Юрий Тавровский
Америка против Китая. Поднебесная сосредотачивается на фоне пандемии
Извилистый путь к успеху. Первые 30 лет КНР
В китайской политической культуре принято каждый год выбирать главное событие, чаще всего юбилей, и широко отмечать его словами и делами. 2020 год, например, был призван стать временем создания общества средней зажиточности сяокан, искоренения бедности в масштабе всей страны. В разных городах загодя появились электронные табло, отсчитывающие не только дни, но даже часы до этого заветного рубежа.
2019 год прошел под знаком 70-летия образования Китайской Народной Республики. Золотые семерка и ноль на красном фоне украшали фасады небоскребов и старинных зданий, уличные стенды и клумбы, обложки глянцевых журналов и почтовые марки. По случаю юбилейного национального праздника на площади Тяньаньмэнь состоялся величественный военный парад, во всех уголках Поднебесной народ веселился, пировал и любовался фейерверками.
В год 2018-й весь Китай широко отмечал другой юбилей – 40-летие политики «реформ и открытости». Золотые цифры, красный фон на огромных плакатах перед заводами и университетами, выставочными залами и вокзалами. Торжественные заседания, научные конференции, юбилейные монеты и, конечно, фейерверки!
И в первом, и во втором, и в третьем случаях Китаю и его жителям есть что праздновать, чем гордиться. При жизни одного поколения страна поднялась со дна бедности и смуты на небывалую в 5000-летней истории вершину благосостояния. Этот успех очень много значит не только для 1400 млн. китайцев. На фоне охвативших мир стагнаций, рецессий и кризисов «китайское чудо» вызывает желание повторить рывок в одних столицах и надежду навредить Пекину в других.
Столбовой путь социализма и его развилки
В Китае не очень любят вспоминать о первых трех десятилетиях строительства социализма, хотя и по разным причинам. Почти все первое десятилетие после 1949 года проходило по «столбовой дороге» советской модели социализма. Затем в конце 50-х наступили два десятилетия мучительных поисков собственной дороги в будущее, время проб и ошибок. Отсчет движения по восходящей траектории ведется с декабря 1978 года, когда в Пекине прошел важнейший 3-й пленум ЦК Компартии Китая 11-го созыва, т. е. после XI съезда КПК. Именно тогда Дэн Сяопин получил мандат правящей партии на проведение своей политики, которая у любящих краткие и емкие формулы китайцев вскоре получила название гайгэ кайфан («реформы и открытость»). Именно это событие было в центре торжеств 2018 года.
Закономерно возникает вопрос – а что происходило в Китае до этого, со времени провозглашения КНР 1 октября 1949 года? Взяв в свои руки власть в огромной и многонаселенной стране, Компартия Китая практически не имела опыта руководства экономикой. Более десяти лет, с середины 30-х годов, коммунисты управляли обширным Особым районом на стыке северо-западных провинций Шэньси, Ганьсу и Нинся, который состоял из бедных сельских уездов и небольших городков. Считается, что под контролем Компартии в лучшие времена было около 100 млн. человек. В Особом районе была создана система, позволявшая содержать несколько сот тысяч бойцов Красной армии и партийных работников. Действовали свои законы, налоги, денежные знаки, однако практически отсутствовала промышленность, современные транспорт и связь. Ко времени окончания в 1945 году длившейся 14 лет Войны сопротивления японской агрессии хозяйство Китая было в жалком состоянии. Ситуация еще больше ухудшилась в результате трехлетней гражданской войны Компартии с партией Гоминьдан (1946–1949).
У кадровых работников Компартии, победившей и взявшей на себя ответственность за судьбу нации, был невысокий уровень образования. В таких условиях самостоятельная разработка планов восстановления и социально-экономического развития Китая была практически невозможна. Зато перед глазами руководства КПК был успешный пример Советского Союза, который в те годы быстро восстанавливал разрушенную войной страну в режиме пятилеток.
После недолгого колебания руководство КПК решило использовать советский опыт. Тем более, что к советским лекалам прилагалась еще и мощная финансово-экономическая помощь. И.В. Сталин готовился к столкновению с вчерашними союзниками по Второй мировой войне, которые уже составляли планы атомных бомбежек советских городов. Кремль рассматривал коммунистический Китай как важного союзника в случае войны. СССР первым признал Китайскую Народную Республику 2 октября 1949 года, на следующий день после исторического заявления Мао Цзэдуна с трибуны Тяньаньмэнь о создании нового государства. В Пекин стали прибывать опытные советники, в том числе в ранге министра. На Восток потянулись тысячи специалистов по организации государственного управления, армии, промышленности, сельского хозяйства, образования и науки.
Уже 14 февраля 1950 года в Москве после непростых переговоров членов китайской делегации во главе с Мао Цзэдуном и советских представителей, за которыми стоял И.В. Сталин, был подписан «Договор о дружбе, союзе и взаимопомощи» сроком на 30 лет. Этот документ делал советско-китайские отношения союзническими, что подразумевало военную поддержку в случае необходимости.
Такая необходимость возникла очень скоро. Дивизии китайских «народных добровольцев» в ходе Корейской войны 1950–1953 годов бились с американцами и их союзниками, действовавшими под флагом ООН. Стратегический расчет Сталина оправдался, Китай оказался на передовой противостояния социализма и капитализма, заплатив за это жизнями сотен тысяч своих военнослужащих, включая даже сына Мао Цзэдуна. Договор 1950 года был стратегически важен и для КНР – он гарантировал советский «зонтик безопасности» перед лицом антикоммунистической истерии в США из-за «потери Китая» и вполне возможной попытки войск Чан Кайши вернуться на материк через Тайваньский пролив. К Договору 1950 года прилагался целый ряд соглашений, по которым Москва передавала Пекину все свое имущество в Китае (порты, военные базы, железные дороги), а также обязалась реконструировать и построить заново 50 крупных промышленных объектов.
Смерть И.В. Сталина и приход к власти Н.С. Хрущева поначалу не замедлили, а даже ускорили развитие советско-китайских отношений. Уже в 1953–1954 годах были подписаны соглашения о строительстве и реконструкции 156 крупных промышленных предприятий, выделены дополнительные кредиты. В 1956 году началась безвозмездная передача свыше 1400 проектов промышленных предприятий и свыше 24 тысяч комплектов научно-технической документации. Советские специалисты помогали в самых разных областях народного хозяйства: от выпуска первых грузовиков до верстки первого пятилетнего плана.
От этого документа зависело общее направление китайской экономики на перспективу, и потому работа над ним шла трудно: сталкивались разные взгляды высших китайских руководителей – прагматиков и радикалов. Начатая еще в 1951 году работа была завершена лишь в первые месяцы 1955-го. Это не помешало внедрению плановых принципов, которые позволили за 1955–1957 годы выполнить и перевыполнить задания первой пятилетки. Промышленность выросла с 1952 года на 141 %, Китай стал удовлетворять свои потребности в продукции машиностроения на 60 %, заработали новые отрасли: автомобилестроение, тракторостроение, авиастроение. Военная промышленность шла в авангарде.
Небывалые успехи было налицо. Но даже они не удовлетворяли часть партийного руководства и, прежде всего, самого Мао Цзэдуна. Не вмешиваясь в связанные с Советским Союзом вопросы становления индустрии, он форсировал революционные преобразования на селе, в общественной жизни и в деятельности КПК. Преодолев сопротивление крупных руководителей Лю Шаоци, Дэн Сяопина и Чэнь Юня, он продавил решение форсировать кооперацию деревни. Мао Цзэдун исходил из своего видения особой революционности китайского крестьянства, «которое лучше, чем американские или английские рабочие». Тогда же он начал утверждать, что «можно осуществить строительство социализма, не оглядываясь на Советский Союз».
«Большой скачок» и «культурная революция». Первая развилка китайского социализма
1958 год стал отправной точкой в эксперименте Мао Цзэдуна по созданию китаизированного социализма. Первые успехи экономического развития вскружили головы самому председателю и некоторым другим руководителям. На созванном еще в сентябре 1956 года VIII съезде КПК делегаты от 10 млн. членов Компартии одобрили тезис о том, что «пролетарско-социалистическая революция в основном уже завершена».
Решимость Мао Цзэдуна пойти своим путем объяснялась еще одним важным обстоятельством. В Москве в том же году прошёл ХХ съезд КПСС, уничтоживший образ И.В. Сталина как непререкаемого авторитета в теории и практике социализма. Решения советских коммунистов во главе с Н.С. Хрущевым сильно повлияли на китайских единомышленников. Некоторые соратники Мао Цзэдуна решили применить критику культа личности к своему лидеру. По предложению Дэн Сяопина VIII съезд вычеркнул из Устава КПК слова о том, что «идеи Мао Цзэдуна служат идейным фундаментом партии». Действуя в духе новых веяний из Москвы, руководители экономического блока Чжоу Эньлай и Чэнь Юнь хотели поставить задачу улучшения жизни народа на передний план, выступили против форсирования темпов экономического развития, за усиление планового характера народного хозяйства. Они следовали решениям недавно закончившегося VIII съезда. Однако руководитель КПК после смерти Сталина почувствовал полную свободу рук и приступил к претворению в жизнь своих особых взглядов на движение по пути социализма. В их основе лежало убеждение в особых качествах китайской нации, способной одним скачком обогнать остальное человечество за счет концентрации сил.
Идея достижения сверхрезультатов за счет сверхнапряжения всех физических и духовных сил присуща китайской духовной традиции. На ней основано, например, процветавшее в Китае учение буддийской секты чань (дзэн по-японски), которая веками проповедует возможность достижения состояния нирваны не только через длительное совершенствование судьбы-кармы из одного перерождения в другое, но и через полную концентрацию мысли и мгновенное просветление под руководством мудрого наставника. «Революционное строительство необычное, форсированное» рекомендовал в своих трудах и Сунь Ятсен. Он неоднократно отмечал возможность догнать и перегнать наиболее развитые страны за счет скачкообразного развития, особенно с учетом того, что «китайская нация – самая большая и самая одаренная».
Изменить карму Поднебесной и ускорить строительство социализма было решено на 2-й сессии VIII съезда КПК в мае 1958 года. С этого времени начался отсчет знаменитого «большого скачка». Сессия приняла программу «трех красных знамен»: новой генеральной линии, большого скачка, народных коммун. В развитие программы было решено резко нарастить темпы развития экономики, особенно выплавки чугуна и стали, а также сельскохозяйственного производства. Были скорректированы ориентиры II пятилетнего плана на 1958–1962 годы: увеличить промышленное производство сразу в 6,5 раза, сельскохозяйственного – в 2,5 раза, производство стали – в 10 раз до 100 млн. тонн.
Но даже эти параметры были снова скорректированы под лозунгом «Три года упорного труда – десять тысяч лет счастья!». Около 100 млн. человек вышли на ирригационные работы. Столько же китайцев варили чугун и сталь в кустарных доменных печах. Практически все сельское население записали в «народные коммуны». «Народная коммуна, – писал Мао Цзэдун, – является лучшей формой постепенного перехода от социализма к коммунизму, и в своем развитии она будет исходной структурой будущего коммунистического общества».
Теперь, задним числом, становится ясно, что поиск новой модели социализма был неизбежен. Китаю было тесно в «прокрустовом ложе» советской мобилизационной модели, неплохо подходившей к условиям послевоенного Советского Союза, но не учитывавшей специфику Китая, страны древней и своеобразной цивилизации. Однако в поиске собственной модели с самого начала были неверно поставлены цели, а затем и выбраны средства достижения.
Несколько лет КНР переживала массовый голод, жертвами которого стали миллионы китайцев (по разным неофициальным оценкам 20–30 млн. человек). Катастрофические перекосы образовались в промышленности, ВВП сократился на треть.
Начались проявления массового недовольства населения, особенно в национальных районах Весной 1959 года вспыхнуло вооруженное восстание в Тибете. Внутриполитическое напряжение выплеснулось и во внешний мир. В августе 1958 года возник кризис в Тайваньском проливе. В 1959 году – пограничный конфликт с Индией. Быстро нарастала напряженность в отношениях КПК и КПСС, в межгосударственных отношениях КНР и СССР.
Реакцией на очевидный провал «большого скачка» стала попытка прагматично настроенных деятелей в руководстве партии и государства выправить положение. Начало 60-х годов стало периодом «урегулирования». Прекратилась «битва за сталь», распались многие народные коммуны. Именно тогда генеральный секретарь ЦК КПК Дэн Сяопин впервые произнес свои знаменитые слова: «Не важно, какого цвета кошка: черного либо желтого, – хороша та кошка, которая ловит мышей». С этим был категорически не согласен Мао Цзэдун, вынужденный взять на себя ответственность за рукотворный кризис и уйти с поста председателя КНР (оставаясь главой партии). Ему было не важно, ловит ли кошка мышей, главное – кошка должна быть красной!
Кошка должна быть красной!
Окружение Мао Цзэдуна списало все перегибы и ошибки «большого скачка» на нерадивых чиновников и «плохих людей». Перейдя из обороны в контрнаступление, Мао Цзэдун нанес удары по видным деятелям КПК, уже почти открыто критиковавшим его деяния. В ходе двухлетней кампании «за социалистическое воспитание» со своих постов были смещены сотни ответственных работников, тысячи попали в лагеря и тюрьмы. В то же время Мао не мешал реалистам из правительства налаживать нормальную жизнь. К середине 60-х КНР вернулась к уровням сельскохозяйственного и промышленного производства 1957 года.
Задача ликвидации оппозиции курсу Мао Цзэдуна в руководстве партии и страны была подтверждена в августе 1965 года на пленуме ЦК КПК. Мао Цзэдун отдал приказ о начале «культурной революции», опубликовав собственную дацзыбао («газету больших иероглифов») с кратким текстом «Открыть огонь по штабам!». После этого начался период истории, официально названный позднее «десятилетием смуты». Погромы шли в парткомах и государственных учреждениях, научных центрах и университетах, храмах разных религий и музеях. Считается, что жертвами репрессий стали около 5 млн. членов партии и многие миллионы беспартийных.
В первых рядах погромщиков шли юные хунвэйбины («красные охранники»), которые сделали самую разрушительную и кровавую работу, а затем были выброшены как разовые «соломенные лапти для грязи». Постоянно контролировавшие их подразделения НОАК стали загонять молодняк в грузовики и отправлять подальше от городов «на воспитание со стороны бедняков и низших середняков». Страна тем временем шла к полному хаосу. Уже дышавший на ладан председатель Мао фактически передал бразды правления своей жене Цзян Цин и трем ее единомышленникам. Эта «банда четырех» попыталась сохранить власть и после смерти Мао Цзэдуна 9 сентября 1976 года.
На первый взгляд, созданная Мао Цзэдуном модель «китаизированного социализма» продемонстрировала свою нежизнеспособность, обрекла начавшую вставать с колен великую нацию на потерю целого десятилетия развития. В то же время, его политический стиль был одновременно близок к главарям крестьянских восстаний XIX века тайпинов и ихэтуаней, к великим деспотам Китая от первого императора Цинь Шихуанди до маньчжурской императрицы Цыси. Сходство мироощущения «самого красного солнышка» с впитанной в «матрицу» китайской нации уверенностью в своем превосходство сделали его в глазах нескольких поколений китайцев героической, пусть и кровавой фигурой. Это отразилось в применяемой в современном Китае формуле ци сань («семь и три»), подразумевающей, что 70 % сделанного Мао было верным, а 30 % – ошибочным. Не случайно лозунги аскетизма и уравниловки, «казарменного социализма» и даже «красного террора» находят все больше приверженцев в нынешней КНР на фоне контрастов между скромной жизнью большинства и роскошью прослойки богачей и коррупционеров. Обращения к опыту Великого похода и Яньани все чаще звучат и с высоких пекинских трибун. Вот почему не стоит списывать наработки «яньаньской лаборатории» 30-40-х годов в архив. Они еще могут быть поставлены на вооружение, причем не только в Китае.
Политика «реформ и открытости». Вторая развилка китайского социализма
В течение месяца после смерти Мао Цзэдуна в сентябре 1976 года Китай мог пережить очередную национальную катастрофу. Захват власти вдовой «великого кормчего» Цзян Цин и другими ультра-радикалами из «банды четырех» грозил переходом длившейся уже 10 лет «культурной революции» в финальную фазу тотального хаоса с повсеместными вооруженными столкновениями, бунтами, массовыми забастовками и иными далеко идущими последствиями. Только перехват рычагов управления группой высших чинов партии, армии и госбезопасности предотвратил катастрофу. У взявших в свои руки власть ветеранов не было плана выхода из кризиса, и они вернули на политический Олимп Дэн Сяопина, своего соратника по Великому походу и гражданской войне 30-х – 40-х годов.
Во время недолгого перерыва между «большим скачком» и «культурной революцией» Дэн Сяопин вместе с тогдашним главой государства Лю Шаоци пытался наладить нормальную жизнь, начать экономические реформы. Ветераны КПК и Народно-освободительной армии Китая (НОАК) помнили об этом и обеспечили Дэн Сяопину карт-бланш. Окончательная черта под «культурной революцией» была подведена на XI съезде КПК в августе 1977 года, а на 3-м пленуме этого съезда в конце декабря 1978 года Дэн Сяопин стал фактическим руководителем КПК и КНР.
За годы ссылки на тракторостроительном заводе в провинции Цзянси и несколько месяцев неопределенного положения в Пекине накануне смерти Мао Цзэдуна, у него была возможность много думать. Скорее всего, еще тогда он обдумывал эскиз «четырех модернизаций», впитавший идеи Лю Шаоци и сильно напоминавший программу премьера Чжоу Эньлая, которая даже была одобрена на сессии ВСНП (парламента) в 1975 году. Дэн Сяопин вряд ли имел детально продуманную программу действий. Зато он четко знал, чего не надо делать. Левая ветвь древа социализма, троцкизм, была вовремя отсечена в России, не успев нанести непоправимого вреда. В Китае же левый эксперимент был доведен до логического конца. Теперь надо было удалить пораженную, но все еще живую ветвь так, чтобы не повредить само дерево, дать стране шанс вернуться на траекторию поступательного движения.
В своей стратегии Дэн Сяопин сохранил упор на социалистическую собственность и плановое ведение хозяйства. На этой основе он решил осуществить модернизацию обороны, сельского хозяйства, науки и промышленности. Он также сделал то, чего не мог при живом «великом кормчем» позволить себе Чжоу Эньлай – провозгласил отказ от первенства идеологии и поднял на щит лозунг «практика – единственный критерий истины». Приоритет экономики над идеологией был официально закреплен в документах 3-го пленума ЦК 11-го созыва в декабре 1978 года. Именно от этого времени отсчитывается период «реформ и открытости».
В русском языке есть красивое и мудрое слово «судьбоносный». Действительно, бывают в жизни человека, в истории страны события, которые несут с собой судьбу, меняют ее к лучшему или худшему. Для Китая и всех китайцев поистине судьбоносным событием стал именно 3-й пленум ЦК КПК 11-го созыва. Трудно даже представить себе, как сложилась бы судьба Поднебесной, если бы этот пленум не состоялся, если бы не были приняты решения осуществить политику «реформ и открытости». Конечно, история не знает сослагательного наклонения. Но совершенно ясно, что китайцы не жили бы нынешней обеспеченной жизнью, Китай не стал бы второй экономикой мира, не развил бы самые современные отрасли науки и техники, не стал бы играть достойную роль на международной арене. Когорта опытных революционеров во главе с Дэн Сяопином выработала набор реформ на основе понимания возможностей и нужд Китая, защитила ее от попыток уйти на боковые тропы от главного пути социализма.
Не приходится сомневаться, что Дэн Сяопин при проведении своей политики исходил, прежде всего, из насущных задач преодоления разрушительных последствий «большого скачка» и «культурной революции». Что касается теории, то он не был догматиком, учитывал как работы Мао Цзэдуна, Лю Шаоци, так и статьи Ленина, Сталина и Бухарина, с которыми познакомился во время учебы в Москве в 1926 году. Наверное, он вспоминал быстрое восстановление советской экономики в годы НЭПа и в тяжелые послевоенные времена, анализировал причины успеха первой китайской пятилетки (1954–1958), которая осуществлялась по советским лекалам. В то же время перед его глазами стояли достижения близких по «конфуцианской цивилизации» Сингапура, Южной Кореи, Тайваня. Комбинация рыночной экономики и сильной власти, способной мобилизовать ресурсы нации, позволила им в считанные годы добиться впечатляющих успехов и стать «азиатскими тиграми». Из опыта этих «тигров», из наследия Конфуция был заимствован термин сяокан, «общество средней зажиточности» (дословно – «малой зажиточности»).
Как привить дереву социалистической экономики черенки рынка? Специалисты в области марксизма сломали немало копий в теоретических спорах на тему конвергенции. Однако до масштабных практических действий дошел только Дэн Сяопин. Житейски мудрый человек, он подтвердил свой принцип: «Неважно, белая кошка или желтая – лишь бы ловила мышей» (при этом желтая кошка в публицистике постепенно стала черной). Дэн Сяопин смог создать симбиоз либеральной рыночной экономики с плановой государственной, причем под жестким контролем коммунистической партии. Оказавшаяся весьма эффективной на практике, эта модель была облечена в теоретическую оболочку «реформ и открытости».
«Архитектор китайских реформ» шел путем проб и ошибок в соответствии с китайской пословицей «переходить реку, ощупывая ногами камень за камнем». Крестьяне в одной из провинций взяли и разделили земли «народной коммуны» – он защитил их от казавшегося неминуемым наказания и даже стал тиражировать такой опыт. Во всем Китае распространилась хотя и не частная собственность на землю, но долгосрочная, практически пожизненная аренда. Крестьяне стали трудиться на себя, а не на «народную коммуну», резко увеличилось производство зерна, овощей, мяса. Сравнительно скоро про ужасы голода, унесшего в годы «большого скачка» миллионы человеческих жизней, стали вспоминать как о страшном сне, карточную систему сначала смягчили, а затем отменили вовсе. На селе появились лишние руки, которые были быстро заняты на мелких мастерских и заводиках. Мигранты потянулись в города, обеспечивая дешевой рабочей силой открывавшиеся частные предприятия.
