Юлия Вереск
Всего хорошего
Книга издана с согласия автора
Все права защищены. Любое воспроизведение, полное или частичное, в том числе на интернет-ресурсах, а также запись в электронной форме для частного или публичного использования возможны только с разрешения правообладателя
© Юлия Вереск, 2024
© Издание, оформление. ООО «Издательство Эксмо», 2025
Popcorn Books®
© Adams Carvalho, иллюстрация на обложке, 2024
* * *
Посвящается любимым бабушкам,
ушедшим из мира, но оставшимся в моем сердце.
Дружбам, когда-то прекратившимся, но не забытым.
И всем детям, давно выросшим, но все еще живущим в нас
Глава 1
Время передышки
У зданий, современных высоток и старых хрущевок, тоже, как и у людей, есть сердца, дающие импульс к жизни и делающие их особенными. У каждого оно свое – порой совсем непримечательное или даже отталкивающее на первый взгляд. Темные подсобки с изрисованными дверьми, хранящие в себе воспоминания – давно забытые игрушки, велосипеды, коляски и детскую одежду. Облупленные подоконники с осыпающимися на них листьями растений, которые туда выставляют жители, потому что больше в них не нуждаются. Желтые, с иссушенными и искривившимися стеблями, они становятся свидетелями первых поцелуев и расставаний. Или стертые сотнями каблуков бетонные ступени – однажды в детстве Женя увидела, как несколько мужчин спускали по лестнице гроб с пожилой женщиной. В молодости кожа той наверняка была светлой и чистой, но годы разрисовали ее темно-коричневыми пятнами на висках и шее. Этот образ поразил Женю: когда-то женщина, ворчливая соседка с четвертого этажа, сама ходила по ступенькам, и звук легких шагов наполнял подъезд. Теперь же женщину несли в гробу, и звук шагов все еще разносился по лестничным клеткам – но уже не принадлежал ей. Только разбросанные еловые лапы напоминали об умершей жительнице дома. «Не наступай на них, – приговаривала бабушка, держа Женю за руку. – Плохая примета». И Женя перепрыгивала их, превращая это в игру, хоть и догадывалась, что они, ароматные и колючие, выражали огромное горе, которое еще не было способно уместить в себе маленькое детское сердце.
Люди недооценивают подъезды. Они провожают своих жильцов в последний путь и встречают новых, когда мамы впервые заносят в них младенцев, которые вырастут здесь и еще не раз пройдутся по ступеням. Подъезды – это первое, что все видят, когда заходят внутрь дома или выходят из квартиры. Они согревают зимой и дают прохладу летом. Там появляются объявления, ломаются почтовые ящики и наполняются окурками стеклянные банки на подоконниках. Там рождается жизнь.
Женя не сразу нашла сердце своего нового дома.
Чуть дальше вахтерской будки, расположенной у турникетов, где были заточены женщины – хранительницы недовольных взглядов и ключей от всех дверей, находилось сердце общаги, прямо в темном закутке под лестницей. Оно мирило между собой два враждующих мира – мир взрослых, создающих длинные списки правил, и мир студентов, желающих нарушить придуманные ими правила. На кафеле, словно подношения божествам, стояли цветные пластмассовые миски с водой и кормом. К ним прилагались игрушки из искусственных перьев и несколько скромных лежанок, созданных все теми же женщинами-хранительницами. На одно из главных правил – никаких животных в общежитии – закрывали глаза и взрослые, и студенты. Прикормленные вахтершами кошки зимовали под крышей вместе с семьюстами студентами, многие из которых чувствовали себя такими же бездомными и потерянными. Особенно первокурсники. Особенно Женя. Год назад она стремилась сбежать, но еще не знала, каково это – вырваться из семьи и оказаться одной в незнакомом городе. Уже при заселении она поняла, что коменде, Татьяне Юрьевне, совершенно все равно, кто такая Женя Котикова, главное, чтобы она вела себя тихо, не приносила алкоголь в общежитие и возвращалась до двена-дцати.
Больше всего Женя любила Лу́ну – серую упитанную кошку, которая, сворачиваясь в клубок, становилась похожа на круглый диск луны с темными пятнышками. Она вела себя грациозно и сдержанно, не бегала по коридорам, а ложилась у ковриков перед дверьми и дожидалась, пока ее не впустят. Также под лестницей обитали рыжий Багет с белой кисточкой на хвосте и черная Эсмеральда. У студентов даже появилась примета: если, идя на экзамен, ты встретишь Эсмеральду – готовься к пересдаче, если на твоем пути возникнет Багет (желательно почесать его за ушком на удачу) – можно не переживать за оценки. Женя считала себя далекой от мистики, но, натыкаясь взглядом на Багета, хотела хотя бы немного верить, что это хороший знак. Женя нуждалась в хороших знаках.
За год жизни в общаге она привыкла таскать в рюкзаке пакетик влажного корма. Прежде чем подняться по щербатым ступенькам к себе в комнату, она присаживалась у мисок и надрывала верхний край пакетика – это всегда срабатывало одинаково. Кошки, все время чуть-чуть голодные и недоглаженные, сбегались на звук и завороженно смотрели на Женины руки, словно из них исходил божественный свет. Женя даже немного чувствовала себя Белоснежкой.
Луна не раз оказывалась в эпицентре неловких семейных разговоров и стойко выдерживала их, в отличие от Жени, которая всегда отвечала на звонки мамы с легким волнением:
– Мам, я же говорю, все нормально, мне не скучно.
– Ты хорошо питаешься?
Женя бросила взгляд на заваренный доширак, в который порезала сосиску, и понизила голос:
– Не все студенты голодают. Забудь про этот миф.
Соседка по комнате, Кристина, навострив уши, красила ногти на ногах красным лаком, а Луна вылизывала хвост, лежа на ковре в центре комнаты. Обе приводили себя в порядок, явно готовясь к интересному вечеру.
Женина мама, скорее всего, сейчас представляла, как ее дочь побирается по помойкам и теряет по килограмму в минуту. Яркая картинка.
– А я такой пирог испекла, недавно новый рецепт нашла. Вене понравился. Нужны яйца, сахар, сливочное масло, сметана…
– Мам.
– Что?
Мама любила засыпать ее множеством деталей, рассказывать про коллег, которых Женя не знала, обсуждать родственников и повторяться – что угодно, лишь бы не давать тишине прорасти между ними.
– Не то чтобы ты любила готовить…
– Почему бы не порадовать любимого мужа?
– А он тебя радует?
Молчание. Женя вздохнула и провела ногтем по пальцу, где должна была быть светлая полоска, которая уже практически сравнялась с тоном кожи, – там сверкало серебряное кольцо, пока она его не потеряла. Женя подцепила вилкой кружок сосиски, сунула его в рот и тут же замахала рукой на приоткрытые губы – слишком горячо. От заваренного доширака исходил пар.
– Извини, просто я… У меня много работы.
Возможно, Женя была не совсем справедлива по отношению к Вениамину: порой она придиралась к нему и дотошно выискивала его недостатки. Она переживала за маму, потому что хотела, чтобы та была счастлива. Если Женин отец – мудак, избегающий любых обязательств, наверное, это не значит, что все вокруг такие же. Женя и сама не до конца понимала, верила ли в эту мысль: мужчины в ее жизни чаще всего не приносили ничего хорошего. Мама, наверное, воспринимала нападки Жени как ревность, но это было не так. Она выросла и перестала дергать маму за юбку в попытке привлечь внимание.
Женя прижимала телефон ухом к плечу и глядела в открытый ноутбук: из-за разговора она не могла сосредоточиться на тексте, а из-за работы – на разговоре. Женя пыталась придумать гороскоп на день для овнов. Что их ждет? Неожиданное денежное вознаграждение или таинственный незнакомец, который в будущем окажется их судьбой? Женя не астролог, она – копирайтер.
– Ничего, я понимаю, но… Может быть, ты…
Несколько прядей светло-рыжих волос, выбившихся из-под крабика, щекотали шею сзади.
– Как думаешь, это лето будет жарким? А то я не взяла купальник из дома.
Кристина поглядывала на Женю. Баночка красного лака уже стояла на тумбочке. Луна тем временем переключилась на живот – звуки вылизывания отвлекали Женю. Мир был против этого разговора, но он все равно почему-то происходил.
– Думаю, что да. Ты точно не хочешь отдохнуть после сессии? Все-таки первый год учебы.
– Мам, все нормально. Мне нравится учиться. И работать тоже… К тому же, пока учеба закончилась, мне наконец ничего не мешает работать.
Женя накрутила на вилку лапшу и, передумав, оставила ее в контейнере. Луна, учуяв запах, заинтересовалась и легла мордочкой по направлению к Жениной кровати, сверкнув зелеными глазами. Женя сказала ей одними губами: «Тебе такое нельзя». Ей, собственно, тоже нежелательно, но иногда потребность напичкать свой организм любимыми гадостями, чтобы получить быстрый выброс эндорфина, становилась непреодолимой. На тумбочке в бумажном пакете, покрывшемся жирными пятнами, лежал клубничный пончик. Распитие кофе она превращала в особый ритуал и ждала его каждый день. В него входил обязательный просмотр видео на ютубе, тщательно отобранного для этого. Важная пометка: не начинать есть, пока не включишь видео, и постараться не съесть все за первые пять минут. Наверное, у нее были не совсем здоровые отношения с едой…
– Ты же работаешь удаленно… И не забывай, что в первую очередь ты должна думать об учебе и только потом – о работе. Успеешь еще наработаться за жизнь.
Мама упорно клонила разговор в нужную ей сторону. Женя упорно этого не замечала. Она коснулась пальцами колечка, вплетенного в тонкую косичку у лица, и поправила складку на длинной футболке, надпись на которой гласила: Laziness is my secret superpower.[1]
– Здесь мне легче сосредоточиться.
«Скоро Кристина уедет домой, и тогда я смогу по-настоящему расслабиться», – хотела добавить она, но только взглянула на Кристину, и та неодобрительно покачала головой. «Кого ты обманываешь?» – сообщала она невербально. Общага – это последнее место на Земле, где можно было сосредоточиться. За год Женя пережила посвящение в студенты, вечные разговоры Кристины по телефону, проверки комнаты от коменды, ссору с сумасшедшим завхозом, музыку в три часа ночи и даже клопов в ее кровати, которых удалось победить. Хуже клопов оказались только Кристинины шутки про них: это единственные живые существа, согласившиеся побывать в Жениной кровати. А побывав там, погибли.
– Но ведь лето же… Мы бы хотели…
Луна муркнула, перевернулась животом кверху, а потом побежала к двери – выпустите меня, пожалуйста. Женя посмотрела на Кристину, и та указала взглядом на накрашенные ногти на ногах. Подавив волну раздражения, которая поднималась в груди, Женя отложила ноутбук, оставив овнов без таинственных незнакомцев, и выпустила Луну.
– Мам. Я тоже соскучилась, просто… Это мое первое студенческое лето. Могу я немного оторваться?
Женя походила по комнате, перекладывая вещи с места на место: почему-то захотелось сбросить с себя кожу, высвободиться из тела и, как Луна, убежать из комнаты. Возможность вернуться домой тревожила. Женя все еще предпочитала избегать того, что осталось в родном городе, хотя оно всяческими способами пыталось догнать ее и вырвать из безопасного вакуума – обернись и посмотри, что происходит, трусиха.
– Ну как хочешь, – нехотя согласилась мама, хотя Женя считала это тактическим отступлением. – Кстати, чуть не забыла, Сава уже приехал. Вчера случайно встретила его в магазине.
Без предупреждения – сразу контрольный в голову. Женя остановилась, вновь взглянула на Кристину и быстро отвернулась к стене, стараясь зафиксировать мысли на корешках книг, стоявших на полке. Маркус Зусак, Габриэль Гарсиа Маркес, Вирджиния Вулф… Мысли не домашние собачки в ошейниках, и их не приструнишь, дернув за поводок. В ее голове среди известных имен появилось одно лишнее – Савелий Омутов.
Женя прикусила внутреннюю сторону щеки и опустила руку с телефоном. Вдох-выдох. В груди будто зашевелились паучьи лапки, посылая мурашки по позвоночнику к затылку. Щеки запылали.
– …сказал, что ему нравится учиться. Ну ты, наверное, в курсе, – услышала Женя, когда вновь поднесла телефон к уху. – Такой смышленый мальчик.
– Мама, ты как будто про щенка говоришь.
Женя постучала костяшками пальцев по бедру.
– Ну ты же понимаешь, о чем я. Мне кажется, он будет рад тебя видеть. Разве Сава не говорил тебе, что приедет?
– Говорил. – Женя сильнее прикусила щеку, подошла к окну и открыла форточку. Тюль тут же запузырился. – Мы редко общаемся, пары, учеба и все такое. Сава тоже занят. Вот так и получается.
Женя прикрыла глаза и сделала глубокий вдох: несмотря на середину июня, погода позволяла дышать прохладным воздухом, особенно по вечерам. Жара в городе, среди асфальта и кирпичных стен, обычно ощущалась тяжело. В родном городе Женя могла выйти из бабушкиного дома и почти сразу оказаться у озера. Похоже, она все-таки скучала по любимой Озерной улице. Или по тому, что делало ее любимой. Женя, перестав слушать маму, самоустранилась из разговора – посмотрела на отклеившийся уголок обоев под потолком и подумала, что во время каникул как раз можно заняться ремонтом и немного облагородить их комнату. Мысленно она составила список продуктов для покупки и решила, что вечером приготовит омлет. Голос мамы зазвучал громче, словно ему прибавили громкость кнопкой пульта:
– Знаешь, за год Сава так изменился… Вырос, что ли. А еще я передала ему от тебя привет.
– Супер. – Ненастоящая улыбка приклеилась к губам. – Мам, мне пора, правда. Созвонимся завтра, ладно? Люблю, целую.
– И я тебя. Звони почаще. И еще… – Женя услышала шуршание, словно мама разворачивала конфету. – Я вообще чего звонила-то. Понимаю, что это для тебя непросто, но ты же помнишь, что скоро будет годовщина?
У мамы и бабушки были довольно натянутые отношения. Острые углы они маскировали подчеркнуто вежливо-нейтральными улыбками и фальшивой любезностью, в которую никто не верил, но они все равно продолжали играть. Мама обижалась на бабушку за то, что та во время конфликтов вставала на сторону своего сына, а бабушка, похоже, обижалась на маму за то, что та не сумела сберечь их семью. А Женя любила их обеих – каждую по-своему.
Вот почему Женя все реже созванивалась с мамой: любой разговор заканчивался мамиными попытками уговорить ее приехать домой на выходные, на праздники или, как сейчас, на лето и поиском отмазок, которых становилось все меньше.
– Помню. Ладно, пока.
Женя сбросила звонок. Она никак не могла забыть, хоть и хотела, потому что видела тот день, после которого – неужели так быстро? – прошел почти год, в кошмарах. Она запомнила все до мельчайших деталей, но только не лицо бабушки – память стерла его и заполнила другими воспоминаниями. Как Женя могла верить кому-то, если собственный мозг обманывал ее? В кошмарах бабушкино лицо было смазано, как на нечетких фотографиях. Женя отказывалась принимать реальность, в которой не существовало бабушки: в детстве она была убеждена, что все бабушки живут вечно.
Кристина давно перестала любоваться ногтями и с любопытством глядела на Женю, склонив голову набок. Длинные каштановые волосы блестели, как в рекламе шампуня Pantene. А ее светлая кожа наверняка была гладкой и бархатистой как в рекламе геля для душа Palmolive. Кристина точно сбежала из телика, чтобы раздражать Женю своей идеальностью. Она не раз слышала, как Кристина пела в кабинке душа: общая душевая в общаге лишала их последнего личного пространства. Кристина до сих пор припоминала Жене, что она, заселившись в комнату и познакомившись c ней, сделала презентацию и показала ее Кристине – на слайдах были предложения о том, как им лучше организовать комфортный совместный быт: кто и когда выносит мусор, убирается в комнате и не посягает на и так крошечное личное пространство другого. Кристина старалась не смеяться и подыгрывала Жене, которая с видом училки объясняла ей по презентации с котиками, как они могут существовать вместе. В целом у них неплохо получалось.
– Никогда не слышала о Саве. Как мы к нему относимся? И кто это? Наш старый любовный интерес? Злейший враг? Мимолетный романчик?
Женя кинула телефон на кровать и молча закрыла форточку, хотя хотелось кричать в подушку.
– Кстати. Устроим сегодня марафон «Сумерек»?
Внезапный вопрос сбил Женю с толку. Она вопросительно посмотрела на Кристину – потревоженная мамой боль успокаивалась, отыскивая себе укромный уголок где-то в Женином теле, чтобы вернуться вновь, когда ее позовут. Женя жила с ней все время: иногда она становилась почти незаметной, но никогда не пропадала полностью.
– «Сумерки»? Но сейчас же не осень.
– Ну и что? Есть какие-то особые графики просмотра фильмов?
– Ты нарушаешь законы мироздания. – Мимолетная улыбка появилась на губах Жени. – Один из них – пересматривать «Сумерки» осенью.
– Ну так что? Я сделаю кофе?
Женя бросила взгляд на пончик и кивнула. От кофе не отказываются – тот находился в копилке ее зависимостей чуть ли не с детства. Благодаря бабушке. Сначала она пила растворимый с тремя ложками сахара в огромной кружке, которая едва помещалась в детских ладонях (маме знать об этом было необязательно), потом перешла на молотый с банановым молоком.
– И хорошо, что ты закрыла форточку. Не хочу, чтобы Эдвард Каллен оказался в нашей комнате.
– Поверь, наша коменда этого бы не допустила.
– Ему придется получить пропуск. К тому же я в команде Карлайла.
Они рассмеялись. Женя приложила ладонь к груди – боль снова притихла и дала ей передышку.
Глава 2
Мысли обо всем и ни о чем
Мысли. Мысли. Мысли. Они были повсюду. Иногда разлетались, как воробьи, напуганные непоседливым ребенком, иногда прилипали, как водоросли к коже на мели озера в цветущей мутной воде. Женя медленно переставляла ноги, словно они вязли в тине сомнений, которые уже не помещались внутри нее.
Как же трудно жить, когда к людям при рождении не прилагаются инструкции, будто к технике: на какую кнопку нажать и что делать, чтобы ничего не сломалось. Хотя, скорее всего, если бы такие инструкции существовали, их бы все равно никто не читал.
Недавний разговор с мамой снова поселил в Жене мысль, от которой она пыталась безуспешно избавиться. Выяснилось, что проще вытравить тараканов из общаги, которых все мило называли стасиками, чем Саву из ее головы.
Первое правило Жени Котиковой: не думать о Савелии Омутове.
Второе правило Жени Котиковой: совсем не думать о Савелии Омутове.
Женя нагрузила себя работой, а в свободное время пропадала в сериалах и подкастах – чужие драмы уменьшали собственную. Ей нравилось составлять распорядок дня и списки дел: такие бытовые мелочи позволяли заземлиться и почувствовать контроль хоть над чем-то. Если она распланировала завтракать в девять утра, значит, она будет завтракать ровно в девять утра, и ничто, ни одна самая блестящая мысль, ее не остановит. Выполненные дела она отмечала галочками в заметках телефона, которые создавала чуть ли не каждый день, забивая память устройства, и рост галочек в оранжевых кружочках прямиком соотносился с ростом ее настроения.
Июнь уже не чувствовался таким свободным, как раньше: половину месяца Женя потратила на закрытие сессии, слоняясь по коридорам с тетрадками и учебниками. На указательном пальце до сих пор немного болела мозоль – одна из преподавательниц принимала контрольные только в письменном виде, и вечерами под разговоры Кристины она садилась на неудобную деревянную табуретку, раскладывала тетради на столе и постигала современный русский язык.
Женя гуляла по бульвару, держа в руке шуршащий крафтовый пакет с двумя апельсиновыми круассанами – оба для нее. Кристина предпочитала придерживаться здорового питания (плюс один к раздражающим факторам). Она успела поработать в кафе и выпить три чашки латте – теперь ее организм наполовину должен был состоять из молочной пенки, молока и эспрессо. В наушниках звучала песня Wildest Dreams – проводки белыми змейками спускались в карман блейзера. Женя любила гулять с наушниками, чтобы перебивать шум улиц. Город, приютивший ее, воплощался в людях, которые постоянно куда-то спешили – парочками, поодиночке, шумные, веселые или грустные. Женя так и не почувствовала здесь себя своей – иногда город, казалось, относился к ней благосклонно и включал зеленый свет в светофорах, позволяя ей прибежать на пары вовремя, освобождал места в кофейнях прямо перед Жениным приходом и показывал багряные закаты – как на картинах Куинджи. Порой Женя ощущала себя отвергнутой – вспотыкалась на ровном месте, не догоняла уходящие трамваи и попадала под внезапно начавшийся дождь. Может быть, город мстил ей, ведь она не желала слышать его, поэтому затыкала уши наушниками.
«Если ты не хочешь узнать меня, то я отвечу тебе тем же, – как будто сообщал ей город, отправляя очередной трамвай в депо. И смотрел на нее глазами-окнами пятиэтажек – уютными и светящимися теплым светом по вечерам и уныло-тревожными по утрам.
Теплый июньский воздух уже согревал, но пока еще не обжигал. Женя прогуливалась по бульвару в тени деревьев, растягивая время, чтобы подольше не появляться в общаге. Ей хотелось побыть наедине с собой, а в общаге это невозможно: порой она представляла себя муравьем на муравьиной ферме, за которым постоянно следили сквозь стеклянные стены. В толпе незнакомых людей ей было комфортно, потому что никому не было до нее никакого дела.
Женя до сих пор помнила время, как только заехала в общагу, чуть ли не с одним рюкзаком, и плакала почти каждую ночь – беззвучно, совсем не шевелясь, чтобы Кристина ничего не услышала. Она старалась влиться в учебу и научиться жить в новых обстоятельствах – без бабушки и Савы. Сава еще недолго писал ей, но, не получая ответа, вскоре перестал. Тогда их связь окончательно оборвалась. Или это произошло гораздо раньше, просто Женя не распознала сигналы?
Она отписалась от него в соцсетях, потому что в свободные минуты рука так и тянулась к телефону, чтобы узнать, как и чем живет Сава: скроллинг его ленты создавал ощущение причастности к жизни бывшего друга и был вынесен чуть ли не в отдельный пункт в делах, отмечаемых галочками. Сава не выкладывал селфи, но по фото Женя видела, что тот учился, ходил в бассейн и знакомился с новыми людьми.
Позже он закрыл профиль – как будто почувствовал, что за ним подглядывают. Интересно, делал ли он так же? В любом случае Женя даже устыдилась своих порывов и решила двигаться дальше. Но, как оказалось, решить – не значит воплотить это в жизнь. Несмотря на то что Сава стал ее первым настоящим другом, они не были обязаны общаться до гробовой доски: люди часто сходятся и расходятся, это нужно принять как данность. Некоторые задерживаются дольше, некоторые – чуть меньше, но все так или иначе оставляют след, даже если проносятся вихрем по твоей жизни и сносят там все к чертям. Сава не был вихрем и ничего не ломал, наоборот, только чинил: Женя не была популярной в школе и иногда подвергалась насмешкам, последствия которых Сава умел устранять своим присутствием.
Когда-то их было трое – Сава, Рита и Женя. После окончания школы все, кроме Риты, разъехались, но Женя и Рита продолжили общаться. Женя забрала с собой подаренный Ритой английский темно-синий блейзер с гербом на нагрудном кармане, который сейчас и был накинут на ее плечи. Рита – королева секонд-хендов – часто выискивала там винтажные вещи. Ее шкаф, как ненасытный монстр с огромной пастью, требовал все больше и больше одежды. Рита не могла ему противиться, поэтому полки нередко пополнялись новыми нарядами.
В кармане завибрировал телефон. Женя остановилась и увидела на экране высветившееся имя подруги.
Рита-сеньорита (14:37)
Тревога: код красный!!!
Рита-сеньорита (14:37)
Сава в городе!
Женя вздохнула. Почему все считают важным сообщить ей об этом? Они вполне себе функционируют по отдельности, и ничего – так бывает. Как сказал один древнегреческий философ: «Все течет, все меняется». После антички Женя слишком много думала чужими мыслями, которые ей вкладывала в голову преподавательница на лекциях.
Женя (14:40)
Я в курсе
Телефон в ее руке снова ожил – на этот раз Рита решила не ограничиваться сообщениями и позвонила сразу по видео.
– Привет! – воскликнула Рита, как только Женя нажала на зеленую кнопку. – О, ты в моем блейзере, тебе так идет! – Женя улыбнулась и вытянула руку вперед, чтобы полностью показать ей образ – бежевые шорты-бермуды, белая футболка и блейзер, накинутый на плечи, который Женя очень любила. За спиной – рюкзак с ноутом. – Скучаешь, да? Хранишь его под подушкой и нюхаешь по ночам?
Ритина улыбка появилась на экране лишь на мгновение, а потом она показала ящерку в аквариуме – Эклера.
– Он передает тебе привет.
Эклер сверкнул маленькими желто-зелеными глазами и отвернул голову – похоже, никаких приветов он передавать не собирался.
Женя и Рита так редко созванивались, что каждый раз Рита почти никогда не могла остановиться – говорила и говорила, перескакивая с мысли на мысль, пока не пересказывала все, что произошло в ее жизни: на самом деле после того, как Рита решила остаться в городе и устроилась официанткой, их разговоры в основном сводились к обсуждению противных клиентов.
В семье Жени Риту любили. Бабушка относилась к ней как к собственной внучке и все время спрашивала, как дела и не нашла ли та себе кавалера. Почему-то бабушка считала важным узнать Ритин статус и беспокоилась за ее будущее. За Женино тоже: когда та садилась за угол стола, бабушка всегда говорила, что та теперь не выйдет замуж минимум семь лет. Иногда Женю забавляла такая вера в приметы, и она специально притаскивала стул к углу стола или ела с ножа. Когда в ее тарелке оставалась еда, бабушка причитала, что муж будет некрасивым, с прыщами на лице. Женя не понимала, почему должна беспокоиться о будущем мифическом муже.
Рита же на вопросы бабушки только пожимала плечами. Она много времени отдавала гимнастике и часто пропадала в спортзале, а потом появлялась с синяками на теле, но с горящими глазами – ей было не до кавалеров. После того как Рита получила разряд и бросила гимнастику, огонек в ее глазах потускнел. Женя улыбнулась и наконец помахала в камеру крафтовым пакетом в руке.
– Привет. Ну как там наша улица Озерная? Все так же?
Женя жила с мамой, но часто проводила время у бабушки, поэтому законно считала эту улицу своей.
– Без тебя – никак.
– Буду делать вид, что не заметила твою лесть.
– Ой-ой-ой. На самом деле все по-прежнему. Правда… пустовато. Просто… все разъехались, у всех кипит жизнь, новые друзья…
Обе помолчали. Они практически не обсуждали смерть Жениной бабушки и прекращение общения с Савой: перед отъездом Женя сказала, что интересы с Савой разошлись – школа закончилась, теперь все будет по-другому. Никакой драмы. Рита приняла это, хотя вряд ли поверила, но с тех пор старалась не бередить еще не зажившие раны разговорами о бабушке или Саве. В этот раз она почему-то не стала делать вид, что их всегда было двое.
Женя весь год ощущала легкую неловкость, когда они созванивались, как будто каждый раз приходилось знакомиться заново, и блуждала взглядом по бульвару, и только вскользь – по Рите.
– Поэтому я сижу дома и смотрю сериалы. Ну, в перерывах от работы. Мне не нравится эта взрослая дурацкая жизнь. Хочу как раньше.
– Эй, ты ведь в курсе, что у тебя все получится?
– Что – все? – Рита явно напрашивалась на поддержку.
– Ну… Ты проделала столько работы не для того, чтобы опустить руки. Ты круче нас всех. Пока мы… – Женя запнулась. – Пока мы с Савой страдали фигней, ты пропадала на тренировках. Короче… В конце концов, учеба не самое главное.
– Скажи это моим родителям, которые считают, что без корочки я никто. И буду работать дворником. Хотя что плохого в дворниках?
– Ты не никто. И наверное, они хотят для тебя лучшего?
Рита не смогла поступить на бюджет и решила временно устроиться на работу, чтобы пересдать экзамены или накопить на платное обучение.
– Вот зачем стоило тебе позвонить. Просто, не знаю, я как будто чувствую себя… – Рита подняла взгляд и осмотрела комнату поверх экрана телефона, словно пыталась там что-то отыскать. Она помолчала, легонько прикусывая губу, и сложила руки на груди – закрылась. Телефон, как любила она делать при разговорах, был зажат между ее коленей. Иногда Женя чувствовала, как их дружба испещряется трещинами недосказанности, но не была готова что-то предпринимать. Сейчас подруги находились на комфортной глубине для обеих, и неизвестно, что будет, если они решат нырнуть глубже и покопаться в проблемах. – Ладно, неважно. Так вот, вернемся к сериалам. Ты смотрела…
– Ты звонишь мне, чтобы рассказать о сериалах?
– Ну-у-у… – Рита помолчала. – Я тут подумала…
– Подумала? Ты? – Женя улыбнулась.
– Эй!
– Дай угадаю: ты хочешь, чтобы я приехала?
– Откуда ты знаешь?
– У меня открылся третий глаз.
– Правда?
– Да, я днями медитирую и дышу маткой.
– А меня научишь?
– Не уверена, что ты поддаешься обучению. А вообще, недавно мама всеми способами пыталась уговорить меня.
– Святая женщина! Нам надо объединиться.
– Ни в коем случае. Тогда я точно не приеду.
– Вернемся к теме. – Рита пододвинула к себе стакан со льдом и начала грызть прозрачные кубики. Привычка, которую Женя никак не могла понять. – Ты же в курсе, что Лида скоро устраивает вечеринку? Что-то вроде сбора бывших одноклассников, как я поняла. Она написала мне, потому что ты не ответила на ее эсэмэску, жаловалась, спрашивала, все ли у тебя в порядке. Я к тому, что, кхм, ну… – Рита увлеклась разгрызанием кубиков льда: хрусть-хрусть-хрусть. Даже Женины зубы свело от холода. – И… кхм… Как бы… Почему бы не…
Лида действительно писала Жене и приглашала ее на вечеринку: со школьного выпускного прошел почти год, и она хотела собрать всех бывших одноклассников вместе на один вечер. Женя прочитала ее сообщение и не ответила – она не планировала возвращаться домой на лето. Ее удивило, что Лида запарилась и написала Рите: конечно, та знала, что они дружили, потому что в маленьких городках практически нет места тайнам, но не то чтобы Женя пользовалась популярностью в школе и вечеринка не могла состояться без нее. Скорее всего, Лидин перфекционизм заставлял выполнить задачу на сто процентов. В школе она была круглой отличницей, но и во всяких тусовках участвовала так же усердно.
Сава, вероятно, тоже получил приглашение.
Ритины светлые волосы с одной стороны были убраны заколкой с крупными белыми бусинами. Несмотря на плохое качество, Женя видела, как на Ритиных руках прорисовывались рельефные мышцы – футболка с обрезанными рукавами хорошо это демонстрировала. Рита не была перекачанной, совмещая в себе и хрупкость, и невероятную силу.
– Просто почему бы тебе…
– Ладно, не будем делать вид, что ты не хочешь спросить, откуда я знаю про Саву.