А К
Интервью
– Ты уже женат! – я потеряла самообладание, закричав на всё кафе, —Чёрт! ну нельзя же быть таким безалаберным…
Он смотрел на меня загадочным взглядом, разрывающим душу, где смешалась и забота, и нежность, и боль. Совершенно непонятно, что он там себе навоображал о нас, но в тот момент Стас опять показался мне беззащитным ребёнком, но теперь я, наученная прошлым опытом, не пошла ему навстречу, а попросту сбежала в уличную слякоть от так щедро предлагаемой мне сомнительной чести продолжить отношения с лучшим другом покойного жениха.
Настоящее время
– Я! Я просила от него ребёнка! И поэтому он так много себе навыдумывал…
– Он был сильно тобой увлечен, и просто решил в ту ночь, что это его шанс. После твоих пьяных шепотков, адресованных мне, как теперь очевидно.
– Я не хотела ничего такого. Блин! Лет десять пыталась избавиться от стыда за ту историю, а теперь, в виду вскрывшихся обстоятельств… Придется начинать всё заново.
Мы вышли из машины и стояли рядом, глядя на луну. Пейзаж действительно был поистине прекрасен.
– Тебе не за что стыдиться на самом деле. Ни за один твой роман, ни за этот пьяный секс, хотя он действительно был… безалаберным. Я ни тебя, ни его не виню. Это жизнь, Инга, а не слюнявое романтическое кино.
– Мне плевать, как ты к этому относишься. Это давно пройденный этап, я тобой переболела. Наверное, нужно было встретится, чтобы понять это.
Он подошел ближе, взял моё лицо в ладони и поцеловал.
И это прикосновение одновременно принесло столько, казалось бы, взаимоисключающих ощущений, что я и сама не поняла, что же чувствую. Это был не один, а тысяча поцелуев одновременно. Он как будто окатил кипятком, зажигая внутри сводящий с ума пожар, у юной девочки Инги, которая всегда была готова таять в его руках. Он разбудил мрачное торжество взрослой женщины, которую поцеловали пылкие юношеские губы. Он принёс ощущение тепла и нежности, как поцелуй давно любимого и родного мужа вечером у камина. Столкновения их языков отдавало холодом и техничностью, как дуэль между врагами на тупых рапирах – бой понарошку и при этом по-настоящему. И их движения были страстью равных, в них сквозило восхищение партнёром, но в то же время и осознание собственной силы.
– Не переболела, – шепнул он восхищённо, оторвавшись на пару миллиметров, – а переросла. То безумное слепое восхищение, накрутившееся вокруг наших чувств.
– Но не нашу любовь, – ответила я, лаская его губы кончиком языка, нежно и невесомо.
Странная двойственность мешала расслабиться и утонуть в чувствах. Он был моим Андреем, да. Память о его поцелуе девятнадцать лет назад воскресла, как будто никогда и не умирала. Всё так же мог сводить с ума простыми прикосновениями. Но в то же время стажером-журналистом он быть не перестал. Его губы, размах плеч, толщина пальцев на моей коже были мальчишескими, а мужчины помладше никогда не привлекали меня.
Совершенно не те руки, откинув полу жакета, грубо и уверенно огладили грудь сквозь ткань, и я чуть отступила назад, упираясь в капот машины. Догнала мысль о том, как глупо я выгляжу в рубашке и жакете, когда снизу только кружевные полупрозрачные трусики. Я попыталась скинуть его, опустив плечо, но Андрей удержал ткань за воротник:
– Оставь,– сказал он хрипло, – ты так нравишься мне в этом строгом костюме
– И без штанов? – я подняла бровь и рассмеялась немного нервно.
–Ты сама их сняла, – невозмутимо уточнил он, лишь искры в глазах говорили о том, что он шутит
– Так-то ты сказал снять их. Между прочим, в приказном порядке.
– О! Могла не снимать, я ни к чему не принуждал. Даже не надо пытаться мне доказать, что ты послушная девочка. Мы оба прекрасно знаем, что ты делаешь лишь то, чего хочешь сама.
– Я сделала как ты сказал, почему не послушная?
– Вопрос мотивации, – он небрежно скинул куртку на капот, – Ты делаешь, что я говорю, чтобы получить удовольствие. Было дело, когда ты не слушалась с той же целью. И с куда большим энтузиазмом. Как видишь, исполнение приказов не сделает тебя послушной.
– А что сделает? – мне чертовски нравилась эта игра, хотя инициированная спонтанно без озвученных правил она могла быть более чем опасной, особенно с Андреем.
– Я полагаю, что ничего, – он пожал плечами совершенно по-мальчишески, сбивая градус возбуждения. Я даже поморщилась досадливо от этого жеста. Можно же организовать всё так, чтобы поменьше на него смотреть? Однако следующая фраза вновь заставила меня вспыхнуть, – Но, как ты знаешь, я большой мастер в таких делах и могу достаточно развлечься, уничтожая твою спесь. Тут скорее сложно будет не переусердствовать. Так что скажи мне, когда тебе искренне захочется быть послушной, чтобы я мог остановиться.
А вот он и продиктовал правила. Что делать, решать будет он, а я решаю, когда остановиться.
– Хорошо, – ответила я, глядя в глаза и буквально ощущая как кружево трусиков резко стало мешать
Запустил руку под жакет, нащупывая застёжку бюста, но ожидаемо не нашел.
– Спереди, – шепнула я в его ухо.
– Как у всех шлюх, – добавил он и неуловимо улыбнулся, когда я вспыхнула от возмущения, – повтори это так, как бы сказала послушная девочка
– Застёжка спереди как и у всех шлюх, – бросила я сквозь зубы, ничуть не заботясь об интонации.
– Очень плохо, – лениво протянул он, небрежно бросив куртку мне за спину. А затем развернул меня рывком к себе спиной и швырнул грудью о капот. Никакой нежности, металл любезно прогнулся подо мной, оставляя вмятину, но грязной поверхности машины я не коснулась. Небрежный бросок верхней одежды в исполнении Андрея оказался жестом заботы, – ноги выпрями, – добавил он невозмутимо, – шире! – и удар ботинком по моей обнаженной щиколотке заставил вновь упасть.
Я старательно прогнулась, поставив ноги широко и задрав задницу кверху. Скорее всего именно эта поза была наиболее ему интересна. Я представила вид с его ракурса. Внутри закручивался знакомый узел бессильной злобы, стыда и возбуждения, каждое из чувств только подогревало прочие, пока Андрей медленно расстёгивал ремень. Он ждал этого не меньше меня, но сейчас был спокоен и, казалось, никуда не спешил.
–Ничего не хочешь мне сказать? – уточнил он, забавляясь.
– Расположение застёжки бюстгалтера никак не характеризует женщину, – зло выплюнула я, готовясь к удару.
– Ладно, тогда может быть просьба о том, чтобы я выпорол тебя как-то характеризует? – продолжил он тем же тоном, а я чуть не застонала от разочарования, – не хочешь попросить?
– Не хочу, – соврала я, стараясь сохранить нейтральный тон в голосе, что, с учётом моего положения было затруднительно
– По твоей позе совершенно не похоже, – ответил он, огладив ягодицу, и продолжил, прослеживая пальцами границы так мешающих трусиков, – знаю, ты очень этого хочешь. И чтобы я перестал соблюдать остатки приличий и залез тебе в трусики, ты тоже хочешь. Но, к сожалению, своей дерзостью ничего не добьёшься. Я ласкаю только послушных девочек, а ты не такая… Как жаль.
– Выпори меня, – сдаюсь, желая форсировать события
– Как? – поинтересовался он
– Жёстко, – ожидание удара вызывало мурашки по всему телу, а клубок противоречивых чувств, казалось разрывал изнутри, – как того заслуживает непослушная девочка, подставляющая тебе свою красивую задницу.
В этот раз ни к чему готовить он меня не стал и ударил сразу в полную силу. Ремень обжёг задницу, я всхлипнула и зашипела от неожиданно сильной боли. Это определённо было больше чем игра.
– Нравится? – уточнил он так же спокойно
– Нет, – выдавила я насколько могла твёрдо.
Следующий удар, прилетевший по тому же месту, был ещё болезненнее.
– Это хорошо, – в его голосе скользило удовлетворение, хотя тон всё ещё оставался спокойным. Ещё удар, – просто замечательно, – я заскулила от бессилия, но продолжила держаться на ногах из чистого упрямства. И ещё, – Великолепно.
Ещё один. Я дернулась вперёд, упала на капот и обессиленно сползла вниз, упираясь коленями в холодную сырую землю. Щека касалась гладкой подкладки его куртки, которая сползла вместе со мной.
Он приподнял меня за талию и аккуратно усадил на капот поверх куртки.
– Что на счёт застёжки бюстгальтера?– поинтересовался он таким тоном, каким бы спросил “как ты?”
– Застёжку спереди носят только шлюхи, – сказала я дрожащим голосом и, видя как он с притворным сожалением мотает головой, добавила, – такие шлюхи как я.
– А ты та ещё шлюха, – сказал он и поцеловал нежно и ласково, в противовес словам, – которая просит выпороть её жёстко, а потом рыдает от пары ударов как сопливая девчонка, но знаешь что? – он протянул руку между моих ног и погладил кружево согнутым указательным пальцем, одновременно удовлетворённо замычав, – твои насквозь мокрые трусики сдают тебя с потрохами. Хочешь добавки? – спросил он, пытливо глядя мне в глаза.
– Нет, – ответила я совершенно искренне.
– Врушка, – шепнул он мне на ухо, – ты говоришь “нет”, когда ответ “да”
– Правда нет, – жалобно прошептала я, и тут же осознала, что разгорающейся вновь огонь при этих словах свидетельствовал как раз о том, что очень даже “да”, несмотря на гораздо более жесткое обращение, чем мне нравилось. Я потерлась о его руку пахом, невольно опровергая своё “нет”.
– Милая, – он ответил на моё движение, усиливая нажим и скользя вверх к клитору, – ты мне тут шепчешь так отчаянно “нет-нет-нет”, но так и не сказала, что уже хочешь быть послушной девочкой.
– Нет, – ещё раз сказала я, теперь уже в ответ на завуалированный вопрос, не хочу ли я его остановить.
– Вот и умничка, – он улыбнулся, – ляг на спину, я передумал тебя пороть, есть развлечения и повеселее.
Как только я откинулась назад и поправила под собой куртку, он резко крутанул меня, поменяв голову и ноги местами. И, одной рукой придерживая за изгиб бедра, упирающегося в лобовое стекло, другой начал расстёгивать брюки. Прямо перед моим лицом. Медленно и чертовски соблазнительно. Потом оттянул резинку трусов, освобождая член. Набухший и идеально перевитый венами, он демонстрировал степень желания Андрея гораздо очевиднее, чем его подчёркнуто невозмутимое выражение лица.
Андрей стянул штаны с трусами ниже, и, позволив мне немного полюбоваться открывшимся видом, решительно направил член мне в рот.
Положение между его пахом и многострадальным капотом совершенно не оставляло пространства для контроля ситуации, что немного пугало, но ещё больше заводило. Сначала он проник медленно и неглубоко, и вытащил его полностью, спровоцировав меня на разочарованный стон. И тут же, довольно хмыкнув, толкнулся обратно, гораздо глубже, касаясь горла и снова назад, плавно и медленно. Снова дойдя до горла, прошипел:
– Хочешь глубже, сука?
И тут же обратно, не смотря на моё утвердительное мычание
– Ещё не заслужила, – и перехватил меня, теперь одной рукой за покорно сведённые перед собой запястья, – так уже лучше, – и снова проникновение, до упора, но гораздо настойчивее, – какая покорная девочка, – он скользнул пальцами по моей промежности, вызывая довольный стон, когда сделал одно движение, упираясь головкой в горло и двинулся обратно, убирая руку, – Ты такая классная, просто фантастика. Так и хочется растянуть удовольствие, не отдавая и не получая желаемое, – он продолжал проникать также, останавливаясь у самого горла, лишь обозначая намерение проникнуть глубже, но не делая этого. Его рука гладила мою грудь, пропуская сосок между пальцами, дразня, но не даруя наслаждения. И лишь его сбивающейся голос и всё более бессвязные фразы говорили о том, что самоконтроль этого железного мужчины стремительно тает.
– Только лишь… осозна… понимание что… нет ничего слаще.. чем.. ох чёрт…хождение по грани… секундочка до рывка в пропасть… сладкий миг… предвкушение… намного… намного слаще… – его пальцы, подрагивая, стиснули сосок до боли, когда он толкнулся глубже, я расслабила горло и он продолжил движение вперёд, до конца, упираясь лобком мне в губы. Воздуха не хватало и я вздрогнула и и протестующе застонала, – мгновения торжества, – договорил он и сорвался на стон.
Теперь он не сдерживался ни в ласках ни в проникновениях – пальцы нашли мой клитор и ласкали сквозь ткань, в рот он входил быстро и беспорядочно, не всегда давая мне сделать полноценный вдох.
Казалось, что сейчас он кончит, и я останусь неудовлетворенной. Не знаю, как эта мысль проскользнула сквозь всю нашу любовную горячку, но он как будто прочитал её и вытащил член, выпрямляясь с разочарованным вздохом.
– Хотелось бы, но не сейчас, – сказал, мгновенно превращаясь из маньяка в обычного мужчину.
Он перевернул меня и снова посадил лицом к себе, нежно целуя в губы и одновременно вытирая рукой слюну с моего подбородка. Я по-детски всхлипнула, пытаясь втянуть воздух заложенным носом, и он тепло мне улыбнулся.
– Пошли в машину, – шепнул Андрей, легко подхватывая меня на руки. Классической сцены не получилось, он посадил меня на себя, и я обхватила его ногами, так что мы больше напоминали лемура с детёнышем, чем романтическую парочку. Он разместился на пассажирском, усадив меня на колени и возобновил поцелуй. Я нетерпеливо ёрзала, пытаясь снять трусики, но он не дал.
– Хочу так, – шепнул в ухо, отодвигая ластовицу в сторону и проникая в меня одним движением, – с ума сойти какая ты мокрая. – от толкнулся навстречу, стискивая руками травмированные ягодицы.
Я недовольно зашипела от боли и попыталась отстраниться.
– Ну нет, девочка, нет, – он положил одну руку мне на плечи, удерживая, а другой нашел рычаг, откидывающий спинку сидения, – отодрать тебя после порки, держась за твои пылающие ягодицы ещё одна моя давняя фантазия.
Он вновь подался вверх, удерживая мои бёдра на месте.
– Чертовски сладкая, чертовски…
– Ты тоже, – мурлыкнула я, вжимая его в сиденье плавным движением и застонала от удовольствия, наконец-то получив то, что так давно желала.
Мы не боролись за первенство, удачно дополняя друг друга, и двигались синхронно, как один организм. Поднимаясь к вершине блаженства, я сознательно замедлялась несколько раз, желая продлить этот акт единения. Как говорил Андрей, предвкушение намного слаще мгновения торжества. И я, уже готовая упасть в самую пропасть, замедляла темп, откатываясь назад, пока Андрей не зашептал, умоляюще сдаваясь и вторя фразе, бьющейся в моей голове с каждым лихорадочным ударом сердца:
– Ин, пожалуйста.. Ин, стань моей, будь моей, будь моей, моей…
И я наконец сорвалась, кончая. Почувствовала как руки Андрея тянут меня вверх и спустя долю секунды безнадёжно сдаются под моим протестующим нажимом. И он вздрагивает, кончая, но тело в моих объятиях уже не кажется частью целого, а ощущается чужим и напряжённым, хотя мы не сдвинулись ни на миллиметр.
И тут же, пока мы ещё вздрагивали в судорогах оргазма, поняла, почему спокойно пошла на посадку в Терехово, а не рыдала обессиленно в туалете аэропорта.
Ребёнок на моих руках улыбался той особой детской улыбкой, которой улыбаются все младенцы. Уж я-то знаю, никогда детей не чуралась, вопреки стереотипам о бездетных женщинах за тридцать. Только эта улыбка была куда более особой – вызывала усиленное сердцебиение и пульсирующую мысль”мой,мой,мой”… И смотрел он на меня совершенно андреевскими глазами, вопреки всем законам генетики…
Глава 2
Сознание возвращалось медленно и рывками. Я почувствовала грубоватую ткань обивки щекой, и вновь провалилась в небытиё, потом на каком-то крутом повороте, я съехала по сидению вперёд и, ленясь пошевелиться, недовольно думала о том, что требуется маневр, способный откинуть меня назад. Сделать над собой усилие не получилось, и вновь задремала. Когда наконец я пришла в себя окончательно, то поняла, что машина стоит на месте, припаркованная в тени, а солнце уже высоко над горизонтом. Непозволительно высоко.
Я села и потрясла головой, пытаясь отогнать сон. Что чёрт возьми это было. Я видела ребёнка с глазами Андрея! Это невероятно! Надо ему сказать. Я оглянулась и только тут поняла, что нахожусь в салоне одна.
По телу пробежал неприятный холодок, мгновенно смывая сон. Он ведь мог уйти, даже не прощаясь, даже не оставив записки. Зачем? Итак понятно и место встречи, и условно конечный пункт назначения. Мне бы оставалось только найти документы и сесть за руль, добраться за два дня через полстраны и улететь в Таджикистан. Документы к этому располагали.
Знакомый конверт лежал на переднем сидении поверх бесформенного пакета, вероятно с вещами. Я тяжело вздохнула, подавив слёзы. Нет времени раскисать, в самом деле. Я знаю, что делать.
Но было безмерно неохота надевать штаны поверх грязного белья и лезть за руль. Потом ехать ещё неизвестно сколько часов до того, как попадется подходящий мотель, где можно будет поесть, переодеться и принять душ.
План в голове был, и сработал бы даже без телефона с ГИС-системой. Опыт многочисленных командировок по стране позволял примерно прикинуть расписания транспорта и маршрут. Элементарный навигатор старого поколения на машине поможет добраться до ближайшего крупного города, и один перелёт плюс восьмичасовой путь на поезде или машине позволит мне успеть к вечеру второго дня в пункт назначения, даже со всеми накладками расписания и прочими перипетиями, которые могут случится в дороге.
Я на несколько секунд задумалась, не слишком ли мы перемудрили. Гораздо проще улететь из Внуково. Или хотя бы прилететь в Терехово из небольшого окружного аэропорта, надеясь, что за те часы, которые я проведу в ожидании рейса, никто не обнаружит меня по новым документам.
Нет, страховаться нужно как параноик, максимально. И новые документы уж лучше не светить без необходимости. Если девушка родом из Таджикистана слетает из одного мелкого аэропорта в другой это пройдет незамеченным, а вот перелёт в международный аэропорт тут же поставит эту гражданочку на карандаш. Скорее всего это никак со мной не свяжут, но всё равно кто-то из мафии скорее поищет концы, просто чтобы выслужится, любой бы умный цеплялся б за соломку. А тут достаточно сравнить фото со своей базой нежелательных лиц просто из излишнего рвения. Это первое, что сделает ретивый новичок. И будет прав, чертовски прав.
Тяжело вздыхая, я с неохотой натянула мятые брюки и полезла на переднее сидение, не выходя из машины. Вряд ли Андрей оставил меня спать под камерами, но всё же. Противный чужеродный холод не отпускал, и каждое действие давалось с ощутимым усилием. “Ещё не всё” – напомнила я себе, рисуя в воображении неряшливый пляж Негомбо и почти нырнула туда, но вовремя остановилась. Сил нет, я не ела, и когда поем непонятно, а опрометчивый бессмысленный рывок на год вперёд отправил меня в нокаут почти на полдня, лишив возможности даже объяснится с Андреем. Теперь уже нельзя рисковать по пустякам. Только вопрос жизни и смерти, но не ради уверенности в завтрашнем дне. Не ради девчаковых капризов. Я нарисовала себе в воображении картинку счастливой парочки на берегу океана и постаралась в неё поверить.
Подняла глаза на лобовое стекло, с надеждой обозревая окружающее пространство. От супермаркета прямо ко мне ковылял субтильный парнишка, закутанный в джинсовую куртку. Я сфокусировалась на его лице, пытаясь понять, не опасен ли он. Всё же прямо к машине направляется.
Андрея я не узнавала, наверное, целую минуту. Сначала разглядела в чертах что-то знакомое, потом вспомнила парнишку-журналиста и только затем почувствовала всплеск радости. Не бросил. Всё будет хорошо.
Я торопливо переложила конверт в бардачок, а пакет бросила на заднее сидение. Он тяжело и неуклюже плюхнулся на водительское место и запрокинул голову назад, тяжело дыша, как будто не просто прогулялся неторопливо, пусть и по жаре, а пробежал супермарафон. Я приблизилась и поцеловала его в уголок губ, немного преодолевая себя – сейчас он казался совсем чужим и почти ребёнком. И почувствовала запах крови.
– Ты ранен? – я обеспокоенно дёрнула полу куртки, но он не дал распахнуть, прижав мою руку к себе. И я послушно замерла, с резко возросшим беспокойством следя за беспорядочным биением его сердца.
– Всё в порядке, – соврал он уверенно.
– Ну что за чертово лицемерие? Мы же оба понимаем, что это не так.
– Я не в лучшей форме, – тяжело вздохнув, признал он и переложил мне на колени бумажный пакет, который сжимал в другой руке, – тут пара пирожков и кофе. Настолько сладкий, какой я только смог найти. Я туда всю сахарницу высыпал и на меня орала продавщица.
Он с трудом приподнял голову и беспомощно улыбнулся.
Достав немного расплескавшийся кофе из пакета, я принялась старательно размешивать сахар пластиковой ложкой, которая гнулась, не выдерживая движение сквозь весьма солидный слой сахарной кашицы. Андрей и правда постарался.
– Ты не в лучшей форме, но? – повторила я, возвращая разговор к более насущной проблеме и вгрызаясь в мясной пирожок с запахом кофе.
– Рана перевязана…и я… в порядке, – он опять выдохнул чрезмерно тяжело, – Это совершенные пустяки, пуля прошла на вылет. Кости целы и крови… было совсем немного..
– Но есть нюансы? – просто мысль вслух. Я обреченно смотрела как он закрыл глаза и побледнел. Совсем неестественно, как полотно, – конечно, это тело гораздо слабее того, к чему ты привык в прошлой жизни.
– Инга, я не взял его поносить, я в нём жил все эти годы, конечно, оно сильное. На столько, на сколько может быть! Кроме воли и разума есть ещё и некоторые биологические пределы. Тело ограничивает.– он опять сделал вынужденную паузу, чтобы отдышаться, – оно проигрывает… на десять сантиметров в росте и почти на двадцать килограммов в весе… Я тяжелее переношу потерю того же объёма крови. Просто биологически. Извини.
– Намного тяжелее, – констатировала я очевидный факт с тяжёлым выдохом, разглядывая совершенно белое лицо подростка, который по нелепому стечению обстоятельств и был моим любимым мужчиной.
Наверное влиял и слишком юный возраст, и усталость бессонной ночи. Внутри пробежал мерзкий холодок от осознания того, что моя ошибка вынудила его не спать. А теперь уже ничего не исправить. Знакомое чувство неумолмой неизбежности медленно оседало горьким свинцом внутри. Это ощущалось совсем не так панически, как в юности, но в два раза горше, оттого что повторялось вновь.
– Значит, перелезай назад и отдыхай, – я выплёвывала все мысли наружу, уже не подвергая их никакой критике, просто тараторила и думала вслух, – улетим вместе, или уедем, просто далеко уедем. В Сибирь, в глушь, ты восстановишься и попробуем ещё раз. После взрыва. А пока найдём место подальше. У нас огромная страна, почти полмира…
– Треть, – обрубил снисходительно он и спохватившись, добавил – Хотя со всеми территориями теперь действительно выходит половина.
– Они не могут и не станут разрушать все территории, весь континент, мы уедем очень далеко, до нас волна не дойдет. Улетим потом. Или сейчас на машине в Казахстан. Улетим за границу оттуда.
– Кто они? Как будто мафия пустит нас в сухопутку. Границы под контролем почище аэропортов.
– Значит, выждем чуть и уйдём пешком.
– Надо просто дать тебе сказать,да? – он невесело усмехнулся и замолчал
– Наркотропы, у нас есть опыт, мы пройдём.
– Биосканеры.
– Не может быть, что везде.
– И у Государства, и у Мафии хватит сил закрыть границу сплошной линией, а значит, это уже сделали и те, и другие.
– Не могли, —я продолжала спорить по инерции, упрямство и умение находить выход никогда не подводили, а значит, получиться и сейчас. Но Андрей просто зашел с другой стороны
– Ты потратила все силы, чтобы глянуть вперёд почти на год и увидеть нашего ребёнка, – устало прошептал он
Я утратила пыл и мгновенно сжалась, ожидая вполне справедливых нотаций.
– Я знаю…я…
– И как он? – перебил Андрей и совершенно неожиданно улыбнулся типичной “отцовской” улыбкой, равно неподходящей ни прошлому суровому воину, ни этому хрупкому подростку.
– Прекрасен, как и все младенцы, – справившись с эмоциями, нашла я достойный ответ.
– Вот и нигде ты не ошиблась, как считаешь, всё было сделано верно. Или будет сделано.
– Это было просто…
– Безумием, да. Не перебивай пожалуйста, – он вздохнул и наконец посмотрел на меня, – Твои видения верны. Не знаю, как это работает, но им я доверяю, потому и продумал всё от обратного, а не как ты считаешь, спланировал заранее. Я не думал разделяться с самого начала. Хотел стартануть на машине во Внуково и лететь оттуда милой интернациональной супружеской парой. У меня узбекский паспорт, а мусульмане частенько не расписываются в ЗАГСе. Ты могла бы быть моей русской женой. Но в парандже. Как же я смеялся, узнав что ты…таджичка. Такая запретная любовь. Так гораздо веселее получается. Ну ладно.
Когда ты сказала, что в своём моменте улетала из Терехова, и в итоге одна, я понял, что этот план будет разрушен обстоятельствами. Придумал новый, где я в одиночку лечу из Внукова, а ты направляешься в Новосибирск, раз этот финал для тебя благополучен. Но потом уже в ночи, когда не смог привести тебя в сознание, понял, что не получилось бы у меня тебе так соврать, глядя в глаза. Значит, Внуково почему-то стало недоступно и я всё-таки решил попробовать маршрут через Терехово. Договорился с тобой но,… – он замолчал и звучно сглотнул – не смог по каким-то причинам. Я всё равно постараюсь, но ты лучше не жди, я слышал про “Аквамарин”. Как наступит час икс, если я не появлюсь, напиши на эту почту – он выложил на панель сложенный вчетверо потёртый розовый стикер. Стас отшельничает где-то в Норвежских лесах, но … напиши всё как есть… даже если не поверит, он поможет тебе найти хоть стажера-журналиста, хоть чёрта лысого.
– Если бывше-норвежские леса не пострадают от ядерной атаки…
– Если пострадают, то всё равно напиши. Кому нужны огрызки той Европы…
– Как бы то ни было, из относительно спокойных континентов остаются Африка и Австралия, если я хоть что-то смыслю в современной политике. А Стас со своими проблемами будет сидеть отшельником прямо в эпицентре конфликта, да ещё и за новым железным занавесом, по ту сторону от нас. Занавес ведь опустится?
– Сразу после первой же бомбардировки. И кто бы знал, где тогда будет Стас. А в политике ты всё равно ничего не смыслишь. Как только разнесут центра Империй, все наши республики вернуться к границам, в которых были до 90х годов прошлого века и перестанут быть частью Союза. Уйдёт Европа, и вряд ли как единое целое, скорее опять разлетится на кучу мини-стран, вся центральная Азия расколется назад и будет ожесточённо воевать между собой за крохи мнимых богатств, отвалятся и американские подпевалы. Наступит Ад на земле, а бомбить не будут разве что Антарктиду, хотя и тут может кому-то в голову взбрести поиграть в Отелло и Дездемону. Я бы прочёл тебе полноценную лекцию, но время… время. Там уже решите по обстановке, когда ты сможешь… Ещё год точно сможешь, ты видела, спокойно развивать свой дар.
– Мне всё равно категорически не хочется уезжать без тебя, – голос звучал ровно, без единой нотки обиды, не чета тем истеричным выкрикам двадцатилетней давности.
– По крайней мере, в этот раз я пойду на безнадежное дело за тебя и сына, а не по приказу Государства.
В этот раз. Как будто мне не хватило прошлого! И я сделала единственное, чтобы мог позволить мне Андрей – поцеловала его, отбросив все условности и обстоятельства, которые всегда играли против нас.
Двадцать один год назад (2009г. декабрь)
– Сейчас времени уже мало, если я вернусь, то мы не только поговорим. Нам не хватит пятнадцати оставшихся минут на что-то более существенное
Голос звучал настолько заманчиво-ласково, и я так рада была, что мы всё уже решили про нас, что остальное казалось несущественными мелочами.
Его особенности, о которых он рассказал и с которыми так и не научился нормально жить. Мой юный возраст, наша разница в целую жизнь. Работа, которая всё ещё оставалась смертельно опасной. Он же как-то выживал в своих бесконечных операциях целых восемнадцать лет, значит, сможет выживать ещё восемнадцать. Да и на пенсию уже пора при такой работе. Там и молодым непросто, и потому ребята чертовски суеверные.
Что-то царапнуло меня в этой мысли, но я слишком медленно думала. Андрей читал мои мысли по выражению лица гораздо быстрее, чем их осознавала я сама.
Он сказал “если” …
На моём левом запястье сомкнулись наручники, и руку резко потянуло в сторону.
…неосознанно последовав суеверию…
Я нехотя наклонилась вслед за рукой, пытаясь снизить болевые ощущения. Он определённо меня не жалел.
… про то, что нельзя заранее говорить “когда” или же…
Второе кольцо сомкнулось на стояке центрального отопления.
– Потому что вряд ли я действительно мог бы сказать иначе.
Ловушка захлопнулась с холодным металлическим лязгом.
Андрей ушёл, не оборачиваясь, а я могла только вслушиваться в его размеренные шаги.
Он сказал то, что и имел ввиду. Не банальное суеверие, а констатация факта. Если – событие возможное, но маловероятное.
В первый свой момент я прыгнула именно тогда, а не позже, как соврала ранее. Бессильно рванулась физически, желая остановить, и как будто продолжила движение сознанием, когда телу двигаться уже было некуда.
Я мало что понимала в творившимся хаосе. Кругом был огонь и дым, нестерпимо жарко и нечем дышать. До окон не добратся, дверь можно было найти на ощупь, по памяти, но что толку. Сил уже не оставалось, чтобы даже попытаться выбить замок. Только сползти на пол, облокотившись на неё, и прочувствовать, как меркнет сознание. Он знал, что смерть не бывает геройской, но и такая глупость….
У Стаса были запасные ключи от андреевской квартиры, и с наручниками он расправился на раз два, но сказать что-либо более определённое про своего товарища не смог.
“Это было прощание” – кричала моя интуиция. Так в итоге и получилось.
Настоящее время.
Выжимая максимум из старенькой Короллы с помятым капотом и собирая штрафы, которые уже никогда не оплатят, я всё ещё чувствовала этот чудесный поцелуй на губах и отвлекалась на дорогу только тогда, когда предвидение мне показывало картинки предстоящих страшных аварий.
На фоне через неделю расцветшего в центре Московской агломерации гриба это было совсем не страшно и даже слишком буднично. Хотя казалось бы какая разница от чего умирать?
На грани истощения мой дар опять начал позволять мне скользить чуть вперёд. Такой вид предвидения был существенно ограничен, но и много сил не отнимал.
Андрей бросил вскользь: “Уже три, постарайся успеть”, опираясь рукой на крышу машины. И, как будто оттолкнувшись, неспешно поковылял прочь, а я, стараясь не вдавливать педаль в пол раньше времени, всё равно стартовала с парковки слишком быстро, направляясь в Тамбов – самый близкий аэропорт за пределами агломерации. Москва не резиновая. Кто бы мог подумать, что небезызвестная песня попсового исполнителя времён моей юности, станет настолько пророческой. Нижний был объективно ближе к моему местоположению, но совершенно не подходил по размерам. Слишком крупный.