Юрий Вячеславович Назаров
Майами в Туркестане
Щедрец
С момента как суровая пясть военкома Волкова дёрнула меня из родительского гнезда едва ли оперившимся птенцом, прошло полтора месяца. Перья отвердели, стало понятно, летать придётся, опираясь на что есть. Домашние привычки грезились лишь в проблесках снов, и вот под Новый год извещение на посылку… Щедрый гостинец на старославянский праздник «щедрец» – аки сказка!..
Первые недели до присяги зовутся «карантин», считаются адаптационными. Циркадные ритмы приходится сопрягать с климатом, распорядком дня, физнагрузками и малопригоднным в пищу харчем. Пережёвывание гадости притупляет вкусовые сенсоры, а изменённый метаболизм низводит любое удовольствие от насыщения. Постоянное чувство голода и поточная горечь изжожной слизи становятся привычной, и ты реже вспоминаешь семейные застолья с дурманами бабушкиной выпечки. В животе беспрестанно бурлит и жмёт, призывая заполнить хоть чем, рецепторы впадают в бесчувствие и тут камуфлет из родных краёв! Не иссохнуть бы от слёз радости!
Посылка в армии – мероприятие уровня взвода. По ушам ходил говорок, посылки перетряхивают на предмет неуставных вложений, поэтому перечень требований заставляли сообщать родителям. Помню, скоропортящиеся продукты под запретом, во избежание поноса или иных кишечных инфекций, также запрет жидкостей категории закрученных компотов и соков. Видно случаи были, перемешивали со спиртом, самогоном и иными соединениями органического синтеза. Голь на выдумки хитра!
Посылки в армии в одну харю не жрут. Эта процедура шлифована поколениями: начать дербанить гостинцы предлагается сержантам. Хозяин шарит вложенные письмена, после чего передаёт замку. Замок с комодом берут что вкуснее, но не наглеют. Остатки возвращают хозяину, который по уму делится с прочими голодающими. Содержимое посылки я свалил на стол, в течение долгих пяти секунд конфеты исчезли в желудках. Воспитание коллективом обязывает к единственному решению – жмотов не жалуют. И командир исподтишка смотрит повадки бойца – запоминает, какие черви подчинённого гложут…
Гостинец собрал отец исходя из воспоминаний. Служил он поваром, представления о щедротах солдатского харчевания имел, слепо веруя, что прошедшие четверть века не принесли солдатской пайке изменения. Но как бы не старался батя разнообразить ассортимент, облизнулся я неполной пачкой печенья да парой шоколадных конфет родной Сормовской кондитерской фабрики.
Письма в посылке не было. Забыл родитель вложить записку, хотя в первых посланиях педантично науськивал премудростям солдатской жизни, недодумывая, что азы я изначально схватил, а набираться опыта нужно совершая свои ошибки, пускай и бездумно повторяя чужие. Житие раскрывает, следовать чужим советам накладно вдвойне – каждый должен лопухнуться самостоятельно.
Новый год в учебке, как прочие вечеринки отмечался исключительно сержантским составом. Если посылки никто не дождался, на базар, либо стихийный расклад лавок за Красноармейским шоссе вблизи ресторана Дустлик (дружба), под вечер гонял колядовать самый сметливый из сержантов. Закупка харчей к значимому событию курсантам доверялась редко, ибо доля наколядованного могла быть неосознанно сожрана ещё на месте покупки.
Когда через законное увольнение, а чаще самоволом, «золотая пятка» – так называли гонца, затаривался фруктами, лепёшками и самсой. Именитый портвешок Чашма принимался без прикрас и одобрительными овациями.
Курсантов отбивали в такие вечера сурово, воинство спало как битое. Солдаты давили массу, не мешая сержантам, но были и такие, кто отмечал в одиночку. Втихушку жуя под одеялом схваченный в столовой хлеб и засыпая в крошках. В расположении роты не шнырял даже наряд по роте – дневальных прилепляли к дверям и окнам, чтобы, не ровен час, залётный проверяльщик не похерил междусобойчик. Лишнее рыло – как нож в спину!
Главная засада выставлялась на первых этажах казарм, второстепенный рубеж прозыривал округу из окон и щелей приоткрытых дверей, третий уровень страховал очкарик на входе. Проверяющих следовало выявить нижним этажам и звонком по внутреннему телефону оповестить верхников. В случае тревог сержанты рассеивались по лёжкам как тараканы при включении света и прикидывались спящими. Деда Мороза или местного доброго дедушку Корбобо пропустили бы, изволь они пожаловать, но их отваживал срамно несдержанный кудесник ёккало-пуккало, выдавливавший из загнанного воинства гармоничный звукоряд от гамм младенческого сопения до виртуозных рулад крепкого мужицкого храпа.
Что творила новогодняя ночь в бытовках и Красных уголках, нам не дано было знать – в первом полугодии это было секретнейшей тайной. Измышляю, каждый завистливый первогодок тешился тем, что верно вволюшку оторвётся в будущем, на следующий Новый год, оставив перечёрнутым первый из двух календарей службы…
Огневая подготовка
Январь предписал выездные занятия на стрельбище – огневая подготовка. Существовала директива, понимаю, разбавлять строевую на плацу огневой на полигоне.
Одним незакономерно снежным утром батальон выстроили на плацу в неполной экипировке. С ночи зарядил снегопад, взывавший воспоминания о зазимках в родных краях. Средоточие зимы, дома лютуют крещенские морозы – Самарканд любовался порошей крупными хлопьями первый раз. Было промозгло или хляби небесные пеленой над городом стояли, росы изморозью сковывало, лужицы леденели, но белых мух погода выпустила нежданно. Одного азиата из захолустного кишлака настолько поразило сравнение снежинок с «белыми мухами», что бегал по роте неделю и всё отмахивался: «Беля мюха! Беля мюха!»
Военачальники как умышленно выжидали ненастья, чтобы тяготы военной службы поднести во всей красе. И показать, автомат закреплён за связистом не для наличия причин к внеочередному наряду, а к применению в случае боевой задачи и приземления супостата. До армии я стрелял из охотничьего штуцера, в подземном тире училища палил из «мелкашки» с мосинским затвором, и на уроках НВП держал в руках АК-47. На уровне: потрогал? – сдавай, пока не сломал что-нибудь! Военрук часто прилюбливал: «Прыгай за вами как абизъян! Не кенгуру конечно, но что хошь переламаете, оставь вас без присмотра».
К АКМ приучали и заставляли следить особо. Разбирали, чистили, мазали ружейным маслом, собирали. Ново было, что патрон в патронник нельзя досылать принудительно, как произвольно срабатывает рука. То есть, отвёл затвор до упора – отпускай не провожая. Затворная рама продумана, механизмы имеют конструктивные решения, не понуждающие к приложению дополнительных усилий. Сержанты высматривали бойцов, обращающихся неправильно, делали замечания, нарабатывали практику. Медлительность при сборке-разборке, плохая чищеность составных частей, несвоевременная смазка для хранения, невладение приёмами обращения с оружием на плацу отмечались чередой чудодейственных нарядов…
Случай был показательный. Дима Суманов в карауле службу нёс. День очей не смыкал, осталось ночь продержаться! Не продержался! С устатку присел за стол караулки, пока ждал очереди сдачи оружия в пирамиду, и пропустил атаку… Подошёл Арис, хитрым финтом снял автомат с плеча солдата, а Дима ничего не почувствовал! Лишь на секунду склонил голову на грудь, оправдывался, и тут же получил тычок в бочину. Встрепенулся, Арис с автоматом навскид! Боец лепетать, что закрыл глаза на мгновение – замкомвзвод тычет в нос пламегасителем его оружия. Сор из избы выносить не стали, бойца сняли с караула в наряд по роте и наутро продлили вне очереди…
Настало время, руки молодых солдат к автомату обвыкли, лучшее в мире оружие держали твёрдо. Перестали даже опасаться доставать из потайных мест приклада инструментарий автомата. В плечевом торце была встроена заслонка с тугой пружиной, блокирующая доступ в пенал. Палец совали сначала с опаской, но наработали привычку. Лично я уже привык манипулировать автоматом аки бог войны Перун палицей: палил с колена, в прыжке, падении, сзади, сбоку, между ног, с разворота, подмышки, цели бил с призакрытым глазом! Случалось такое, правда, в редких снах, потому что практическое испытание оружием произошло только на третьем месяце службы. Дожили до сего дня и связисты, но уж лучше поздно, чем никогда!..
Предшествующим вечером я подглядывал за беснованием будущих прапоров, бегающих между казарм и что-то матерящих. Моё штатное койко-место вторым ярусом над койкой замкомвзвода, в окне трёхэтажка Школы Прапорщиков. Не понять, что смешного, но гогот отгонял сон, в котором я собирался жонглировать штыком и котелком как Олег Попов булавами и теннисными мячами. Людей инстинктивно притягивает смешное, я достал очки к исследованию обстановки до мельчайших деталей.
Творилось за окном неведомое. Там вояки скакали в одних кальсонах, хлопали дверьми, из окон по ним как по мишени летели сапоги и шлёпки. Мишени уворачивались, ржали, бегали и падали. Когда скачь прекратился, сложил оптику поверх тумбы и благополучно о забыл. Возле моей двухъяруски стояли пеналом тумбочки инвентарного армейского образца – нижняя замкомвзвода, верхняя моя.
Целая тумбочка одному – шикарно?
В общем, очки не убрал, слепо мечтая зреть продолжение, а на следующий день расстрела фанерок витал в уверенности, мой визир в очечнике в нагрудном кармане. По побудке вскакиваешь, поверх пенала не заглядываешь и второпях о вечно скудном его содержимом не думаешь. Привычка вымуштрована такая, что бежишь на построение, насколько можно не оглядываясь на мелочи.
Стрельбище раскинуто в недолгих верстах от Дальнего лагеря. Выстроили, повели, а там сюрпризец – тентованные грузовики! Ни марш-броском, ни пешим ходом волочиться, а прогресс применять! Пусть этот «прогресс» канительно ползает, но прыгали в кузова с великим удовольствием. Ехать в крытой повозке, не щиколотки натирать на пересечённой местности! Плюс, мечта подремать иной десяток минут, и колючие ветра… яйца не колют…
Доехали. Покемарить не удалось: погруз «на колёса», сопутствующая тягомотина и езда заняли толику времени. Высадились, после чего ещё километра полтора шлёпали к месту, сумев и замёрзнуть и согреться. Снег сыпал и сыпал, накрывая Самарканд белым одеялом. Мокрое, тяжёлое, полупрозрачное как кирпичик рафинада покрывало не таяло от сырости, а лишь увеличивало толщину покрова. Даже во снах не представлялось видеть снега в пустыне, но сверху включили снегопад в самый оный день…
Природа поднесла дополнительную обузу…
Стрельбы шли неспешно. Ветер в степях коварный – шинели сквозил как мешковину. Нулевые температуры в узбекской влажности подобны холодильнику – трясись не трясись, кровь гонять не получается. Стоишь и материшь. Руки в трёхпалых рукавицах сжаты в кулак, сапоги сырые, ноги заиндевевшие. Месишь жижу, но подсесть не к чему. Дубеешь до отстрела патронов первой парой снайперов, подходит твоя очередь – зуб не на зуб, палец не попадает на курок. В городе не мёрзли, тут губищи в синь! Колотун, слякоть, непогодица – когда всё это кончится?..
Каждый боевик получал с дюжину патронов: первые три отводились одиночным выстрелам – прочувствовать отдачу, остальные короткими очередями. Инструктаж по ТБ проводили дважды, как особо одарённым.
Надлежало нам противоборствовать супостату, воины которого возникали в разном удалении и безмятежно целились в сторону неопытных стрелков. Ближний совмещает мушку винтовки с колена, второй с пистолем торчит на дистанции в полный профиль, дальний замаскировался сбоку от легко узнаваемого станка революционного пулемёта системы «Максим». Видимо, рать некой банановой республики с нами воевала: не пригибались, и вооружены пулялками из темноты начала столетия?..
Как ни смейся, приходилось залегать на промокшее походное имущество и в луже ждать приказа. Условия не ахти, а с моим зрением лишь шашками в Чапая пулять, но я често расстреливал боезапасы направо и налево. Короткими очередями, дрожащими руками, без применения оптики и с тремя минусами диоптрий – всех клал наповал!
Мишени подкашивались за секунду. Сразу в гроб или в саван закатывались – не знаю. Трофеи не показали, абы не травмировать неокрепшую психику, но я додумал, что врагов калечил слегка, ибо в журнал стрельб вписали выразительные минусы. Если б насмерть, результат был бы заплюсован. Да будет как есть, я не кровожаден: пусть ворог залижет раны и живёт, слава Богу, поверженным.
К слову, о Боге: я здравый атеист, росший в окружении православных щёпотников. Крещён, но не воцерковлён. Многого не ведаю, потому не хулю, чего не понимаю. Как точно сказывал герой сериала «Вечный зов» Панкрат Назаров: «Божиться божусь, а в попы не гожусь!»
Отдушины
Февраль поднёс кроху душевного равновесия. Такое состояние я испытываю, когда в повседневность внесены приятные душе и телу дела. Называю их отдушинами.
Будничные полёты никто не отменял, но после трёх месяцев напряжение было не как вопервой. Не удельному взводу ремонтников определили служебное задание, опосредованно связанное с нашим воинским назначением…
Пришла директива изготовить устройства зарядки автомобильных аккумуляторов. Ремвзводу преподавали алгоритм пользования коротковолновой Р-140 и показывали малопонятную последовательность включения передатчика. Так и твердили: в учебке необходимо наработать автоматизм запуска станции, а понимание функционала придёт с практикой в войсках. До сеансов связи и инструктажей по ремонту оборудования учебный процесс не доходил. Да и может ли быть прописан перечень действий, если неисправности непрогнозируемы от слова совсем? Впрочем, порядок поиска дефекта, разве что…
Как же я соскучился до занятий такого рода! Работа даже снилась иногда, тут вводная аки гром с ясного неба! Свежи были видения, как собирал блок питания усилителя мощности звукового сигнала и мигалки разные. Лудил схемы стробоскопа, пилил корпуса цветомузык, поэтому и выбрал связанную профессию монтажника радиоаппаратуры и приборов. Работал на Горьковском Заводе Аппаратуры Связи, собирал радиостанции для авиации. На полувоенном заводе в закрытом городе. Знаете, что есть такое «комплекс Журавля»? Вот и чудно! И не узнаете!
Сейчас, во всяком случае, об этом речи не пойдёт…
В распоряжении ремонтников мастерская с заваленным рухлядью стеллажом, что подсказало вести монтаж с чего попало, и самим кумекать с корпусом. Разве, к стадии наладки можно привлечь знающих, если не довариваешь, сослуживцев. Не прошло и трёх месяцев с начала службы, как и мы занялись нужной и согласной специальности деятельностью… Рабочий праздник… кабы не сглазить!
Для сборки невиданных приспособлений предоставили подручные средства от отвёрток и паяльников до радиодеталей. Не в избыток, но хватало. Руки потянулись к паяльнику: электросхема на руках, составляющих полно, компоновку думай – разработчиков и технологов в армии нету. Но кумпол на плечах есть – пусть и думает, что ему есть, а в реале как самаркандский бальзам во здравие…
Зарядник я собрал и настроил за неделю, прикладываясь на пару часов в день. Вышло самодельное Х-изделие размером вполовину ящика от стеклотары и, немаловажно, работало стабильно, напругу держало в нужных измерениях и не капризничало. Не будет капризным аппарат, собиравшийся прихотью. На проверку отправил одним из первых, после чего меня кинули на выручку сослуживцам.
В общем, сваяли, сдали, на душе посветлело…
Сразу после Нового года ко мне нежданно нагрянула семья – мать, отец и младшая сестра. Мама выбила турпутёвку в Ташкент, и они сбежали от группы в Самарканд на пару дней. Чаяние до спазма в гортани! Главное, закорючкой в письмеце не чиркнули, словом не обмолвились.
Камуфлет сработал чётко. Наканун «нарядного» дня рота готовилась на суточный наряд по части, меня вызвали на КПП, не сообщив причин. Замкомвзвод отпустил с лекции с условием быстрого возврата и доклада. До КПП пару сотен метров, навскидку, и обе стометровки я гадал: что за оказия и почему привратники не открыли причину вызова? Знакомых в Самарканде нет и наипаче родни, захожу на КПП, дежурный ведёт в комнату посещений, а там моя святая троица восседает как на острых гвоздях – тоже не терпится. До слёз пронзило, в прямом смысле!
С организмом случилась беда, раньше не замечал такого, но в момент спёрло дыхание, слёзы хлынули ручьём. Раскраснелся аки рак варёный. Увидев родных, получил к лицу неожиданный прилив крови и не сообразил лучше, чем выбежать из КПП назад на территорию и переждать буйство эмоций. Дыхание свёл на глубокий вдох, минут за пару успокоился, смахнул рукавом слёзы, а дальше были крепкие объятия и повторные слёзы с поцелуями.
В посетительскую комнату следом вошёл дежурный по КПП, и подсказал направления дальнейших действий:
– Беги, докладай командиру роты, что родичи приехали. Не стесняйся, проси увольнительную на два дня.
Я через Пиваваренка к Тарасенко, так и так, товарищ капитан – сюрпризец ждёт меня на проходной. Офицеры с пониманием относятся к солдатам, козни в таких случаях не строят, дают добро. Ротный сказал, увольнительную с ночевой давать не будет, оба световых дня мои, но чтобы: «На вечернем построении как ружейный штык!» На завтрашний день ротный избавил меня от планового наряда по столовой и подписал увольнительную записку временем до отбоя. А на большее солдат и рассчитывал…
В учебке меня удостоили увольнением раз и по случаю. Увольнительные часы шли расспросами. На пару суток родители сняли квартиру в городе, мы гуляли, смотрели достопримечательности и усыпальницы Тимуридов. Батя взял на пробу бомбу портвешка Чашма – причинно отпотчевали её под халву и щербеты. Объелся, помню, лепёшками, самсой и прочей не запомненной по названиям восточной выпечкой. Под конец увольнения сфотографировались всей семьёй на память и честь по чести собрали соратникам пакет гостинцев, а в 22:00 стоял на вечерней поверке как ружейный штык! Как положено – в строю!
Архитекции Самарканда любовал я позже, заступая в патруль по городу. Да дважды! Удовольствие усиливалось тем, что ни караул, ни наряд по столовой и перебор гнили на овощном складе под пристальным надзором пасюков, ни вонючий свинарник на полигоне или иные припашки, а вроде как нежданная увеселительная вылазка выпала.
Радости – полные шаровары… Не красные…
Честно, даже теоретически не понимаю физического назначения военного патруля – из офицера и двух солдат? Военного положения не вводилось, чрезвычайной ситуацией в Узбекистане не попахивает, значит, это заурядная разнарядка на дополнительные тяготы. Хотя какие могут быть лишения, если солдат восточным городом любуется, самсу кушает и сладкими чаями запивает!..
Первое патрулирование запомнилось на всю жизнь. Маршрут пролегал вдоль Университетского бульвара до Регистана – главной достопримечательности Самарканда! Не наряд, а поучительные похождения получились!
Поначалу шли узкими улочками самостийного зодчества, далее по широкому пешеходному бульвару вышли к центральной площади. Торговцы с лотков-времянок едва не на каждом проулке создавали произвольные рынки. Лоточники наперебой заплетали ноги, только бы ротозеи задержались у их редкостной дешевизны товара и знатно потратили гроши. В Горьком выездная торговля практиковалась только по праздникам – ещё недолго и вся страна так приторговывать будет, а пока это было в новинку.
Вскоре над саманной приземитостью возвеличились колоссальные очертания трёх старинных университетов. Начальник патруля проговорился, мол, перевёлся в округ на днях, даже семья не успела переехать на новое место, и сам он тоже вышел в город впервые. После чего напролом полез получать порцию впечатлений от просмотра диковинных форм высших учебных заведений мусульман.
С трудом поспевая, мы сноровились не теряться в сутолоке люда и держали курс, проложенный флагманской фуражкой офицера. Плыла она без перемен направления, мы надлежаще толкались следом и придерживали руками штык-ножи. Беспричинно беспокоилось начальство, была ли обоснованность, но солдат упредили строго бдеть друг за другом, не взрачеть на девочек, а победоносное оружие не выпускать из вида… Случаи воровства были на слуху…
Мимо прочего, капитан велел присматривать за его кобурой, чтобы местные карманники в толпе «не вскрыли и не похитили Макара». Неизвестно, был ли на самом деле боевой пистолет в кобуре начальника патруля, но раз уж распорядился – поставленную задачу надо исполнять.
Проскользнув толчею, патруль вышел на обзорную площадь Регистана. Недолго думая, предводитель оценил обстановку и пристроился к немногочисленной туристической группе славян, бродящих с выпученными от удивления глазами и раскрытыми ртами. Солдатам ничего не оставалось, как тоже вливаться в группу и подслушивать увлекательнейшие рассказы местного экскурсовода.
Самарканд – самый колоритный и самобытный город в Средней Азии. Перекрёсток культур и нескольких эпох, древнейшей двух с половиной тысячелетней хронологии, Рим Востока, лик земли – сама История!
«Жирный или тучный город», «богатое селение» – как ни переведи с тюркских языков, некогда Согдиана, Мараканда, но под названием Самарканд крупнейший политический и культурный центр эмирата Саманидов не бедствовал ни в одной вехе своего существования, являясь ключевым пунктом Великого шёлкового пути между Китаем и Европой. В XIV веке столица империи великого полководца и завоевателя Тимура. Именно в эпоху правления Тамерлана построено боль-шинство архитектурных шедевров, и то был период высшего развития в пост-монгольский период.
Самарканд стал один из центров мировой науки в эпоху правления Мирзо Улугбека. Здесь были построены новые учебные и религиозные заведения – медресе и обсерватория. Лучшие учёные и литературные умы мусульманского Востока работали в этом городе.
Регистан – песчаное место. По преданию, название прижилось с давних пор, когда на майдан подсыпали песок, чтобы впитывалась кровь жертв публичных казней, совершавшихся на этом месте вплоть до начала XX века. Слева медресе Улугбека, в центре площади медресе Тилля-Кари (позолоченное медресе), справа медресе Шердор (медресе со львами). Представьте, пиштак – арочный вход больше тридцати метров высотой. Размеры впечатляющие!
Невольно захватывает дух, когда выберешь на площади особое место, откуда видно, как кашинная керамика медресе отражает небо, сливаясь в единое панно, размывая границы строений. Глаза водят головой, разглядывая арабески, хитросплетения загогулин и простейших фигур, изобильной фантазией и тысячами умелых рук свитых в единую композицию. Бесчисленные гирихи и медальоны плотно окутывают высоченные башни минаретов, более грандиозные пиштаки (врата), замкнутые галереи худжр (келий) и айванов. И в эту овоидную геометрию, как лекалом, сгладившим острые углы, неким осмысленным дополнением вписалась причудливая арабская вязь. Не разбирая замысловатую письменность, думаю это аяты или, скорее всего, выдержки из фундаментальных сур Корана. Стоишь среди величественных строений крошечный как невзрачная серая песчинка и наслаждаешься невидалью, соотнося масштаб средневекового зодчества Самарканда с современными постройками Горького. Эко-ть бы и свой дом, торчащий над землёй четырнадцатиэтажной коробкой, облагородить красочной глазурью, или, на худой конец, размалевать сочными глянцевыми красками?
Да что там домишко – кремль Нижегородский надо в керамику одеть! Вот получится диво дивное! Хотя Нижегородский кремль и нагишом впечатляет: тринадцать могучих сторожевых башен, единённых двухкилометровой цепью усыпанных бойницами прясел, достигающих высоты пары десятков метров – впечатляет? Всецело отрадно – Нижегородский каменный кремль ни разу не был отдан врагу за всю свою пятисотлетнюю историю!..
Гид ещё что-то сказала про легендарного Тамерлана, но справедливо отметила, правил тот до того как дожившие до наших дней шедевры Древнего Востока были воздвигнуты. Впечатлений однозначно на всю жизнь!
Разве может военный патруль отвлекаться от такого редкого момента жизни на каких-то мифических нарушителей дисциплины? Офицер сам не прочь изумляться магией росписи древней инженерии, и какой из военнообязанных бродит здесь самоволом его интересовало мало.
Второй раз патрулировали в гузарах, к центру не ходили! Вспоминается чайхана, куда офицер заглянул отобедать. Лёгкая как пляжная забегаловка в местах отдыха средней полосы России украшена она была на восточный манер. Столики, аляпистые скатёрки, цветы в кашпо, кисейные занавески, кисти ламбрекенов, официантка узбечка в национальной пестряди до пят, фарфоровые кесе классической росписи «пахтагуль» – экзотика! Забавной меблировкой казались металлические кресла, похожие на плетёнку из некого каламуса. Кресла были веса немалого, но сиди смело – мебель из витого железного прута! Люди разваливались вальяжно – значит сварено накрепко!
Офицер был нежаден: ели шурпу, вприкуску лепёшкой, потом чак-чак. Пирожки запивали зелёным чаем, выслушав упрёк, что зелёный чай принято кушать отдельно от выпечки, и не стоило привлекать внимание чавканьем. За нас вступил безбородый бабай в светском костюме под вышитым золотом чапаном и в традиционной тюбетейке. Заторможено перебирая бусины на чётках, старик исчислял скорее рентабельность чайханы, чем отчитывал суры Корана. Замерев на очередной бусине, бабай достал и открыл блокнот, с аккуратностью бюрократа черкнул пару цифр и, не отводя глаз от написанного, перевёл нашу нескромную отрыжку к правилам хорошего тона: «Если же гость наелся досыта, должно быть останется доволен!»
Что может быть уважительнее? Шутил, верно…
Дальнейшее патрулирование сошло за лёгкий моцион на сытый желудок. Горче из того, тысячи солдат, перетёртых жерновами широко известной в узких кругах самаркандской учебки связи, причудливых мест Самарканда не видели всуе. Учебный состав увольнениями не баловали, экскурсы в интересностях старого города не проводили, и историю не преподавали – привозили, держали взаперти и раскидывали без ознакомительных турне…