Юрий Иванович
Спасение из ада
Глава 3
Слабость – спасение
Александра пришла в себя от пронизывающих холода и сырости. Причем не стала сразу ни дергаться, ни резко открывать глаза, ни выдавать свои мучения стоном. Просто, прекрасно зная, как себя ведут люди в бессознательном состоянии, так и продолжила лежать в неудобной позе. Но постаралась сообразить, как и где она лежит. Руки оказались связанными за спиной узлами щадящего режима. Вроде и пальцы не занемели, но развязаться или выскользнуть невозможно. Ноги – тоже. Голова гудела и пульсировала жуткой болью, поташнивало – скорее всего, сотрясение мозга обеспечено. Плохо. Сообразительность и логика, глушимые болью, отсутствовали напрочь.
Дождавшись очередного облегчения, сосредоточилась на окружающей среде. Не поверив первому ощущению, слегка пошевелила ноготком: так и есть, эмалированная, но уже истершаяся от времени поверхность ванны. Стали понятны и неудобная поза, и сырость, и холод: наверняка поливают время от времени холодной водой.
«Следовательно, раз не сижу привязанная, как прежде, к стулу, значит, перенесли в другое место. А то и перевезли. Догадаться бы еще, как далеко от конторы и сколько времени провела без сознания. И кто находится рядом. Неужели понял, что очнулась, и ждет моего первого движения? Хотя какая, в принципе, разница? В любом месте контора меня не оставит ни на минуту без опеки и не даст ни единого шанса на случайное спасение. Значит, у меня только один шанс оттянуть неизбежное: как можно дольше оставаться без сознания. Вот только как? Может, пробовать вспоминать трупы? – В тот же момент Александра стала проваливаться в омут бессознательности и постаралась представить нечто совсем противоположное. Мысленно вздохнула с облегчением: – Ну вот и хорошо! Самая большая моя слабость мне и поможет…»
Где-то вдалеке скрипнула дверь, послышались шаги, затем стукнула вторая дверь, и наконец невидимые посетители вломились в ванную. Из-за маленьких размеров даже на слух сразу стало тесно и оглушающе громко.
– Ну что, очнулась? – раздался отныне мерзкий голос Павла Павловича.
– Как мороженая вобла. – Еще более ненавистный голос Бориса Королюхова. Так вот кто здесь сидел и не спускал с пленницы глаз! – Скорее всего, вы ей мозги выбили окончательно. Даже неинтересно с ней. А у вас как?
– Взяли живчика, хотя и пришлось изрешетить основательно.
От этой фразы девушка чуть не завыла в голос как раненая волчица: «Неужели я не смогла спасти Дмитрия?!» – но тут же вспомнила, какими великолепными актерскими талантами обладает старый зубр по специальным операциям. Такой будет врать везде, всегда, просто не задумываясь об этом. Просто имея в виду предстоящий допрос и действуя подобным образом на тот случай, если девушка очнулась и все слышит. «Не верю! И не поверю, пока не увижу труп Дмитрия своими глазами!»
– Так что, эту сучку теперь в расход? – оживился еще недавний мнимый миллионер герр Бонке. Потому что в любом случае его дорогостоящую легенду контора теперь прикроет.
– Ты ведь сам мечтал с ней порезвиться?
– И сейчас мечтаю. Только бы привести в чувство и создать для нее надлежащие удобства, гы‑гы.
От предвкушающего смеха и рассуждений садиста тело Александры непроизвольно покрылось мурашками.
– А уж тогда я растяну удовольствие.
– Скорее всего, она тебе и достанется, – буркнул шеф конторы с каким-то недовольством. – Только вот и я с ней хочу напоследок побеседовать. А если она так будет валяться, то и концы отдаст от пролежней. Поднимайте ее и несите в комнату!
Четыре мужских руки выдернули девушку из ванны и беспардонно проволокли метров десять. Затем бросили на некое подобие дивана. Видимо, очень старого, потому что сразу чувствовались колющие выпирающие пружины. Все это время Бориска приговаривал:
– Ну что, детка, помыли тебя, теперь скоро и до ласки дойдет. Ты ведь любишь удовольствия? Так и я их люблю! Вот ты мне эти удовольствия и предоставишь в полной мере. Эй, слышишь меня?
– Дайте ей нюхнуть этой гадости!
И опять мерзостное зловоние какого-то средства заставило вывернуться внутренности наизнанку. Делая вид, что только очнулась, Александра хрипло задышала, переходя на стон, и быстро-быстро заморгала. Скорее в силу выработанной годами привычки стараясь осмотреться и отыскать хоть какие-то возможности к побегу. Подвальное помещение без окон. Неухоженная, пыльная комната. Второй подобный диван под противоположной стеной, несколько стульев по сторонам, в центре – бильярдный стол средних размеров. Кричать бесполезно, в такие места никто и никогда на помощь не приходит. Да и не оттащили бы пленницу в иное место, контора подобных промахов в своей деятельности не допускала. Для гарантии – два дюжих охранника и стоящий рядом с ними Бориска с перевязанным плечом. Так и сверлят злобными взглядами.
Шарящие по сторонам зрачки девушки не укрылись от внимания шефа конторы.
– Это ты зря, Шурка. Со мной такие номера не проходят. Любой, кто меня обманул, – труп. А ты обманула меня дважды. Так что считай сама, что заработала при окончательном оформлении «бегунка». Вначале тебя будут долго готовить к смерти. – Кивок в сторону ухмыляющегося Королюхова. – А потом тебя раз двести будут умертвлять в известном тебе институте.
Это была не угроза, а констатация факта. Александра уже имела неосторожность один раз почти стать подопытным кроликом в бесчеловечных медицинских экспериментах. Тогда только заступничество, поручительство и еще невесть что со стороны Павла Павловича и его всесильных шефов спасли от страшной участи. После этого ей вживили под кожу несколько чипов, и девушка обязалась работать на контору до самой смерти.
Теперь чипов на ней не было, зато смерть приблизилась вплотную и хищно скалилась из дальних полутемных углов бильярдной. Вполне понятно, что мысли бились в голове одна печальнее и пессимистичнее другой: «Судьбу не обманешь… Спасти меня некому… Любовь мне не пошла на пользу, как была наивной дурочкой, так и осталась…»
Но вслух она постаралась высказаться без страха. Еще и чудом не разбитые губы скривила с наивысшим презрением:
– Раз я труп, то мне уже нечего бояться.
– Да? А как же твоя совесть? А как же твои душевные терзания? – глумился здоровенный мужик, нависая над связанной жертвой и дыша ей прямо в лицо вонью испорченных зубов. – Тебе не будет страшно и тоскливо на том свете вспоминать, что из-за твоего предательства пострадало так много людей? Тебя не замучит совесть, если ты будешь знать, что и твой Светозаров отныне считает тебя предательницей и виновницей его ареста?
От таких обвинений Александра коротко, со всхлипом вздохнула и воскликнула:
– Я никого не предавала!
– Ха! Да ты плохо разбираешься в жизни, малышка! – Павел Павлович распрямился и скомандовал Борису с охранниками: – Подождите меня наверху!
И пока те выходили, стал прохаживаться вдоль дивана. Поэтому не заметил, каким озлобленным подозрительным взглядом одарил его Королюхов перед тем, как плотно закрыл дверь. Видимо, Бориска все бы отдал, чтобы присутствовать при разговоре. Из чего следовало, что даже ему не все договаривают, что даже его стараются держать в ежовых рукавицах. То есть тут каждый вел свою игру: Королюхов мечтал найти убийственный компромат на шефа, а тот намеревался разыграть свою очередную многоходовую комбинацию. Понять, к чему эта комбинация приведет, не представлялось пока ни малейшей возможности, а вот попытаться сыграть в ответ – всегда пожалуйста. И пленница со всем возможным вниманием приготовилась слушать. Игра началась.
– Твоего дружка сейчас пытаются разговорить очень нехорошие ребята, – начал шеф таким дружеским тоном, будто они сидели у него в кабинете за чашкой кофе. – Даже мне обидно, что не доверили вести допрос. Но тут ладно, начальству видней. Да и присутствовать разрешили, все-таки общее ведение операции у меня не отобрали. Хотя, – он тяжело вздохнул, – чего уж там вести, все сливки сняты, а вот скандал, вернее его последствия, придется разгребать мне.
– Неужели вся пресса и телевидение требуют моего освобождения? – добавив в голос максимум оптимизма, воскликнула Александра.
Шеф конторы благодушно кивнул:
– Требуют. Но мы это переживем. А вот стрельба на центральной площади, а затем и последующая эвакуация тела Торговца переполошила пол-Европы. Есть раненые среди гражданских жителей, при смерти десятилетняя девочка, одна женщина убита. Сотни свидетелей беспрецедентного в истории ареста.
– Ареста или бандитского нападения? – уточнила она.
– Не ерничай! Ты ведь прекрасно должна понимать, что все эти жертвы – на твоей совести. Стоило тебе передать Светозарову нужные слова, и он бы сейчас спокойно беседовал со мной в кабинете, оговаривая условия нашего взаимовыгодного контракта. А так – так его продырявили, масса пострадавших невинных обывателей, труп, тебя вот списывать приходится.
– Не я первая, не я последняя…
– Тоже верно. Но теперь вся контора перешла на нелегальное положение. Приходится дуть на холодное и разогревать пригоревшее. А с твоим клиентом вести переговоры о заключении контракта только с условием спасения его жизни. Александра продолжила вполне очевидное течение беседы:
– И он за меня при составлении контракта не заступился?
– Нисколько. А уж когда узнал о твоей роли вообще и о твоей идее с бабушкой в частности, так вообще взбеленился.
– Какой идее?! – Девушка растерялась, а все нутро у нее предательски задрожало. – И при чем тут…
– Ну не притворяйся полной дурочкой, – ухмыльнулся Павлович. – Когда при допросе всплыли наши первые наработки по его поимке, он, конечно, сразу поинтересовался, кто предложил убрать твою подставную бабушку ради твоего с ним телесного контакта. При этом он так сжимал кулаки и сверкал глазами, что мы не стали его разубеждать в том, что это твоя идея.
– Сволочи! Вы убили Катаржину?! – Вопрос вырвался со змеиным шипением.
– Ну почему убили? – цинично удивился недавний начальник связанной пленницы. – Она и так была старая, сердце болело, дышала на ладан из-за своего курева. Подумаешь, днем раньше, днем позже…
Александре и самой приходилось пользоваться в работе долей определенного цинизма. И черный юмор не вызывал у нее отторжения при беседах с коллегами во время перекуров. Но опускаться до такого кощунства и убирать собственных, десятилетиями проверенных сотрудников ради достижения поставленных целей – такое у нее в голове не укладывалось. От пронзившего все тело бешенства Александра уже готова была перейти в обморочное состояние, когда мелькнувшая искоркой мысль заставила ее затаить дыхание: «Он блефует! Не мог Дмитрий подобным образом реагировать на такое обвинение в мой адрес. И не потому, что он при этом кулаки не сжимает, они его совершенно не изучили! Только я знаю его реакцию на подобное известие: он бы закрыл глаза и просто тихо переживал. Но и мои последние слова он просто обязан был понять до конца: ценой собственной жизни я пыталась спасти его. И если бы это было не так, то в таком случае и мне самой жизнь не мила. Но я в него верю! Дима не такой! А значит, они его не поймали! Он ушел! Обязательно ушел! И – есть шанс!..»
Дальше додумывать она не стала, боясь радостным сиянием в глазах или дрожью в голосе выдать свою радость от умозаключений. Просто зарычала с бешенством и остервенением:
– Твари! Какие же вы твари! – Да еще и задергалась всем телом, словно пытаясь освободиться от пут.
Кажется, такая реакция оказалась вполне ожидаемой, мучитель не улыбался, но продолжил с полной уверенностью:
– Мне безразлично твое мнение обо мне или Казимире Теодоровиче. А вот некая заинтересованность в тебе осталась. Не скрою. Именно поэтому я тут сейчас перед тобой изгаляюсь. В другом случае тобой бы уже давно услаждался Королюх, изошедший слюной от нетерпения. Так что теперь вступление закончено и я перехожу к сути моих основных вопросов.
– А если я не смогу на них ответить?
– Тогда я зову Борюсика, а с тобой прощаюсь навсегда. Устраивает?
– Конечно не устраивает, – продолжила игру Александра. – Что бы ни случилось, жить-то хочется. А тут все зависит от каких-то вопросов. Про новые миры?
– Это уже не твоя прерогатива, – отмахнулся Павлович, – да и не моя. Торговец сам все расскажет и покажет. Опять-таки, черт побери, не мне. У нас с тобой другая задача: погасить как можно скорее еще один скандал. – Заметив, что девушка открывает рот для очередного язвительного вопроса, он вспылил и перешел на крик: – И прекрати паясничать! Не забывай, в каком ты виде и что тебя ждет! И не подумай, что я тебя пожалею! Мой шеф меня тоже жалеть не собирается и может оставить рожки да ножки от моего послужного списка! Понятно?
– Так точно, Пыл Пылыч, – нисколько не пугаясь дикого крика, скривилась девушка. – Хотя мне мои рожки и ножки ближе к телу.
А про себя подумала: «Лишний раз убеждаюсь: после такого дела всю контору «зачистить» могут. А вот этого зубра могут и оставить! Ведь он только что проболтался про своего шефа. В единственном числе! А ведь, помнится, поговаривал, что над ним «двое». Что это значит? Или один помер, или изначально у руководства конторы стояли только два человека. Но тогда по логике получается, что вторым как раз и является сам Пыл Пылыч! Вот так дела…»
– Эх, Шурка! Потеряла ты всякое доверие полностью. Так вот: нам надо замять скандал по поводу детей. Он разрастается, как степной пожар, и если мы его не погасим немедленно, тут уже вся планета вздрогнет.
По поводу детей Александра ничего не знала и не догадывалась, поэтому сразу смирилась со своей дальнейшей участью. А вот громыхающие в голове выводы продолжали до странности взбадривать все тело: «Но почему этот зубр так расслабился и проболтался? Неужели потерял свою осторожность до такой степени, что перестал следить за каждым словом? Стареет? Да нет, скорее всего, твердо уверен, что живой я отсюда выйду разве что на хирургический стол лаборатории. Поэтому и утратил на короткое время полный контроль. Что он там плетет про этих деток?..»
– …Никого! Ты себе представляешь: никого из тех детей, усыновлению которых помогал Светозаров, нет в наличии. Это кошмар! Мало того, подавляющее количество новых опекунов и родителей тоже исчезли. А в ответах их прислуги и родных фигурирует только одна фраза: «Уехали в туристический вояж!» Как тебе это? Все! Более трехсот человек – и все одним лайнером? Или поездом? Потому что никто конкретно не может указать, как, на чем и куда.
Шеф конторы замер на месте, опустил руки вдоль туловища и, грозно сдвинув брови, спросил:
– Чем можешь помочь в возвращении детей?
«Опять логические неувязки! Почему они этого не потребуют от Дмитрия?»
Словно догадавшись о ее размышлениях, Павлович раздраженно фыркнул:
– Светозаров категорически утверждает, что к детям он никакого отношения не имеет. Его тоже раскрутят, если, конечно, он всех этих деток не уничтожил или не продал в рабство по своим мирам. Но время очень поджимает, и помочь можешь только ты.
Девушка уже решила для себя все и окончательно. Тем более, что и при всем желании она не знала о детях совершенно ничего. Поэтому в очень неудобном положении пожала плечиком и выдавила со слезами:
– Увы, я ничего про детей не знаю. Я ведь уже докладывала…
– М-да? Ну ладно, во всяком случае, я сделал все, что мог. – Шеф конторы тяжело вздохнул, грузно шагнул к двери и рявкнул в соседнее помещение: – Борис! Иди сюда!
Через минуту тот появился с настороженной улыбочкой и в сопровождении охранников.
– Можешь ею заниматься, как пожелаешь. Главное – не до смерти. А если переборщишь, – шеф многозначительно показал глазами и на потолок и на стены, намекая и на прослушку, и на подсмотр, – то я тебя сам остановлю, а потом и тебе не поздоровится. Институту она слишком дорого обошлась, и деньги уже перечислены. – Уже на выходе он оглянулся: – Да, если чего выпытаешь полезного, мы тоже сразу услышим. А вы тут ему вначале помогите – и тоже наверх!
Последний приказ относился к охранникам. Да они и сами, видимо, не желали здесь оставаться. Слава заядлого садиста окружала Королюхова уже не один год.
Под его руководством застелили бильярдный стол большой простыней. Ободрали с девушки остатки одежды, закинули тело на расстеленную простыню и прикрепили растяжками за руки и ноги в виде буквы «икс».
Проверив прочность пут, Королюхов отправил охранников наверх, а сам стал медленно, морщась от боли в плече, раздеваться:
– Ну вот, малышка, ты и дождалась нашего уединения. Потерпи еще чуть-чуть…
Александра задышала резко и отрывисто, готовя себя к искусственному обмороку и несколько раз дергаясь, словно от страшной боли:
– Борис! Мне плохо! Мне жутко больно под лопаткой и плохо… Помоги мне!..
– Конечно, помогу! Как не помочь боевой подруге? – юродствовал садист, взбираясь голышом на бильярдный стол. – Вот прямо сейчас и начну помогать…
Он только стал к ней наклоняться, как девушка, живописно представив на его месте разложившийся и отвратно пахнущий труп, с резким содроганием потеряла сознание. Успев напоследок выдохнуть из себя прощальное слово:
– Я умираю…
Глава 4
Отшельники
Группе пришлось проторчать на усиливающемся морозе до самого вечера. Спускаться под лучами голубого светила, даже с их умением превосходно маскироваться, воины не рискнули. Зато за долгие часы ожидания высмотрели интересующие их детали со всеми подробностями. Наиболее тщательно они наблюдали за поведением отшельников и за взаимоотношениями тех с магириками. Здесь даже визуально была заметна масса нюансов, традиций и закономерностей.
Пещер было довольно много. Только под теми сходящимися к перевалу отрогами, где затаилась группа, входных отверстий наблюдалось более пятидесяти. Еще больше их виднелось с другой стороны, видимо паломники добирались лишь во время слишком уж больших морозов или снежных буранов. Пока же, несмотря на усилившиеся за последние десять дней минусовые температуры, снег так и не выпал. Может, здесь вообще подобных излишеств не бывало, а может, нынешняя осень выдалась такой засушливой. Но, как выяснилось чуть позже, большинство идущих к горе магириков становились на ночевку прямо на обочинах тракта. Они собирались в группки, разжигали посередине небольшой костерок, ужинали – и, накрывшись одеялами, дремали до раннего утра. Разве что некоторые особо фанатичные особи шли и ночью, проделывая весь путь за сутки или чуть больше.
Другое дело, когда паломники желали большего тепла и уюта. Тогда они сразу сворачивали с дороги и направлялись к тому створу, где рядом на камне восседала завернутая в несколько одеял фигура отшельника. Короткий торг, вручение мешочков, свертков или предметов – и хозяин пещеры первым проскальзывал внутрь. Порой магирик скидывал перед хозяином пещеры с плеч внушительный тюк, и тогда его приветствовали с еще большей радостью. Устроив гостей внутри, отшельник чаще всего вновь выходил наружу в ожидании новых клиентов. Наверняка в первую очередь это зависело от объема пещеры. Если мест больше не оставалось или отшельник по каким-либо причинам не желал вообще никого видеть, то он просто прикрывал отверстие изнутри большим плоским камнем. В такие места никто из подошедших магириков даже не осмеливался заглядывать или звать хозяина голосом. Возле самого перевала, близ тракта все пещеры без исключения были заселены отшельниками, а вот по окружности долины большинство пустовало, и желающие до них добраться паломники выбирали их по собственному усмотрению, устраиваясь там без всякой оплаты. Чуть позже выяснилось, почему там никто не жил постоянно: пещеры назывались «хладными» из-за отсутствия в них согревающего огня. А вот чтобы получить этот самый огонь от жрецов вершины Прозрения – для поддержания собственного быта и возможности принимать гостей, – кандидату в отшельники следовало безвылазно прожить в выбранной пещере более трех месяцев. Или получить огонь вместе с обителью в наследство от предыдущего хозяина.
В результате таких пертурбаций и внутренних договоренностей старожилы обитали в самых удобных, больших и расположенных близко к тракту пещерах. А новичкам приходилось селиться в дальних, неприспособленных и чаще всего «хладных». Понятно, что магирики до таких некомфортабельных ночлежек доходили очень редко, разве что в сильные морозы спешили на ночевку во всю прыть. Кстати, три долины в центре тракта и четыре перевала, их замыкающие, так и назывались – «ночлежные». Потому что пещеры в других долинах если и заселялись кое-где отшельниками, то волшебный огонь туда жрецы монолита не давали.
Торговые пути к этому месту тоже доходили. Хотя их следовало назвать скорее тропками, чем путями. Но порой то один, то другой торговец с парочкой мулов карабкался по склону наверх – и там производил торговые сделки с нужным отшельником. Частенько торговец и внутрь заходил, а судя по виднеющимся то тут, то там животным, некоторые коммивояжеры даже гостили некоторое время. Потому как понятно, что своих коней или мулов содержать местные обитатели пещер не могли: скотинку кормить было бы нечем, привозной овес ой как дорог.
Между собой отшельники фактически не общались, находясь в состоянии «холодной войны». Даже не смотрели в сторону друг друга. Разве что хозяева первой линии пещер, считавшие себя элитой местного общества, держались воедино. Порой переговаривались между собой вслух, порой – понятными им одним жестами. Иногда сходились друг с другом и чем-то обменивались. Но и элита, и новички, все носили на головах высокие папахи из черного каракуля – символ отшельничества и угодного великой святыне образа жизни. Пожалуй, только эта деталь наряда отшельника выглядела прилично.
Глядя на свисающие с их плеч старые рваные одеяла, можно было только удивляться подобной непритязательности. Что и сделал в один из моментов Курт, сползая за каменный выступ вниз и принимаясь интенсивно разминать затекшие члены.
– Что-то мне не верится в богатство этих голодранцев! – При этом он имел в виду, что пойманный ими в предгорьях и допрошенный «язык» утверждал: каждый из паломников старается вручить отшельнику что-то ценное из своих запасов в надежде вымолить благожелательность черного монолита. – Тот варвар распинался, будто отшельники после пяти лет пребывания в пещере уезжают отсюда богачами. Те же, что остаются дольше чем на десять лет, еще и льготы какие-то имеют.
– Скорее всего, им только и полагается бесплатный пудинг за ношение этих тряпок.
Присоединившийся к Курту Василий сдернул перчатки и стал интенсивно разминать одеревеневшие пальцы.
– Все может быть. Я сам не нищенствовал и не побирался, но порой таких баек про таких типов наслушаешься! Мол, и миллионеры они, и миллиардеры.
– Вранье полное! – Сильва тоже решила немного размяться, на минутку покинув свой пост наблюдения. – Сам посуди, ведь сколько мы операций провели или расследований, а нигде и ни разу ни один клиент под кличкой «нищий» не проходил. И в начальных биографиях других клиентов строка «попрошайничество» отсутствовала.
Курт снял капюшон куртки, обе вязаные шапочки и теперь усиленно массировал кожу на голове, устраняя последствия контакта с упругой тканью.
– Вот потому нищие и отсутствуют даже в наших разработках, что умение мимикрии они развивают до совершенства, до крайностей. Став миллионерами, они продолжают жить как и прежде, и об их богатстве не подозревают ближайшие соседи, а порой и родственники. Они ничем себя не выдают даже спецслужбам или мафиозным структурам. А если уж бывшие попрошайки и начинают жить во дворцах на широкую ногу, то так преподносят свои капиталы, что никто их не может обвинить в чем-либо предосудительном. Умеют они скрываться и скрывать.
– Может, ты и прав… – Сильва тоже интенсивно, но весьма осторожно растирала свое изувеченное лицо. И хоть все в группе договорились сегодня ни слова не говорить о доставшем всех холоде, женщина не сдержала озлобленного рычания, перешедшего в ругательство.
Вполне понятно, что старший группы просто обязан был отреагировать:
– На кого это ты так озлобилась?
Боевая подруга могла и не отвечать, но от товарищей по оружию она ничего не скрывала. Да и хотела бы скрыть, не получилось бы.
– Опять проклятые прыщи стали гнить!
Когда такое случалось, Сильва при малейшем всплеске боевой активности превращалась в грозную фурию или трудноуправляемого берсерка. Да и в простейших бытовых ситуациях от нее следовало держаться подальше. Видимо, долгое нахождение в холодной среде обошлось исстрадавшейся коже слишком дорого: начался очередной рецидив. Остановить раздражение следовало немедленно. Поэтому Василий добавил в свой голос грубости и металла:
– Только не вздумай ныть и кидаться на всех подряд! Нам тут всем не сахар. Лучше стисни зубы и тверди себе, что это в последний раз! После задания Торговец тебя излечит. Поняла?
Женщина перестала рычать и выплеснула копящийся гнев на свою болезнь простым, но шумным выдохом. Затем, неожиданно жалобно, пробормотала:
– Я уже в такое чудо не верю…
Пока Василий сглатывал неожиданный комок жалости в горле, со своей логикой вмешался в разговор немец:
– Ха! Как можно не верить в чудеса?! Если они прямо на тебя со всех сторон смотрят! Я на сто процентов уверен, что для Торговца тебя вылечить – вполне осуществимое действие. Так что выше нос, подруга, и будь уверена: мы еще погуляем на твоей свадьбе! Тем более, что я всю жизнь мечтал побывать именно на русском варианте этого торжественного мероприятия.
– Ну да, – уже более спокойно сказала женщина, все еще продолжающая сомневаться. – А если этот гребаный Торговец не появится? Смотри, уже сколько дней его нет. Мало ли что…
– Ну, если не появится, – повеселел Курт, – то нам всем здесь и настанет этот… как его по-вашему?.. О! Кирдык!
– Ха-ха! – неожиданно развеселился и старший группы. – Это совсем не по-нашему. Но суть одна: если новый работодатель не появится, то мы можем действительно загнуться возле того черного булыжника.
Казалось бы, скорая возможность гибели успокоила Сильву больше, чем призрачная перспектива излечения в будущем от ненавидимой ею болезни. Она даже попыталась улыбнуться:
– Вполне может быть, что возле вершины мы справимся легко. – Но сразу озабоченно добавила: – А вдруг взрывчатки не хватит?
– Значит, не судьба, – философски наморщился Василий. – Поищем чего-нибудь на месте. Если не найдем, отходим назад, прорываемся через перешеек и выходим на ПМЖ в более цивилизованные государства.
Слышавший каждое слово Петруха отозвался со своего насеста:
– Так, может, есть смысл сразу повернуть?
– Эх, Петя! С восемнадцати лет тебя знаю, и все шесть лет от тебя только и слышу глупые вопросы. Поэтому страшно удивляюсь, что ты жив до сих пор.
Парень нисколько не обиделся, скорее даже возгордился:
– Потому и живу, что стараюсь каждое сомнение свое разрешить заблаговременно. Да и мнение окружающих по любому поводу «оченно знать пользительно». Помнишь, как в том древнем стишке прошлого века? «В диверсанты я пойду, пусть меня научат…» Как же учиться, если ничего не спрашивать?
– Так спрашивай по делу! – рассердился старший группы.
– Нет проблем! Вот наш новый хозяин утверждал, что мы будем все говорить на местном языке как на родном. Вроде бы при допросах пленников так и получалось. Нас боялись, но явно принимали за земляков. А вот как с Куртом быть? Неужели он и тут с акцентом говорит?
Все пятеро между собой переглянулись. Даже Дана оторвалась от бинокля и смешно потерла свой раскрасневшийся носик. И в самом деле, во время рейда с диверсиями и совсем недавно немец не принимал участия в допросах, стоя в боевом охранении. Лучшими профи по вытягиванию сведений считались Василий и Сильва, да порой Петруха, играя талантливо роль подранка, пытался загрызть оказавшего небольшое сопротивление «языка». Такой экспресс-метод тоже хорошо пробивал ашбунов на скороговорку. Но заданный вопрос и в самом выглядел своевременным: вдруг Курта кто-нибудь о чем-нибудь спросит в самый ответственный момент – и вся группа сгорит на таком пустяке. Раньше проверить данную деталь как-то не сообразили.
– Уел, умник, уел… – признался Василий и повернулся к немцу: – Ладно, постараемся при беседе с отшельником тебя подключить. Но перед тем намекнем, что у тебя проблемы с гортанью.
Тогда как сам немец с удивлением пожал плечами:
– Странно, но я почему-то уверен, что язык ашбунов я знаю на порядок лучше, чем русский. Но проверить и в самом деле не помешает.
Дане, видимо, надоело и мерзнуть, и наблюдать за местностью лишь с Петрухой. Поэтому она стала возмущаться:
– Может, уже хватит языками трепать? Скоро совсем стемнеет, а мы так окончательно пещерку и не выбрали. Если вы не хотите отогреться, то могу вас всех оставить здесь до утра. Времени-то у нас на переход и выбор места мало останется, скоро луны начнут всходить. Протрите глазки!
Напоминание о возможном тепле взбодрило всю группу, они усилили наблюдение и интенсивно стали обсуждать приемлемые варианты. Предпочтительней всего им показалась самая ближняя пещера. Она находилась на наибольшем удалении от тракта, и почти никто из паломников даже не смотрел в ее сторону. Хотя сам отшельник в черной папахе терпеливо сидел у входа, надеясь хоть кого-то заманить на постой. Несколько раз он на короткое время пропадал в своем жилище, но затем поспешно возвращался на прежнее место. Не баловали его гости, явно не баловали.
Вот именно к нему и вознамерились нагрянуть боевики с Земли. Тем более, когда основательно стемнело и стало понятно, что на ночлег никто больше не попросится, разочарованный отшельник скрылся в пещере, а вход на первое время оставил открытым. Как бы намекая на гостеприимство для запоздалых путников. Конечно, на всякий случай выбрали для постоя и несколько других пещер, оценивая их пригодность в порядке убывания.
По команде стали сгружать в мешки оружие, которое нельзя было спрятать на себе, и видимые металлические детали одежды. Не прекращая по очереди при этом следить через бинокли с приборами ночного видения за выбранной пещерой. И только собрались спускаться, как выдвинувшаяся дальше всех Сильва зашипела:
– Внимание! Кажется, в то же самое место направляются сразу три магирика. Причем поднимаются как бы раздельно, но слишком уж целеустремленно.
Помимо ночных биноклей были и очки с приборами ночного видения. Но их старались надевать лишь в редких случаях: берегли аккумуляторы. А миниатюрные рации общей связи, которую они коротко называли «общак», задействовали еще реже. Сейчас Василий скаредничать не стал:
– Надеть очки! Подключить «общак». Подходим вплотную.
Естественно, обладая таким преимуществом, земляне спустились к пещере сверху несколько раньше, чем трое неизвестных, двигавшихся вверх скорее на ощупь и ориентирующихся только на светящийся призывным теплом овал пещеры. Однако движение троицы настораживало все равно: явные воины, привыкшие двигаться и в такое время, и в таких местах. Да и без выделяющихся за спинами мешков, которые имелись у всех пеших паломников.
