Зосима Тилль
Схемотоз де Моску́ / Грехи против
– Потому и «больно умная», потому что «бывшая в употреблении». «Бывавшая в употреблении», я бы даже сказала… – собеседница на минуту замолчала и задумалась. – Не принесёшь мне из коридора сумочку? У меня там носовые платочки остались и сигареты…
– Член, завёрнутый в газету, заменяет сигарету. А сопливчики тебе на что? «Хнык-хнык» замучил?
– Это у вас в Казани, где грибы с глазами, как ты выражаешься, «хнык-хнык» «сопливчиком» лечат. А у нас в столицах, где хрен знает, что на лицах, «сопливчики» не прокатывают. То, что у нас в столицах на лицах, обычно влажными салфетками вытирают. Обязательный пунктик в дамских сумочках столичных охотниц за мужчинами, кстати.
На порядком сомлевшего к тому моменту Макса словно бы ушат холодной воды вылили.
– Во-первых, грибы с глазами – в Рязани. «Их едют, а они глядют». И, во-вторых, откуда ты знаешь, что я из Казани?
– Не напрягайся, – по-пьяному звонко рассмеялась «лавочка». – У тебя на чемодане в спальне наклейки досмотра из казанского аэропорта. Много наклеек. Это же логично, как дважды два четыре!
– Сколько будет «дважды два», зависит от того, покупаешь ты или продаёшь, – пробурчал, потихоньку оттаивая, Максим. – Вот мы здесь сидим, выпиваем, разговоры скабрезные разговариваем, а ведь ты даже не знаешь, как меня зовут! И после этого ты подводишь мне философию про различие между «лавочками» и «шлюхами»?
– Знаешь, у кого-то в «Чикаграме» я читала, что когда человек умирает, у него уходят все чувства – обоняние, осязание, слух… А когда, одним из последних, уходит зрение, и окружающее выцветает, то последние минуты человек видит всё в фиолетовом цвете. Отсюда и поговорка – мне все фиолетово, что значит «мне уже все не важно», «мне уже все равно». Это тебе просто для информации. Так вот, как тебя зовут мне – фиолетово.
– Готичненько… Я слышал другую историю про «фиолетово». Типа, это выражение пошло, когда в бассейны для туристов стали добавлять реагент на мочу. Пописал человек, не вылезая из воды, и вокруг него расплывается фиолетовой пятно. Типа, мне фиолетово, мне поссать. Хотя, ты права, смысл от этого не меняется…
– Слушай, плейбой, а ты когда-нибудь сексом в авто занимался?
– Да, в молодости… Было дело с одной, – теперь пришло время замолчать Максиму.
В голове почему-то уже второй раз за несколько дней промелькнула транспортная развязка, со свистом проезжающая мимо машина, дурманящий шлейф цветочных духов… В окне затормозившего рядом авто мелькнуло и исчезло чьё-то лицо… Ни догнать, ни свернуть… Может и тогда это тоже была она?
– Неудобное это дело, писюн выскакивает, – с силой вытащил себя из плена наваждения Максим.
– Хороший писюн не выскочит. Ох… Ну всё, девушка созрела и очень хочет «суши»!
– Нет, Смешная, ты мне определённо нравишься! Что ты там говорила про то, что я тебя голой не видел? Раздевайся!
Незнакомка по-кошачьи потянулась, встала из-за стола, покачивая бёдрами вышла на центр кухни и без лишних слов, отрепетированными движениями, не отрывая взгляда от глаз Макса, медленно и томно сняла с себя всё, во что в тот вечер она была «раздета». Уже через минуту она приняла гламурную позу пантеры перед прыжком в сторону развалившегося на стуле Максима.
– Ну как я тебе? Скажи, что нравлюсь!
Попытавшись оценить представшую перед ним в неглиже незнакомку двоящимся от выпитого взглядом с ног до головы, Макс споткнулся на её бедрах и сначала тихонько, а потом уже и в полный голос начал давиться от смеха. Через минуту он ржал, аки сивый мерин…
– Ну… Ты… Даёшь…!!! Удивила… Так… Удивила…!!! Такого… Я… Ещё… Никогда… Ха-ха-ха!!!
Начиная от заниженной линии талии, все бёдра и ягодицы обольстительницы были сплошь усыпаны разноцветными вытатуированными бабочками. Махаоны, павлиноглазки, сатурнии, разнообразные парусники, нимфалиды, бархатницы, голубянки, агриппины, урании, парнасиусы и прочие разновидности чешуекрылых ровным слоем покрывали всё пространство от уключин таза до середины ляжек «лавочки»-незнакомки, образуя собой некое подобие кружевных панталончиков.
– Оденься… Христом Богом молю… Я сейчас умру… От смеха… Ты меня убиваешь! – корчился в судорогах гогота, утирая выступающие слезы, Максим.
– Хам! – возмущенно взвизгнула в ответ представшая перед ним во всей красе немолодая лепидоптерофилистка. – Хам и подонок!
Она спешно сгребла в кучу сброшенную на пол одежду и, пытаясь хоть как-то прикрыться сграбастанными тряпками, неловко посеменила из кухни.
– Дверь – там! Захлопни за собой посильнее! – хохот Макса шёл только по нарастающей.
– Хам! – донеслось из прихожей.
– Телефон не забудь, капустница! – давясь остатками смеха, прокричал в ответ Студеника.
– Мудофил! Мразь! – на прощание вместо «спокойной ночи» донеслось из прихожей, затем послышался звук отпираемых замков, дверь громко хлопнула и наступила долгожданная тишина.
Максим долил себе в рюмку остатки коньяка, маленькими глотками, не отрываясь, выпил и крякнул:
– Как же ты, всё-таки, велик и могуч, о, русский язык! Тысячу раз был прав Иван Сергеевич. Ну? Посидели – пора и честь знать. Всем спасибо, все свободны! Завтра за день нужно успеть завершить все дела по наследству и в аэропорт. А посему, спокойной вам ночи, уважаемый Максим Валерьевич. Тропического рая во снах, извините, желать не буду – с Вас и так уже стало!
Он довольно улыбнулся своей, как ему показалось, удачной шутке и последовал в сторону спальни.
– Ну, хотя бы не в кресле, – сам себе заметил Макс и, не раздеваясь, завалился на кровать, так и не приведённую с прошлой ночи в порядок. – Завтра, всё завтра…
Максим хронически не переносил куда-то вечно спешащего ритма столицы, стараясь выпасть из него при первой подходящей возможности. И уже на завтра им было запланировано экстренное катапультирование из никогда не спящего города, которое сейчас, пока ещё только на уровне ощущений, но уже начинало казаться ему очень и очень кстати.
В полусне Макс поудобнее взбил подушку под головой, и уже через пару минут квартиру огласил размеренный тихий храп, со стороны чем-то напоминающий урчание благодарного сытого и немелкого мейн-куна.
Часть третья. Шлейф
Шлейф (нем. Schleife – «петля», «бант» нем. Schleifen – «тащить», «волочить»)
Утром Максим проснулся как ни в чём не бывало. Будто не было ни вчерашней загнанности от бешеного столичного ритма, ни усталости от беготни по чиновничьим кабинетам, не было литра грузинского коньяка с любительницей коллекционировать татуированных бабочек в самых неожиданных местах… Как будто вообще ничего не было. «Говорят, секс и смех продлевают жизнь… До секса дело так и не дошло, так что остаётся уповать только на силу смеха. Одна минута смеха полезней, чем кило кокоса…», – Максим переиначил на свой лад сточку из куплета старой забытой песенки, улыбнулся своему изображению в зеркале и, пройдя на кухню, не раздумывая, включил телевизор.
«Пускай судьба штормит семь баллов,
Уходишь ты, как в страшном сне.
Не надо слёз, я улыбаюсь,
Продляю жизнь тебе и мне…»
С экрана звучал полузабытый хит конца восьмидесятых прошлого века. «О, прямо сонг в руку… Да, давненько я так не смеялся… В принципе, можно было бы и повторить, но боюсь, теперь я видел всё…», – деланно, с ленцой пояснил Макс «ящику», наливая себе очередную порцию чёрного кофе в старую отцовскую чашку. На сегодня в планах стояло завершить все дела с оформлением имущества, отошедшего ему по завещанию отца.
С последним глотком Максим набрал нотариуса и договорился о встрече через полтора часа у дверей районной нотконторы. До вечернего отлёта в Казань предстояло посетить очередную туеву хучу государевых кабинетов и, как «делу венец», получить на руки свидетельство о регистрации его – Максимова – права на причитающиеся ему по воле отца столичные квадратные метры.
Стараниями душеприказчика Валерия Игоревича – нотариуса Бориса Иосифовича всё прошло быстро, «без сучка без задоринки», и уже около четырёх пополудни они на двоих отмечали успешное завершение наследственной эпопеи в уютном ресторанчике пафосного торгового центра недалеко от здания регистрационной палаты. До отлёта традиционного «триста двадцать пятого» у Макса оставалось ещё четыре часа. За два часа открывалась регистрация на рейс, час был необходим на то, чтобы добраться до аэропорта на такси, итого у Максима в распоряжении было примерно полчаса на то, чтобы заехать забрать вещи из только что ставшей на все сто процентов его квартиры и выдвинуться, наконец, в Казань. Домой…
Споро распрощавшись с тоже засобиравшимся к тому моменту юристом, Максим с помощью мобильного приложения вызвал машину и уже через пятнадцать минут, попросив водителя подождать, вошёл в дверь квартиры на Михалковской.
Методично пройдясь по всем комнатам, он собрал в пакет для грязного белья ношенные за время пребывания в столице вещи и, убрав пакет в чемодан, логично рассудил, что приводить в порядок квартиру после всех ночных посиделок у него нет ни времени, ни, что главное, желания. Макс выкатил багаж на лестничную клетку, ещё раз проверил, что в квартире отключено всё, что можно, закрыл дверь на все замки, спустился вниз, сел в авто и, по-запланированному, ровно через час вошёл в здание терминала «А» московского аэропорта «Внуково».
Пройдя регистрацию на рейс и все необходимые контроли-досмотры, он удобно расположился в зале «зоны вылета» и, найдя в «контактах» телефона имя «Владимир Коростелёв», набрал своего зама по безопасности. Сообщив, что вылетает, Максим отказался от предложенной Вовкой встречи «у трапа», попросив лишь пригнать на парковку аэропорта имени Габдуллы Тукая его – Студеники – личный автомобиль.
Отвечать на бесконечные Володькины вопросы по поводу деталей подошедшей к концу поездки у Макса никакого желания не было, а в том, что таких вопросов у его бессменного безопасника возникнет через край, уверенность, наоборот, была. Тем более что у Максима и у самого никакой определённости по поводу результатов его визита в столицу сформироваться ещё не успело. Пролетевшие дни должны были как следует повариться и отлежаться в памяти, чтобы Макс мог сказать себе хоть что-то определённое. А пока в голове Студентки Максима Валерьевича царил сумбур от шлейфа событий, произошедших с ним за эту пару дней. Вроде всё сложилось удачно, контракт подписан, но… Как говорил его отец – царапает что-то…
Через пару часов, выйдя из здания казанского аэропорта, Максим нашел своё заранее подогнанное Володькиными подчиненными авто в оговоренном месте, по пути заскочил в один из любимых ресторанчиков. Попытался было за едой разложить по полочкам произошедшее с ним в Москве, но то ли усталость брала своё, то ли ещё что, но мысль ни в какую не шла. Максим попросил счёт и без каких-либо происшествий добрался до дома.
«Завтра, всё завтра…», – думал он, шествуя из душа по направлению к кровати. «К чему сейчас ломать голову? За ночь мысли сами отлежатся, и всё окажется предельно просто и ясно. Как белый день. К тому же, Володька должен предоставить результаты своего расследования по Марго и её сыну. Надеюсь, он успел? Ведь истина всегда лежит на поверхности. Необходимо только суметь увидеть её и взять. А с этим у меня проблем, вроде бы, раньше не наблюдалось… Никогда».
Максим опустил голову на подушку, и, уже спустя пару минут, дом погрузился в состояние глубокого сна.
Едва появившись в офисе, Максим первым делом набрал Коростелёву по вопросу досье на Марго. Володька обещался быть через час, а пока порекомендовал ему почитать те три отчёта, которые он ещё вчера вечером положил ему на стол.
«Михтялёва Маргарита Павловна, рождена тринадцатого мая, уроженка города Казани. Постоянно проживает в городе Москве по адресу…», – начал читать первый из докладов Максим. «Ох, уж эти женщины! Как день рождения, так он у них есть, а вот, как год рождения, так тут уже, как с семейным положением – «всё очень сложно» …
Пролистав все три досье, Максим, к своему неудовольствию, констатировал, что в целом они содержали примерно одно и то же. Владеет и живёт в четырехкомнатной квартире в центре Москвы. Была замужем за… Кто-кто? После развода она вышла замуж за этого очкастого суслика из параллельного потока? Бедный… Так, дальше… Владеет строительной компанией такой-то, годовой оборот составляет столько-то… Не хило, конечно, но даже по казанским меркам – мелковато… Так… Сын, Игорь Станиславович, десятого августа одна тысяча девятьсот девяносто третьего года рождения… Образование среднее. Родился в Москве. Стоп! А почему он «Станиславович»? И с чего это Марго считает, что он – мой? Хотя… По дате рождения… Ну, плюс-минус два месяца… Да, при таком раскладе я вполне мог бы быть и его отцом. Но чего она прятала его аж целых двадцать шесть лет, а сейчас вот – здрасьте, прошу любить и жаловать, твоё чадо?
Ещё одним очевидным минусом работы всех трёх Володькиных источников было также и отсутствие каких-либо внятных фотографий сегодняшней Маргариты Павловны. Таких, по которым можно было понять, как предмет расследования выглядит на сегодняшний день. К тому же и фотографий Игоря в докладах не было, от слова «вообще». Всё вскользь, в общем, крупными мазками. Обо всём и ни о чём. В общем, вопросов у Максима по прочтении только прибавилось.
Макс нажал кнопку «прямой связи» с секретаршей:
– Коростелёв ещё не появлялся?
– Пять минут, как приехал, Максим Валерьевич! Сказать ему, чтобы зашёл?
– Нет, Зебениса, спасибо, не надо. Я сам…
В свои помощницы Зебенису Асанову Максим взял три года назад и, если быть честным, в основном из-за её имени. Что-то исконно мужское щёлкнуло внутри, и на следующий день после собеседования она уже заняла кресло его секретарши.
За годы совместной работы Максим ни разу не пожалел об этом скоропалительном решении. Зебениса не тратила сил на покорение призрачных вершин, чётко осознавала своё место в компании и потому старалась гармонизировать пространство исключительно вокруг себя.
Как истинная татарка, она могла либо преданно любить, либо также искренне ненавидеть человека. Третьего ей дано не было. Казалось, что от мужчин вне офиса «Арх-бюро Студеники» её жизнь не зависела ни в коей мере. Зе́би или Зебени́, как иногда на французский манер с ударением на последний слог называл её Макс, и здесь хватало интересов, чтобы не скучать по жизни, но делать её весёлой, насыщенной и полноценной. При чём не только для себя. Поэтому, если что между ними с начальником время от времени и случалось, то это никогда не выходило за рамки Максимова кабинета.
Тем, чтобы Макс сказал ей: «Привет!», а в своих мыслях она уже успела выйти за него замуж и родить от него троих детей, между ними никогда и не пахло. Зеби, ничего не требуя взамен, была глубоко предана Максиму и являлась его самой верной и бескорыстной поклонницей и поверенной. При этом резче и взыскательней критика Максиму было не сыскать. Со временем он так привык к ней, что не мог даже представить своего офиса без добродушной, целеустремлённой и по-женски слегка неорганизованной Зебени.
Однако сейчас в курс происходящего он её вводить не торопился. Да и было ли оно, это происходящее? Макс набил душистым табаком яблочного дерева трубку, которую курил только в исключительных случаях, вынул из внутреннего кармана пиджака телефон и набрал Коростелёву напрямую. «Володя, зайди ко мне, пожалуйста…» Через несколько минут дверь отворилась, в кабинет без предупредительного «селектора» от секретарши вошёл несколько растрёпанный и сконфуженный Володька.
– Володя, прочитал твои отчёты. Ты не подскажешь, какая девичья фамилия у Михтялёвой? Я почему-то не нашёл этой информации в твоих бумагах… – издалека начал Максим.
– Ты прав, Макс, девичью фамилию Маргариты Павловны мы как-то упустили из вида. Но после развода с тобой, она, как минимум семь раз выходила замуж. И это только официально, со сменой паспорта. Вскоре разводилась. Можно сказать, таким образом сформировала первоначальный капитал. При этом на каждом новом бракосочетании она обязательно брала себе фамилию своего нового избранника. За эти годы она успела побыть и Студеникой…
Максим посмотрел на своего зама так, что тот осёкся, мгновенно поняв, что взболтнул не того…
– Ну, это ты и без меня знаешь. Так вот. За свою жизнь Маргарита Павловна успела побыть и Епаничевой…
– В отчётах об этом было…
– …и, только ты не смейся, Сутрапьян, и Царёвой, и Шевчук, и Власовой, и Архангельской… Пока что она остановилась на фамилии Михтялёва… Если быть точным – Михтялёва-Зарузская. Она столько раз меняла фамилию, что свою девичью, кажется, давно и сама успела позабыть… Так что, шеф, прошу считать упущение незначительным.
– Ладно, пускай будет по-твоему… Но в бумагах всей этой информации не было… – с лёгкого подхалимажа потихоньку начал оттаивать Макс. – Чем ещё порадуешь?
– Да я и сам много чего до сегодняшнего дня не знал. Как ни странно, информации о Михтялёвой М. П. в открытых источниках – кот наплакал. С учётом того, что о ней удалось накопать сейчас, думаю, из интернета информацию о ней кто-то вымарал намеренно и очень качественно. А это, скажу я тебе, удовольствие совсем не из бесплатных…
– Ну-ну… Слушаю…
– Так вот, как ты уже успел прочитать, сразу после развода с тобой Маргарита, недолго думая, выскочила замуж на Сергея Епаничева…
– Наверное, отец из дома выгнал, – предположил Макс. – Он очень тяжело воспринял детали нашего с ней разрыва. Да и этот Епаничев – очкарик-тютя с параллельного потока – давно на неё слюни пускал… И слюни ли только?..
– Об этом, Макс, история умалчивает. Но и с ним она была недолго… Через два месяца Марго внезапно исчезла и, спустя некоторое время, всплыла уже в столице. Так что развод со вторым мужем она оформляла уже «по почте».
В столице Маргарита сразу закрутилась в околобогемной среде. Жила непонятно где, непонятно с кем и неизвестно на что. Из того, что нами знаемо о тех её временах, официально на жизнь она могла зарабатывать разве тем, что ходила в качестве зрителя по разнообразным телепередачам. Там и примелькалась до такой степени, что её начали приглашать участвовать в массовках второсортных телесериалов.
На этом быстром и достаточно мутном этапе своей жизни она родила сына Игоря, которого вскоре переправила к родителям в Казань и благополучно о нём забыла.
Игорь достаточно средненько отучился в школе, попал, как это водится, в дурную компанию, даже фигурировал в оперативных материалах по одному уголовному делу, но вовремя ушёл в армию, чем и избежал ответственности. Отслужил в пехтуре, вернулся. В ВУЗ поступать не стал. Перебивался случайными заработками.
Так и продолжалось до недавних пор, пока сначала отец, а вслед за ним и мать Марго не отправились на Самосыровское кладбище. После этого Игорь уехал к Марго, но вскоре вернулся назад в казанскую квартиру, отошедшую ему от бабушки с дедушкой. Кстати, многие говорят о нём как о крайне башковитом парне с сильными задатками. На этом об Игоре, в принципе, всё. Его текущие фотки обещали нарыть на днях. По крайней мере, работа в этом направлении ведётся.
– Так, здесь мне всё более-менее понятно. Вернёмся к Марго?
– Да, Марго… Начав сниматься в кино, вскоре она выскочила за продюсера телесериалов Сутрапьяна. Он начал двигать её вверх, и в итоге Марго даже утвердили на одну из больших ролей в очередной «мыльной опере». Она даже успела отсняться почти в целом сезоне, но потом между ними с Сутрапьяном что-то произошло, и сценаристы её героиню, как это в мире кино принято, «убили». С мужем-продюсером она развелась, отсудив при этом себе часть его имущества. После этого небольшой пробел.
Год спустя она вновь весьма удачно вышла замуж. На этот раз за крупного, по тем временам, окологосударственного «решалу» Царёва. Однако и этот брак долго не просуществовал. По отработанной схеме Марго отжала у Царёва часть имущества и поминай её как звали. Та же судьба постигла и двух следующих мужей Маргариты Павловны – танцора кордебалета Большого театра Шевчука, в «лавандовом браке» с которым она исполняла роль «бороды», и профессионального игрока одного из столичных казино Власова. И с того, и с другого Марго поимела, и поимела весьма себе внушительно…
Потом у неё случился брак с одним из «генералов» тогдашнего строительного бизнеса столицы Станиславом Архангельским, в определённых кругах известным, как Стасик-Архаровец. Игорю как раз исполнялось четырнадцать лет, и именно тогда мальчик с прочерком в графе «Отчество» по паспорту стал именовать себя Игорем Станиславовичем.
Архаровец быстро разглядел в Марго её блямурную сущность и, для статуса посадив её в кресло зама по кадрам и связям с общественностью своей фирмы, начал подкладывать под нужных ему людей. Переговорные процессы пошли выше всяческих похвал, бизнес Стасика процветал так, что он, успокоившись, перестал уделять ему должное внимание. Чем не преминула воспользоваться обросшая к тому времени связями на полях постельных баталий Марго: выкинула Архангельского из числа мажоритарных акционеров, путём дополнительной эмиссии сведя его участие в компании до минимума.
Стасик было чухнулся исправлять ситуацию, но быстро остыл. Ему аккуратно дали понять, что менять ничего не надо… Не последнюю роль в этом, как мне видится, сыграли и высокие покровители Марго, благо компромат она собирала везде, всегда и на всех без какого-либо разбору. Стасику ставший столь незначительным актив в строительном бизнесе оказался без надобности, так что развелись они тихо и спокойно. В результате Маргарита Павловна, в ту пору ещё Архангельская, стала полноправной владелицей достаточно крупного строительного холдинга. Впрочем, время шло, бизнесом Марго занималась спустя рукава, и сейчас её фирма представляет из себя нечто среднее между конторой по ремонту коттеджей и компанией по сносу аварийных строений и благоустройству дворовых территорий.
– Слушай, откуда ты это всё разузнал?
– Понимаешь, когда я понял, что наши казанские «пинкертоны» ничего существенного нарыть не в состоянии, мне пришлось обратиться к одному однокашнику по Высшей школе Конторы Глубокого Бурения. Был у него ещё со студенческих времён передо мной небольшой должок. Как бы не хотелось, но пришло, видимо, время мне его истребовать. Он-то мне всю подноготную на Марго и слил… Подожди, я ещё не закончил. Слушай дальше…
Как я уже говорил, бизнесом Марго почти не занималась. Рядом с мужиками её тоже в то время почти не видели, зато стали изредка замечать среди посетительниц тематических вечеринок в «радужных» клубах. Похоже, испробовавшая мужиков во всех позах Марго и сама почувствовала в себе мужское начало и начала интересоваться девочками. Где-то в этой тусовке она и встретила своего крайнего на данный момент бывшего мужа – дипломата Михтялёва-Зарузского, с котором вскоре вступила в законный брак и покинула пределы Родины, целиком и полностью посвятив себя вновь обретённой семье и дипломатической работе супруга.
Далее о Марго никто ничего не слышал. И так продолжалось до тех пор, пока её голубых кровей супруг не исчез при достаточно неоднозначных и до сих пор невыясненных обстоятельствах. После того, как по суду его признали умершим, Марго окончательно осела в Москве, где и проживает в своей большой четырёхкомнатной квартире в полное своё бабское удовольствие. Вот, вкратце-то, и всё…
– Вовка, да – ты глыба! Сорри, конечно, что я так тебя напряг…
– Да ну, брось ты. Это – моя работа. Да и должок однокашника за прошедшее время успел настолько обесцениться, что скоро из компромата достоинством бы стал, – многозначительно ответил Вовка. – Подожди, я ему твою конфиденциальную почту оставил. Ты ящик проверял?
– Нет ещё…
– Так в чём же дело. Он обещал свежие фотки Марго раздобыть и выслать «как только, так сразу».
– Обязательно проверю, но не сейчас. Сейчас, Володя, ты меня извини, мне нужно побыть одному, попробовать переварить тот поток информации, который ты здесь только что на меня вылил.
– Ну, тогда и я пойду. Не смею более нарушать интим руководителя! – намеренно учтиво, чуть ли не присев в книксене, откланялся Коростелёв. После чего положил на стол очередную папку с только что озвученной информацией, вышел в приёмную, подмигнул Зебенисе и пошёл по коридору. – Ты, это… Свисти если что, я рядом…
– Меня ни с кем не соединять! Нет меня сегодня! Ни для кого! – коротко кинул секретарше Макс и закрыл за собой дверь на ключ.
«Свистну, свистну», – Максим вновь набил табаком с ароматом вишни яблоневую трубку, сделал пару глубоких затяжек и ввёл пароль к ящику «секретной» электронной почты.
Действительно, во «входящих» лежало непрочитанное письмо с незнакомого ему почтового ящика. Открыв его, во вложении Макс обнаружил подборку фотографий. Похоже, снимали в не очень хорошо освещенном помещении и, к тому же, скрытно, поэтому качество материала местами оставляло желать лучшего и заставляло приглядываться.
Максим сделал очередную затяжку и принялся изучать снимки. Интерьеры, в которых работал фотограф, очень смахивали на не так давно посещённый им в Москве «Пипермент». На всех фото присутствовала одна и та же женщина, что в контексте расследования было не удивительно. Удивительно было то, что по нескольку раз отсмотрев материал, Максим признал в ней свою знакомую шальную императрицу коптевского уезда, а рядом с ней… «Ах ты ж, отставной козы я барабанщик! Мало того, что вертихвостку-Ритку не признал, так ещё и сам героем репортажа Коростелёвского папарацци в погонах стал! Хотя годков уже прошло будь здоров сколько… То-то же ей имя моё фиолетово было! Впрочем, чего я удивляюсь, все мы на карандаше у «папаши Мюллера» ….
В третий раз за день набив трубку, что с ним случалось крайне редко, и кольцами выпустив душистый дым, Максим сидел в кресле и напряженно перебирал приходящие на ум варианты развития ситуации. Зачем Марго нашла его? Почему предпочла играть с ним в непонятные игры, а не зашла сразу в лоб? Зачем вся эта история с «по типу его» сыном, который, судя по всему, и сам в силах дать прикурить так, что мало не покажется?
Отымев себя в мозг риторическими вопросами, только множащимися по мере продвижения в попытках анализа ситуации, в конце концов Максим решил не выпендриваться и не нарываться.
Все мы и так давно и крепко подсажены «на иглу» негативного контента. Мы, как без воздуха, уже не можем жить без плохих новостей. Если сегодня нигде ничего не взорвалось, никого не покалечили или не убили, или, на крайний случай, побережье какого-нибудь очередного бананово-лимонного Сингапура не разнесло цунами и не завалило вулканическим пеплом, нам начинает казаться, что жизнь проходит мимо нас. Тогда, в дефиците внешнего негатива, мы начинаем генерить негатив внутренний, негатив бытовой. И таким образом, думая, что восстанавливаем гармонию, купируем абстинентное состояние, сопутствующее нашей информационной ломке.
Макс решил не идти против течения потока событий и жить дальше по давно отработанной и проверенной временем стратегии – не выяснять отношения, прикинуться одноклеточным имбецилом с минусовым ай-кью, смотреть, слушать, но при этом тихонько анализировать всё услышанное-увиденное. Оговорки и очепятки по Фрейду ведь ещё никто не отменял!
«Раз Марго от меня чего-то нужно, значит, рано или поздно, это всё прорвется и выяснится… Судя по всему, акула она опытная, значит это – вопрос времени… Прокалываются все!», – думал Макс и пока что даже не подозревал, насколько рано может быть поздно и не вовремя.
Приехав в офис на следующий день, Максим сразу же почувствовал неладное. У подъезда его офиса стояла незнакомая машина с московскими номерами. «Три семёрки… Семь смертных грехов в семи кругах ада семь дней в неделю», – про себя «расшифровал» Максим шараду, поднимаясь в лифте. Его подозрения только усилились, когда в приёмной он увидел потерянно-обескураженное лицо Зебенисы.
– Максим Валерьевич, я её не впускала. Я пришла на работу, а она уже была там… Она сама… – изо всех силах то ли кудахтала, то ли причитала Зебени.
– Всё хорошо, Зеби… – тихо сквозь зубы бросил в ответ секретарше он и, не обращая более ни на что никакого внимания, уверенно проследовал к себе. У окна, повернувшись спиной к двери стояла ОНА. Собственной персоной…
– Ну, здравствуй, Марго! – поприветствовал Максим с порога свою «давнюю бывшую». – Какими ветрами?
– Знаешь, иногда момент, который ты так долго ждал, приходит в самое неподходящее время. Начать новую жизнь не сложно, сложно к старой не возвращаться. Самая большая глупость – это делать то же самое и надеяться на другой результат, – вместо приветствия задумчиво ответила ему она. – Я тебе визиточку со своими контактами на стол кинула.
– У тебя что-то не так? С сексом? К тебе мужики потеряли интерес?
– Столько лет прошло, а ты до сих пор на меня злишься… Нет, с сексом у меня всё в порядке. Я про Игоря…
– В Москве ты, помнится, уже говорила мне, что смешная. Спешу тебя обрадовать, ты не смешная, ты – комик!
– Ты думаешь, я шучу?
– Нет, в горле. Марго, я вырос в те времена, когда бутик ещё был бутербродом. Так что – «упс» …
– Но ребёнок же ни в чём не виноват! Игорь – твой сын!
– Ну да, ну да! Как сейчас помню… Каждый раз, когда ты была моей женой, а другие мужики предлагали тебе оральный секс, ты обижалась, но молча глотала обиду… Что уж говорить, когда секс предлагали не только оральный. Сам же тебя в чужой постели поймал! Забыла?
– Так это когда было? Считай, в детстве! Я изменилась!
– Ага, «как порвали целку в попе, так и детство на излёте» ?..
– А ты, как был самым стильным в отделе канцтоваров, так им и остался несмотря на то, что на месте магазина «Школьник» уже давно открыли свингер-клуб. Что мне оставалось, если ты всегда был вне излишеств? Это твоё «правильное» маменькино воспитание, секс с человеческим лицом и всё такое…
– Минет…
– Что «минет», не поняла… Тебе минет?
– Минет – это секс с человеческим лицом. Сегодня явно не твой день! Каждый день не может быть хорошим, но что-то хорошее есть в каждом дне. Так что хорошего тебе дна и до свидания!
– Может быть, Макс, может быть… Но, знаешь, что-то хорошее есть и в каждом человеке! Хочется верить, что иногда это ты… Может, это?.. Того?.. Как молодости?.. Примирительный секс и всё-такое?
– Прости, но сексом без чувств я не занимаюсь…
– Почему без чувств? А как же жалость?
– А ты много меня жалела, когда при живом муже под других мужиков стелилась?
– Я думала, ты не узнаешь, – с непробиваемой наивностью вдруг на полном серьёзе заявила Марго.
– О, как! Выход там! – Макс тихо процедил слова, отворил настежь дверь и указал направление.
