Уменьшить шрифт (-) | Увеличить шрифт (+)

Юрий Коваль
Шамайка

Полная версия

* * *

Праздник Юрия Коваля

О, какой был незабываемый праздник, когда писатель Юрий Коваль получил международный диплом Ханса Кристиана Андерсена! Ведь подобный приз вручают только самым лучшим детским писателям планеты. А Юрий Коваль и есть – лучший.

Это было ясно как апельсин, задолго до премии, а теперь, спустя годы, когда его нет, мы окончательно осознали – рядом с нами жил Мастер, одаривший мир удивительными книгами: «Чистый двор», «Листобой», «Кепка с карасями», «Пограничный пес Алый», «Пять похищенных монахов», «Приключения Васи Куролесова»…

На празднике Юрий Коваль сидел во главе стола в пиджаке благородного мышиного цвета. Писатель находился посреди огромной планеты, которую он так любил, – со всеми ее морями и землями, деревьями и травами, зверями и птицами, жуками и гусеницами. Говорят, что этот пиджак цвета все-таки снеговой тучи Юрий Коваль заказал одному портному из Торжка специально по такому торжественному случаю.

– А сидел я, Марина, – исправил бы меня достойный Юрий Иосифович, – не просто «посреди огромной планеты… с ее деревьями и травами, зверями и птицами…» Сколько можно тебя учить? А посреди планеты с ее грибами рыжиками, мать-и-мачехой, иван-чаем, шиповником, медуницей, подснежниками, клевером и кашкой, жабником и ромашкой, черемухой, вербой, рябиной и помидорами, темными глыбами лошадей, весенним небом, наполненным скворцами, грачами, жаворонками и пухом одуванчика, летящего над дорогой…

– Что?! – рокотал он в подобных случаях. – Ты знаешь, как называется хвост у английского сеттера? Перо! А волосяной покров – рубашка. Хорошо оперенная рубашка…

– Твой герой ищет травку от кашля в лесу? – Он говорил мне с укором. – А ты обзови ее как-нибудь! Кошачья петрушка!

Однажды услышал он, как его приятель рассказывал о нем, знатоке всех звезд, созвездий и туманностей:

– Шли мы как-то под вечер, а Юра мне и говорит: «Видишь созвездие? Это Большая Медведица».

– Не может быть! – твердо сказал Коваль. – Я показал ему Гончих Псов или Волопаса.

В Москве дули ветры с Ледовитого океана. Юра стоял на юру, над ним нависла Большая Медведица. Казалось, он сейчас протянет руку и отодвинет ее от себя – за общеизвестность.

Близкими своими друзьями он считал вечное созвездие Орион, биолога Ваню Овчинникова (тот работал в Ботаническом саду, выращивал в парниках цветущие азалии – Юрий Коваль туда частенько наведывался); а также канадского писателя Сетона-Томпсона, хотя с этим человеком они не встретились ни в пространстве, ни во времени. Но это не так важно для дружбы великанов.

Только БЛИЗОСТЬ ДУХА важна для дружбы, крепкой, как морской канат с палубы фрегата «Лавр Георгиевич» из увлекательнейшего романа Коваля о вольном плавании капитана Суера-Выера. Именно близость духа свела и породнила Юрия Коваля и Сетона-Томпсона – художника, путешественника, писателя, который умел рассказывать удивительные истории о животных, о растениях, о лесе. Могу представить, с каким удовольствием зачитывался Коваль его книгами «Жизнь тех, на кого охотятся», «Биография гризли», «Биография серебристой лисицы»…

Я даже не знаю, переведен ли на русский язык многотомный труд Сетона-Томпсона «Жизнь диких зверей». Но его книгу «Маленькие дикари» с рисунками автора с детства храню как величайшую ценность.

Юрий Коваль так прямо и говорил:

– Я поклонник Эрнеста Сетона-Томпсона!

Даже, мне кажется, Юра не случайно появился на свет почти в то же самое время, когда на свете не стало Сетона-Томпсона. Видимо, на Земле среди людей во все времена обязательно должен нести свою вахту любящий природу человек, Защитник Щенков высокого сословия.

Однако встреча этих двух гигантов все-таки произошла в третьем измерении – на орбите литературного творчества, которая опоясывает все пространства и все миры.

Итак, из пункта «А» вышел Сетон-Томпсон и зашагал по дороге, а веком позже из пункта «Б» ему навстречу отправился Юрий Коваль.

Сетон-Томпсон весело шел по лесным дорогам Канады. Ухала сова, вскрикивал енот в лесной чаще, пахло сосновой смолой, вился дымок от костра, жарилось на огне «бизонье мясо и луговые коренья» (проще говоря, говядина с картофелем!).

Юрий Коваль пробирался нехожеными тропами любимой им Вологодской области, насвистывая «Песню про пятнадцать собак». Над ним летел клест-сосновик, купленный Ковалем на Птичьем рынке за три рубля, с перьями кирпичного и клюквенного цвета, с клювом, скрещенным, как два костяных ножа, – певец Капитан Клюквин со своей собственной песней, которая рвалась у него из груди. Рядом бежала картофельная собака Тузик. («Дядь! – кричали издали ребятишки, когда я прогуливался с Тузиком. – А почему она картофельная?» В ответ я доставал картофелину и кидал Тузику. Он ловко, как жонглер, ловил ее на лету и мигом разгрызал. Крахмальный сок струился по его кавалерийским усам»). А впереди мчался на Северный полюс, увлекая за собой всю компанию, сбежавший со зверофермы песец – герой повести Коваля «Недопесок Наполеон Третий».

Так они двигались навстречу друг другу, каждый своими путями и мирами, когда неожиданно две их дороги, две их писательские судьбы, пересеклись.

Случилось это благодаря абсолютно трущобной кошке, героине рассказа Сетона-Томпсона «Королевская Аналостанка». Не знаю, то ли ей показалось, что сэр Сетон-Томпсон поведал всего лишь забавную историю из ее жизни, но не раскрыл до конца богатый внутренний мир… Что, собственно, вся ее жизнь, исполненная взлетов и падений, ее необыкновенная судьба остались за бортом повествования. То ли ей просто понравился Юрий Коваль, в которого с первого взгляда влюблялись все звери и птицы, а также старики, женщины и дети… В общем, она осторожными шагами приблизилась к нему, причем с таким видом, как будто бы самая первая кошка на его жизненном пути.

А между тем Коваль был знаком со многими достойными представителями ее племени. Тут вам и Весенний кот, расцветший внезапно в соседнем доме вместе с незабудками и подснежниками. И Летний кот, вобравший в себя солнечный зной, отчего полночи светился в саду, как подсолнух. Осеннее котяро, которое влезло на печь и сразу превратилось в Зимнее, предвещая первый снег. Поддерживали с ним тесную связь сиамские и сибирские, тигровые и черепаховые, рябые и рыжие коты и кошки всех возрастов, мастей и общественных положений.

Но это была не кошка, а богиня по имени Шамайка. Он сразу это увидел. Недаром друг Юры, скульптор, отозвался о его ясном взгляде:

– Глаза Коваля – не просто глаза, это окуляры с увеличительными стеклами!

Поэтому писатель Юрий Коваль снял шляпу, почтительно поклонился Сетону-Томпсону и, в самых высоких выражениях посвятив ему эту повесть, рассказал о Шамайке то, о чем умолчал его канадский предшественник.

Перво-наперво крепкой рукой он обрисовал суровую обстановку, в которой Шамайка появилась на свет, – жизнь трущоб, характеры ее обитателей – бродячих котов, среди которых встречаются порядочные негодяи, скобяной двор с крюками и гвоздодерами, охраняемый неприятным полубульдогом, господин У-туулин с малокалиберной винтовкой, готовый перестрелять все живое вокруг себя, беспощадные кошколовы…

Вот в какой мир вступает трущобный котенок – круглый сирота, открытый всем ветрам, дружелюбный, ужасно любопытный и, как мы увидим позже, с большими артистическими задатками.

Впрочем, на свете не так много плохого, чтобы закрывать на это глаза, – намекает автор. Ведь, как ни крути, миром правит любовь, по крайней мере за нею всегда остается последнее слово.

Как магнитом, Шамайка притягивает к себе разных колоритных личностей вроде негра Джима, который любил пожевать табак под названием «Читанога-чуча», а потом плевать на всех и на все в прямом и в переносном смысле. Он работал в зоомагазине японца Мали, хотя тот был не настоящим японцем, а просто прищуривался, поскольку слышал, что японцам больше платят.

Могущественный бык Брэдбери окажет ей покровительство. Глубокая верная дружба свяжет их, и навеки разлучит океан.

Кот-пират Рваное Ухо – отъявленный злодей. Поговаривали, у него на груди под шерстью – бандитская татуировка с якорем и русалкой. Но и он смягчается душой, полюбив Шамайку.

– Я теперь уже не тот, – будет втолковывать ей пират. – Сила встречи с вами переродила меня внутренне.

Да, она была настоящая королева, только не умытая, как Золушка. И по всем сказочным законам (а Юрий Коваль их знал не понаслышке!) в один прекрасный день ее должны помыть.

Негр Джим разогрел на печке универсальное средство от блох – жир гремучих змей, вымазал им Шамайку, искупал в тазу, и все увидели серую барсиху с голубыми глазами могучего колорита, которую ненастоящий, но предприимчивый японец тотчас решил вырастить на мех, а потом продать. Вновь и вновь ей грозит смертельная опасность. Вновь и вновь приходит на помощь чудо. Грандиозные повороты судьбы, за которой, как выясняется, затаив дыхание, следит сам господин Сетон-Томпсон. Захваченный приключениями Шамайки, он шагнул на страницы повести Коваля, где и был запечатлен в ряду других персонажей блистательным художником Рубеном Варшамовым.

В целях фантастического обогащения японец выдает эту святую простоту за уникальную представительницу редчайшей кошачьей породы – Королевскую Аналостанку! Таким образом, королева трущоб, любительница шарить по мусорным кучам в поисках картофельной шелухи и селедочных голов, попадает в самое высшее общество, какое только можно вообразить! И здесь – за бархатным канатом, на троне, под звуки прелюдии Баха – она являет собой истинную жемчужину.

Но это не конец, поскольку трон с подушкой совсем не то, к чему стремятся герои Коваля. Не важно, зверь или человек, его герой одержим независимостью. Преодолевая невзгоды и даже смерть, практически не сворачивая, он движется к острову Истины.

«Ну в чем же смысл жизни? – думал порою пират. – Конечно же лакать разбавленную сметану, терзать нервы полубульдога, давить крыс. Но есть и еще что-то такое, да только какое оно?»

И он не в силах был ухватить смысл до тех пор, пока любовь не стукнула гулко в пиратскую грудь черного кота.

…Входите в мое сердце, Мастер, там давно разожжен камин, сядьте в кресло, выпейте грога, раскурите капитанскую трубку, начинайте свой рассказ. Я так рада, что мы повстречались после долгой разлуки.

Марина Москвина

Шамайка

Господину Эрнесту Сетону-Томпсону и маэстро Ролану Быкову, живущим в разном времени и смысле, умудрился посвятить автор эту повесть

Про меня почему-то думают, что я должен защищать щенков.

А ведь и вправду щенки всегда так доверчиво виляют хвостом, что их хочется защитить. В среде щенков не бывает нечестных и злых. Такие случаются только между взрослыми собаками.

Иногда, конечно, из щенка защищенного вырастает надменное существо. Высокомерно поглядывает он на тебя из своей конуры, гремит цепью, показывает зубы. Но это уже, друзья, не наше дело. Мы его защитили, а он пусть соображает, как дальше жить.

Глава 1. Рваное Ухо

Свирепый и кривозубый, какой-то разлапистый полубульдог рвался с цепи.

Он уже не то что лаял – это мягко сказано – он выворачивался наизнанку, разевая свою рябую пасть. Цепь, натянутая до предела, перехватила полубульдожью шею. Стоя на задних лапах, передними он бестолково молотил воздух, напоминая полубоксера – в человеческом смысле этого слова. В пяти сантиметрах от его носа лежал на земле огромный черный кот-пират по прозвищу Рваное Ухо.

Кот спал сладко и спокойно. Он давно рассчитал, точно вымерил длину и прочность цепи. Рев и сип полубульдога его убаюкивали. Он спал, прекрасно понимая, что убивает сразу двух зайцев, хотя и думал больше о кроликах. Во-первых, он был под охраной полубульдога и никто на него не мог напасть. Во-вторых, своим спокойным сном он мстил старому врагу за былые подлые поступки. Это большая редкость, чтоб кто-то кому-то мстил сном. Да, да, чтоб кто-то спал и этим сном кому-то мстил – такое на земном шаре встречается редко. В истории мщений такие случаи пока не отмечены.

Полубульдог совсем потерял голову и голос, и если уместно сравнивать собак с чайниками, то это был уже выкипевший чайник, чайник, который выклокотался – простите за это непроизносимое слово, – чайник, который начинал плавиться на углях. Он, чайник, должен был вот-вот скончаться, глаза его выкатились из орбит, он посинел. Тут и послышался далекий голос:

– Мяяяу! Мяяяу!

Кот приоткрыл пиратский глаз, шевельнул рваным ухом, потянулся, просыпаясь.

– Мяяу! – доносилось издали, но это «мяу» кричал человеческий голос и добавлял к этому «мяу» еще один очень кошачий и вкусный звук – «со!». Получалось: «Мяу-со! Мяу-со! Мясо!»

Пират Рваное Ухо окончательно проснулся, выгнул спину, презрительно фыркнул в рожу полубульдогу, плюнул ему в правый глаз и побежал на крик:

– Мяусо! Мяусо!