Юлия Резник
– Вы позвонили на горячую линию неотложной психологической помощи! Здравствуйте, – на одном дыхании выпалила Варя в трубку и, рухнув в потасканное кресло на колесиках, по инерции откатилась к окну. Телефон зазвонил неожиданно. Когда она вышла из кабинета, чтобы наполнить чайник. Возвращаться пришлось бегом. Вот почему она задыхалась.
Пока на том конце связи молчали, Варя открыла тумбочку. Достала чашку с нарисованным пингвином – подарок сменщицы на Новый год, пачку растворимого кофе – порошковую бурду сотрудники Центра покупали по очереди, согласно графику, закрепленному на доске объявлений. Потянулась к коробке сахара-рафинада, но в последний момент отдернула руку и решительно захлопнула дверцу. Она обещала себе сесть на диету еще с Нового года, да что-то все никак не получалось. Хотя на носу уже был День Влюбленных, который бы ей не пришлось встречать одной, если бы она выполнила данное себе обещание. Варя стала бы тонкой и грациозной, как звездные блогерши. И такой же, как они, популярной.
Впрочем, мама Вари утверждала, что худая лошадь – еще не газель. Так что это тоже не факт. Варя тяжело вздохнула. Молчание в трубке затягивалось.
– Чем я могу вам помочь?
Варя зачерпнула гранулы ложкой, высыпала в кружку и, подумав, добавила еще. Кофе от этого лучше, конечно, не станет, но, может, хоть сон перебьет. В середине ночи бороться с сонливостью тяжелее всего. За год работы Варя это уже усвоила.
И снова ответом ей – тишина. Которая в данном случае была вовсе не знаком согласия, а скорее лишним поводом для беспокойства. С людьми, идущими на контакт, работать было намного проще. А с молчунами прямо беда. Обычно это были доведённые до отчаяния своим одиночеством люди, которым требовалось не так уж и много. Просто побыть с кем-то. Пусть даже в тишине. В ней ощущение сопричастности проступало как будто бы ярче. Но иногда среди них попадались и самые проблемные, самые надломленные люди. Надо было очень постараться, чтобы не только их отличить от других, но и разговорить, и помочь как-то.
– Наша беседа абсолютно анонимная, – поспешила заметить Варя, вспомнив, что большинство звонящих опасаются как раз огласки.
– Ха! В этом мире ничего анонимного не осталось.
Только-только восстановившееся дыхание оборвалось. Снова. И для этого Варе даже не пришлось бежать через весь коридор. За время своей работы она слышала сотни голосов. Разных… женских и мужских, грубых, дребезжащих от возраста и совсем детских. Каждый раз Варя вслушивалась в них очень внимательно, ведь это был единственный способ понять, в каком состоянии находится её клиент. А значит, единственный способ выстроить с ним правильную коммуникацию. Выбрать единственно верный тон. Это у психологов, ведущих «живой» прием, в арсенале полным-полно других инструментов, а у нее – лишь один! Например, если голос собеседника был заторможенным, Варя сознательно ускоряла свой голос, заряжая того своей энергией. А если человек был излишне эмоционален и экспрессивен, Варя, напротив, говорила намеренно медленнее, чтобы того чуть притормозить. Но в этот раз… Голос подействовал на нее так, что она растерялась. И сориентировалась далеко не сразу.
Голос позвонившего был определенно мужской. И такой… царапающий, что ли? Будто мужчина на том конце связи простыл и еще не до конца оклемался. По спине Вари поползли мурашки.
– Почему вы так думаете? – она облизала пересохшие губы.
– Потому что я стою на крыше, а на меня смотрит, по меньшей мере, три камеры. Я посчитал.
Суицидник! Варя отбросила ложку и вскочила со стула, не в силах оставаться на месте. Зажала трубку плечом, установила злосчастный чайник на подставку и щелкнула кнопкой.
– Что вы делаете на крыше в такую погоду?
Слава богу, она здорово поднатаскалась за последний год. Научилась самоконтролю. Так что, когда Варя заговорила, её голос прозвучал достаточно спокойно. Ничто не выдавало ее нервозности.
– Да так. Вышел проветрить голову. А ты что подумала? Ик…
Еще и пьяный! Вот почему ей показалось, что речь мужчины будто смазана ластиком. Жаль, причину поняла не сразу. Ведь то, что суицидник пьян, было одновременно и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что пьяному проблемы зачастую кажутся намного более серьезными, чем те есть на самом деле. Плохо – потому что дури человеку под мухой вообще не занимать.
– Ничего. Просто интересуюсь.
– Ага. Как бы не так. Решила, небось, что я сигать с крыши собрался?
– Нет, конечно. Ничего подобного.
– А что, – задумчиво протянул мужчина, – может, это и вариант…
Что же выходит? Это она его самоубиться надоумила? Хороший же из нее психолог! Варя отбросила толстую косу за спину:
– Ни в коем случае!
– Почему? Ик… От меня небось и не останется ничего. Сколько здесь этажей? Ик… – спросил мужчина. – Шестьдесят три? Или четыре? Расшибусь, как будто и не было. Черт, у парапета дует сильней. И снег метет прямо в харю!
Интересно, насколько там высокие парапеты? А крыши на небоскребах чистят? Что, если он поскользнется и упадет? Где он вообще нашел небоскреб? В Сити? Разве там вот так запросто можно выйти на крышу? А как же техника безопасности? Варя зябко поежилась.
– Послушайте, думаю, вам лучше отойти от края.
– Зачем?
– Так вы ведь сами говорите, что дует. А вы и так, судя по голосу, серьёзно простужены.
– Да-а-а? Ик… не замечал! А вообще я с тех пор, как в том году утопился, простуживаюсь постоянно.
Ну, точно ведь суицидник! Но раз не утопился, и все еще жив, скорее, из тех, кто просто хочет обратить на себя внимание. Может, он и не на крыше вовсе. Им довольно часто звонят шутники.
– Давайте поговорим о том, что вас подтолкнуло к такому шагу. Но сначала отойдите от парапета. А лучше вообще вернитесь в тепло.
– Я еще не решил. Может, сейчас и прыгну.
– Нет-нет! Послушайте, вы не должны этого делать.
– Почему?
– Потому что жизнь стоит того, чтобы ее прожить. Вы уж простите за тавтологию.
– И все? Это твой единственный аргумент? Чему вас только учат… – голос мужчины прозвучал по-настоящему разочарованно.
– Учат нас многому, – в глубине души Варя обиделась, но виду, конечно, не подала.
– Ну, не знаю… Может, толковые специалисты просто не идут в психологи по телефону. Это даже звучит глупо.
– Уверяю вас, в нашем штате трудятся исключительно компетентные специалисты. У многих своя частная практика. И здесь они помогают на добровольных началах.
– И ты?
Вообще-то им запрещено было говорить о себе, но чего не сделаешь, чтобы удержать суицидника от расправы над собой? Варя налила кипятка в чашку.
– Нет. Я – штатный психолог. Но, поверьте, у меня тоже высокий уровень квалификации. И практикую я не только здесь.
– А где еще? Ик…
– Я не могу говорить об этом с клиентами. Это запрещено правилами.
– Ага. Надо полагать, анонимность у нас со всех сторон.
– Не в этом дело. Просто имели место некоторые ситуации. Вы сошли с крыши? – сменила тему Варя.
– И не подумаю! Здесь красиво. Под ногами огни города. Правда, сейчас не видно ни хрена. Из-за снега. А у вас идет снег?
– Еще какой! Давно такой метели не было.
– Так что там за причины?
– А?
– К чему вам конспирация?
Похоже, суицидник оставил идею убиться прямо сейчас. Варя чуть перевела дух. Вернулась за стол и, прикрыв глаза, откинулась на спинку кресла.
– Понимаете ли, некоторые клиенты попадают в зависимость от психолога. Так что для всех лучше сохранять дистанцию. Лучше скажите, как я могу к вам обращаться?
– Захар Иванович я.
– Послушайте, Захар Иванович…
– Что значит, попадают в зависимость? А если бы я к тебе на прием пришел?
– Это другое дело.
– И в чем же отличие? Сама ведь говоришь, что квалификация у тебя не хуже. Так что, я по телефону могу попасть в зависимость, а при личной встрече – нет? Что за идиотские правила! И, кстати, ты не представилась.
– Можете звать меня Ольгой.
– А как тебя зовут на самом деле?
Ну, надо же. Пьяный-пьяный, а все равно как-то просек, что у них принято представляться вымышленными именами.
– Ольга.
– А если я захочу с тобой еще раз поговорить? – в трубке послышалось странное шипение, будто мужчина затянулся сигаретой. – Мне нужно будет попросить пригласить к телефону Ольгу?
– Нет. С вами поговорит тот специалист, что в данный момент свободен.
– То есть как это? А если у меня с тобой… – снова шипение, – образовалась доверительная связь? Если только ты способна удержать меня от последнего шага. Ух ты ж черт! Как же скользко. Ну, чуть не загремел, представляешь?
Варя вжалась пальцами в расшатанный подлокотник. Сердце подпрыгнуло к горлу.
– Послушайте, Захар Иванович… – Имя какое красивое! Сильное. Основательное какое-то. Хоть и немодное. И голос, вот ведь… даже голос под стать.
– Ну, чего замолчала?
– Пожалуйста, вы же не хотите умереть в самом деле.
– С чего ты это взяла?
– Считайте это профессиональной интуицией. Так вот, пожалуйста, вернитесь в тепло, пока не случилось несчастного случая. Потому что все можно поправить. Кроме непоправимого. Понимаете? Все еще можно поправить.
– Ты мне еще скажи, что после черной полосы непременно последует белая. Банальщина какая! Тьфу!
– А с крыши прыгать? Не банальщина? Топиться…
– Ну, это я маху дал. Нажрался с мужиками в ночлежке, и дернул черт!
– Но что-то же вас все-таки остановило?
– Не что-то. А кто-то. Аленка… дурында, прыгнула в воду.
– Так у вас несчастная любовь, что ли?
– С кем?
Паузы между репликами стали длиннее, как будто мужчине с каждым разом требовалось все больше времени на ответ.
– Так ведь с Аленой этой.
– Какой Аленой?
– Той, что вас спасла!
– Да нет, она замужем за главным в ночлежке, – мужчина сладко зевнул. Варя перевела взгляд на часы. Они проговорили без малого полчаса. Но она так толком и не смогла его вывести на откровенность.
– Что за ночлежка? Вы второй раз о ней упоминаете.
– Так ведь ночлежка для бомжей. А что, бывают какие-то другие?
– Даже не знаю.
В трубке что-то щелкнуло, послышались веселые голоса и смех. Похоже, в ночлежках для бомжей было довольно нескучно.
– Хм, похоже, мы с тобой долго болтаем…
– Уже полчаса.
– Тогда я, наверное, отключусь. А то вдруг кто-то и впрямь убиться решит, а ты на меня свое время впустую тратишь.
– Почему же сразу впустую? Вы, вон, кажется, еще живы.
– Да не собирался я никуда прыгать! А если бы решил – то сделал бы то, что задумал. И никуда бы не стал звонить.
– Но почему-то все-таки позвонили?
– Нашло что-то. Сам не знаю, – мужчина вздохнул.
– А телефон у вас наш откуда?
– Хозяин ночлежки дал.
– Ясно. Захар Иваныч…
– Чего?
– Из ночлежки тоже есть выход. Главное – не опускать руки. Вы звоните, если будет тяжело, или если просто будет не с кем поговорить.
– И че? Будешь за бесплатно нытье бомжа слушать?
– Буду, если вы попадете на меня.
– Ах ты ж черт. Забыл, что у вас конспирация. Так ты мне скажи, когда твоя смена. Глядишь, я и звякну.
– Не могу. Я же объяснила.
В трубке опять послышались голоса.
– Ну, ладно. Настаивать не буду. Пока.
Захар сбросил вызов. Оперся на парапет. Вывалиться отсюда мог только полный кретин. Никакая это была не крыша. А так… почти семидесятиметровая терраса его квартиры.
– Ну, долго ты еще тут жопу будешь морозить? Погнали к девчонкам…
Захар обернулся на голос одного из младших партнеров.
– Да так. Важный разговор был.
Илья поднес к глазам пафосные Ролексы.
– С Токио, что ли? – нахмурился он. Пьяный в жопу, тот все равно пытался поддержать разговор.
– С Токио, с Токио, – хмыкнул Захар.
– Ну, и че там? Я как-то выпал…
– Там все ожидаемо. Фьючерсы на золото дешевеют, нефть падает в цене на фоне доклада ОПЕК, а в Африке вымирают черепахи. – Захар обнял Илью за плечи и подтолкнул к распахнутой настежь двери.
– Че? Какие черепахи? – сонно моргнул тот.
– Да шучу я. Пойдем. Ты к девчонкам хотел.
– А ты?
– А я уже давно ничего не хочу.
– Как это?
– А вот так. Поживешь с мое, узнаешь.
Захар проснулся поздно. По оба бока от него посапывали девицы. Блондинка и брюнетка. Прямо по классике. Только рыженькой не хватало. Захар чертыхнулся, перекатился на бок. Одна из девиц, блондинка, недовольно поморщилась и с силой дернула на себя одеяло, которое Захар, того не заметив, стащил, еще и зажал ногой.
Ну и какого хрена он их не отправил сразу? Зачем вообще это все? Он ведь точно знал, что лучше, после случившегося, ему не станет. Скорей, наоборот, будет еще паскуднее. Он ведь не соврал Илье, когда сказал, что ни черта ему уже не хочется. Даже секса. Даже с двумя по классике, ага… Да хоть со всеми бабами, что притащились к нему на вечеринку. Он мог их всех перетрахать, а перед глазами все равно бы стояла жена. Расхристанная, в наспех наброшенном пеньюаре, в разрезе которого покачивалась красивая, стараньями хирурга, грудь. А на заднем плане, в постели, прикрывая причинное место, возлежал его лучший друг и партнер. Белый, как мел. Какой-то даже… жалкий, что ли? Хотя ему ли об этом судить?
Все было до пошлости банально. Захар вернулся из командировки раньше, чем планировал. Точнее, он даже улететь не успел. Завьюжило. И его вылет отложили на сутки. Конечно, он не стал звонить жене, чтобы предупредить о своем возвращении. Хотел сделать сюрприз. Теперь смешно вспоминать… Сюрприз, конечно, удался на славу, но совсем не такой, как он планировал.
– Захар, ты только глупостей не делай. Мы с Сергеем давно тебе хотели сказать.
А он и не собирался делать глупостей. Он просто не знал, как реагировать. Сюр ведь какой-то. Может, потому что ему это показалось чем-то нереальным, он и не бросился в драку? Не схватился за пистолет, который хранился тут же, во встроенном в стену сейфе?
– Что ж не сказали?
Наташка отвела взгляд. Завязала на тонкой талии поясок.
– Я хотела с тобой поговорить еще до отъезда. Но ты времени не нашел. Я… беременна, понимаешь?
Не от него, ясное дело. Потому что он был бесплодным. Им это много лет назад сказали врачи. Когда Захар стал бить тревогу. Ну, а что? Ему за тридцать пять перевалило. Бизнес процветал. Он был влюблен, как последний дурак. Все логично шло к продолжению. Но год попыток – и ничего. Два… А потом больница, обследование. Их обоих. И диагноз. Приговор ему одному. Потому что для мужика – это действительно приговор, кто бы и что вам не говорил. Захар мог быть каким угодно крутым и успешным в других сферах жизни, но осознание собственного изъяна нивелировало все другие его достижения. Он чувствовал себя ущербным. Неполноценным. Недомужиком. Импотентом, оборудование которого по какой-то ошибке функционировало. Правда, вхолостую.
Их развод совпал с его кризисом среднего возраста. Размышления о смысле бытия, когда у тебя даже продолжения не будет – штука очень токсичная. Захар метался. В попытке забыться взвалил на себя всю работу, которую только мог унести. Теперь, когда они с Сергеем делили бизнес, той было выше крыши. Но потом даже работа перестала его спасать. Что толку в этих проектах, деньгах, сверхприбылях, если их некому оставить? Зачем тогда это все вообще? Зачем ему в принципе жить? Жить, чтобы, что?
Захар стал бухать. Сначала выпивал вечером, потом за обедом или вместо него. До виски на завтрак, правда, не дошло. Но вовсе не потому, что он смог вовремя остановиться. Просто сломался раньше. Когда Наташка с Сергеем разбились. Водитель из нее был никудышный, а в ту злополучную снежную ночь за рулем почему-то была она.
И вот тогда что-то в нем надломилось. Сразу после похорон Захар вышел за ворота кладбища и… пошел. Куда глаза глядят. Потом он узнал, что прошел пешком триста километров.
Свой путь Захар помнил смутно. Он шел и шел, совершенно не думая о конечной точке маршрута. Вообще ни о чем не думая. В голове было пусто и легко. День сменял ночь. Ночь – день. Мимо проносились машины, фуры, гремели прицепы. Иногда он сворачивал с трассы на ответвляющиеся от нее дороги, иногда шел по колее, укатанной между полей. Спал в траве. Что-то ел в придорожных забегаловках. А потом совершенно случайно набрел на ночлежку для бомжей, организованную благотворителями. Там он и провел почти четыре месяца. Почему-то среди этих людей, ему было проще. Те не задумывались о таких глупостях, как смысл жизни. Они просто жили. Одним днем. И он у них учился именно этому. За время, что прошло, у него был лишь один срыв. Как раз тогда, когда он чуть было не утопился. Дернул по пьянке черт. И может, даже хорошо, что дернул. По крайней мере, в его мозгах что-то встало на место. Дыхание смерти оказалось очень отрезвляющим. Захар вернулся домой. К прежней жизни. И хоть она не обрела своего былого вкуса, накрывало его теперь не так часто. А вчера он вдруг вспомнил, что прошел ровно год с тех пор, как правда вскрылась. Вот и опять нахлынуло. А тут еще эта метель…
Ой, дура-а-ак! Он, что, правда звонил? В экстренную психологическую помощь?
Захар перелез через девицу и встал. На полу, завязанные в узел, валялись два презерватива. Пьяный-пьяный, а вон, как расстарался. Усмехнулся. Подобрал резинки, чтобы не шокировать домработницу, и поплелся в ванную. Отправил Дюрексы в мусор. Встал под душ. Нанятый дизайнер с какого-то перепугу решил сделать одну стену зеркальной. Захар уставился на собственное отражение. Хмыкнул. Он был вполне нормальным мужиком. Крепким и относительно подтянутым. Ничего отталкивающего в нем не было. Ну, если только вас не отталкивали волосы на теле, потому что в этом смысле природа наградила Захара сверх всякой меры. Короткие густые волоски покрывали его ноги, предплечья, грудь и даже живот.
– Захарчик, ты чего вскочил в такую рань?
Брюнетка бесстрашно шагнул к нему под прохладную воду. Обхватила ладонью поникшую плоть. Хорошо, что он успел помыться. Потому что продолжать совсем не хотелось:
– Не сейчас, – бросил Захар, отстраняясь. – Я деньги на такси оставлю на тумбочке.
– Мудак! – обиженно фыркнула девица. Захар усмехнулся. Ну, а что? Знала ведь прекрасно и на что шла, и ради чего это делала. Правила игры «ты мне – я тебе» никто не отменял. Деньгами он девиц не обидит. А больше… ну, не думали же они, что он с ними станет вести за завтраком беседы о высоком?
Захар обмотал бедра полотенцем и пошел в гардеробную одеться. Башка трещала, контрастный душ не помог. Из-за вчерашней пьянки нерешенными остались несколько вопросов. Он сделал себе кофе, пошел в кабинет, плотно прикрыл дверь, чтобы щебет собирающихся девиц не отвлекал от работы. Открыл сводки, графики… Вспомнил, что забыл перезвонить одному толковому парню, резюме которого ему понравилось. Пролистал список контактов. Черт! Он ведь даже не потрудился записать номер телефона. Набрал первый попавшийся.
– Вы позвонили на горячую линию неотложной психологической помощи. Здравствуйте! Я могу вам чем-то помочь?
Захар отвел трубку от уха и удивленно на нее уставился.
– Представьтесь, пожалуйста.
Мужской голос. Совсем не то! Если бы ему ответил мужчина – он бы в жизни с ним не заговорил. Он и с женщиной не заговорил бы. Если бы не голос… Тот прозвучал как-то странно. Будто она, отвечая ему, куда-то бежала. И это почему-то неожиданно вызвало его интерес. И Захар затаился. А потом её торопливая фраза о том, что их разговор конфиденциальный. Будто женщине на том конце связи действительно было не все равно, зачем он звонит. Будто она не хотела поскорее от него отделаться. Что было бы вполне логично, когда ты работаешь в какой-то захудалой конторе за сущие гроши. А в том, что там платят копейки, Захар даже не сомневался.
Он вспомнил, как эта тетечка попыталась его отговорить от самоубийства. По факту ничего нового она ему не сказала. Ну, так Захар от нее чудес и не ждал. Он даже не понимал, зачем позвонил. Просто в толпе, образовавшейся у него дома, он вдруг почувствовал себя нестерпимо одиноким… Наверное, это вообще было глупо – бежать в толпу. В ней его одиночество ощущалось намного острее.
– Мне Ольгу надо.
– Ольги здесь нет. Но я могу с вами пого…
Захар оборвал вызов, даже не дослушав. Говорить с кем-то другим ему совершенно не хотелось. Зачем он вообще позвонил? Ах, да… Он искал номер аналитика. Захар тряхнул головой, поморщился, потому что от этого резкого движения боль в висках усилилась. Выругался, в который раз пообещал себе бросить пить и вернулся к работе.
Все следующие дни он, как обычно, пахал. В пятницу съездил к родителям. С тех пор, как его жизнь покатилась в тартарары, те здорово сдали. Это тоже давило. Захар чувствовал свою вину за то, что не сумел оправдать их ожидания. Его старикам ведь было по большому счету плевать, чего он в этой жизни добился. А вот внуков хотелось очень.
– Захарчик, ты бы, может, присмотрелся к какой-нибудь девочке с детьми? Разве мало таких? Пригреешь, как своих воспитаешь.
Захар сглотнул ставший поперек горла суп. Мама говорила с ним так… осторожно, как с душевнобольным. Или как если бы боялась его реакции. А ведь не сказать, что он сам об этом не думал. О том, чтобы с кем-то сойтись. Или о том, чтобы в принципе взять детей на воспитание. А хоть бы из того же интерната. Он был близок к осуществлению этого плана. На примете появилась даже подходящая женщина. Та, что спасла его из реки. Но у неё с другим любовь случилась. И он отошел в сторону. Потому что восхищение и благодарность – это одно. А любовь… Любовь – это совсем другое.
Сука любовь.
– Может, мам… Все может быть, – усмехнулся Захар. Потянулся к корзинке с хлебом и уставился на симпатичную открытку в форме сердца.
– Это папа мне подарил! – с гордостью пояснила мать, как будто это был, по меньшей мере, Мерседес. – На День влюбленных! Погоди… Совсем забыла. У меня ведь для тебя тоже кое-что есть!
Захар, конечно, смиренно принял валентинку. Сунул в карман. Но почти тут же засобирался домой. Дурацкий какой-то праздник. И парочек столько… Они преследовали его всю дорогу. Влюбленные и счастливые. Так что первым делом по возвращении Захар опять потянулся к бутылке. Остановился в последний момент. Выругался. Вылил пойло в раковину и, чтобы чем-то себя занять, полез в телефон. Но даже новостные сайты были сплошь в сердцах. Ну, вот и как здесь не свихнуться одинокому человеку? Найти еще более одинокого! На фоне которого твои собственные одиночество и никчемность покажутся пустяком. Захар открыл список контактов и набрал номер, который записал «неОля».
– Вы позвонили на горячую линию неотложной психологической помощи. Здравствуйте!
– О-ба-на! Ну, привет.
– Захар Иванович?
– Ну, ты смотри! Никак меня узнала. Вам там вообще кроме меня кто-нибудь звонит? – засомневался вдруг.
– Звонят. Просто у вас голос запоминающийся. – Захару показалось, что женщина на том конце связи смутилась. – Правда, сейчас уже не такой хриплый. Вы, наверное, вылечились?
– Что-то вроде того.
– Я рада. Признаться, я боялась, что та ваша прогулка по крышам обернется воспалением легких.
– Боялась? За меня, что ли?
– Ну, да… – и вот, опять смущение, которое она, впрочем, очень быстро подавила. – Так чем я могу помочь вам на этот раз?
– Да ничем. Можем просто поговорить. Ты смешная. Или у тебя вызовов много? – спохватился Захар.
– На удивление – нет, – тихо заметила неОля.
– Почему на удивление? – Захар встал. Вытащил зубами сигарету из пачки и снова вышел на террасу, завернувшись в плед.
– Потому что сегодня День святого Валентина. А в праздники обычно всегда аврал.
– Почему? – повторил, затянувшись.
– В праздничные дни люди ощущают свою ненужность острей. Мнимую ненужность, – поспешно исправилась.
– А ты?
– Что я?
– Ощущаешь свою ненужность? Или у тебя кто-то есть? – спросил Захар и только потом подумал о том, как это глупо. У нее могли быть муж, дети или даже внуки. Нет, голос неОли звучал довольно молодо, но ведь это ни черта не означало. – Тебе сколько лет вообще? – добавил поспешно.
– Двадцать четыре! – выпалила девица. – Но вы не должны… Вас это не касается.
Двадцать четыре. Дите совсем. Может, потому и старается. Бомжей, вон, вроде него, спасает. Захар скосил взгляд на расстилающийся под ногами город.
– А вам?
– Я уже старый и потасканный. Так расскажи мне, неОля, что заставило девушку твоего возраста дежурить в День влюбленных на горячей линии для психов? Твой парень не обидится?
– Нет.
– Нет – не обидится?
– Нет у меня парня! Хотя это не ваше дело. И линия эта не для психов.
– А для кого?
– Для всех, кому нужно выговориться.
– Ну, что ж… Тогда давай поговорим.