– Рин? – услышал он голос Юмико.
Оказалось, Владыка выкинул его из снегов прямо возле повозки. И он снова показался перед ней в столь непрезентабельном виде.
– Боги, что случилось?! – она присела возле него, встревоженно кладя ему руку на плечо.
– Ничего. Выполнял поручение от кое-кого, – утер рот рукой маг.
– Этому кое-кому следует пойти подальше, если он заставляет вас так мучиться, – рассерженно сказала Юмико.
– Не смей так говорить, поняла? Никогда не смей так говорить, – зло отчеканил он и встряхнул её за плечи. – Позволишь себе еще одно такое выражение, и от тебя мокрого места не останется.
Он встал на ноги и нервно удалился в сторону ручья. Юми дрожала от его злых слов и того, что увидела в его глазах. Ярость, злобу и… отчаяние. Словно он сам принадлежал неизвестному поручителю без остатка и боялся даже случайно сказанного, чужого, грубого слова. Она посмотрела, как он яростно умывается в прохладной озерной воде и поежилась.
Наверное, он не зря держит дистанцию и в этом не виноват его дар. Есть такие темные грани его души, за которые никому не стоит заглядывать.
Юмико задумчиво перебирала стеклянные пуговички в одном из ларцов Рина, толком не понимая, зачем это делает. Он велел ей пересчитать их, но Юми сбилась со счета на второй сотне и теперь тупо перекатывала разноцветные стеклышки в пальцах.
Рин решил провести ревизию, и в последние дни она только и делала, что беспрестанно что-то считала. То метры золотой нити и шелка, то жемчуг и самоцветы, то золото и серебро. Теперь вот пуговицы. Конечно, за делом время летело незаметно и, уж куда лучше было считать пуговицы, чем маяться от безделья. Но сбивалась она вовсе не от того, что устала или ей не хватало на это ума. Мысли Юми все время были о Рине.
Он издергался, измучился в своей черной злости за эти дни. Он много курил, много молчал и много думал. Юми хотела ему помочь всем сердцем, но едва пыталась с ним поговорить – нарывалась на грубости. Она переживала за волшебника и с тяжелым сердцем смотрела как раз в два-три дня он уходит куда-то глубоко в лес. И возвращается оттуда подавленный, разбитый, сломленный. С кровью, запекшейся в уголках рта.
Что-то или кто-то мучило его, заставляя колдовать много и долго. Выжимая досуха его сосуд магической и жизненной силы. Но хуже всего были вернувшиеся кошмары. Он жалобно стонал во сне, умоляя кого-то остановиться и не делать ему больно. Страшно выл, подобно раненному зверю и рычал, как рычат кехары от сильной боли. Юми пыталась зажать уши, закрыть глаза и спрятаться, чтоб этого не видеть и не слышать. Но куда бы она ни уходила – в ушах стоял его крик перед самым пробуждением. Надрывный хриплый крик ужаса и отчаяния. После этого он отходил долго и тяжело. Сидел на улице, под луной или дождем, курил одну папиросу за другой и дрожал от страха. Юми не верила, что ему может быть страшно, ведь кого можно бояться с такими способностями? А потом, как-то, когда пыталась вытащить его из горячечного бреда, увидела распахнувшиеся глаза Рина. Это были глаза не человека, а загнанного зверя, попавшего в капкан и готового отгрызть себе лапу – лишь бы освободиться.
Сегодня он спал так же беспокойно и плохо. Закричал под утро, нервно оделся, вышел на холодный воздух и долго сидел на поваленном бревне, что лежало у дороги. За день они едва-ли обмолвились десятком слов, но Юми не настаивала, знала: ему и без этого тошно. Сейчас он снова ушел в лес, а она сидела, перебирала пальцами пуговицы и смотрела на Мика, сверкающего золотом в лунном свете. Феникс сидел на одном из ларей и чистил перья.
– Как ты думаешь, когда это кончится? – тихо спросила Юмико.
Птица отвлеклась от своей процедуры и вопросительно посмотрела на хозяйку.
– Я имею в виду, зачем колдовать, если это приносит муки и боль? Дар его волшебство, или проклятье? – подтянув колени к подбородку, спросила Юми.
Мик соскочил с ларя, прошел по полу, цокая шпорами, взобрался хозяйке на колени и утешающе потерся лбом о её щеку. Юмико улыбнулась и осторожно погладила грудку огненного друга.
Феникс встрепенулся и закрутил головой услышав шаги. Юми едва успела произнести заклятье отзыва, когда полы кибитки колыхнулись и внутрь ввалился Рин. Кровавая слюна пузырилась на губах, тело била крупная дрожь и маг сжался на полу, постанывая от боли.
Юми охнула и бросилась к нему.
– Не трогай меня, – зло прошипел маг. – Убирайся отсюда!
Она замерла, так и не положив ему руку на плечо. Призывательница вздохнула, укрыла дрожащего волшебника шкурой и вылезла на улицу. Потерла похолодевшие руки и тряхнула головой. Нужно и правда убираться отсюда. Увезти его куда-нибудь подальше, пусть даже в те же болота. Может, его хоть там оставят в покое.
Она залезла на место извозчика, встряхнула вожжи и лошади послушно пошли. Да, она маленький и никчемный призыватель всего лишь первого ранга. Она никакой магии не знает, способной ему помочь, но довезти его до дома, она вполне в состоянии.
Тропинка сужалась, растительность становилась пышнее и сочнее, загораживая не только путь впереди, но и будто само небо. Лошади шли неспешно, да Юми их и не подгоняла. Зачем? Вряд ли мающемуся от боли всех видов волшебнику это поможет.
В ночной тишине леса, становящейся почти осязаемой и давящей, Юми услышала всхлипы. Она повертела по сторонам головой, ища взглядом сову или какое-нибудь другое ночное животное, но не нашла. Догадка разрядом пробежала по позвоночнику и тугим обручем сжала сердце. Он плачет? Ринейр? Быть такого не может! Что же должно произойти, чтоб этот маг заплакал? Уж явно, что похуже болезненных ран. Их у него достаточно, чтоб научиться терпеть любую боль.
Юми остановила лошадей, отвязала их пастись и расседлала на ночь. Она забралась в повозку, ощущая как бешено колотиться сердце. Рин лежал там, где она его оставила, свернувшись в позу эмбриона, сжавшись под шкурой.
Юмико села рядом с ним и провела по мягкому меху, одновременно гладя его спину. Сначала касание было робким, потом все более уверенным. Она гладила мага по голове, словно утешая ребенка, свезшего коленку. Юми замурлыкала простенький мотивчик колыбельной, что когда-то давно в детстве ей пела матушка. Она старалась передать те нежные и успокаивающие интонации, что получались у матери, всем сердцем любящей своего ребенка.
Её голос угас в ночной тишине, подобно лучу заходящего солнца и Рину снова сделалось холодно и жутко. Он сжался ещё сильнее, словно хотел, чтоб она продолжала петь или просто поговорила с ним. Говорила без умолку, всю ночь, чтоб он знал – это не кошмар. Не полночный бред. Знал, что еще жив, что в безопасности. Что сидит с ней в повозке где-то в чаще, а не блуждает с своих кошмарах.
– Почему ты это делаешь? – спросил он.
– Что? – уточнила Юмико, сложив руки на коленях.
– Ты слышишь от меня только грубости и указания. Терпишь мой скверный характер, возишься со мной и поешь колыбельные, хотя не дольше часа назад я велел тебе убираться прочь. Зачем это все? – не повернувшись спрашивал Рин.
– Потому что я знаю, как ненавидишь весь белый свет, когда тебе больно или плохо. Потому, что вдвоем всегда легче сражаться, чем одному. Хоть с ашики, хоть с кошмарами. Вы – капитан седьмого отряда имперской армии, а такой простой истины не знаете, – беззлобно укорила его девушка.
Он поднялся, вытирая ладонью лицо и повернулся к кошке. Сейчас, в этой темной повозке перед ней сидел мужчина глубоко несчастный, сломленный и уничтоженный. Знавший в жизни лишь горе, смерть и боль. Не всесильный Ринейр Мехиус, глава седьмого отряда, а напуганный до слез и дрожи мальчишка.
– Ты очень добрая, Юмико. Нельзя быть такой доброй. Тебя обязательно используют и после наплюют в душу, – горько сказал он, словно сам когда-то испытал нечто подобное.
– Знаете, когда долгие зимы живёшь в одиночестве, в резервации, без права увидеть родных и милый сердцу край, становишься рад даже этому, – как-то виновато улыбнулась она. – И потом, мне нравиться ваше общество и я по-дружески волнуюсь о вас. Разве это плохо?
– Нет, не плохо. Ты должна меня ненавидеть, за мои слова. Я не заслуживаю тебя, Юмико. Ни как друга, ни как женщину.
Она улыбнулась и накрыла своей ладонью его руку, не осмелившись ничего говорить, да и зачем? Он признался ей в своей слабости и беспомощности. В своей тоске, по душевному теплу хоть кого-нибудь. У Юмико есть хотя бы её феникс, у Рина же даже этого нет. Маг смотрел на её ладонь с какой-то вымученной радостью.
– Ложитесь-ка лучше спать, господин Рин. Уже давно за полночь.
– Мне опять будут сниться кошмары, – капризно пробурчал маг.
– Но я же рядом, – улыбнулась Юмико.
Маг посмотрел на нее недоверчиво и в то же время с какой-то отчаянной надеждой, что она сможет развеять его ночной морок. Она легла рядом с ним, укрывшись шкурой.
– Если будет совсем страшно – позовите меня и я разбужу вас. Хорошо? – улыбнулась она.
– Спасибо, Юми, – смутился маг, устало закрыв глаза.
Юмико не сомкнула век до самого рассвета, наблюдая, как волшебник хмуриться во сне и часто дышит. Его дыхание совсем успокоилось с первыми розовыми рассветными лучами и не срывалось на истерику. Он спал сладко и безмятежно, даже улыбаясь кому-то. Юми устало опустилась на шкуру, позволяя себе упасть в тяжелую дрёму и гордясь самой собой – ведь он так её и не позвал.
– Ты всесилен, Чатар. Ты – бог, – спокойно и чинно проговорил маг.
Рин замер, боясь спугнуть понимание в глазах Асура. Потомок бога стоял напротив красивой рыжеволосой женщины из своих воспоминаний и решительно не узнавал кто это.
Компания из прошлого, с лёгкой руки Владыки, пришла в мёртвый белый мир на рассвете. Рин пустил их вперёд, решив наблюдать издалека и остановить Асура, если потребуется. Хватило минуты, чтоб понять – эти бессмертные друзья Чатара и их поведение разительно отличалось от всех, кто наведывался до. Они не пытались убить Асура, принявшего облик ашики. Они пытались докричаться, достучаться до него и последним аргументом стала эта волшебница, смело отбросившая оружие и шагнувшая навстречу смерти в когтях монстра. Пусть смерть в их случае явление временное, но боль при этом была вполне реальная.
Маг постарался пробраться глубже в сознание Асура и найти хоть какой-нибудь намёк кто эти бессмертные. Все было такое ускользающее, странное и чуждое, что волшебнику просто не оставалось ничего, как вытаскивать наружу ощущения, что испытывал потомок бога к этой волшебнице, стоящей перед ним. Рина затапливали щенячий восторг, тёмное тяжёлое желание, смущение и трепет. Не оставалось сомнений, что волшебница Асуру не просто подруга и боевая соратница.
Рин боялся. Боялся оплошать и подвести темного Владыку. И почему в самых скверных передрягах вечно замешаны рыжие бабы? Как вот теперь заставить этого четырехсотзимнего сумасшедшего подчиниться ему? Вспомнить кто он и зачем тут, если у него в башке одна любовь? Маг сердился на самого себя. Что он не знает, что нужно сказать, чтоб потомок Бога поверил ему.
Внезапно Асур охнул, хватаясь за голову и взвыл, словно от боли. Он крепко жмурился, кусал губы и непроизвольно плакал, то ли от боли, то ли от вернувшейся памяти. Чатар вскочил на ноги, утираясь рукавом, зло сжав губы глянул на Рина и вскинул посох. Похоже, он стер себе память явно не просто так и догадался, кто стоит за её возвращением. Сейчас он спросит Рина какого беса тот полез ему в голову, а ответить ему нечего.
– Что я должен делать? – тихо спросил Асур, опуская в снег посох и Рин чуть не заплакал от счастья.
Значит, он всё вспомнил, и упаси боги эту бессмертную, если она ему навредила в прошлом.
– Идти с ними. Им нужна твоя помощь и сила, – шепнул Рин хрипло инструкции Владыки. – Ты должен помочь им спасти мир, Чатар. Ты – темный воин алтаря. Единственный, кто способен открыть портал в Междумирье. Единственный, способный вернуть этим землям равновесие сил.
Асур кивнул Рину и встал напротив женщины. Воздух вокруг словно взорвался белыми перьями и Рин задохнулся от боли, падая в снег. Пространство сжалось, скомкалось, словно черная тряпка, и выплюнуло его обратно во влажные джунгли. Рин тяжело дышал, стоя на четвереньках и пытался не закашляться. Выплевывать собственные легкие – то еще удовольствие.
– Ты молодец, мой дорогой, – ласково провел по его затылку ладонью Владыка и Рину сделалось хорошо и легко.
Словно он вообще не колдовал уже пару лун.
– Мастер, благодарю вас, – маг поднялся на ноги и низко поклонился.
– Это я должен тебя благодарить, Рин, – улыбнулся Владыка и волшебник закашлялся от удивления.
– Чем я еще могу быть вам полезен? – боясь поднять глаза, спросил чародей.
– Пока – ничем. Не переживай, я найду тебя, если ты мне потребуешься. Ах, да, я же должен тебе как-то отплатить за помощь, – усмехнулся Владыка.
– Нет! Нет, все прекрасно! Я вовсе недостоин Вашего подарка! – замахал руками маг, видя хитрый взгляд Владыки.
– Ты же должен как-то совершенствоваться, верно? – Владыка схватил мага за шею и долго смотрел в глаза, пока Рин не сдался, задыхаясь от ужаса.
Его обволокла темнота, наполненная запахом серы и пеплом.
– Владыка, пожалуйста, не надо, – прошептал Рин, обхватывая себя за плечи.
Он вздрогнул, почувствовав, как что-то ползет по голени, обвивая ногу. Потом шипастые лозы за миг опутали его, вздернули куда-то высоко над землей и сжали, впиваясь в тело. Рин орал насколько хватало легких. Боль была чудовищна и невозможна. Лозы пробирались под кожу, залегая там вдоль вен и пылая пожаром. Он рухнул на черное ничто, больно приложившись грудью и головой.
Заплывшими глазами он увидел шикарные ботинки Владыки тьмы и судорожно вздохнул.
– Ну вот, первый подарок вручен, Мехиус, осталось еще парочка, – хищно улыбнулся темный Владыка, вытянул руку над распростертым телом и темное ничто наполнилось нечеловеческим криком.
Юмико обмерла, видя Рина, вышедшего из леса. Одежда разорвана и свисает с мага клочьями. Изо рта течет кровь и капает на грудь. Волосы слиплись от пота и крови. Он споткнулся о какой-то камень и ничком рухнул в траву. Влажную и восхитительно прохладную, для его пылающего после истязаний тела. Рин застонал от удовольствия, зарываясь лицом в свежую зелень.
– Рин! Боги, что с вами стряслось?! – она боялась коснуться израненного тела, словно исхлестанного розгами.
Он перевернулся на спину, прикрыв глаза и нахмурившись, словно прислушиваясь к чему-то. Юми дрожащими руками достала из его чудом уцелевшей поясной сумки исцеляющее зелье, вытащила зубами затычку и влила в приоткрытый рот мага. Он захрипел, от жжения на затягивающихся полосах. Какие-то исчезали без следа, какие-то оставляли рубцы. Эти тонкие странные светлые полоски, противоестественным кружевом разбежавшиеся по коже.
– Кто с вами сделал такое? Для чего? – дрожала Юмико, не зная чем еще можно помочь волшебнику.
– Это не имеет значения. Помоги мне добраться до воды.
Она решительно кивнула и потащила мага практически волоком к реке неподалеку. Юми тактично отошла подальше, остановившись у лошадей и поглаживая животных, пытаясь успокоиться. Он сорвал с себя остатки одежды и вошел в воду. Легкое свечение обволокло мага – одно из его лечебных заклинаний. Рин ополоснулся от крови и грязи, и долго стоял в воде, закинув руки за голову и сцепив пальцы в замок на затылке. Он дышал глубоко и шумно, словно пытался привести в порядок растрепанные чувства. Вопреки своему обыкновению, после странных отлучек, он не был зол, расстроен и напуган. Сейчас волшебник просто пытался успокоиться, после какого-то морального потрясения. Будто все уже закончилось и нужно просто обрести самообладание.
– Юми, принеси мне что-нибудь надеть, – сухо и строго сказал маг и Юмико просветлела.
Этот приказной тон нравился ей куда больше, дрожащего неуверенного голоса измученного чародея. Призывательница бросилась к сундукам, нашла его тунику из черного шелка и кожаные брюки с отделкой на швах, пару кожаных сапог и поспешила к озерцу.
– Ты хочешь, чтоб я околел тут на ветру? – пробурчал маг, принимая из её рук полотенце и обматывая его вокруг бедер.
Юми смутилась и отвернулась, дожидаясь, пока он оботрется и оденется.
– Ты так себя ведешь, будто голого мужчину никогда не видела. Собирай пожитки, я хочу к ночи добраться до дома, – он прошел мимо девушки, спеша все проверить в повозке перед дальнейшей дорогой.
Спустя четверть часа кибитка мерно покачивалась на брусчатке и Юми практически дремала, укачиваемая на облучке. Она тайком подглядывала за Рином и её сердце наполнялось радостью. Он больше не выглядел напряженным, как тетива лука и мрачным, как стоячая вода озера в хмурое осеннее утро.
– Сколько пуговиц получилось? – спросил он внезапно, нарушая атмосферу ленивой дремоты.
– Пуговиц? – сонно спросила она и резко села, распахнув от ужаса глаза. – Я… Я не досчитала.
Рин вздохнул. Юмико сжалась, готовясь к отборной брани, но её почему-то все не следовало.
– За завтра успеешь? К вечеру я планировал уже прибыть в болота и открыть свою лавку.
– Конечно! – торопливо кивнула Юми. – Простите, господин Рин.
– Ничего, – усмехнулся он и Юми окончательно обалдела.
Она уже отвыкла от такого Рина. Ей казалось, он всегда был мрачным и злым. А теперь вот улыбается ей, рассказывает какие-то истории. Она смотрела на него с нескрываемым восторгом и от волнения вцеплялась в сиденье пальцами. Поддакивала ему и без умолка болтала, словно хотела наговориться за все эти тяжелые дни молчания.
Дорога делалась топкой и скользкой. Сливовые деревья и низкий орешник сменились на низкорослые яблоньки и мшистые корявые ивы. Рин остановил повозку, спрыгнул на сырую землю и с наслаждением потянулся, захрустев задубевшим позвоночником.
– Юми, – уперев руки в бока, позвал её маг. – Ты любишь яблоки?
– Очень, – ласково улыбнулась призывательница.
– Подай-ка мне какую-нибудь сумку, – протянул он руку.
Она подала ему пустой мешок из-под еды. Её осталось совсем немного и вся провизия умещалась в небольшом сундучке из самшита. Маг подошел к яблоне с красивыми яблоками, налившимися алым и розовым цветом. Они были словно прозрачными от наполнявшего их сладкого сока и крупными. Сумка наполнилась быстро и Рин вернулся на место извозчика, положив едва затянутую сумку на колени Юмико. Она обхватила мешок руками, смотря на выпирающие из горловины румяные бочка яблок и отчего-то ей захотелось плакать. Она давилась слезами, проглатывая их и поминутно вытирая нос рукавом. Рин молчал, смотря на нее не-то не понимая, не-то сочувствуя.
– Что, совсем никто и никогда не пытался о тебе заботиться, верно? – спросил он с какой-то злобой.
Не на нее, конечно, а на тех, кто не потрудился в свое время набрать для нее мешок яблок. Юмико кивнула и вытерла щеки вторым, сухим рукавом.
– Ну, ничего, теперь-то ты богата. А как показывает практика желающих заботиться о богатых женщинах гораздо больше, чем желающих заботиться о бедных.
Юми усмехнулась и посмотрела на мага.
– И что мне теперь делать с целым мешком яблок?
– Не знаю. Можешь съесть, а можешь кидаться ими в ашики, заодно отгонишь их от повозки, – пожал он плечами.
– Вы невозможны, – вздохнула Юми, вытерла краем платья яблоко и с наслаждением откусила.
Оно оказалось практически медовым и лопалось от укуса, пачкая руку в сладком соке. Кошка жадно съела штуки четыре, а потом умылась из меха и счастливо откинулась на спинку, примостив мешок яблок у ног.
– Надень, становится сыро и холодно, – протянул Рин ей свою кожаную мантию отделанную мехом.
Юми смотрела на него с минуту – не шутит ли?
– Амрита милосердная, да не съем я тебя, бери, – нервно сунул он ей в руки накидку.
Юмико завернулась в мягкую кожу, подшитую темно-синим атласом. От накидки пахло пряностями и Рином. Заросли вокруг делались гуще и топкая дорога практически терялась в болотах. Лошади шли неспешно, словно прощупывая копытами почву. Противная водяная морось пропитала парусину повозки и осела на мореных досках. Скакуны трясли гривой, пытаясь избавиться от водяных капель на шерсти, но в болотах избавиться от сырости было невозможно. Она проникала щупальцами под одежду, забирая живое тепло и делая доспех тяжелым и холодным. Юмико поплотнее завернулась в мантию Рина и спрятала нос, благодаря всех известных ей богов, что она в тепле и сухости. Маг так же накинул на плечи плащ, пытаясь защититься от вездесущей водяной пыли.
Сумерки сделались густыми и обволакивающими. Зеленоватый туман поплыл над землей клочьями. Где-то далеко завыли бездушные волки и лошади зафыркали. Все вокруг светилось каким-то мистическим зеленовато-голубым светом, но Юмико не было страшно. Она позевнула, тактично закрываясь пушистым мехом и тряхнула головой. Страшно клонило в сон, но она стоически смотрела на однообразную дорогу, петляющую меж раскидистых кустов и уходящих куда-то высоко к небу деревьев.
– Когда вы дали мне накидку, то произнесли имя богини кехаров. Почему? – сонно пробормотала Юмико.
– Я очень долго жил в землях Кха-Бьери. Еще до войны.
– Расскажете про богов? Я какой-то неправильный кехар и совсем ничего не знаю…
– Кехары поклоняются множеству богов, главными из которых являются Алуруа – бог создатель, бог войны и его супруга – Амрита – богиня всех тварей земных и небесных. Кехар никогда не отправиться на охоту и уж тем более на войну, если не принесет на алтарь богу войны кувшин козьей крови, сердце ашики или мелкого домашнего животного. Женщина никогда не отважится зачать дитя в брачный период без благословления Амриты, поднося горсть зерна, краюху хлеба или фрукты. После смерти тело кехара предается огню, а пепел развеивается над рекой Ришу – рекой жизни. Считается, что гладь воды и есть дверь из мира смертных в мир богов. Иногда кехары проделывают путь длинною в несколько зим, чтоб добраться до Хайванарра, и развеять прах предка над священной рекой, – чуть стегнул лошадь маг и почувствовал на своем плече тяжесть.
Юмико уснула, склонившись в его сторону и, в конце концов, положив голову ему на плечо. Она прижала руки, сжимающие ворот накидки, к подбородку, зарываясь замерзшим носом в мех. Рин приобнял её, позволяя девушке уткнуться холодным носом себе в шею. Юмико что-то промурлыкала, плотнее прижимаясь к нему и кладя ладонь на грудь.
Рин усмехнулся и с какой-то отчаянной горечью прошептал ей на ухо:
– Я уничтожал народ, частью которого являюсь.
Оглянувшись тяжело вздохнул.
– Гиблая Топь – самое место для таких как я – проклятых.