А. Кузнецов
Встреча с Михаилом
Как мы узнали позже, вскоре её признали недееспособной; следующие годы она жила в психиатрическом диспансере – за свой счёт. Как я понял, это было нечто вроде дорогой гостиницы, откуда она могла уезжать когда захочет. Зачем ей это понадобилось, я не знал. С нами мама перестала общаться. У неё всегда всё было рассчитано заранее.
2
Мороженое, окончательно ослабев под лучами вечернего солнца, соскользнуло с палочки, и я едва успел отдёрнуть ногу. Пиликанье домофона прекратилось, никто так и не ответил. Спустя минуту я набрал следующий номер – 108. На этот раз в динамике послышался голос:
– Да?
– Здравствуйте…
Только тут до меня дошло, что, весь на нервах, я даже не продумал, с чего начать.
– Я по поводу соседа вашего. Не могли бы вы открыть?
Проговорив это, я почувствовал себя донельзя глупо: сам бы я на такое точно никого не впустил бы. Однако дверь открылась. По лестнице я поднялся на шестой этаж. Там меня ждал молодой человек, весь вид которого свидетельствовал о малоподвижном образе жизни. Мрачно взглянув на меня, он указал на приоткрытую дверь.
Зайдя на кухню, незнакомец первым делом включил кофеварку, достал чашку из буфета и только после этого представился:
– Максим. Вы по поводу Михаила? Я вам ничего не скажу.
Признаться, странное начало разговора, особенно учитывая, что я ещё даже не задавал никаких вопросов. Поэтому я уточнил:
– На самом деле, у меня тут полтора года назад выпала из окна мама… Она жива, здорова, но потеряла память. Мне стоило больших трудов найти это место.
Максим вздохнул:
– Кажется, я помню это. Знаете… От всей души желаю, бросьте вы это дело. Вы говорите, она здорова? Память потеряла? Не она одна. И не суйтесь в эту…
Тут Максим внезапно замолчал, будто прислушиваясь к чему-то, ведомому ему одному. Я тоже принялся вслушиваться в тишину, и уже было хотел встать и тихонечко уйти от этого ненормального, когда услышал шаги на лестничной площадке. Обычные шаги… Несколько медленные, будто шедший очень берёг ноги. Шаги стихли, послышался звук открывающегося замка. Максим сглотнул и тихо сказал:
– Уезжайте. Я видел вашу маму. Больше никто ничего интересного вам не расскажет всё равно. Можете меня спрашивать о чём хотите, но всё что я знаю – да и любой другой в общем-то – это что какая-то женщина приехала в марте прошлого года, пожила здесь неделю, выпала из окна, никаких травм не было, уехала. Других подобных происшествий не было, наверное, это она. Если бы не выпала, даже и о её приезде ничего не было бы известно. Всё. Извините, у меня тогда же друг в авиакатастрофе погиб, переживаю.
На лице Максима было написано всё что угодно, но не переживания о погибшем друге. Тоска, страх, отчаяние – что-то такое, что происходило здесь и сейчас. К тому же его слова о том, что свидетелей не было, никак не вязались с информацией от рабочих, которые тогда меняли здесь окна и наслышались всякого от жильцов дома.
