Юрий Вафин
Удаленно. 12 историй
…Через двадцать минут все подустали и спустились повейпить. Важно выдувая пар, вы соревнуетесь в мастерстве демонстративного потребления. Вместе с паром ко второму этажу поднимаются названия ресторанов, лейблов одежды, фестивалей, мексиканских курортов.
А дальше и вовсе праздник. Поработав часик, ты поднимаешь уши на макушку и слышишь все усиливающиеся разговоры на вечную тему: «Куда пойдем на ланч?»
Ты встаешь и присоединяешься к диспуту. После ланча кто же садится сразу работать, так можно заворот кишок словить. Потом ты два часа работаешь, а там уж и домой пора собираться. Если доведется читать эту книгу рабочему или работнику «Скорой» из провинции, не спешите злиться. Российский капитализм второй волны настолько молод, что большинство компаний растут тут, перманентно открывая новые и новые отделения, под которые требуются все больше профессионалов, с коими в России дефицит. Любой юноша, достойно поработав 5–8 лет, становится суперпрофи, за которым гоняются конкуренты. Он, будто симпатичная девушка, достает сигарету, ожидая, что к ней тотчас потянутся десятками зажигалок услужливые корпорации.
Как Гайдар командовал ротой в 16 лет только потому, что старые царские генералы были оттеснены, так и наш офисный клерк может стать директором уже к 30 годам, что на Западе не случается почти никогда. На международных встречах из-за этого приключаются забавные казусы. Молодой парень осматривает бейджики своих 50-летних коллег в том же чине из Ирландии, Штатов или Израиля, не понимая, то ли он гениален, как Бонапарт, то ли они тормоза. Нулевые и десятые годы в России остаются лучшими для того, чтобы сделать головокружительную карьеру.
Конкуренция за любого мало-мальски толкового сотрудника превращается в состязание рыцарей за Даму. Корпорации изобретают все новые и новые способы, как переманить к себе таланты. И дело не ограничивается зарплатами, потому что после некой суммы лишние 20–40 тысяч перестают быть для тебя решающим критерием. На первое место выходят условия труда, обставленность места, в котором ты проводишь по 8 часов ежедневно.
Офисы проектируют как ядерный бункер, из которого при желании вообще можно не выходить наружу. И желание такое должно возникать как можно реже. Душевые кабины, дорогие массажные кресла, кофе-леди, которая по первой твоей светской улыбке принесет капучино, раф с кленовым сиропом и двумя кубиками льда, ежедневные фрукты (да не антоновку, а израильскую черешню, тайские манго, малайские рамбутаны), библиотеки со свежайшими изданиями и журналами, кафе с бесплатной едой. В некоторых офисах даже устанавливают барные стойки, и после утомительного митинга ты можешь пропустить порцию текилы. Встречаются даже молебные комнаты. Кому молятся там воины постиндустриального капитализма, не совсем понятно. Наверное, золотому тельцу.
Компания, инвестируя во все эти блага миллионы долларов, вовсе не дурочка. Она действует как опытный рыбак, который прикармливает место, прежде чем закинуть туда удочку. Сравните: средний сотрудник получает зарплату, на которую способен снять однушку на условной станции метро Бабушкинская на окраине Москвы. Спальные районы, матовая вывеска кур-гриль, уставшие гастарбайтеры и гости столицы месят февральские собянинские реагенты аляповатыми сапогами из стока «Смешные цены». Из этого анклава средний сотрудник каждый день приезжает в сверкающий офис класса А. Грязь на кеде или офис-леди? Шоу-рум или шаурма? Выбор очевиден. Корпорации создают для вчерашнего выходца из стылой России сияющую параллельную реальность. Все эти блага повышают верность сотрудника до невиданных высот. Ведь их родители рассказывали совсем иные истории про свою работу.
На дворе февраль 1994-го. Сорокалетняя женщина встала уже уставшей, хотя как встала – ее выбросило в мир трелью аналогового будильника. Почему старые будильники издавали такую истошную трель? Будто сатана созывает с утра своих чертей портить христианские души. Время 5:30 утра. За окном темно так, что женщине кажется, будто она в капсуле, погруженной в чернила, и как бы окна не лопнули от давления извне. Тишина, как в барокамере. Включает черно-белый телевизор, откуда грустным голосом Евгения Леонова надрывается Винни-Пух: «Если я что-нибудь в чем-нибудь понимаю, то дыра – это нора». Овсянка на воде, яйцо вкрутую, быстро одеться и выскочить в открытый космос. До работы надо сменить два автобуса. Первый пришлось ждать сорок минут на лютом морозе, отчего остановка казалась издалека странной танцплощадкой (не будешь двигаться – замерзнешь). В автобус залезает только половина, остальные ждут еще 40 минут. Но если уж залез, можно за поручень не держаться – стоят так тесно, что падающие от духоты в обморок остаются в вертикальном положении. Вторая пересадка, второй автобус – такие же. Через полтора часа женщина подходит к проходной градообразующего оборонного предприятия. Хмурые вахтерши, сытая наглая вохра, наслаждаясь суетой инженеришки, долго рассматривают пропуск, после чего лениво открывают шлагбаум.
В помещении +9. Рука еле держит карандаш, к металлическим местам кульмана лучше не прижиматься, словишь обморожение. У начальника в кабинете стоит радиатор, если вызовет тебя – лучше подольше постоять. Работают инженеры в зимних дубовых сапогах, шапках и перчатках. В столовую ходят только миллиардеры, если каждый день там питаться, уйдет треть зарплаты. Поэтому хитроумные советские инженеры нашли на свалке корыто, кипятили в нем воду и выставляли банки с домашней едой. Чтобы не запалило начальство, на шухер ставили прочниста, который чуть что, начинал насвистывать.
В соседней бригаде начальником был дядя Саша. Люди спешно глотали корвалол, если дядя Саша вызывал к себе. Женщины выходили из его кабинета в слезах с размазанной югославской косметикой по лицу, мужчины бледными и молчаливыми. Дядя Саша не читал Дейла Карнеги «Как заводить друзей», дядя Саша читал газету «Правда» и, по традиции советских технарей 70-х, обожал Иосифа Сталина. «Порядок был». Дядя Саша мог долго молчать, глядя на чертеж, который бригада делала месяц, а потом кивнуть головой и чеканно вымолвить: «Пол-ное го-вно».
Одна женщина в обед бегала звонить матери, что лежала дома при смерти. Начальник куражился: «Опять Любовь удрала! Шуры-муры телефонные!» Работали все на совесть – сказывалась старая советская закалка. Сделать плохо считалось дурными тоном прежде всего среди своих. Предприятие знавало лучшие времена и раньше поставляло разработки к московскому двору. Когда морозы ударили за 30, в помещении стало ниже нуля, кохиноровский карандаш выпадал из рук. Карандаш давался на месяц, если сломал – купишь сам. Инженеры взбунтовались, тихо, робко окружив начальника полукругом, сняв шапки, как крепостные перед барином. На следующий день пришли рабочие и заколотили окна фанерой наглухо.
Зарплаты платили такие, что хватало на еду и оплатить квартиру. Бывали годы, когда зарплату не платили вовсе. Начальство объявляло, что ждет заказа из Индии и скоро зарплаты пойдут в валюте. Чартеры с итальянской мебелью в дома руководства при этом не останавливались. К сожалению, все детали этого пассажа – не моя выдумка, а факты, взятые из уст одного из родственников. Так работали миллионы советско-российских граждан, свой хтонический ужас они передали детям. Поэтому западные корпорации, кормя работников фруктами, организуя в офисе бары и бесплатные кафе, стали ласковым, заботливым мужчиной, который приголубил женщину, избитую и истерзанную прежним мужем-алкашом. Лояльность далась западным брендам дешево.
Глава 3. Корпоративная психопатия
В 20-х годах прошлого века, после революции, было популярно мнение, что ничего личного человеку не нужно. Вместо личной жизни – почти открытое сожительство товарищей разного пола. Всякого рода украшательства объявлялись мещанством и отрицались. Секс – это гимнастика для тела, которую можно исполнять, набросав на пол газеток для мягкости. Размялся – и продолжил путь к мировой революции. Та эпоха оставила нам дом-коммуну на улице Орджоникидзе в Москве. Никакого личного пространства, только коллективное движение по графику дня. 6:00 – общий подъем, переход в санитарные помещения, потом строем в столовую, дальше на занятия. Вечером звучит сигнал на прогулку. В 22:00 централизованно отключается электричество и поступает озонированный воздух. Все спят, по-видимому, наблюдая одинаковые сны с превышением надоев и распаханных земель. Никакой личной мебели, минимум вещей и финтифлюшечек для души. Только конструктивизм, только хардкор. Забавно, как идея, задохнувшаяся уже в 30-х годах сталинского СССР, неожиданно оживает в московских офисах. Работа смешивается с личной жизнью, и на всем информационном эго ставится тавро с логотипом корпорации. Одна девочка после тяжелого рабочего дня забежала в душ, пообедала снедью из вендингового аппарата, пропустила пару мохито в офисном баре, потом прилегла на кожаный диванчик, проснулась за полчаса до начала рабочего дня, накрасилась, умылась и вновь приступила к работе.
На что готов человек, чтобы попасть в компанию? Молодой человек, пройдите в корпоративный Эдем через врата Линкдин!
Линкдин – это социальная сеть для карьеристов. Краеугольный камень всех социальных сетей – стремление выглядеть в них лучше, чем мы есть на самом деле. Если нашу цивилизацию постигнет Армагеддон и потомки будут судить о нас, судя по профилям в социальных сетях, они решат, что открыли какую-то Атлантиду, населенную людьми-богами. Каждый второй тут музыкант, каждый третий – выдающийся мыслитель, который успевает набросать тезисы в инстаграме между воспитанием одаренного малыша и заработком очередного миллиона долларов. Линкдин – это ярмарка тщеславия, которая сформировала свои каноны. Если офисного работника нет в Линкдин, он не нанесен на карту корпоративной Галактики.
Первым делом вам следует сообразить фотосессию. Избегайте взгляда в камеру, примите позу египетского жреца, в которой лицо наклонено в противоположную от тела сторону. Постарайтесь представить, что вы офисное совершенство, выражение вашего лица должно одновременно выдавать энтузиазм гоночной борзой, что заметила зайца и теперь уж не упустит, и одновременно умиление садовника, который приехал весной на участок и видит, какую массу работы предстоит сделать. Тут нужно одновременно вообразить себя Наполеоном и Наполеоном Хиллом. Убийцей великанов и верным слугой тайного ордена. Осой и хомячком. Да, в основе офисной самопрезентации лежит щепоточка вялотекущей шизофрении.
Дальше начнем заполнять графы о себе. Если вы однажды решили с институтским товарищем сдавать дядькин гараж на выселках под хранение зимнего комплекта шин, но разбежались, когда заведующий за гаражами побежал за вами с палкой, вы не горе-ИП. Вы – Co-Founder of Local Tires Temple Corp 2015–2016. Вспомните все свои достижения. Вы сидели как-то в углу переговорной, пока люди обсуждали дизайн шашечки такси? Поздравляю, вы теперь участник команды по преобразованию визуального облика города. Надувайте любую деталь своей биографии, будто стеклодув. Придавайте ей самую причудливую форму.
Линкдин – это кривое зеркало. Кругом знатоки английского, испанского, немецкого, финикийского, древнеегипетского языков. К 25 люди запустили десятки проектов, постажировались в куче стран первого мира, были незаменимыми в своих прежних компаниях и ушли оттуда только потому, что начальник давал слишком мало возможностей роста. В Линкдине не спят, а восстанавливают продуктивность, не едят, а подпитывают калориями рабочий процесс. Вы никогда не увидите фотографии с семьей, потому что корпорация может задаться вопросом: «Ты что, хочешь, чтобы между нами были еще какие-то люди? Разве ты отдашь хоть частицу своей любви на сторону? Младенец или превышенный план продаж?»
Вы никогда не встретите упоминание неудач. Эти ребята не совершают ошибок, а если вы очень надавите, то с милой улыбкой признаются, что в прошлой компании проворонили точку роста на два миллиона, сделав всего миллион. Под любой ваш неудобный вопрос у опытного офисника уже есть красивый ответ. Кстати, лайфхак: вклинив среди успешных пойнтов один настоящий провал, вы навлечете на себя любовь действительно мудрого руководителя, который понимает, что без провалов не бывает и побед.
Давайте перейдем к практике и научим простого, скажем, асфальтоукладчика продавать свои компетенции в стиле больших корпораций. Это вчера он тягал лопатою раскаленный асфальт, сегодня у него интересы в области муниципального развития.
Это совсем другой человек! Мечта об асфальте заразила его с самого детства, уже в песочнице, пока остальные дети строили замки, он трамбовал мокрый песок лопаткой, выстраивая шоссе. Это не просто работа, это уже миссия всей жизни. Он ни в коем случае не шабашил в августе, чтобы потом всю осень бухать, о нет! Наш герой клал асфальт в Казахстане и России, потому что у него есть vision – увидеть весь СНГ, исполосованный скоростными хайвеями, по которым несутся большегрузы. В цифрах цель жизни проста: увеличить пассажиропоток на 270 %. Вот о чем он бросает асфальт под каток. Он не нанимается в компанию, он ищет возможности сотрудничества. 1+1 = 11. По вечерам он катается по району и смотрит, как асфальтируют бульвар. Настоящий лидер всегда проводит аудит конкурентов. Лицо на его фотографии смотрит в сторону Китая, потому что человек читает любое изображение слева направо и эта позиция означает, что ты смотришь в будущее. Покажи свой рост в предыдущих компаниях. Это не всегда тебе доверяли большую лопату, начинал ты с маленькой садовой лопатки и дорос до такого доверия. От такого работника по титановым ногам любой компании потекут корпоративные соки.
Эволюция научила нас понимать: если что-то в природе существует, значит это работает. Каждая пигалица и жучок – это терминаторы, которые выиграли генетический отбор в течение миллионов поколений у других подвидов. И раз вся эта линкединовская шиза существует, то, наверное, в ней есть какой-то прок? Совершенно верно. С другой стороны, вышколенный работник натыкается на такого же шелкового эйчара, который отвечает за наем в корпорации. Эйчар не очень хорошо понимает, как отбирать IT-специалиста или дизайнера. Он вообще мало что понимает, кроме того, что будущий работник должен встать в пазы корпорации как идеальная деталь. Если человек не умеет вести смол-толки ни о чем, ему придется тяжело. Если он не умеет продавать себя корпорации, то как он продаст услуги корпорации ее клиентам?
Правдоруба, который бросит папку на стол и скажет: «Да что мы херней маемся, господа?», компании не надо, каким бы специалистом он ни был. В Кремлевскую гвардию набирают призывников славянского вида, ростом не ниже 180, в корпорации набирают ловкачей с мягкими манерами, с эмоциональным интеллектом. Корпорация мечтает нанять 30-летнего специалиста с опытом работы тридцать лет и надеть на лацкан его пиджака свой значок. Идеальный кандидат должен продать корпорации эту иллюзию. Все понимают, что другая сторона лукавит, но умение органично лукавить – это необходимый навык и по большому счету именно на него вся попугаистая ярмарка Линкдин и направлена. Ситуация напоминает рынок секса. Разумеется, любая девушка на уровне подкорки мозга понимает, что этот молодой человек не готов жениться на ней и не снимет с неба звезду, но обещать это он обязан. Если глаза не горят – иди и зажги, а ко мне с потухшим взором не подходи. Остается ли ложь ложью, когда обе стороны понимают, что это ложь?
* * *
В 2010-х годах произошло очень важное событие. В сотне самых богатых субъектов экономики корпораций стало больше, чем государств. Если наши бабушки и дедушки жили в мире государств, теперь мы все больше получаем некое виртуальное второе гражданство. Мы можем быть гражданином России, но работать в Apple. И есть у меня такие подозрения, что яблочные ценности будут превалировать над российскими в силу размытости последних.
Корпорация – это, как правило, авторитарный орден. Первейший грех – критиковать систему изнутри. Компания создает своим работникам условия труда, окружает их облачком заботы, берет на себя буквально их физическое здоровье, психологический комфорт, но взамен она требует всего лишь всепоглощающей лояльности. В юмористическом романе «Бравый солдат Швейк» хозяина пивной увели за засиженный мухами портрет императора, в современной корпорации вас выведут с коробкой личных вещей за несоблюдение ценностей компании. А вот тут немного углубимся в тему.
* * *
На планете существуют сотни культур, области допустимого и нормального в которых варьируются очень широко: где-то публично рассказывают, как правильно бить свою жену, чтобы не оставалось синяков, где-то вас засудят за один неправильный взгляд. Где-то с животными можно делать все, что угодно, а где-то к вам придет комиссия, если вы заведете одну собаку, потому что она стайное животное и вы тем самым нарушаете ее социальные нормы (привет, Швейцария). Корпорации работают во всех этих странах, поэтому единственная норма их поведения – быть неприлично толерантными и позитивными. Если вы когда-то, просматривая рекламу «Кока-Колы» или «Данон», находили ее плоской и беззубой, думая: «Эх, я бы снял в сто раз острее и ярче!», то вы стали жертвой когнитивной ошибки собственной культуры (пишу эти строки с улыбкой). Ваше ярче и прикольнее в десятках других культур – значит оскорбительно и нахально. Неким эталоном мышления и поведения, к которому тяготеют все корпорации, является англосаксонская культура. Поэтому офисные клерки – от Сингапура до Петербурга – будут чем-то неизъяснимо похожи. Что такое столпы этой культуры? Сейчас будет ликбез, который научит вас читать корпоративную психологию насквозь.
