А. В. Рубцов
Нарцисс в броне. Психоидеология «грандиозного Я» в политике и власти
Занавесить зеркало
Возможность осознать свою ошибку является привилегией мысли как сознательного процесса.
С.Л. Рубинштейн
Глупцы и эгоисты верны себе, поскольку их защищает самодовольство и неспособность к самокритике.
Рафаэль Сабатини
Предыдущие статьи данного цикла были посвящены нарциссическому переживанию времени, прежде всего прошлого. Величественное движение истории – идеальный фон самолюбования ушибленных синдромом грандиозности и всемогущественности. Силу держав и славу героев нарцисс, как вампир, отсасывает из титанической ретроспективы. Одновременно это и самоутверждение ничтожеств во власти над беззащитным преданием, которое они «хранят» от посягательств до полной дискредитации легенды.
Идеальный предмет нарциссического присвоения – война с ее героикой и трагизмом. Недавно открытый «третий фронт» великой битвы за Отечественную и ее мифы уже представлен целым корпусом текстов с характерными симптомами блокировки рефлексии: субъект просто «перестает себя редактировать». Особенно заметно, когда авторские версии сочинений публикуют нетронутыми – из уважения к чину или ехидства. Рядовая графомания имеет свойство перерождаться в анозогнозию – в неспособность видеть собственные срывы на грани изменения личности.
Перехват правды
В прошлой статье уже упоминался проект «пантеона», представленный в «Известиях» Владимиром Мединским. Идея экземплифицирована опытом «улучшения» легенд – фактами и домыслами. Поскольку «Гастелло летал не на истребителе, а на бомбардировщике, на борту было как минимум три человека, соответственно решение идти на таран было общим. Все трое были коммунистами и пожертвовать своей жизнью во имя победы решили вместе. То есть у поступка героев появляется совершенно другой привкус».
Из статьи Кривицкого о 28 панфиловцах здесь заимствован сам прием: сочиняет, как очевидец. Имитация живой хроники обнаруживает те же ляпы: там герой идет на немецкий пулемет «скрестив руки на груди», – здесь решение «погибнуть во имя» обсуждается коммунистами в горящем самолете. Но если в имитации Кривицким взгляда «из соседнего окопа» есть хотя бы намек на реализм, то имитация авторского репортажа из самолета, идущего на «огненный таран», выглядит просто нелепо.
О блокировке рефлексии в манипуляциях историей. Легенда о 28 панфиловцах и «третий фронт» битвы за Великую Отечественную
Далее намечается характерное раздвоение если не личности, то установки. Сначала утверждается, что те, кто «пытается “под лупой” разыскать какие-то неточности, например, сколько точно было панфиловцев 28 или 38, в действительности не сильно отличаются от того полицая, который сдал Космодемьянскую фашистам». Но тут же автор идеи сам пытается «под лупой» разыскать какие-то неточности, например, сколько точно было членов героического экипажа в падающем самолете. Пугает резкий конфликт с начальной установкой: «Такова легенда. Было их 28, 30, 38, даже, может быть, 48, мы не знаем… И это не имеет смысла узнавать». «…Даже, если бы эта история была выдумана от начала и до конца, даже, если бы не было Панфилова, даже, если бы не было ничего – это святая легенда, к которой просто нельзя прикасаться».
Вопрос о границе между ошибкой и девиацией весьма деликатен: дело в остроте и повторяемости подобных казусов. Но гораздо важнее личностных оценок диагностика бессубъектных структур сознания, когда сама система в отрыве от реальности начинает вести себя как пациент с деструктивными отклонениями. В связи с проблемой критичности это нередко воспроизводит характерный для дебила феномен Де-Греефе: повышенная самооценка с задержкой развития и провалами критического отношения к себе вблизи «барьера адекватности». Так, при чтении статьи «Особенности эмоционально-волевой сферы у подростков с умственной отсталостью» иногда кажется, что это написано не про маленьких детей, а про большую политику.
Пропаганда как институциональный нарцисс
Версия «Красной звезды», работая во время войны на духоподъемную мобилизацию, неизбежно отодвигала подвиг остальных, и в мирное время нет никакого идейного и морального смысла это скрывать. В отличие от застрявшего в окопе пропагандиста для историка кощунственно само это профессиональное подмигивание: «Конечно, любой пропагандист знает, насколько выигрышны в этом деле цифры и яркие образы». «Выигрышные цифры» в деле о «святом» так же уместны, как «совершенно другой привкус» у подвига. Дурной стиль скрывает дефективный этос.
Над яркими, устоявшимися образами самопровозглашенные идеологи войны работают широким фронтом. «В народной памяти закрепилось лишь два имени бойцов, водружавших Знамя Победы над Рейхстагом, – Михаил Егоров и Мелитон Кантария. Но ведь был еще и третий – лейтенант Алексей Берест, командир этих бойцов». С точки зрения знака находка сомнительная: любому пропагандисту ясно, что краткое, как дуплет, «Егоров и Кантария» звучит рубленным символом и уже давно кристаллизовалось в «имени собственном» популярного факта. Продвижение новой версии каждый раз будет требовать длинных дополнительных пояснений: почему лейтенант Берест до сих пор был в забвении, руководил ли он установкой знамени лично как старший по званию, держался ли за древко или просто присутствовал рядом? От этих подробностей решающим образом зависит масштаб восстановления исторической правды и справедливости, не говоря об осмысленности модернизации легенды.
Налет профессионального нарциссизма – известный, генетический недуг пропаганды. «Хочу пояснить для наших юных читателей, которые не знакомы с особенностями репортерской профессии, некоторые очевидные факты. Осенью-зимой 41-го советским фронтовым корреспондентам приходилось работать не в модных опен-спейсах с чашечкой капучино и интернетом, а в гуще кровавого месива…» Можно простить мастеру слова еще и «гущу месива», но информацию корреспондент Коротеев добывал все же не на линии огня: «Примерно 23–24 ноября 1941 г. я вместе с военным корреспондентом газеты “Комсомольская Правда” ЧЕРНЫШЕВЫМ был в штабе 16 армии… При выходе из штаба мы встретили комиссара 8-ой панфиловской дивизии ЕГОРОВА, который […] сообщил, что наши люди геройски дерутся на всех участках. В частности, ЕГОРОВ привел пример геройского боя одной роты с немецкими танками […] ЕГОРОВ сам не был участником боя, а рассказывал со слов комиссара полка, который также не участвовал в бою с немецкими танками…»
Из этого свидетельства понятно, почему о великом подвиге тут же не написала еще и «Комсомолка». Главный автор легенды, литературный секретарь «Красной звезды» Кривицкий, и вовсе сочинял свои записи «очевидца» в московском тылу и на пайке, что в то время стоило больше любых опен-спейсов и капучино.
Контрнаступление контрпропаганды
Раздвоение подхода вызвано попыткой перехвата темы: корректируя героические эпизоды, Мединский невольно становится в позу ученика и последователя Мироненко. В этике античного эпоса это назвали бы «нравопеременой», но психоаналитик увидит здесь скорее «присвоение чужой самости», завистливое в духе «Кляйнианского подхода» Герберта Розенфельда. В той же публикации находим еще и новую апологию князя Скопина-Шуйского и воеводы Шеина, оттесненных Мининым и Пожарским, подобно лейтенанту Бересту в апологии Егорова и Кантарии. Поскольку для науки и школы это не открытие, остается ждать пластически зримого пополнения пантеона: памятник перед Василием Блаженным с четырьмя фигурами стал бы идейно весомее и богаче силуэтом.
Переписывание истории захватывает и саму деревню Дубосеково: «Скажу так: в том конкретном бою Добробабин (до этого «свидетельства» считавшийся предателем. – АР) тоже воевал как герой». Тот же метод (будто пишущий был рядом и сам видел), но с важным отличием. Кривицкий не скрывает прием, а с ним и условность эпического повествования: «Уже четырнадцать танков недвижно застыли на поле боя. Уже убит сержант Добробабин, убит боец Шемякин… Воспаленными глазами Клочков посмотрел на товарищей…». У Мединского же – безусловное утверждение, хотя и с использованием мусорного штампа: «Скажу так». Типичная прокладка, бессознательное алиби неуверенности или вранья, подобное неприлично расхожим «будем говорить», «назовем это так» и пр. Эпидемия этих непроизвольных, автоматических оговорок в речи политиков и функционеров свидетельствует о правдивости режима в целом.
Уклонение от прямой речи в этом дискурсе становится системой: «А ради т. н. “исторической правды” продлим историю дальше – потом он сбежал от немцев, снова вступил в ряды Красной армии, был награжден…» Еще одно «скажу так». Если это истинная правда, то почему надо считать ее «так называемой» и брать это слово в кавычки?
Ради исторической правды: согласно расследованию, Добробабин из немецкого плена «бежал или бы отпущен как украинец». «Материалами следствия установлено, что, будучи на фронте, ДОБРОБАБИН добровольно сдался в плен немцам и весной 1942 года поступил к ним на службу. Служил начальником полиции временно оккупированного немцами с. Перекоп […] В марте 1943 года, при освобождении этого района от немцев, ДОБРОБАБИН, как изменник, был арестован советскими органами, но из-под стражи бежал, вновь перешел к немцам и опять устроился на работу в немецкой полиции, продолжая активную предательскую деятельность, аресты советских граждан и непосредственное осуществление принудительной отправки молодежи на каторжные работы в Германию».
После таких свидетельств защитникам мифа приходится дискредитировать сам документ – легко и мимоходом. «Эти документы, при всей их предвзятости…» Заодно это и обвинение оппонентам: «С чего бы это – в данном конкретном случае – наши ниспровергатели всего советского вдруг безоговорочно верят версии “сталинской прокуратуры”? 20 лет она, по их мнению, только и делала, что осуждала невинных, а тут – в “деле панфиловцев” – резко проявила чудеса объективности?» Сам Мединский видит резкие «чудеса объективности» в комментариях Жданова и академика Куманева.
Критика источников и базисное доверие
Отсутствие рефлексии в злокачественных формах разрушает жизнь: нарцисс отважен и всесилен лишь в созданной его воображением фантомной реальности.
Типичная для нарцисса «сицилианская защита» (нападением) призывает в союзники документы, окончательно разрушающие ее же собственные позиции. На ресурсе «Красная звезда» читаем: «Только вот никому из читателей авторы статей, в той или иной степени отрицающие подвиг 28 панфиловцев, не показали вывода прокуратуры и даже не привели ни одной дословной выдержки из материала дела. Это говорит о том, что с материалами прокуратуры они не ознакомились, а полностью доверились комментариям С. Мироненко». Только в нарциссическом трансе можно самому взывать к цитированию источника, в котором дословно сказано следующее: «Материалами произведенной проверки, а также личными об’яснениями Коротеева, Кривицкого и редактора “Красной звезды” Ортенберга установлено, что подвиг 28 гвардейцев-панфиловцев, освещенный в печати, является вымыслом корреспондента Коротеева, Ортенберга и в особенности Кривицкого». Из той же справки: «Бывший командир 1075 стрелкового полка КАПРОВ Илья Васильевич […] показал: «…Никакого боя 28 панфиловцев с немецкими танками у разъезда Дубосеково 15 ноября 1941 не было – это сплошной вымысел. В этот день у разъезда Дубосеково, в составе 2-го батальона с немецкими танками дралась 4-я рота и действительно дралась геройски. Из роты погибло свыше 100 человек, а не 28, как об этом писали в газетах. Никто из корреспондентов ко мне не обращался в этот период; я никому никогда не говорил о бое 28 панфиловцев, да и не мог говорить, т. к. такого боя не было. Никакого политдонесения по этому поводу я не писал. Я не знаю, на основании каких материалов писали в газетах, в частности, в “Красной Звезде” о бое 28 гвардейцев из дивизии им. Панфилова. В конце декабря 1941 г., когда дивизия была отведена на формирование, ко мне в полк приехал корреспондент “Красной Звезды” Кривицкий вместе с представителями политотдела ГОЛУШКО и ЕГОРОВЫМ. Тут я впервые услыхал о 28 гвардейцах-панфиловцах. В разговоре со мной КРИВИЦКИЙ заявил, что нужно, чтобы было 28 гвардейцев-панфиловцев, которые вели бой с немецкими танками. Я ему заявил, что с немецкими танками дрался весь полк и в особенности 4-я рота 2-го батальона, но о бое 28 гвардейцев мне ничего не известно…»[18]
Позднее сам Кривицкий уверял, что признался в вымысле под угрозой репрессиий. Но остается непонятным, почему о таком же давлении особистов не сообщили и все прочие опрошенные, начиная с комполка и заканчивая жителями деревни, нашедшими и похоронившими лишь 6 убитых.
В экспертных оценках такого рода материалов важно также интуитивное доверие к тексту, вызываемое его качеством, в том числе литературным. Или недоверие. Из статьи Кривицкого: «Прямо под дуло вражеского пулемета идет, скрестив на груди руки, Кужебергенов и падает замертво». Н. Тихонов в «Слове о 28 гвардейцах» пишет: «Стоит на страже под Москвою / Кужебергенов Даниил, / Клянусь своею головою, / Сражаться до последних сил!..». Позднее выяснилось, что и этот человек жив, в бою не участвовал; чтобы заткнуть брешь в строю вместо него пытались наградить однофамильца Аскара… По качеству текста и образа эти фрагменты – готовый материал для исследований Б.В. Зейгарник, считавшей критичность фактором личностной сохранности. Она специально анализировала ситуации, в которых «небрежность, беззаботность, безответственность» являются следствием глубоких личностных изменений.
Топорная апология мифов подрывает сами основы легенды. Разрушительные конфликты с реальностью, с собственными установками, целями и мотивациями вынуждают подозревать переход нарциссического комплекса в деструктивную фазу. Раскручивая скандал с собственными грандиозными персонами в центре, защитники «святого» и «неприкосновенного» добиваются прямо противоположного: лавинообразно расширяется аудитория, с неподдельным интересом, как острейший детектив, читающаяся Справку-доклад от 1948 года. Без Мединского и других эту публикацию вообще вряд ли бы кто заметил, кроме специалистов.
Зато фильм «28 панфиловцев», снятый в жанре исторической правды, посмотрели сразу два президента – Владимир Путин и Нурсултан Назарбаев. Плечом к плечу, до самого конца.
Источник: Политический нарциссизм в России. Занавесить зеркало // Форбс, 13.06.2017. URL.
Агрессия и ярость
В рамках данного цикла мы уже анализировали психопатологию ненависти. В связи с нагнетанием озлобленного патриотизма («Политический нарциссизм в России: победа и агрессия») затрагивались аффекты «нарциссического гнева» и «нарциссической ярости». В развитие этой темы остается как минимум еще одно сильное направление: регулярная активность государственной идеологии и пропаганды в такого рода «работе над страстями». В стране целенаправленно и методично формируется атмосфера, которая агрессией напитана и в которой политическая ненависть конденсируется в «точкахросы», задаваемых властью в нужных координатах и по мере надобности. Но сейчас общество подходит к опасной черте. Не вполне инертная масса и сами «технологии воинственности» все чаще переходят в режим автозавода, в то время как уже близки уровни агрессии, опасные в том числе и для самой власти.
Институты расстройства
Техники «управления гневом» и «регулирования ярости» парадоксальны, что не лишает их эффективности. Это как если бы пациент постоянно барражировал между кабинетами успокаивающего психотерапевта и психопатолога, разжигающего патологию сознательно и профессионально. Выбор правильной «суммарной дозы» позволяет постоянно удерживать человека на грани срыва. Что осмотрительно: неконтролируемая агрессия имеет свойство разворачиваться самым неожиданным образом и в любую сторону.
Однако многое здесь может оказаться трагически необратимым: в нелегкие времена власти часто приходится вспоминать, как легко переходит от любви к ненависти перевозбужденный обыватель.
Никто всерьез не боится ни либералов, ни пятой колонны, ни «цветной революции», но люди бессознательно начинают страшиться собственной ненависти, бессмысленной и беспощадной
Государство круглосуточно «лечит» население в прямом и переносном смысле: через СМИ все это наблюдается невооруженным глазом. Однако реакция на саму идею такого рода анализа часто сопровождается упреками в подмене субъекта – в некорректном расширении психопатологии личности на психологию коллективов и масс, тем более институций. Похожая критика недавно прозвучала от одного из «вольных историков» в адрес Александра Эткинда, работающего с посттравматическими переживаниями опыта политических репрессий. Такова судьба психологии: она сама нарциссична, но и других часто делает нарциссами. В работе сознания и тонкостях психики на экспертном уровне разбираются все желающие, тем более ученые – любого профиля.
Классика психоанализа, начиная с Фрейда и Фромма, неоднократно легализует перенос своих представлений на коллективы и социальные процессы. Вместе с тем в науке вообще часто приходится сталкиваться с нарциссическим культом собственной профессии, в данном случае истории. Вмешательство иных дисциплин в возлюбленную область знания порождает ответную не вполне осмысленную реакцию «методологического гнева», искажающего восприятие. В данном случае читатель схватывает знакомое ему слово «травма», тогда как книга Эткинда
«Кривое горе» как раз и различает травму, которая вытесняется, и горе, которое, наоборот, постоянно воспроизводится в активной зоне сознания и в публичном пространстве.
В том, что связано с аффектами «нарциссического гнева» и «нарциссической ярости» в политике, происходит нечто подобное. Выше не случайно использована метафора «точки росы», хотя в обычной жизни гнев и ярость чаще сравнивают с кипением. Трудно сказать, как в массовых реакциях сочетаются «холодная ярость» и подлинное «кипение гнева», но с куда большей определенностью можно увидеть методичную, расчетливую «работу над аффектами» в системе власти. Именно этим занимаются генераторы массовой агрессии, политически мотивированные и оснащенные новейшими средствами воздействия на сознание.
Здесь приходится иметь дело с целой системой переходов в виде объемной трехмерной матрицы. Ось Х фиксирует переход от индивидуальной психологии к психологии групп и общностей, проще говоря, «от индивида к массе». Ось Y строится на переходе от относительно пассивной, страдательной массы к средоточию средств манипуляции коллективным сознанием – «от человека к системе». И наконец, ось Z отражает движение от полюса живой эмоции (там, где вскипает ярость благородная) к полюсу рациональной имитации гнева и симуляции ярости, где ничего не вскипает, но все обозначено предельно ясно, с холодным надрывом.
Данное пространство в целом весьма неоднородно, его переходы не линейны, тем не менее каждый конкретный аффект может быть локализован в нем на пересечении осей, как в системе координат. Одно дело – ярость нетрезвого бытового спора о политике, в котором обыватели тычут друг другу пальцами в рот, и совсем другое – расчетливый гнев публициста или телеведущего, тем более идеолога. Отдельное явление – заочно сплоченная масса, вскипающая в том числе под воздействием виртуального «чувства локтя».
Симулякры исступления и неадекватности
В более общем виде надо признать, что применительно к институциям чаще приходится говорить о сильных и сверхсильных аффектах, вовсе не имея в виду переживания и психические отклонения в буквальном, гипостазированном виде. Скорее разного рода иннервации присутствуют здесь исключительно как форма, как «пустая» конструкция. Режим может идеально воспроизводить смысл, структуру и симптоматику психического расстройства с зашкаливающей, злокачественной патологией, но при этом не исключать вполне здравой рациональности и даже осмысленной рефлексии условного «политического субъекта», объединяющего заказчиков, организаторов и исполнителей.
В предельных случаях режим может вполне расчетливо симулировать помешательство в крайних формах. Остается вечерами подсчитывать политические дивиденды от этого пугающего спектакля под девизом «всех порву!». Психоанализ в таких постановках практически полностью сдвигается в область обычной театральной критики с ее эстетически мотивированным «верю – не верю». Но как раз с проницательностью такой критики сейчас главные проблемы в стране и мире.
Достойный фильм Stage Beauty посвящен переломному моменту, когда указом Карла II все женские роли шекспировского театра были переданы от мужчин женщинам. В первом же спектакле Отелло так натурально душит Дездемону, а Дездемона так натурально отбивается и вопит о помощи, что до последнего момента весь театр, включая зрителей в зале и труппу за кулисами, уверен, что наблюдает реальное убийство. Кинозритель тоже. Чем страшнее аффект, тем сильнее катарсис и выше доходность постановки.
Хороший пример заразителен. Неподражаемая сила режиссуры и игры бывает присуща, в частности, спектаклю, который называется «Россия в глобальной политике». Примерно об этом Маркс писал еще в 1854 году в работе «О Крымской войне». Фрагмент начинается со слов: «Верная своей азиатской системе наглых жульнических приемчиков…», а заканчивается сетованием на «тоскливую одинаковость принципов», которая «есть показатель внутреннего варварства России». Западу свойственны свои представления о доверии и солидарности.
Политические ток-шоу: «война всех против всех» в одной, отдельно взятой студии
Долгое время на телевидении жестко работали «черные списки» и «стоп-листы» – перечни лиц, которых к эфиру не допускали. Затем возникла иллюзия оттепели: «условных либералов» стали приглашать даже на центральные каналы в прайм-тайм. Однако со временем выяснилось, что цель таких приглашений не столь гуманная. Типичный способ подставить человека: выпустить его против орущих идиотов с ведущим в амплуа одновременно играющего тренера и вратаря-гонялы. А потом вырезать все сколько-нибудь осмысленное, что не удалось задушить в дружеской беседе.
Теперь на провокации наиболее одиозных ток-шоу мало кто поддается. У редакторов уже давно большие проблемы с приглашением реальных (не подставных) «жертв»: приходится орать друг на друга, исходя ядом в тесном кругу.
Есть и более замысловатая позиция, исключающая хождение на эти «советы нечестивых». Недавно такие доводы представил в сети социолог Григорий Юдин, объяснивший, почему он раз за разом разворачивает редакторов «ток-шоу» на Первом канале, НТВ и т. д. Он не советует этим людям рассказывать, будто им «интересны разные точки зрения» – на самом деле им не интересна ни одна, включая провластную и «правильную». Их задача – «дискредитировать саму идею публичного спора и показать, что любая дискуссия неизбежно превратится в гавканье». Их миссия – «поднять на смех принцип свободы слова и демократического обсуждения общих проблем. Чтобы зритель поверил, что все проблемы должен решать главный и решать приказным порядком». «И теперь вы просто ищете людей, которых можно стравить друг с другом, – поэтому вы уже даже не сообщаете своим “гостям” тему (какая разница, из-за чего будет драка?). Вам просто нужно мясо, и побольше».
В словах этого пассажа («гавканье», «стравить», «драка») проступает и еще одна задача таких побоищ. Не хочется проводить параллели с затертыми «двухминутками ненависти», в том числе из-за неточности таких отсылок. У Оруэлла все начинается с образа конкретного врага и лишь потом абстрагируется – в нашем случае с самого начала важнее образ всесокрушающей братоубийственной «войны всех против всех», которая якобы неизбежна без диктатуры верховного лица, будь то BB как Би-Би или просто ВВП. Если искать глубинные смыслы, то в наших уроках ненависти важна не победа в дискуссии, но победа над дискуссией, не победа в войне, но поражение мира. Люди должны пугаться взрывов неконтролируемых эмоций, в том числе своих.
Далее все строго по Гоббсу: ток-шоу как Bellum omnium contra omnes в миниатюре, иллюстрирующей истину Homo homini lupus est. Ведущий – маленький Левиафан, прямо отсылающий к идее всесильного государства как «смертного Бога». Альтернатива – неминуемое самоистребление нации, как в «лихие девяностые». Никто всерьез не боится ни либералов, ни пятой колонны, ни «цветной революции», но люди бессознательно начинают страшиться собственной ненависти, бессмысленной и беспощадной. Те из ведущих, кто этого еще не понял, продолжают «рвать гармонь», что уже контрпродуктивно даже в целях самосохранения режима.
Любовь к сильным выражениям и «искусство заголовка»
Примитивизация идеологии и пропаганды – самовозбуждающийся процесс, затягивающий как в воронку. Китайская идеология построена на системе предельно простых ответов на предельно прямые вопросы. «Как относиться к ошибкам Мао Цзэдуна? – Мао Цзэдун тоже человек». «Что делать с предприятиями, которые не готовы к приватизации? – Подождать, когда будут готовы».
Наша пропаганда работает на тех же приемах, часто вовсе ничем не отличаясь от этой «политики клише». Многократное повторение в течение дня одного и того же анонса важнее самой новости или телепередачи. Заголовок в информационном сообщении важнее его содержания. Нарциссическая агрессия заголовка важнее его конкретного смысла. Расхождения между заголовком и содержанием подчас безумно комичны – но это работает!
Под решительным, мускулистым заголовком «Кремль жестко отреагировал на заявление Макрона о российской “агрессии”» подан вполне куртуазный, марлезонский реверанс Пескова: «Мы не согласны с нашими французскими коллегами в тех формулировках, которые прозвучали вчера от господина президента. И безусловно, российская сторона продолжит терпеливо разъяснять реальное положение дел и свою позицию по украинскому сюжету».
Заголовок «Кремль ответил на ракетный удар США по авиабазе в Сирии» воспринимается как сообщение о начале войны с Америкой. В самом тексте с облегчением обнаруживаем: «“Президент Путин считает американские удары по Сирии агрессией против суверенного государства в нарушение норм международного права […]”, – сказал пресс-секретарь президента».
Еще один резкий заголовок: «“Не шутите с огнем”. Россия сделала США предупреждение». Суть сенсации – в высказывании сенатора Франца Клинцевича в адрес США. Они думают: «Если развалили СССР, то развалим и Россию! Не получится, господа, не получится. Не шутите с огнем», – заявил Клинцевич в беседе с «Russia Today».
«В НАТО опешили от российской военной мощи». Оказывается, рядовой натовский генерал с нерядовым библейским именем Петр Павел между делом сообщил в интервью «Politico»: «В России разрабатываются новые виды обычных и ядерных вооружений, а ее войска способны эффективно действовать вдали от собственной территории».
Новая сенсация: «Слова Путина заставили WADA одуматься». Президент обратился с антидопинговым призывом… к своим же чиновникам. «В итоге, ошарашенные функционеры международной организации были фактически загнаны в угол». «Мы активно призываем Россию продолжить усилия в интересах чистых спортсменов всего мира», – заявил из угла вконец ошарашенный президент WADA Крейг Риди.
И наконец, самое яркое за последнее время: «На Западе рассказали, как Путин мастерски “опустил” США с помощью Трампа». «На Западе» – это заштатный on-line magazine «The Globalist». «Рассказали»: «бывший французский дипломат», ныне «популярный аналитик», хотя и мало кому известный. Но самое ценное – изложение позиции, которую с таким сочувствием представляет гордый заголовок. Выясняется, что Россия «в какой-то момент отказалась от идеи построить жизнь “не хуже чем на Западе”». «Отказавшись от идеи поднять с колен Россию, Москва решила “опустить” до своего уровня другие страны, например, США. Итак, буквально за пару недель новоизбранный президент США сумел взбесить весь мир […] Трамп – грубиян и дилетант, считает эксперт, а вся его политика – это “стратегия среднего пальца”. А виноват во всем […] российский президент Путин».
«У Путина нет репутации шахматиста в политике», уверен аналитик, однако пока что русский президент «делает все ходы правильно!». Ведь удалось же ему «так мастерски опустить США, “подсунув” американцам Дональда Трампа? При этом экс-дипломат, очевидно, никогда не слышал о фирменных российских «многоходовочках» и сложнейших политических схемах, отслеженных политологами».
Автор этой заметки с горделивой благосклонностью излагает идеи западного коллеги, хотя и считает его недостаточно восхищенным величием нашей глобальной миссии и тонкостью воплощающей ее дипломатии. Кто именно подсунул американцам Трампа, не обсуждается.
Такого рода заголовки не исключение, а норма. «ВКС РФ довели американских летчиков до нервного истощения». «Россия выполняет свою угрозу Америке в Сирии». «В России предложили ударить по Европе водой в ответ на продление санкций». «Соединенные Штаты на пороге краха: предсмертные “завещания” пророков». «Вассерман: Покончить с Западом можно без единого выстрела». «Советник президента США: Не заставляйте Путина и Си сжигать Америку!». «Новая победа Путина привела в бешенство западных политиков». «Блестящий ответ Путина заставил Запад одуматься». Последний, самый блестящий заголовок открывает… черную рамку с надписью: «Такой темы не обнаружено». Во всех этих сюжетах явно отслеживается унижающая агрессия как повод для самолюбования. Полная кунсткамера образов собственной грандиозности и всемогущества. Если отслеживать в сети провластные агрегаторы новостей, большинство политических текстов, разбавленных бытовыми советами и стыдливой эротикой, озаглавлены под одну гребенку. «Враг должен быть опущен, победа уже за нами!». Хрестоматийный набор типовых симптомов комплекса неполноценности, инвестированного в манию глобального величия. Но это уже отдельная тема.
Источник: Политический нарциссизм в России: агрессия и ярость // Форбс, 30.06.2017. URL.
