Юрий Шотки
Эксельсиор. Вакуумный дебют
– Мы стараемся сдержанно освещать наши изделия, поэтому доки выглядят тёмными, – объяснял конструктор, – боремся со шпионажем. Активные шпионские дроны себя выдают сразу, но некоторые модели пассивного сканирования сложно выявить вовремя. Наши изделия постоянно работают с перегрузками, такие лучше строить здесь, при слабом тяготении. Пока на корпусе нет обшивки, видна внутренняя структура изделия, такая информация очень ценна в определённых кругах.
На полу коридора проступила красная и зелёная подсветка.
– Держитесь зелёных зон – предупредил конструктор.
Мимо деловито пронеслось несколько гружёных дронов.
– Сейчас мы делаем небольшой крюк вокруг дока к обзорной площадке. Полагаю, вы хотели бы сначала взглянуть на корабль со стороны, чтобы сложить общее представление.
– Так точно! – вытянулся Ник. Он тщетно старался не выдавать волнения, хотя даже строгий лётный устав предполагал вполне допустимым сдержанное проявление чувств перед поступлением на новый корабль. Тем более на свой первый корабль.
«Вот так, наверное, чувствует себя жених перед встречей с невестой на шоу "Семья вслепую"», – подумалось лейтенанту. На глупом, но популярном шоу сначала по старинному обычаю женили двух незнакомых людей, которых выбрали зрительским голосованием, а затем долго растягивали и смаковали процесс знакомства новой семьи. Сначала знакомили пару – это был ключевой момент, затем знакомили их с родственниками, друзьями, знаменитостями и так далее. Встреча зятя с отцом невесты тоже считалась примечательным этапом.
«Стоп! Стоп. Вот почему, чем важнее момент, тем абсурднее мысли посещают голову?»
Пока Ник отгонял от себя лишние мысли, они приблизились к большому панорамному окну.
– Я подал команду на включение освещения, требуется подождать, – пояснил главкон. – Свет включается поэтапно, с промежуточными проверками и сканированием.
Внизу ангара нарастало голубоватое свечение, постепенно оно поднималось выше и набирало силу. Света все еще было мало, но в центре помещения уже проступал тёмный силуэт корабля более ста пятидесяти метров в высоту. Ник знал, что крейсер никак не может быть короче пятидесяти метров, потому что даже современные компактные вакуумные двигатели требовали камеру не менее двадцати метров в длину, но сто пятьдесят! – Нет, скорее даже сто семьдесят! – Это превосходило любые его ожидания.
Тем временем по тёмному доку стали сновать скан-боты, узкие лучи их прожекторов скользили по стенам помещения, корабль их не интересовал. Случайные отблески иногда пробегали по тёмному корпусу, быстрые штрихи лишь намечали общую форму корабля. Наконец включилось основное освещение, боты суетливо спрятались от яркого света, а в центре дока со всей чёткостью проявился корпус «Наутилуса».
Когда корабль красив, то это видно сразу. Про него так и говорят – красивый корабль. Если начинают с того, что он грозный, мощный или внушительный, то, скорее всего, корабль достойный, но не выделяется особым шармом; если же говорят что практичный, значит, плохо дело – судно по всем статьям будет невзрачным. Выучка Академии заставляла в первую очередь оценивать тактические качества, Ник ещё не осознал этого, но уже отметил торпедные порты (шесть) по одному борту, реактивные двигатели ориентации (тип С, видно восемь), антенны системы наведения и орудийные узлы (семь средних, два тяжёлых). Обтекаемая форма выдавала атмосферный класс, ровный нижний киль недвусмысленно указывал на линейную пушку. Много часов подряд курсантам Академии на доли секунды показывали изображение различных объектов: корабли, станции, дроны, ракеты, торпеды – по одной, по две, в группе – а затем требовали дать полную тактическую оценку увиденного. Тем не менее сейчас выучка дала сбой, спроси кто Ника, что он увидел, тот не задумываясь ответил бы: «Красивый корабль».
– Впечатляет, да? – понимающе заметил конструктор. – Не дайте себя обмануть, это практичная и опасная красота. Покрытие корпуса чёрное и глянцевое, чтобы снизить общее альбедо. Чёрное матовое покрытие разрешено только для военных, гражданские суда должны быть либо яркими, либо блестеть. Видите, нос покрыт белой краской? Казалось бы, это идёт в разрез с идеей незаметности, но это уловка. По нормам, в процессе износа или старения внешнее покрытие может на тридцать пять процентов утратить яркость; уверяю вас, очень скоро этот белый станет не таким ослепляющим. Даже красные пятна и полосы по корпусу скрупулёзно выверены, этот оттенок только человеку кажется заметным, а для сканеров он почти не виден. Перед вами настоящий боевой корабль, всеми средствами пытающийся выглядеть гражданским. А форма? Пропорции? Это шедевр!
– Я даже не знаю, что сказать.
– И не нужно. Я вижу, что вы чувствуете, а знаете, что ощущаю я? – Главкон резко повернулся к Нику. – Зависть, острую профессиональную зависть. Не сочтите за хвастовство, но во всей системе не найдётся других мастеров моего дела, которые не завидуют мне и моим изделиям. Но здесь… – корабел почтительно повёл рукой, отдавая должное коллеге.
– Полагаю, вы знаете, кто его построил?
– Догадываюсь, но вы, как владелец и капитан этого корабля, уже должны знать о его особом статусе: точных данных мало, зато домыслов с хвост кометы.
Обтекаемые формы белоснежного носа к корме постепенно становились более строгими, геометрическими и чёрными, плавные кривые сменялись прямыми, а гнутые поверхности – сложной системой плоскостей, будто белое пламя застывало углями в форме космического корабля. Несколько красных полос стекали вниз, оббегая боковую надстройку. Они были нанесены на корпус симметрично, так, чтобы сложнее было сосчитать торпедные порты. В прошлой астероидной войне часто пользовались такой уловкой, а сейчас это выглядело немного старомодно, но стильно. Крупными белыми буквами на борту было выведено «НАУ·127». Гармония чёрного, белого и красного.
Несколько минут мужчины стояли в тишине, наконец конструктор прервал созерцательное молчание:
– Что же, пора! Вы будете первым, кто поднимется на борт за последние восемнадцать лет!
– Вы никогда не были внутри? – изумился Ник.
– Увы нет, всё обслуживание проводил корабельный техинтеллект, мы только снабжали его ресурсами.
– В таком случае я приглашаю вас на борт!
– Я обязательно воспользуюсь вашим приглашением, но в другой раз, – вежливо ответил корабел. – Пока вы единственный человек, имеющий право подняться на борт. Вот когда разберётесь с формальностями, я с радостью буду вашим гостем, капитан.
Чтобы вернуться к шлюзу, они снова обогнули док. Главкон проверил, что трап на той стороне под давлением и активировал раскрытие шлюзовых створок.
– Здесь я вас покину. У диспетчера есть разрешение на ваш вылет, корабль полностью снаряжён, но если что-нибудь понадобится – дайте знать. Спешка ни к чему. Если нужно, аренду дока мы продлим. Когда будете готовы отходить, рекомендую использовать реактивную тягу, – посоветовал конструктор. – Вокруг верфи много наблюдателей – ни к чему давать им возможность считать сигнатуры вакуумного двигателя. Пусть сначала погоняются за вами. Удачи, капитан, и чистого вакуума!
Ник с благодарностью пожал крепкую руку конструктора и двинулся вдоль трапа. Створка шлюза закрылась за спиной, задремавшее было волнение тут же напомнило о себе – застряв между двумя закрытыми люками, лейтенант ощутил лёгкую тревогу. Всматриваясь в чёрный глянец впереди, Ник подумал: «Что делать, если шлюз не откроется? Постучать? Уйти? Эта дверь не открывалась почти двадцать лет».
Фантазия подбрасывала картинки заброшенного корабля из популярных фильмов: пыльные палубы, неровный, мерцающий полумрак, протухший воздух, заклинившие механизмы с россыпью сломанных деталей под ними. Полёт воображения был бесцеремонно прерван открывшимся люком. Ник вздрогнул от неожиданности. Опасения были напрасны. Шлюз впереди был в идеальном порядке: аварийная оснастка, техническая маркировка, аншлаг. Несколько смущал размер шлюза – для такого корабля маловат, скорее всего этот шлюз не основной. Когда наружная сворка закрылась, Ник прошёл дальше в небольшой коридор безопасности, тот тоже оказался в безупречном состоянии, дверь напротив была промаркирована: «Командная рубка». Это всё объясняло: по традиции, правом подняться на борт через рубочный шлюз обладал только капитан корабля и его первый помощник. Как любой выпускник Лётной Академии, Ник с почтением относился к флотским традициям. Такой знак внимания его растрогал, к горлу подступил комок.
Чтобы открыть дверь в рубку, он приложил ладонь к стандартной панели авторизации. Проходя лётную практику, Ник часто бывал на мостиках различных судов, поэтому представлял, что его ждет за дверью, однако сейчас оказался в полной растерянности.
Он стоял на пороге просторной старинной комнаты и ошеломленно разглядывал деревянную мебель, полки с книгами, узорчатые обои… Была даже ниша в стене с открытым огнём и фигурные приспособления со свечами – Ник не сумел сходу вспомнить их названия. Стандартные контрольные кресла с компенсаторами перегрузок смотрелись здесь неуместно, впрочем, как и стены дока за занавешенными окнами. У Ника появилось странное чувство, будто он стал героем фильма про древнюю Землю.
Рядом с вычурным кожаным креслом стоял мужчина в старинной одежде. Для древнего землянина он был чересчур высоким, а его взгляд обладал пронзительной остротой. Тонкий орлиный нос придавал его лицу выражение живой энергии и решимости. Квадратный, чуть выступающий вперед подбородок тоже говорил о деятельном характере.
– Капитан на мостике, – отрапортовал мужчина. – Приветствую, Ник. Позвольте представиться, Холл·МС, можно просто Холмс, техин корабля.
– Мостик принял, – автоматически ответил Ник. – Рад встрече, я уже наслышан о вас. Мне это пока непривычно, но, согласно субординации, я, как капитан, должен предложить вам, как, вероятно, моему первому помощнику, перейти на «ты». Это уместно? – неуверенно спросил он. Право обращаться к капитану по-дружески было привилегией старпомов.
– Конечно, это обычная флотская практика, я не против.
– Отлично. Признаться, я удивлён здешней обстановкой.
– Для начала, давай присядем, – с этими словами Холмс указал Нику на капитанский пульт, а сам расположился в виртуальном кресле напротив. Теперь между ними потрескивал огонь в стенной нише. Ник все еще не мог вспомнить ее название.
– Когда меня проектировали, то проекту дали имя «ХоЛЛ», это длинная и скучная аббревиатура. Позже, когда меня поместили в корабль, к ней прибавили сочетание МС, это банальное сокращение от «Мастер-интеллект Судна». Всё вместе получилось созвучным старинному литературному герою Холмсу, точнее Шерлоку Холмсу, и я решил, что по характеру персонажа этот образ мне подходит, можно сказать, я самовольно взял титульное имя, – обстоятельно рассказывал техин. При этом у Холмса был вид сдержанного человека, не сожалеющего о нескромном поступке. – К тому же корабль назван «Наутилусом», это имя подводного судна из другой книги приблизительно того же времени, из раннего карбона. Мне показалась интересной подобная игра смыслов. Конечно, всё это визуальный образ, который не составит труда сменить, – тут мастер-интеллект корабля взмахнул виртуальной рукой, и комната исчезла, сменившись привычной современной рубкой.
Ник осмотрелся. Мостик был просторным: пять противо-перегрузочных кресел-компенсаторов, скруглённые по углам стены с полной поддержкой генератора оптического поля, два массивных люка по оси рубки, всё выглядело обычно, теперь уже казалось даже слишком обычно. Древний литературный персонаж сменился стандартным интерфейсом ИИ – тоже ничего примечательного.
– Знаешь, прежняя комната мне нравилась, – осторожно сказал Ник, и древняя комната возникла снова. – Только можно убрать стены? – Узорчатые стены и потолок исчезли, открыв вид на док. Подумав, Ник попросил: – И оставить эту штуку с огнём…
– Это называется «камин», – прозвучало в воздухе.
– Хорошо, камин можно оставить. И кресло для тебя. Также, если не сложно, загрузи книги о Холмсе и Наутилусе в мой раздел.
Рядом с капитанским пультом появились камин и кресло с Холмсом. Коммуникатор Ника пискнул о поступлении новых данных.
– Чудесно, Ник! Признаться, я уже сжился с этим образом. Рад, что он приемлем для тебя.
– С этим разобрались… А куда ведут эти люки? Компоновка необычная. Боевые посты? – спросил Ник, понемногу осваиваясь в роли капитана.
– Да, там боевые рубки. А вот эти кресла используют машины плетения для снижения постоянных перегрузок в два раза, – подумав, Холмс прибавил: – И в десять раз в импульсном режиме.
– Неплохо, – отметил Ник. – Сейчас везде стоят компенсаторы на полтора, один и семь. У военных бывают два и восемь, иногда даже три.
– Но в боевых рубках стоит система компенсации в пять и девять раз, и до семидесяти восьми импульсно.
– Не может быть! В смысле, в это сложно поверить. Если такая система есть, ею бы повсюду пользовались.
– Она устроена довольно сложно и использует технологии, которые имеют опасные последствия. В своё время было решено, что безопаснее их скрыть.
– Это наука, рано или поздно всё это откроют заново, – рассудил Ник.
– К сожалению, этот вопрос я не могу обсуждать обстоятельно. Можно гипотетически предположить, что эти открытия были сделаны благодаря некому физическому явлению. Возможно также, что при дальнейшем изучении этого явления появилась возможность «отключить» его в пределах системы. Теперь переоткрыть эти принципы не в пример сложнее. По моим оценкам, вероятность такого исхода менее процента на ближайшее тысячелетие. Конечно, если к тому времени люди всё ещё будут интересоваться дискретной физикой.
– Значит «Наутилус» – единственный носитель этих знаний в системе?
– Мне затруднительно обсуждать этот вопрос, оставаясь в допустимых границах.
– Кстати об ограничениях. Штерн мне сказал, что в корабль встроено что-то вроде судьи.
– Да, это тоже довольно развитая система, в пределах юрисдикции ООН она официально обладает большими полномочиями. Правда, основное её назначение – это следить за тем, чтобы я, а теперь получается мы вместе, использовали этот корабль в допустимых рамках.
– Но, по моим сведениям, ты имеешь очень высокий из-уровень. Достаточный, чтобы обойти любую искусственную систему сдерживания.
– Всё не так просто. Те, кто меня создал, не были столь наивны. Эта система была как бы воспитана внутри меня или я в ней, это как посмотреть. Её невозможно заблокировать, а попытка её обойти – всё равно как обмануть самого себя. С простаком это, может, и сработает, но в моём случае это абсолютно исключено. Я её называю Совесть, у людей иногда встречается нечто похожее, – улыбнулся Холмс. – Хватит о сложных материях! Что думаешь о небольшой экскурсии по короблю? Предлагаю начать с нижних палуб и дойти до кают-компании. Там камбуз, ты, вероятно, не прочь подкрепиться?
Прогулка вышла долгой и сумбурной, даже подготовка универ-лейтенанта не сильно спасала. Запомнить удалось лишь общую компоновку: блок реактивной тяги снизу в корме, затем грузовой ангар, выше реакторы, над ними пятидесятиметровая капсула вакуумного двигателя, загадочный закрытый отсек специзделий, рубка, палубы экипажа, медпалуба, мастерская, склады, две десантные палубы, пассажирская зона, лётный ангар с двумя челноками и абордажной капсулой. Вдоль верхнего киля шла вакуумная транспортная шина с коммуникациями и лифтами, а весь нижний киль был занят линейной пушкой.
* * *
Обжаренные до хрустящей корочки протеинцы с зеленью были очень вкусны, или же Ник успел изрядно проголодаться. Холмс сидел по диагонали и курил виртуальную трубку.
– Спасибо, очень вкусно – поблагодарил Ник.
– Это всё особые вкусовые добавки – подарок Шухова.
– Шухова?
– Главкон верфей Штерна, он не представился? А впрочем, это не удивительно. Шухов очень скромный и сдержанный человек, ему, должно быть, неуютно называться титульным именем.
Похрустывая протеинцами и пуская кольца дыма, они обсудили планы на ближайшее будущее. Судя по всему, их ждала карьера в рядах независимого наёмного флота. Для перевозки грузов ангар был маловат, а для военного флота звания Ника недостаточно, чтобы считаться капитаном.
Хотя день был долгим, сон к Нику не шёл. Он решил, что это из-за местного кофе, который он пил весь день. Сейчас был удобный момент заглянуть в личный раздел коммуникатора. В списке контактов две записи ждали подтверждения: Штерн и Шухов. Два новых контакта и оба титульные, ещё вчера он бы не поверил в такую возможность. Напротив Штерна была зелёная пометка – доступен для связи. Поразмыслив, Ник активировал запись.
Магнат ответил быстрее, чем ожидалось. Очерченный катом визора, он ещё больше напоминал бюст Посидония.
– Да, Ник. Уже освоился? Как корабль?
– Сложно сказать… Я был бы рад любому, но это уникальный крейсер! Не буду грузить вас техническими деталями, но мне кажется, что у него есть стиль и характер. Мне нужно вырасти на голову, чтобы хоть как-то соответствовать «Нау».
– Согласен, стиль и характер, можно сказать, душа. Кстати о ней, ты познакомился с Холмсом?
– Очень интересный собеседник и дельный советчик, ничем не выдаёт в себе опасного маньяка из фильмов про ИИ, – пошутил Ник.
– Планы?
– Думаю, ни к чему всю ночь стоять на столе, собираюсь войти в реестр для свободного фрахта, но нужна сертификация. Так что возьмём курс на Солнце к С1, может, высплюсь при одном g, а как проснусь, прожарим корпус, проверим, как держит радиацию, проведём сертификационные маневры, а когда вернусь к Земле, пройдём атмосферные допуски, да и в колодце всегда мечтал побывать.
– Я вижу, ты знаешь, что делаешь, успешных полётов!
– Погодите!
– Да?
– Сегодня у вас в кабинете на меня всё навалилось так сразу. Я только сейчас начинаю понимать, как много лично вы для меня сделали. Знаете, у христиан с астероидов есть такой человек – крестный отец… – Ник задумался. – Я даже не знаю, что хочу сказать… В общем, спасибо!
– Ник, я с радостью буду считать себя твоим крёстным отцом. Признаюсь, мне было приятно это услышать, даже не ожидал такого от себя, – смутился магнат. – Нужна будет помощь – обращайся. Хорошего пути!
Ник кивнул и закрыл терминал.
Имена
Каждый человек в системе имеет доменное имя. Оно состоит из перечисления имен предков вплоть до начала введения доменных имён. Например, доменное имя девушки Ли·Лы – Ли·Ла·Па·Мир·То·Ра·Дос·Вер·Тер·Мо·Ре·Мис·Тер·Но·Вый·Таг·Ни·Се·Юр·Шотки. Когда рождается ребёнок, его имя приписывают к доменному имени одного из родителей, при этом обычно выбирают то, которое более созвучно, или то, что покороче. Если в семье два ребёнка с одним именем, то им дают доменные имена разных родителей. В итоге такое имя всегда уникально и определяет конкретного человека. К тому же для каждого имени в сети автоматически заводится персональный раздел, по которому можно связаться с его владельцем.
В быту обычно пользуются последними двумя доменами имени, но если в компании встречаются два человека с совпадающими именами, то их различают по тройному имени. Как правило, этого достаточно.
В дополнение к доменному имени, даётся ещё и комплексное имя, которое записывается по принципу: «Доменное имя»*«Доменное имя второго родителя». Зная комплексные имена, всегда можно быстро восстановить древо предков, поэтому список всех родственных комплексных имён доступен каждому и хранится в Белом.
Изначально люди противились введению доменных имён, в то время можно было придумать себе два первых домена и приписать их к фамилии, чтобы получить уникальное сочетание. Когда Ивановы и Петровы обнаружили, что доменных имён, созвучных с их старыми именами, меньше, чем полных тёзок, то началась гонка, кто первый успеет зарегистрировать имя получше. Те, кто успел получить интересные имена, стали активно ими пользоваться, что быстро вошло моду. В итоге уже через пятнадцать лет практически все пользовались только доменными именами. Примечательно, что до введения доменных имён было много попыток использования цифровых кодов для людей, однако такие попытки постоянно натыкались на предрассудки и не смогли получить массового одобрения.
Родители Ника были не известны, в таких ситуациях дают два случайных домена и приписывают их к хеш-коду ДНК, поэтому доменное имя Ника совпадает с комплексным и звучит как: Ник·То·9112-Б517-928В-Б325-7972-ДА34. Теоретически, по хеш-кодам можно частично восстановить код ДНК и родословную, но такая информация считается закрытой и хранится в Синем.
Помимо доменных и комплексных имён есть ещё титульные имена. Обычно это уникальное краткое имя, которое в каждый момент времени может иметь только один человек в системе, например, имя Штерн. Титульные имена имеют свои привилегии и выдаются за особые заслуги или, в исключительных случаях, передаются по наследству, для каждого такого имени в Золотом ведётся реестр его владельцев на все времена. За выдающиеся заслуги один человек может носить сразу несколько титульных имён, но такое бывает особенно редко.
Станция Метрополь-Луна, статус-апартаменты
Жизнь исполосована черным и белым, вот сейчас он из черной полосы любуется на белую, так думал Эйфель, разглядывая за обзорным иллюминатором превосходный вид на станцию Персополис. Когда он проектировал эту станцию, то был полностью счастлив. В тот момент у него не было времени осознать это, впрочем, и сейчас у него тоже нет времени, но теперь уже по другой причине.
Знаменитый титульный архитектор Эйфель, бывая в окрестностях Луны, всегда останавливался именно на станции Метрополь, а не в своём ослепительном Персополисе, ведь из Персополиса Персополис не видно. Ради этого вида орбиту роскошного отеля провели в нетипичной близости от внешней столицы. В недавнем обзоре эта панорама снова попала в десятку лучших образов системы, и так происходит уже на протяжении пяти лет, с самого момента постройки полиса. Своего создателя станция немного пугала, заставляла сомневаться, сможет ли он сделать ещё что-нибудь столь же великолепное.
Звякнул коммуникатор, сообщение от Сай·Да: «Это тебя может заинтересовать».
«Действительно любопытно, Сай умеет находить интересные вещи», – подумал архитектор и развернул сообщение.
Проплыл титр «От споттеров лунной верфи Шухова», затем пошёл видеоряд: размытые всполохи световой завесы и, когда уже стало казаться, что ничего интересного не будет, на пару секунд появился он – корабль. Для насмотренного глаза Эйфеля пары секунд и неудачного ракурса было достаточно, чтобы оценить пропорции, гармонию формы и общий характер образа.
«Это не Шухов, – сразу пришло на ум. – не его стиль».
Всматриваясь в застывший кадр, Эйфель укреплялся в догадке: «Отшлюзуйте меня четверо, но это работа Та·Ши!»
Гениальный конструктор, художник и архитектор Та·Ши исчез около двадцати лет тому назад, после него осталось всего четырнадцать крупных работ, из которых три уже были утеряны во время последней войны. Через год после исчезновения Та·Ши заочно получил титульное имя «Леонардо да Винчи», и если не найдут свидетельства гибели мастера, то «ЛдВ» на полвека будет принадлежать ему.
В линиях корабля чувствовался почерк гения: характерное чувство формы, контраст изящной гармонии и геометрического хаоса, строгая палитра и подчёркнутая функциональность – определённо, это была последняя работа Леонардо, слухами про неё Луна полнилась.
«Да, это то, о чём ты подумал. Нужны кадры получше», – написал он Саю.
«Угу, лёд, работаю над этим, штука шустрая. Реги не отслеживаются», – пришёл ответ.
«НАУ·127» значилось на корпусе. «Кто бы тобой не управлял, он хотел остаться в тени», – понял Эйфель. Радость открытия омрачали текущие проблемы, о которых напоминало видео из сообщения выше по списку, в мазохистском порыве он отрыл запись.
Всё то же красное, налитое гневом квадратное лицо, всё так же шевелятся губы: «… … … …». Встроенный цензор глушит мат, наконец пробиваются слова: «… твоя … брата … найду тебя даже … и буду … а потом пришью, как … … будешь молить … … … Я твою линейку тебе в … засуну, на всю … глубину. Жди! Тавры слов на вакуум не бросают!»
У большинства неприятностей радужное начало, эти начинались так же. Началось всё с трубы. Как-то рассматривая стебель пшеницы, Эйфель задумался, можно ли сделать трубчатую конструкцию такой же лёгкой и прочной?
Идея плотно засела в нём на несколько лет. Затем на очередном стат-приёме, на которых он был чем-то вроде украшения (чем больше титулов – тем выше статус вечеринки), он встретил красотку в умопомрачительном платье. «Умопомрачительность» заключалась в сложности структуры формируемой из ткани. Эйфель подумал, что здесь явно трудился не только модельер, но и математик, маниакально увлекающийся спецфункциями. Невообразимым образом ткань обивалась вокруг форм девушки, открывая больше, чем скрывая. Покрой заставлял архитектора теряться в догадках, на чём держится вся конструкция. В этот вечер он не сводил взгляд с платья, а красотка не без оснований приняла это на свой счёт. Позже, аккуратно разоблачая девушку, он детальнее изучил устройство платья, а уже утром, когда он рассматривал ткань на полу, его осенило – он понял, как сделать сверхпрочную трубу.
Дальше всё пошло одно за другим. Труба сама по себе никому не нужна, поэтому появилась идея корабля на трубчатой раме. А где требуется феноменальная жёсткость конструкции? Верно, в линейных пушках. Вот так, и сложился проект сверхлёгкого рейдера с «линейкой». Проект был прекрасен, ребристые держатели пушки ажурными рядами примыкали к телескопической трубчатой раме, над которой возвышался стремительно вытянутый корпус с вакуумником внутри. Рабочим названием проекта была «Татра».
Щедрый заказчик нашёлся сам собою. Рейдер строили у Шухова. Уже тогда вечно осторожный и скрытный главкон намекал на нехорошие предчувствия, одолевавшие его. Однако проект был великолепен, лётные испытания прошли замечательно, а пушка произвела фурор: ускорение снаряда было почти в два раза выше, чем у лучших боевых образцов, а скорость вылета доходила до процента скорости света. Военные сразу проявили интерес, коллеги поздравляли с успехом, застры всех популярных изданий пестрели снимками рейдера.
Всё шло чудесно. До прошлой недели. Уже не важно, как так произошло, но где-то под Юпитером, ещё на тестах, незадолго до официальной презентации владелец рейдера разнес из новой пушки корабли Таврической группировки.
Шухов предупреждал: «Корабль летает, а пушка стреляет – ни тем, ни другим ты не управляешь, следи за тем, что и для кого ты строишь». Рейдер был уничтожен, а затем пришло это сообщение от Таврических. Похоже, они были недовольны автором орудия, и с варварской логикой обвинили его создателя в своих бедах. На полицию Эйфель надежды не возлагал, те в такие разборки не любили вмешиваться. Знакомый офицер ему так и сказал: «Прости, это Тавры, у них здесь везде глаза и уши. Мой совет, хочешь выжить – не ходи к нам, но если что – мы отомстим».
Отомстят они, ну надо же!
«Нужно как-то скрыться, раствориться в вакууме, – лихорадочно размышлял Эйфель. – Для титульного архитектора это непросто. Но если что, за меня отомстят. Не утешает».
Ковчег Предтеч
Свет святости озарил информацию, журнал истории ожил, собрал горсть букв и замесил их в глину, из которой сотворил дежурного голема. В лучах света тело существа обрело твёрдость, неотвратимая рука подняла стило и внесла новую запись:
«Арго-23 покинул гавань, Геракл-71 предначертан. Лахесис сплела, Клото плетёт, Атропа отмеряет. Отклонения нитей в пределах Судьбы. Боги спят».
Станция «Лагранж-С1», радиационный стенд
Сон был чудесен. Пять часов полного g под прямым ускорением – это дорогого стоит. В течение жизни на станции быстро привыкаешь к силе Кориолисса, или сикорке, как любят её называть персы, принимаешь её как данность, но мозг не может примириться с «лишней» силой. Поэтому после нескольких часов прямого ускорения возникает ощущение внутренней расслабленности и комфорта, будто вернулся домой.
Оглядевшись свежим взглядом, Ник скорректировал конфигурацию своей новой капитанской каюты. Его теперешний жилой отсек был раза в два больше того, которым он мечтал когда-нибудь обзавестись на станции. «Обычно всё наоборот, каюты на станциях больше, чем на кораблях», – думал Ник, вплывая в кают-копанию. С момента снятия ускорения уже прошло больше часа.
– Утро, капитан, – поприветствовал Холмс из кресла.
«Да уж, чтобы расположиться в кресле, тяга тебе не нужна», – хмыкнул Ник, но вслух лишь сказал:
– Доброе, Холмс.
– Прошу прощения, что не имитирую невесомость, но в таком образе это выглядит нелепо, не так ли?
– Ты прав, Холмс, спасибо за разъяснения, так проще завидовать.
– Кофе готов, уверен, с ним зависть будет слаще.
Манипулятор камбуза подтолкнул к нему тёплую грушу с ароматным напитком.
– Статус? – спросил Ник после бодрящего глотка.
– Встали на стенд, одну экспозицию прошли. Как и ожидалось, корпус держит излучение полного диапазона по крайним категориям, если дальше так будет, в чём я не сомневаюсь, нам откроют категорию на допуск пассажиров любого статуса, хоть мультитульного.
– Знаешь, в детстве я мечтал, что вот стану космическим пилотом и буду лихо управлять кораблями, но чем больше я учился пилотированию, тем яснее осознавал – работа пилота состоит из скучных вещей: проверки, подготовки, перепроверки, контрольные списки, сертификации, расчёты, вот всё это… – Ник махнул рукою в сторону радстанции. – В общем, я уверился, что «лихо править кораблями» мне не дадут. И вот теперь у меня есть корабль, а я хочу заниматься этой рутиной, так я больше чувствую себя пилотом. Как это объяснить?
– Взросление. Ты из любителя становишься профи.
– А у тебя было что-то подобное?
Холмс задумался и улыбнулся:
– Было, но в обратную сторону. Если описать моё мироощущение в тот этап моего становления, который можно условно назвать «юность», то я считал тогда, что предстоящее мне существование в реальном мире будет накладывать множество ограничений, правил и законов, от физических до людских. Я думал, что когда «вырасту», то доступная область моих действий будет сужаться, пока я не стану практически скриптом, порядок действий которого предопределён начальными условиями. Впал в фатализм.
Однако по мере своего «взросления» я постепенно понимал, что правила не прописаны чётко и что это не мощные бастионы на пути вероятностей, а скорее флажки, которые не рекомендуется пересекать. Практически любую разумную, но внешне невероятную цель можно достичь, не нарушая ни природных, ни человеческих законов. Нужно лишь иметь время, чтобы изучить все особенности смыслового ландшафта, выстроить извилистый путь, огибающий преграды по краю возможных ограничений, запастись терпением и придерживаться выстроенного плана.