешь ему сказать все, что тебя тревожит, – переводит на меня робкий взгляд и сразу отводит его в сторону.
Мила опускает гаджет на пол и выходит из моей комнаты. Как только она скрывается, смартфон начинает истошно орать.
Возможность выставить свои условия моему похитителю кажется очень заманчивой. Но также я готова к тому, что он не станет меня слушать. И тогда я тоже не буду жить по его правилам.
Подхожу к телефону так, чтобы видна была только моя спина, и, подняв его, принимаю вызов.
– Луна, – слышу низкий рык бывшего папиного друга.
– В чем проблема? Уже похоронил папу и тебе нечем заняться? – из меня так и лезет яд, но все происходящее в этом доме мне против шерсти.
Мне омерзительна ситуация и непонятна моя роль.
– Ты чего добиваешься?
– Я добиваюсь права уединяться в своей комнате в том виде, в каком мне комфортно, – говорю твердо.
– Ты, блядь, ебнулась? – слышу, как он теряет терпение. – Там же, сука, все мужики…
– А ты в своем уме – устанавливать камеры в спальне? А вдруг я захочу…
– Что? Что ты, блядь, можешь еще захотеть? – судя по его разъяренному голосу, подобной выходки от меня он точно не ожидал.
– Может быть, я захочу самоудовлетвориться! – произношу вслух, и хочется провалиться со стыда сквозь землю.
– Что ты захочешь? – кажется, он в шоке от услышанного.
– Ну разве ты не понимаешь, что можно делать наедине с собой, чтобы получить удовольствие? – прикусываю губу, понимая, что перегибаю палку, но назад дороги нет. Я должна добиться своего.
– Ну с этим я тебе с радостью помогу, когда вернусь домой, – практически рычит в трубку Рэм, и у меня мурашки выступают на коже от его интонации и темного обещания, отдающегося свинцовой тяжестью внизу живота.
– Ты тронешь меня только через мой труп. Ни за что и никогда я не подпущу тебя к себе.
– У меня плохие новости, – усмехается он. – Муж и жена трогают друг друга. Поэтому не только я, но и ты будешь доставлять мне удовольствие. А пока надень гребаную одежду и веди себя покорно.
– Я не твоя прислуга, чтобы выполнять приказы.
– Твоя гребаная жизнь зависит от меня. И либо ты делаешь, что тебе говорят, либо пойдешь вслед за отцом.
– Ты подонок! – выплевываю в сердцах.
– Спасибо за комплимент, – тихо смеется Рэм.
– Возьми меня на похороны! – срываюсь на крик, понимая, что все зря.
– Это опасно.
– Плевать мне на опасность, дай мне попрощаться с папой!
– Прости, девочка, но я не могу, – говорит он спокойнее.
– Это все ты виноват. Ты его убил! Я выведу тебя на чистую воду, – шиплю сквозь зубы.
– Я попрошу, чтобы отключили камеры, – игнорирует мое обещание мужчина.
– Не просто отключили, но и сняли, – верить в то, что за мной и дальше никто не наблюдает, я не собираюсь.
– Я подумаю об этом.
– Ненавижу тебя, – в груди все пылает от той злобы, что я испытываю к этому мерзавцу.
– Ненависть – это хорошо, – хмыкает он и сбрасывает вызов, а спустя десять минут ко мне в комнату приходят парни демонтировать камеры.
На следующий день Рэм присылает мне ссылку с видеотрансляцией прощания с папой…
Прорыдавшись и уняв боль, я внимательно слежу за всеми присутствующими, стараясь вычислить, кто из них отобрал у меня самого близкого человека и разрушил мою жизнь.
– Луна, можно? – стучит в дверь Мила и проходит внутрь.
У нее в руках поднос, и она решительно идет к столу.
Я не оборачиваюсь на нее, продолжая изучать скрины с трансляции, что сделала во время просмотра, и сверять их с информацией в интернете. Кое-кого я сумела разыскать по изображению в сети.
Но часть людей пока остаются для меня неизвестными.
Всю ночь я составляла список, вписывая знакомые имена и оставляя пробелы. Если Рэм говорил, что мне там было опасно появляться, значит, убийца находился среди присутствующих, и теперь я во что бы то ни стало должна узнать, кто из этих людей возомнил себя выше Бога и земных законов.
– Луна, вам нужно поесть, – обеспокоенно говорит горничная.
Кажется, что со вчерашнего ужина я не прикасалась к еде. Но меня это мало беспокоит. Сейчас все мое внимание сосредоточено вот на этом хмуром седом мужчине с острым взглядом, которого сеть не хочет распознавать.
– Луна? – Мила подходит ближе.
– Слушай, а можешь мне позвать этого, с носом картошкой? – резко оборачиваюсь к ней, когда меня озаряет.
– Кого? – хмурится девушка.
– Ну, того самого, кого за мной приставил присматривать Рэм.
– Это Семена, что ли?
– Мне он не представлялся, – пожимаю плечами и возвращаюсь к блокноту и поиску по изображению.
– Хорошо… – растерянно отвечает она. – Если он еще не уехал.
– Отлично, спасибо, – практически сразу забываю про ее существование.
– Луна, поешьте, пожалуйста… – говорит девушка, прежде чем уйти.
– Ага…
В моем списке еще слишком много пробелов. Погрузившись в поиск, я не думаю о том, как именно прошли похороны и как много людей там появилось из нашего с папой прошлого. Стараюсь не думать о своих подругах, что плакали, сидя в сторонке, понимая, что не только убили Панкова Фёдора, но и бесследно пропала его дочь.
Грохот вырывает меня из размышлений.
– Звала? – слышу бас своей “няньки”, после стука в дверь.
– Да, – сажусь на кровати и оборачиваюсь к мужчине. – Нужна твоя помощь.
– Моя? – бугай смотрит на меня с подозрением.
– Да, да. Твоя, – иди сюда.
Зову его, приманивая пальчиком.
– Как тебя зовут? – кажется, Мила как-то называла его, но я напрочь забыла.
– Меня? – еще больше напрягается Картошка, сделав пару шагов, и тут же врастает в пол.
– Конечно тебя, не меня же, – усмехаюсь.
Наше общение начинает забавлять. Никогда бы не подумала, что такой здоровый мужик может бояться хрупкой девочки.
– Щер… точнее, Семён.
– Отлично, Семён. Мне нужно, чтобы ты мне помог с именами.
– Какими именами?
– Наших будущих детей! – не выдерживаю и в голос смеюсь, увидев, как широко распахиваются его глаза. – Слушай, ты со всеми так настороженно общаешься?
– Да хер тебя знает, что в твоей голове. Ты ж бешеная… А мне потом от босса огребать…
– Да не трясись ты так, не покусаю, – улыбаюсь, глядя на этого здорового детину.
Семён смелее подходит ко мне.
– Садись, – смотрю на него, потому что не собираюсь отпускать до тех пор, пока он не назовет имена всех неизвестных.
– Зачем?
– Просто сядь, – представляю, будто передо мной дикий зверь, и поэтому стараюсь не показывать поднимающееся из глубин раздражение, а сохранять спокойствие.
Нос картошкой берет стул и ставит напротив моей кровати.
– Супер, – радуюсь. – Я сейчас буду показывать тебе фото, а ты мне просто будешь называть имена этих людей.
– Почему ты думаешь, что я знаю тех, кого ты мне хочешь показать?
– Я думаю, что Рэм тебя не зря сделал своей правой рукой…
Молчит, изучая меня.
– Вот этого знаешь? – показываю того седовласого.
– Блин, – как-то подбирается весь мой надсмотрщик. – Мне надо сделать звонок…
– Кому? Рэму? – в груди вспыхивает злость. – Да прекрати ты, Сём. Я же не прошу конкретно пальцем показать на убийцу папы, поняла уже, что ты слишком выдрессированный хозяином.
В ответ на мою реплику он только как-то усмехается.
– Всего лишь имена.
Несколько мгновений он молча смотри на меня, уперев одну руку в бедро и думая над моей просьбой.
– Не простая ты девочка, – наконец-то говорит он. – Сложно будет боссу…
– Вот и подскажи ему, чтобы отпустил.
– Не-е-ет, нельзя. Ты, как только в тему войдешь, станешь той еще акулой.
– Вот поэтому надо со мной дружить, – улыбаюсь. – Ну так что? Знаешь его?
– Это Косой. Косихин Владислав, – говорит Семен, а я записываю.
– А этого?
Следующий час мой список стремительно пополняется. Остается только несколько пробелов, которые я рассчитываю заполнить после возвращения Рэма.
Как только Семён уходит, я вбиваю в поисковик новые имена и жадно изучаю всю доступную информацию, делая пометки.
Поглощенная своим занятием, вздрагиваю, когда дверь с шумом захлопывается.
– Ну, привет, девочка, – стоит на пороге Рэм. И судя по тому, как сжаты его челюсти и он играет желваками, у меня проблемы. – Ты так хотела, чтобы твои сиськи оценили, но забыла показать их главному ценителю, – приближается он ко мне.
– О чём ты? – во рту пересыхает, и в горле встает ком.
– Раздевайся, Луна. Хотела играть по-взрослому? Я принимаю твой вызов.
– Раздевайся, Луна. Хотела играть по-взрослому? Я принимаю твой вызов, – говорит он, окидывая меня темным взором.
Инстинктивно я отползаю к изголовью кровати и мысленно прикидываю все возможные варианты того, как поступить дальше.
– Что же ты прячешься? – мечет глазами молнии. – Я жду. Где мое законное шоу? – невозможно разобрать, серьезен он или издевается.
– Перебьешься, – огрызаюсь. – Ты не сделал ничего из того, что я просила. Даже не ответил ни на один вопрос.
– Ты наглядно продемонстрировала, что не готова услышать на них ответы, – таким разъяренным я его еще не видела, и мне действительно жутко от его вида. – Снимай топ! Хочешь светить грудью перед всеми, кроме жениха? – Рэм тянется к пряжке ремня, и у меня вся кровь отливает от лица.
– Я согласия выйти за тебя не давала! – не планирую сдаваться. Он мне никто, чтобы вести себя таким образом. – Папа в гробу перевернется, если ты меня хоть пальцем тронешь.
– А то, что ты вытворяешь, считаешь, не заставляет его кувыркаться в могиле? – вытягивает он ремень из брюк, и у меня сердце замирает, а потом несется галопом.
Я осматриваю комнату, отыскивая пути к отступлению.
– Потому что я на все готова, лишь бы не выходить за тебя! – выплевываю дерзко, хотя самой кажется, что сердце готово остановиться от страха. – Ты же… не был таким, – делаю бросок к противоположному краю кровати, когда Рэм совершает последний шаг ко мне, держа в руках сложенный вдвое ремень.
Не успеваю спрыгнуть на пол, как друг отца делает рывок в мою сторону и ловит меня за щиколотку.
– Не таким? А каким я был? – тянет на себя. – Ты ни черта не знаешь, какой я!
Пытаюсь отпихнуть его второй ногой, но Рэм хватает ее и как-то очень быстро седлает мои голени, удерживая их коленями.
Я дергаюсь, стараясь вырваться, но у меня не выходит. Рэм, словно скала, не двигается от моих жалких попыток. Он слишком сильный.
– Отпусти меня! – извиваюсь.
– Или что? – изгибаются его губы в усмешке, а глаза блестят как у безумца.
– Я тебя никогда не прощу, если ты сделаешь мне больно! – шиплю, в надежде на чудо.
– Кто сказал, что мне нужно твое прощение? – кажется, что в его радужках пляшут языки пламени, и мне становится жутко от его взгляда. – Ты же могла по-хорошему, но предпочитаешь другой вариант.
Мужчина хватает меня за талию и одним рывком переворачивает на живот.
– Или ты считала, что все вокруг должны носиться с тобой как с принцессой? – чувствую широкие ладони на поясе своих коротеньких шорт.
– Не надо, Рэм! – на лбу выступает испарина. —Ты же не станешь меня… силой! – сама уже ни во что не верю, но вены сковывает льдом, как только представляю, что он может сотворить.
Если я пленница в этом доме и все окружение моего похитителя беспрекословно выполняет его приказы, то всем плевать на то, что он со мной делает.
Он сдирает с меня шорты. Я не успеваю отреагировать, когда мои ягодицы обжигает болью.
– Нет! – кричу, собирая покрывало пальцами. – Прекрати!
– Что прекратить? М? – рычит Рэм. – Я не твой отец. И не буду с тебя сдувать пылинки, – снова обжигает ягодицу новый удар ремня.
– Хватит! – ерзаю, стараясь спрятаться от боли, но он слишком крепко держит меня.
– Ты не будешь больше мне перечить! – еще один удар. – Не смей позорить меня! – новое столкновение с ремнем.
Мне кажется, я уже не кричу, а вою. Кожа горит так, будто ее располосовали в кровь.
– И хватит позорить имя своего отца! – последний удар, после которого я замираю и перестаю сопротивляться.
Папа. Да он бы ничего из происходящего не одобрил. Но также… он не рассчитывал бы, что я просто смирюсь.
Знал бы он, что какой-то ублюдок поднял руку на его дочь, он бы и мокрого места не оставил от бывшего друга.
Жду новой порции боли, но внезапно все прекращается. Тяжесть мужского тела покидает меня, и я лежу с горящей, обнаженной пятой точкой и думаю о том, как отомщу ему. За каждую свою пролитую слезинку, за пережитое унижение.
– Надеюсь, ты усвоила урок, – Рэм садится на край кровати. Я чувствую на себе его взгляд, слышу тяжелое дыхание.
– Луна, я не слышу ответа, – говорит он настойчиво.
– Когда-нибудь ты ответишь за все, – мой голос сочится ненавистью, я буквально чувствую, как горечь яда растекается у меня во рту. – Клянусь.
– До того времени тебе еще нужно будет дожить. И если выживешь, тогда я буду ждать… твоей мести, – он встает с кровати. – Больше я не потерплю такого поведения, – звучит его голос. – Хочешь, чтобы с тобой считались и отвечали на вопросы, – научись себя вести по-взрослому. В том, что сейчас произошло, никто не виноват, кроме тебя, – мне кажется, я слышу сожаление в его словах. – Мы могли жить мирно.
– Ты сам не захотел ничего объяснять, – сдерживаю подступающие рыдания. Ни за что не расплачусь при нем. Только от радости, когда всажу пулю ему в голову.
– Включай голову, Луна. Тебе не идет быть дурой, – бросает он напоследок, прежде чем покинуть мою комнату, оставляя меня, растоптанную и униженную, размышлять над его словами.