Юлия Викторовна Минаева
Случай на станции «Сокольники»
– Малявкам слово не давали, – одернул Никиту Олег и продолжил свою занимательную историю.
– Карина, так зовут мою красавицу жену, на секунду отвлеклась и даже вздрогнула при виде меня за стеклом.
– Конечно, такой ночью приснится, в штаны наделать можно, – продолжил язвить Никита, – но рассказчик, будто не слушая его, продолжал. – Она смутилась и подошла к стеклу, я попросил ее приоткрыть форточку. Моя женушка, не колеблясь, сделала это и осведомилась о том, что мне нужно. Я выпалил, что влюбился в нее с первого взгляда, а она раскраснелась, как рак, и, обозвав меня дураком, захлопнула окно с такой силой, что казалось, оно вот-вот разобьется.
– Мне уже начинает нравиться твоя жена, – ухмыльнулся Никита, -смотри, дурачок, я у тебя ее отобью.
– Подожди, мальчонка, не перебивай, – отмахнулась от Никиты сержант Журавлева, – ну что же там было дальше гражданин, как же она в вас влюбилась?
– О, это была очень длинная эпопея. Карина никак не хотела обращать на меня внимание, а фирма, нанявшая нашу бригаду, уже собиралась разорвать с нами контракты из-за того, что я изо дня в день мыл только один участок двенадцатого этажа, тот самый, на котором трудилась моя возлюбленная. Две недели подряд я оставлял в проеме полуоткрытых форточек около ее рабочего стола букет алых роз с запиской: «Самой прекрасной девушке на свете». Каждый день, в хорошую или ужасно гнусную погоду я мусолил это чертово окно, а она за ним краснела, как рак, но упорно делала вид, что не замечает меня. Не смотря на все это, мои букеты неизменно украшали ее рабочий стол, и это значило, что Карина принимает мои странные ухаживания и не отвергает их.
Одним очень дрянным, осенним вечером, почти таким же, как сегодня, она вышла из офиса, и, завидев меня, не замедляя шага выпалила: «Разрешаю угостить меня кофе». В тот момент я просто обезумел от счастья и понесся следом за ней. Мы сразу же зашли в ближайшее кафе и выпили столько кофе, что я стал похож на зомби и до утра не смог сомкнуть глаз. Хотя, возможно дело было вовсе не в нем. Эта девушка полностью захватила мое сознание, и отныне я не мог ни есть и ни спать без нее. Мы долго и часто гуляли, много говорили обо всем и не о чем; сначала она молчала и будто со снисхождением слушала мою болтовню, внимательно изучая каждый мой жест, каждое движение моего лица. А потом, как-то постепенно Карина начала оттаивать и, наконец, впервые мне улыбнулась. Совершенно точно я нес какую-то чушь, но возможно тогда, она казалась ей не такой ужасной, как сейчас. Что делает с людьми время и быт? – Олег с грустью посмотрел на высокое окно своей импровизированной темницы, через которое проник одинокий солнечный луч.
– Она стольким пожертвовала ради меня, а я ради нее получается ничем. Залез в ее размеренную жизнь, перевернул все с ног на голову и оставил в одиночестве разбираться со всем этим бардаком, который сам же и устроил.
– Боже, как хорошо сказал, – смахивая со щеки слезинку, прошептала расчувствовавшаяся сержант Журавлева.
– Гормоны, Наташа, в тебе играют гормоны, – окоротил ее напарник Романюк. – Обычная история и ничего больше. Она многого хотела, но мало получила. Он плохой, она святая. И все. Развод и девичья фамилия.
– Какой еще развод, – взволнованно произнес Олег. – Не бывать такому, я все исправлю!
– Вот такой вот развод, – продолжил свои мрачные речи Романюк. – Пока ты тут будешь прохлаждаться, она себе мужа получше найдет. И вообще, мы еще не знаем, что ты там такого натворил, что жена против тебя ополчилась.
– Вообще-то это личное, – начал Олег, но Романюк и не думал отступать. – Пока ты здесь находишься, личного у тебя ничего быть не может. Давай рассказывай, уже самому интересно стало.
– Могу сказать только то, что моя жена одержима материнством. И с тех пор, как она задалась целью посвятить себя семье и детям, я просто перестал ее узнавать. Дети, дети, дети – это единственное, что волновало ее последние лет пять. А ведь она даже не удосужилась спросить у меня, хочу ли я этих мелких паразитов. Моего мнения отныне будто и не существовало.
– Когда я, наконец, согласился обзавестись потомством, выяснилось, что у нас какая-то странная несовместимость, и мы самостоятельно не можем обзавестись потомством, нам требуется помощь специалистов. И вот тогда начался настоящий ад: анализы, следовавшие за анализами, бесконечные обследования и походы к врачам, и как итог – неизбежное искусственное оплодотворение. Мы вбухали в это дело такое количество сил и что не маловажно денег, что оказались полностью опустошены. И вот сегодня, в день, когда нам представился последний шанс попасть на прием к знаменитому чудо-доктору и закрыть этот страшный вопрос с зачатием, у меня в метро спер…, – Олег посмотрел на Никиту, а тот насторожился и весь будто съежился. Мужчина вздохнул и обреченно произнес, – я потерял в метро папку со всеми нашими исследованиями.
– И будучи в дурном расположении духа, можно сказать в состоянии нервного срыва, вы накинулись на случайного прохожего, коим оказался этот мальчик? – Романюк принялся печатать что-то на компьютере.
– Погодите, – занервничал Олег, – вы, что все это записывали?
– Я похож на мемуаристку? – ухмыльнулся Романюк, – я вношу в компьютер только сведения о том, как вы дошли до совершения правонарушения.
– Он ничего не нарушал! – закричал Никита и кинулся к Олегу, хватаясь за решетки, – он спас меня. Я подскользнулся и чуть было не упал на пути, а он вовремя подхватил меня.
– А зачем же ты кричал, что к тебе пристал извращенец? Ты понимаешь, что оговорил человека! – пытаясь выдавить из себя строгость, произнесла сержант Журавлева.
– Не знаю, – оправдался Никита, – может я испугался, вот и закричал первое, что пришло в голову.
– Вот заводи после такого детей, – заворчал Романюк. Что за поколение?
– Прекрасное у них поколение, – поддержала Никиту Журавлева, – они намного умнее нас с вами. Только вот я одного понять не могу, – обратилась она к Олегу, – а почему вы не захотели взять детей из детского дома? Вы не рассматривали этот вариант?
– Да, интересно послушать, – Никита скрестил руки на груди и вопросительно посмотрел на Олега своими большими карими глазенками.
– Не хочу никого обидеть, но лично я этот вариант не рассматривал от слова «совсем», – начал было Олег, поглядывая на мальчишку.
– Да, – с ехидством перебил его Никита, – и что же с детдомовцами не так? Убогие они может быть какие или больные? Наверное, заразные прокаженные?
– Не мели ерунды, – окоротил его Олег, – причем здесь больные. Во-первых – свое, оно всегда ближе к сердцу, а чужое…
– Чужих детей не бывает, вы слышали когда-нибудь об этом? – сержант Журавлева раскраснелась от гнева.
– Я никого не хотел обидеть, простите меня, – затараторил Олег, – вам женщинам проще, в вас уже с рождения заложены гены материнства. Мы же мужчины, как коты, мы чужое потомство на своей территории не признаем, такова уж природа.
– Если бы у всех женщин был развит материнский инстинкт, детские дома не были бы переполнены. И к тому же, коты и свое потомство не признают, сами по себе бродят по свету, – еще больше возмутилась Журавлева, – только вот, вы себе не льстите, вы не кот, вы монстр!
– Да, самый настоящий, – накинулся на него Никита, и только Романюк, чувствуя, что ему отчасти близки жизненные убеждения Олега, молчал.
– Вы поймите меня, ведь не последнее дело в этом вопросе играет генетика, – поспешил оправдаться Олег,– у кого родители были наркоманами, у кого преступниками и алкашами. Это дурные испорченные гены, они как сорняки в красивом огороде. Я, может, потому не хочу детей, что я и есть этот самый сорняк, не достойный размножаться. Мои родители отказались от меня еще в раннем детстве. Как-то однажды, уже в подростковом возрасте я вскользь услышал от кого-то из воспитателей о том, как меня нашли соц службы. Я слонялся по запущенной, холодной хибаре грязный и оборванный, почти истощенный, в то время, как моя мать в беспамятстве дрыхла на диване, в стельку пьяная. Я оговорился, мои родители не отказались от меня, они, не просыхающие от пьянства, просто не смогли бы этого сделать. Им было на меня наплевать.
– Но мои родители не были пьяницами, – закричал Никита и из его глаз градом хлынули слезы, – они попали в автокатастрофу, и теперь на этом белом свете мы остались с сестричкой вдвоем. Со дня на день ее удочерят, и я навсегда потеряю ее, навсегда, понимаешь, – он стал что есть силы колотить по Олегу своими кулачками, словно перед ним был не человек, а боксерская груша. С мальчиком началась самая настоящая истерика. Олег опустился перед Никитой на колени и сильно обнял его.
