Никто не поехал провожать его в аэропорт: семья была плотно занята подготовкой к отцовскому шестидесятилетнему юбилею. В соответствии с национальными традициями, это был третий главный стол в жизни корейца. Первый стол – асянди – накрывался дедушкой и бабушкой, когда ребёнку исполнялся годик. Второй – свадебный – организовывали родители, и наконец третий – хангаби – устраивали и оплачивали отпрыски юбиляра. Во время празднования дети должны были воздавать своему родителю почести не только фигурально, но и буквально, в том числе кланяться – глубоко, в пол.
Естественно, от Жени было бы не слишком много толку при подготовке: самый младший из детей Огай, он пока ещё не работал и даже не был женат. Но всё равно присутствие Жени на хангаби было обязательным, так что его отъезд в Москву все члены семьи восприняли в штыки, расценив не просто как блажь и прихоть – а как плевок в лицо священным традициям.
Ожидая, когда подъедет заказанное такси, Женя робко постучал в дверь отцовского кабинета и, получив разрешение войти, долго топтался на пороге, не зная, что сказать.
– Прости меня, папа, – выдавил он наконец. – Я тебя очень люблю. Но… это моя самая большая мечта, веришь? Я всегда ужасно хотел петь…
То, чем горела его душа, казалось примитивным и плоским, облечённое в банальные слова.
– Кто тебе мешал петь здесь, – буркнул отец, не отрывая взгляда от каких-то бумаг на своём столе, но веки его еле заметно подрагивали. – Мы, кажется, не возражали.
– Сергей Железняк – это совсем другой уровень! – с жаром произнёс Женя. – Это такие возможности… это популярность, гастроли, записи альбомов, съёмки клипов… Прости, папа, – повторил он, – но это – моё. То, чему я всю свою жизнь хочу посвятить, понимаешь?
Тот долго молчал. Пиликнуло приложение в телефоне – оповещение о том, что такси прибыло. Женя с тоской бросил взгляд на отца: неужели так и придётся уехать из дома непрощённым, с тяжёлым сердцем и грузом вины?
– До свидания, пап, – сказал он совсем тихо. Наверное, следовало подойти, поклониться… Но ноги у него словно приросли к полу.
– Не забывай звонить. Особенно матери и бабушке, у них больше всех за тебя сердце болит, – всё так же не глядя на Женю, произнёс отец.
– Хорошо… обязательно.
Отец слегка кивнул, давая понять, что тема исчерпана. Если бы он просто обнял его сейчас (по-человечески, по-отцовски) и пожелал удачи!.. Но Женя знал, что отец не склонен к телячьим нежностям.
– Пока, – пробормотал он и пулей вылетел из кабинета, боясь, что сейчас позорно расплачется – как какая-нибудь девчонка.
В самолёте его немного отпустило. Открывающиеся радужные перспективы здорово примиряли с воспоминаниями о неловком сумбурном прощании с отцом и притупляли гнетущее чувство вины.
Едва самолёт взлетел, миловидные улыбчивые стюардессы авиакомпании «Эйр Астана» любезно предложили пассажирам выпить вина, но Женя так и не решился, хотя, пожалуй, алкоголь сейчас помог бы ему расслабиться. Просто он вообще практически не пил, максимум, что мог себе позволить – это фужер шампанского с родителями на Новый год. Вместо вина Женя попросил томатный сок и, неспешно потягивая его через трубочку, рассеянно таращился в иллюминатор на белоснежные ватные облака, похожие на сахарную вату, думая о своём.
…С Железняком он познакомился совершенно случайно. Точнее, это Железняк с ним познакомился. Дело было осенью, во время празднования дня города. На одной из концертных площадок Алматы выступал и Женя с однокурсниками – факультет музыкального искусства отправил на праздничный концерт своих лучших студентов, в число которых входил и Евгений Огай.
Он исполнял «Расскажите, птицы».9 Женя всегда любил эту песню, она отзывалась в нём чем-то щемящим, родным, сладостно-тоскующим… Когда пел – не замечал ничего и никого вокруг. Вот и сейчас, уходя за кулисы под громыхающие за спиной аплодисменты, он не сразу услышал, как кто-то вдруг позвал его по имени.
Человека, который его окликнул, Женя поначалу просто не узнал. Это был мужчина лет сорока пяти с умным нервным лицом и цепким, внимательным взглядом голубых глаз – прозрачных и холодных, точно байкальский лёд. Он подошёл, поздоровался, сдержанно похвалил его выступление, затем задал Жене несколько наводящих вопросов – как зовут, сколько лет, где учится… И только когда к мужчине подлетела нарядная и яркая, как экзотическая птица, особа, в которой Женя моментально признал знаменитую российскую певицу Стеллу, всё моментально встало на свои места. Это был продюсер звезды! Стелла тоже должна была выступать на концерте в честь дня города.
– Ну вот что, Жень, – продюсер задумчиво поскрёб подбородок, – мы у вас ещё на пару дней задержимся, завтра и послезавтра частные выступления на юбилее и свадьбе…
Тот факт, что такая знаменитость, как Стелла, будет выступать на чьей-то свадьбе, не слишком удивил Женю. В Казахстане было не так уж много долларовых миллиардеров, но те, что имелись, обожали пускать пыль в глаза и гнуть пальцы, так что кое-кто из них вполне мог позволить себе пригласить на частную вечеринку не только Стеллу, но даже самого Стинга или Селин Дион.
Железняк протянул Жене свою визитку:
– Позвони мне завтра прямо с утра. Ну, скажем… часиков в девять. Есть разговор. Думаю, тебе это будет интересно.
Завтра с утра у Жени были занятия в академии, но не говорить же об этом Железняку! Он с благоговением принял визитку из рук продюсера и пообещал, что непременно позвонит.
…Тот разговор разделил его жизнь на «до» и «после». Железняк предложил немыслимое: бросить академию (точнее, не тупо бросить, а с последующим переводом в Гнесинку – продюсер заверил, что посодействует в этом вопросе), оставить семью, переехать в Москву… Но взамен он твёрдо пообещал сделать из Жени самую настоящую звезду поп-сцены.
Женя тогда страшно растерялся, не зная, что ответить. Одна его половина мысленно уже восторженно вопила: «Да!» и собирала чемоданы, зато вторая включила прагматика и скептика. Бросать всё привычное, родное, любимое и ехать в другую страну навстречу неизвестности? Ну, такое себе…
Словно прочитав все его сомнения по лицу, продюсер понимающе кивнул.
– Подумай, Жень. Подумай. Я тебя не тороплю. Мне сейчас самому нужно завершить кое-какие важные дела, которые займут не менее пары месяцев… Но не позже, чем в ноябре – слышишь? в ноябре! – я буду ждать от тебя звонка. Каким бы ни было твоё решение… обещай, что позвонишь.
И, взглянув в эти холодные голубые глаза, Женя твёрдо пообещал:
– Я позвоню. В любом случае позвоню.
Антон
Нет, всё-таки день, начавшийся с самого утра так дерьмово, просто не мог выйти удачным.
Ночью прошёл дождь (в последние годы это уже стало обычным явлением для московской зимы), а наутро прихватило морозцем. Гололёд был просто адский, дорожные службы тупо не успели справиться с проблемой. Впрочем, Антон и не лихачил, тащился со скоростью не более сорока километров в час, словно добросовестный ученик автошколы. Как назло, пешеходные переходы на этом участке пути встречались чуть ли не через каждые двадцать метров.
И вдруг откуда-то из-за сугроба то ли выскочила, то ли выпала бабка – и бросилась прямо под колёса его авто. Антон резко дал по тормозам, заскрежетала АБС, машина пошла юзом… и въехала на тротуар – повезло, что там в данный момент никого не было. Антон успел заметить позади себя ещё пару машин, застывших в неестественном положении – видимо, не соблюдали дистанцию. Водитель Тойоты на встречке тоже резко затормозил, и его занесло в сторону тачки Антона – хорошо, что её «морда» уже наполовину висела на тротуаре.
Антон отстегнул ремень и на подкашивающихся ногах вылез из салона. Живая и здоровая бабка («Чтоб ты сдохла, старая сука!» – подумал он в сердцах) что-то гневно вопила в его адрес и угрожающе размахивала своей клюкой. А в сторону Антона уже летел водитель из следующего за ним авто, и тоже орал:
– Ты, мудила ёб… ный, где права себе купил?!
Антон так опешил, что только молча кивнул в сторону проклятой бабки. Та, почуяв, что запахло жареным, притихла, подобрала свою палку и быстро-быстро засеменила прочь.
– Курва старая! – мгновенно перестроился мужик. – Куда ты лезешь, овца? Переходы не для тебя придуманы? Чуть аварию из четырёх машин не устроила! На тот свет не терпится? Так обращайся, я мигом помогу туда попасть!
Бабка, не оборачиваясь, быстро и неразборчиво огрызнулась, окончательно ретируясь с проезжей части.
– А пацану потом из-за тебя сидеть бы пришлось! – надрывался мужик ей вслед.
Антон медленно приходил в себя. До него вдруг дошёл смысл этих слов: а ведь если бы, не дай бог, с этой мерзкой старухой что-нибудь случилось, он и правда мог бы…
– Извини, парень, – с чувством произнёс мужик. – Я, конечно, сам перетрухал знатно, чуть не обосрался. Прямо какая-то закономерность – эти бабки, видимо, воображают, что они бессмертные, и перебегают дорогу, где им вздумается! Так ведь самое паршивое, что тащат за собой детей, внуков… А сейчас ещё эта дебильная мода сажать деревья прямо вдоль дороги, бабки из-за них выпрыгивают, как черти! Вот почему я ни разу не видел дедов, которые так себя ведут? Только старухи, всегда только грёбаные старухи… Ты сам как, в норме? – спохватился он.
Антон кивнул, с трудом сглатывая, и ответил:
– Всё в порядке, спасибо. Я… сейчас поеду.
– И то дело, – одобрил мужик. – Ну, бывай. Береги себя!
После этого происшествия Антон и вовсе потащился по дороге со скоростью улитки. Настроение укатилось куда-то под плинтус, и вообще он больше не ждал от сегодняшнего дня ничего хорошего.
…Естественно, он опоздал. Он – который всегда отличался завидной обязательностью и пунктуальностью! Железняк назначил ему встречу на десять часов утра, а когда Антон припарковался возле здания «Starmaker Studio», часы показывали уже четверть одиннадцатого.
Затем, на проходной, он долго не мог отыскать паспорт, злясь и чертыхаясь про себя – и наконец обнаружил его почему-то в заднем кармане джинсов. Когда он успел туда его засунуть?!
– Второй этаж, по коридору налево, крайняя дверь, – затверженно сообщил ему скучающий охранник, кивком указывая направление, и Антон поспешно зашагал в сторону лифта.
В коридоре на втором этаже его внимание привлёк лист бумаги, пришпиленный к одной из дверей. Несмотря на то, что Антон торопился, он всё-таки из любопытства замедлил шаг, чтобы разглядеть, что там написано – а поняв, чуть не задохнулся от восторга. Это был график звукозаписи певцов и музыкальных коллективов на месяц вперёд – и в списке мелькали такие имена, которые знала вся страна.
Антон благоговейно замер, едва не позабыв, как дышать, и пробежался глазами по убористым столбцам имён и названий групп. Некоторые исполнители арендовали студию на весь день, кто-то довольствовался несколькими часами, кто-то записывался в течение целой недели…
«Неужели здесь когда-нибудь появится и моё имя?» – подумал Антон, мысленно уже прикидывая, как это смотрелось бы списке. А что, Антон Троицкий неплохо вписывался в эту компанию, вполне звёздное имя…
Спохватившись, он оторвал глаза от графика и ускорился. Ему нужно было не сюда.
Оказавшись возле нужной двери, Антон на секунду притормозил, лихорадочно приглаживая непокорные блондинистые вихры, а затем предупредительно постучал и, не дожидаясь ответа, толкнул дверь.
Обстановка, открывшаяся его взору, мало походила на офисно-деловую. То, что он увидел, скорее напоминало уютную гостиную. На большом диване рядком сидело трое парней, а напротив них в кресле расположился сам Железняк. На низеньком прямоугольном столике стояли чашки и вазочка с какими-то печенюшками – ну прямо-таки трогательное семейное чаепитие, а не деловая встреча в студии!
При звуке открывающейся двери все четверо повернулись к Антону.
– Здравствуйте, Сергей Львович! – выпалил он, обращаясь к продюсеру.
– Ты опоздал, – ровным голосом откликнулся тот; в лице его при этом ни дрогнул ни один мускул.
– Да, опоздал… – смутился Антон. – Но это не по моей вине. Простите, пожалуйста. Этого больше не повторится.
– Конечно, не повторится, – кивнул продюсер. – Закрой дверь с той стороны.
Антону показалось, что он ослышался.
– Что? – в замешательстве переспросил он.
– Выйди и закрой за собой дверь, – терпеливо повторил Железняк.
В глазах парней, сидящих на диване, явственно промелькнули растерянность и сочувствие, да вот только Антону от этого было ни хрена не легче.
– Но я… – начал было он. – Послушайте, вы же не знаете причину…
Но продюсер перебил его:
– Ты тратишь своё и чужое время. Ты опоздал на первую же назначенную встречу, и причины меня не интересуют. Не выношу людей, наплевательски относящихся ко времени. Они не уважают ни себя, ни других.
Антону казалось, что вся его жизнь рушится, словно карточный домик. От волнения он даже не мог подобрать достойных убедительных аргументов.
– Но я, честное слово, не специально!..
– Выйди. Вон. И закрой. Дверь. С той. Стороны, – в очередной раз внятно повторил Железняк. – Всего доброго.
Железняк
Он с самого начала сомневался насчёт Антона. Не хотел его брать – интуиция прямо-таки вопила, что ничего хорошего из этого не выйдет, а он привык доверять своей чуйке. Но несмотря на то, что у Железняка на примете было ещё двое парней «про запас», они не обладали и сотой долей таланта Антона, не имели такой же яркой внешности, обаяния и харизмы. А харизма… харизма, так её растак, являлась основополагающей хренью в раскрутке любого артиста. Даже, собственно, голос был не так важен.
После того, как он выгнал Троицкого за дверь, пацаны, сидящие на диване напротив, переглянулись между собой и уставились на него со смешанным чувством растерянности и страха.
– Что? – резковато спросил он. Вероятно, даже чересчур резковато.
– А вдруг у него и правда была уважительная причина? – неуверенно начал Костя Миронов. – Может, стоило хотя бы поговорить? Спросить?
– Меня не волнуют его причины. Важен только конечный результат. Он опоздал! Если люди не умеют правильно расставлять приоритеты и рассчитывать время – я просто не смогу с ними работать.
Мальчишки подавленно молчали, на глазах теряя весь свой боевой настрой и былую бодрость. Эх, молодо-зелено… Неужели он и сам когда-то был таким трогательным наивным идеалистом?
– Не воображайте себе, пожалуйста, что я добрый дедушка Мазай, а вы – мои зайчики, – буркнул Железняк. – Если начнёте работать со мной, дисциплина должна быть железной. Мои методы ближе скорее к Карабасу-Барабасу. Только кнут, никаких пряников. Вернее, пряники, конечно, будут… и прочие плюшки – как вознаграждение за труды и хорошие результаты. Но в процессе никаких поблажек, поглаживаний по шёрстке и облизываний, никакой лести и всего этого голливудского дерьма в духе: «Парни, я верю в вас! Вы лучшие!» Так что вы должны хорошо подумать, прежде чем соглашаться подписывать договор. Потом хода назад уже не будет.
Костя осторожно кашлянул.
– Сергей Львович… а почему вы собрали нас вместе, а не вызвали по отдельности?
Ну наконец хоть кто-то начал соображать, усмехнулся Железняк.
– А я не сказал? – он искусно сыграл забывчивость, хотя прекрасно помнил, что ничего им ещё не говорил. – Вы и не нужны мне по отдельности. Я собираюсь создать группу.
Он не без удовольствия наблюдал, как вытягиваются физиономии у ребят. На лице Ивана Крапивина было написано плохо скрываемое разочарование, у Жени Огая – растерянность, а у Миронова – недоверие.
– Группу? – переспросил последний.
– Ну да. Не хочу растрачивать энергию на сольных исполнителей, лучше убить одним выстрелом сразу нескольких зайцев.
– То есть, мы будем петь все вместе? – уточнил Женя очевидное. Бедный мальчик, он выглядел напуганным и сбитым с толку больше всех остальных.
– Да, все вместе, – кивнул Железняк. – И, поверьте, это будет гораздо эффективнее, чем если бы я раскручивал каждого из вас по отдельности.
– А какой именно репертуар мы будем исполнять? – подал голос Иван.
– Песни про любовную любовь, конечно же, – хмыкнул Железняк. – Чем больше соплей и романтики, тем лучше. Девчонки обрыдаются… а именно девчонки – ваша основная целевая аудитория. Ну, и танцевальная музыка, конечно. Бодренькая такая попса. Но тоже, разумеется, про любовь.
– All you need is love,10 – задумчиво пробормотал Миронов, и Железняк одобрительно ухмыльнулся:
– Точно.
– А почему вы говорите, что это будет эффективнее? – пытливо спросил Женя.
– Потому что вы – разные. И если, к примеру, Танечке из одиннадцатого «А» понравишься ты, Женя, Оленьке из параллельного – Костя, а какой-нибудь Катеньке из десятого – ты, Иван, то в сумме всё равно они будут слушать нашу группу. Втроём. А если бы каждый из вас пел соло – поклонницы рассеялись бы в разные стороны. Это понятно, надеюсь? И так буквально на пальцах показываю, – он обвёл взглядом парней. Все трое неуверенно кивнули.
– Или вот смотрите, – терпеливо продолжил он объяснение, – для сольных исполнителей нужны разные песни. Каждому! А заказать песню у хорошего модного композитора стоит примерно пол-ляма. Простая арифметика! Что дешевле – одна песня на всю группу или несколько песен для нескольких певцов? А в группе вы будете петь одно и то же – вместе. Экономия на композиторах, как ни крути.
– Я, например, тоже пишу песни… – встрепенулся Иван, чуть покраснев. – Может, так ещё дешевле обойдётся? Без всяких нанятых композиторов?
Железняк даже рассмеялся от подобной непосредственности. Ну какой же незамутнённый лапочка, обнять и плакать!
– И снова объясняю на пальцах, – отозвался он. – Мне не нужны песни от ноунейма. Это не круто. Это не продаётся.
– Но вы их даже не слышали! – оскорблённо вскинулся Иван, однако Железняк жестом остановил его:
– Я допускаю мысль, что они неплохие. Но мне нужны не просто хорошие, а форматные песни, которые станут хитами. Которые будут гонять на радио с утра до ночи, даже если это «два притопа, три прихлопа». Именно поэтому я обращаюсь к людям, которые уже много лет на этом специализируются – а именно, ваяют песни, которые запрограммированы на популярность. То есть, хиты. Группа без хитов – деньги на ветер. Да, я снова о деньгах, – подтвердил он с насмешливой улыбкой, заметив поскучневшие насупленные физиономии. – Я очень жадный до бабла. Но в конце концов, все мои вложения отобьются в разы, так что я по-прежнему настаиваю на том, что заказать песню у модного композитора – это в итоге сэкономить. И это лучше, чем упорно пытаться раскрутить гордый непродающийся неформат.
Ребята молчали, переваривая услышанное.
– Кстати, работа с группой – экономия ещё и на клипах, а они, я вам скажу, тоже ой как недёшевы, особенно если приглашать хорошего режиссёра. Не снимать отдельный ролик для каждого, а забацать видос с участием всех. Выгодно, как ни крути! И, кстати, впечатляет больше. Один симпатичный и хорошо поющий парень – это прекрасно. А четыре симпатичных прекрасно поющих парня – уже совсем другой уровень и другой эффект. Это просто удар под дых!
– Четыре? А кто четвёртый? Тот, кого вы только что выгнали? – напомнил Костя, состроив невинную физиономию.
Вот же сучонок!.. Прямо в болевую точку попал. Железняк помрачнел.
– Ну, у меня есть ещё варианты…
– Но этот был основным? Раз вы позвали именно нас четверых, а не кого-то ещё? – настойчиво допытывался Костя.
– Слушай, а ты всегда такой любопытный? – не выдержал Железняк. – Запомни: незаменимых нет. Ушёл один – вскоре придёт десять таких же. Свято место пусто не бывает.
Костя, кажется, собирался возразить, но, прочитав в красноречивом взгляде продюсера всё, что тот о нём сейчас думает, предпочёл заткнуться.
Иван
Он и сам толком не понимал, что сейчас испытывает – разочарование или надежду?
С одной стороны, Железняк весьма уверенно говорил о том, что сделает их группу популярной, будет заказывать хиты у лучших композиторов страны, а клипы – у лучших режиссёров. Но с другой… всё-таки группа – это было немножко не то, на что Иван рассчитывал, покидая родной город. А уж после рассуждений о форматных и неформатных песнях его прежний запал и вовсе иссяк. Не для того он бросил работу в ресторане, чтобы сменить «Владимирский централ» на пресловутые «два притопа, три прихлопа»!
И всё же… всё же… в глубине души ему ужасно хотелось рискнуть, как ни крути. Несмотря на разрывающие голову противоречия, Иван чувствовал, что азарт уже начинает потихоньку его захлёстывать, а перспективы в воображении сами собой рисовались самые что ни на есть радужные и заманчивые.
В конце концов, может быть, группа – это не так уж и стрёмно? Парни, судя по всему, подобрались неплохие, не гопота какая-нибудь. Костян Миронов и вовсе мировой пацан. Да и Женька тоже нормальный, просто слишком уж застенчивый, словно гимназистка. Может быть, даже прикольно получится – поработать всем вместе.
– А название для будущей группы уже есть? – полюбопытствовал Иван.
Железняк лукаво прищурился.
– А как же! «Иванушки International»,11 – и, явно наслаждаясь растерянным видом ребят, со смехом пояснил:
– Ну а что, Иванушка у нас уже есть, «интернэшнл» – тоже, – и он кивнул в сторону Жени, а затем захохотал уже в голос. – Да расслабьтесь, я же просто шучу!
Иван незаметно перевёл дух.
– Идолы, – сказал вдруг Железняк, перестав смеяться. Никто даже не сообразил сразу, о чём это он.
– Что? – непонимающе переспросил Костя.
– Название группы – «Идолы».
– Э-э-э… по аналогии с корейскими айдолами? – отмер Женя.
Железняк кивнул:
– Ну, типа того. Если вы будете работать со мной, то станете не просто звёздами, а самыми настоящими идолами. Объектами вожделения и зависимости миллионов. На вас будут капать слюнями и хотеть все – от тинейджерок до пенсионерок!
«Фигасе… – ошеломлённо подумал Иван. – Вот это размах!»
Один лишь Костя Миронов не потерял самообладания и вкрадчиво поинтересовался:
– Звучит круто. А что взамен?
Железняк сложил руки на груди и обвёл каждого их них своим фирменным пронизывающим взглядом, от которого Ивану всегда хотелось поёжиться и сказать: «Бр-р-р!»
– Взамен? Полное, безоговорочное подчинение.
– Насколько… полное и безоговорочное? – уточнил Костя.
Железняк пожал плечами.
– Абсолютно полное и абсолютно безоговорочное. То есть, если я скажу залезть на вершину горы с плакатом: «Насрите на меня, чайки» – вы сделаете это.
– Но зачем? – опешил Женя.
– Подобных вопросов задавать тоже не надо, – отрезал Железняк. – Всё, что вам положено знать, я и так скажу, а остальное вас не касается. Запомните: продюсер приказывает, а не просит. И его приказы не обсуждаются. Никогда.
– Надеюсь, вы знаете, что делаете, – вздохнул Миронов.
Железняк одобрительно взглянул на него:
– Именно, мой мальчик. Я в этом грёбаном бизнесе уже не один десяток лет кручусь – и, чёрт возьми, реально в нём секу. Так что советую не ставить под сомнение мой авторитет. Я не слишком-то многого требую: просто выполняйте то, что я скажу, и не нарушайте запретов. Не так уж и тяжело, на самом деле. Главное – приучить себя не перечить. Дисциплина прежде всего!
– И много будет запретов? – нервно спросил Иван. – Чего они будут касаться? Личной жизни? Поведения? Питания?
– И того, и другого, и третьего, и ещё миллиона пунктов, – спокойно кивнул продюсер, словно не замечая его нервозности. – Прежде всего, конечно же, здоровый образ жизни, при ваших нагрузках это будет необходимо. Специальная диета, регулярные медосмотры, спортзал… и, естественно, никаких сигарет и алкоголя. Про наркотики даже не упоминаю – уповаю на ваше благоразумие. Учтите, скрывать это от меня всё равно бессмысленно. Если узнаю, что влезли в это дерьмо – придушу собственными руками, а потом в ближайшем лесочке прикопаю. И ничего мне за это не будет.
Иван уже начинал привыкать к своеобразному чувству юмора Железняка, а вот бедолага Женька, видимо, здорово струхнул после последней фразы. Хотя ему-то чего бояться? Где он – и где наркотики? Женьку даже с бутылкой пива невозможно было представить. Скорее уж, с молочным коктейлем или ванильным капучино. Ещё и с льняной салфеткой, заправленной за воротничок! Иван невольно улыбнулся своим мыслям, но улыбка тут же сползла с его лица, когда он услышал следующую фразу продюсера:
– Ну и запомните: отныне никакой личной жизни, никакой романтики! Каждая фанатка должна думать, что именно у неё есть шанс. Хотите обожания – что ж, вы получите его сполна. Но больше никакой любви, кроме фанатской! Никаких подружек и, упаси бог, жён и детей.
– Вообще-то у меня есть девушка, – возразил Иван.
Железняк метнул в него убийственный взгляд:
– У тебя нет девушки. Понял?
Иван округлил глаза и упрямо мотнул головой:
– Но она есть! И я её люблю!
– Сейчас разрыдаюсь от умиления, – отозвался продюсер. – Может, ты адресом ошибся, дружок? Надо было не ко мне в студию ехать, а прямиком в загс – подавать заявление. Давай, вперёд! Плодитесь и размножайтесь, дети мои, но при чём тут группа? Разве я непонятно выразился? Мне нужны свободные парни. Девчонки не клюют на занятых. Так что либо ты работаешь со мной по моим правилам, либо благополучно катишься к своей девушке. Удерживать не стану. Выбор за тобой!
Иван непроизвольно сжал кулаки, борясь с охватившим его ураганом эмоций. Железняк что, действительно верит в то, что стоит ему сказать: «Брось свою девушку» – и он тут же кинется исполнять его приказ?! Он вспомнил Машку во время их прощания, её потерянное и печальное лицо, залитое слезами, и жалобно-умоляющее: «Я не смогу без тебя… я правда не знаю, как справлюсь». И вот теперь он должен отказаться от неё просто потому, что фанатки любят свободных парней?!
– Как вы себе это представляете? – стараясь сохранять невозмутимость, спросил Иван у Железняка. – «Извини, дорогая, но продюсер считает, что наши отношения помешают моей популярности, поэтому нам надо расстаться?»
Однако этого грёбаного Карабаса-Барабаса невозможно было пронять или хотя бы смутить.
– Всё верно, – спокойно кивнул он. – Эти отношения действительно будут мешать твоей популярности. Так что выбор очевиден: хочешь славы и успеха – избавляйся от всего, что будет тянуть тебя камнем на дно.
Чушь какая-то!.. Иван даже головой помотал, словно пытаясь вытрясти оттуда эти бредни. Вот уж воистину – железный человек! У него совсем, что ли, нет сердца? Эмоций, чувств, привязанностей, отношений? Неужели он не понимает, что требует невозможного? Нереального?!
– А если бы вам предложили отказаться от любимой девушки ради карьеры – вы бы согласились? – запальчиво произнёс Иван, с вызовом глядя Железняку в глаза.
И, кажется, попал в цель. Продюсер вдруг как-то резко постарел – сразу лет на десять, лицо его приобрело сероватый оттенок, и он некоторое время молчал, словно собираясь с мыслями.
– Я из-за карьеры с женой развёлся, – негромко выговорил он наконец.
«И не жалеете?» – чуть было не ляпнул Иван, но вовремя прикусил язык. Почему-то понял, что не стоит дальше развивать эту тему. Наверное, наконец-то сработал инстинкт самосохранения.
Костя
Несмотря на то, что концепция в целом была Косте более-менее ясна, всё равно хотелось задать ещё миллион вопросов.
Нельзя сказать, чтобы его как-то особенно шокировали или поразили продюсерские требования, Костя не первый день вращался в этой шоу-тусовке и понимал, что без жёстких ограничений и самодисциплины здесь никак. И всё-таки отдельные моменты хотелось прояснить уже сейчас – договориться, так сказать, на берегу.
Однако прежде, чем Костя успел открыть рот, в дверь постучали. Явно недовольный тем, что их отвлекают, Железняк скривился, но всё-таки ответил:
– Войдите!
В дверях появилась взволнованная девица в очках – возможно, ассистентка или секретарша.
– Сергей Львович, – она озабоченно нахмурилась, – там нас журналисты одолевают, все телефоны оборвали, а пара репортёров уже на проходной трётся. Вас требуют.
– По поводу? – без особого интереса осведомился Железняк.
– Хотят услышать комментарии насчёт Стеллы. Ну, правда ли, что вы с ней больше не…
– Не будет никаких комментариев, – буркнул он, не дослушав. – Во всяком случае, пока. Обойдутся. Откуда они вообще узнали? Официального заявления же не было.
Девица пожала плечами:
– Они ещё спрашивали, правда ли, что вы взялись за раскрутку мальчишеской группы…
– Всё ясно, – Железняк закатил глаза, – Ленка – трепло. Короче, звонки тупо сбрасывай, а тех, кто приехал, в студию не пускай. Шли всех лесом, не до них сейчас.
Девица виновато заморгала и развела руками:
– Я пыталась… не уходят. Говорят, что всё равно дождутся вашего появления, даже если придётся до самого вечера караулить.
– Вот же пиявки, – Железняк с досадой поморщился. – Ещё не хватало, чтобы они пацанов так рано увидели. Это пока совсем не ко времени. Ладно, пойду шугану их, – вздохнул он, словно речь шла о каких-то приблудных псах, а затем обернулся к настороженно прислушивающимся к разговору ребятам. Задержавшись взглядом на Косте, он сдержанно кивнул, словно негласно оставляя его за главного:
– Я отлучусь ненадолго, а вы пока можете пообщаться между собой. Обсудите всё хорошенько, посоветуйтесь. Проконтролируй, ок?
– Ок, – немного растерянно откликнулся Костя.
Железняк с девицей торопливо вышли за дверь.
Несколько мучительных секунд прошло в напряжённом молчании. Наконец Иван кашлянул, прерывая неловкую тишину, и поинтересовался:
– Ну и что вы обо всём этом думаете?
– А что тут думать? – Костя пожал плечами. – Либо соглашаться, либо не соглашаться. По-моему, нам всё чётко по полочкам разложили. Будем вести себя примерно, как дрессированные собачки в цирке – получим вкусняшку от хозяина и овации от зрителей.
Жене, кажется, не понравилось сравнение с цирковыми собачками.
– Столько запретов… – неуверенно выговорил он.
Костя, едва удержавшись от насмешливого тона, спросил со всей серьёзностью:
– Что, так тяжко будет без наркоты, бухла и секса?
Женя смутился и опустил голову.
– Нет, но…
– Ну, с алкоголем и наркотиками я ещё могу понять логику, – снова вступил в разговор Иван. – Но секс… пардон, вообще-то это естественная физиологическая потребность. Как Железняк себе это представляет, вообще? Долой интимные отношения, да здравствует ручная работа?!
Женя покраснел ещё больше.
– Вообще-то запрета на секс как таковой, вроде, не было, – припомнил Костя. – Только запрет на серьёзные отношения. На любовь, на чувства.
– А разве это не взаимосвязано? – возмутился Иван. – Спать с девушкой без любви – ну, такое себе удовольствие.
– Да ты идеалист, как я погляжу, – улыбнулся Костя миролюбиво. – Но поверь, иногда секс – это просто секс.
– У меня есть девушка. – упрямо напомнил Иван. – А Железняк требует, чтобы я её бросил! Дичь какая-то.