Зинаида Гиппиус
Литературный дневник
Кто не знает, что в сущности всякая женщина может написать одну хорошую книгу, – книгу своей жизни? Эта общеизвестная истина постоянно подтверждается. Благодаря способности глубоко чувствовать свою жизнь, свою любовь, и безраздельно ею интересоваться, женщина может и рассказать о ней особенно искренно, точно. А первая, долитературная, свежесть языка, в простоте своей часто соприкасается с высшей простотой искусства, перешедшего все ступени сложности. И женский роман может быть органичным, живым и прекрасным, как цветок. Нашумевший французский роман «Marie Claire». именно таков. Маргарита Оду – простая женщина, тоже «из народа»; страдала она, конечно, не меньше, чем г-жа Санжарь; но благородная, тихая душа спасла ее и дала ей возможность создать свою, женскую, душистую книгу. Не хочется судить ее, не хочется разбирать, точно ли это «искусство». Рассказ идет, как будто узкий светлый ручеек журчит по камням. Роман не кончен, то есть описание доведено лишь до приезда героини в Париж. М. Оду будет, конечно, продолжать описание и, конечно, так же хорошо, – ведь это все один и тот же роман, одна и та же своя жизнь, своя история. И почему-то мне кажется, что душевный такт М. Оду охранит ее от попыток писать какие-нибудь другие романы, от литературствования. Слишком художественна для этого сама ее душа.
Большею же частью случается так: после первой удачной (единственной) книги, женщина увлекается, начинает писать дальше, уже с намерением «творить». И в результате – ряд слабых… не творений, а повторений; напрасные усилия вымысла; а свежесть языка, между тем, изменяет, – свежесть неповторима. Последняя книга французской писательницы Colette Willy «La Vagabonde»[3] – длинная, вялая, уже не в первый раз написанная история женской жизни, все та же история все той же героини, нестерпимо скучная для постороннего, – для читателя. Автор скуки не замечает, героиня, конечно, близка его сердцу. Роман написан с привычкой к языку, но бледно-бледно и не оставляет никакого впечатления.
История женщины в книге г-жи Нагродской «Гнев Диониса» – интереснее, если мы исключим длинные и довольно неожиданные рассуждения автора на счет «двуполости», выводы неудачно привязанные к роману и детски формулированные. Налицо знакомая непосредственная свежесть языка, заставляющая забывать, что тут еще нет «искусства». Но достаточно взглянуть на другую книжку – сборник рассказов той же Нагродской, – чтобы понять, в чем дело. Эти рассказы – не средняя и не плохая литература, они – не литература вовсе. Упражнение неопытной гимназистки на ею же издуманные, однообразные темы.
О женском творчестве много бы еще можно сказать, но лучше я возвращусь к нему когда-нибудь на досуге; теперь в заключение мне хочется упомянуть об одной очень хорошей книге, но своему хорошей, ничуть не похожей на «Деревню» Бунина. Это – «Узор чугунный» Бориса Садовского (К-во Альциона).
Не могу сказать, чтобы я был вообще поклонником писателя: в критических работах своих он особенно узок, подчас неловок, а спорен всегда; но как раз эта узость придает очарование его рассказам, собранным в книжке. Все рассказы – стилизация начала XIX в., притом стилизация такая любовная, с таким приникновением к эпохе, что уже ничего, кроме данного, от автора и требовать не хочется, – ни сюжета, ни личного творчества. Лучшие рассказы – те, где автора почти совсем не видно. Например, «Из бумаг князя Г.». Это даже не рассказ, это собрание писем, отрывков, документов, – им просто хочется верить, как подлинным. Гораздо слабее «Петербургская ворожея». Фигура Пушкина сделана не без банальности; вообще известные исторические лица… не то что не удаются автору, а не удается ему осветить их с особой, новой стороны. Зато от какого-нибудь «письма кузины» пахнет остро, забыто, мило, – словно из раскрытой бабушкиной шкатулки.
