Адриана Мэзер
Как повесить ведьму
Глава 8
Что-то здесь не так
– Мне сегодня звонил ваш директор, – сообщает Вивиан, замерев в дверях гостиной.
Я сижу, скрестив ноги, на большом белом диване. Вокруг в беспорядке разбросаны бумаги и книги.
– Он рассказал о шкафчике? – беспокоюсь я.
– Да. – В изгибе ее бровей читается осуждение. – Я только не понимаю, как тебе удалось заработать подобную репутацию за такое короткое время.
Я напрягаюсь.
– То есть все было бы гораздо понятней, если бы случилось позже? Когда меня узнали получше?
– Ты же знаешь, я не это имела в виду. Беспричинно бросаешься на людей. Что с тобой происходит последнее время? Ты мне больше ничего не рассказываешь.
Я стараюсь успокоиться. Вивиан права. До болезни папы я бы рассказала ей все, что произошло, а мачеха выдала бы пару едких комментариев о ребятах, которые это сделали. Мы бы, конечно же, над ними посмеялись, и все стало бы гораздо проще. Теперь же я словно постоянно обороняюсь.
– С той вчерашней выпечкой было что-то не так, – вздыхаю я. – Больше пятнадцати человек ушли домой из-за тошноты. Все обвиняют в этом меня. Поэтому и написали на шкафчике: «психопатка».
Губы мачехи поджимаются. Она опускает на диван рядом со мной маленькую коробку пиццы.
– Я с этим разберусь. – И вылетает из комнаты.
Вивиан звонит в пекарню. Ее голос постепенно становится громче, в нем слышна любимая интонация «я говорю с идиотом». Мы обе вспыльчивы, и не повезло тому, кто попался ей под горячую руку. Когда я была маленькой, мы срывались друг на друга лишь дважды. Но ругались так яростно, что соседи вызывали полицию. Один раз из-за того, что Вивиан швырнула вазу в примыкающую к соседям стену, а второй раз она кричала так долго и громко, что они испугались, вдруг у нас кого-то убивают.
Конечно, во время этих ссор папы дома не было, и я ему о них ничего не рассказывала. Мы ссорились из-за того, что я не хотела обсуждать с психологом свое полное отсутствие друзей, Вивиан считала, что я просто слишком привязана к отцу. Где-то в глубине души я всегда боялась: она права, проблема во мне.
Открываю коробку, откусываю кусочек сырной пиццы – совсем не такой, как в Нью-Йорке – и в сотый раз проверяю телефон на наличие сообщений от Джексона. Ни одного. Все, что он сегодня рассказал, кажется реальным. Хотя немного странно, что в отличие от всех в школе Джексон хорошо ко мне относится. Великолепно, подозрительность Вивиан к добрым людям передалась и мне.
Я замираю с поднесенной ко рту рукой и кладу недоеденный кусок пиццы обратно в коробку. Джексон сегодня признался, что знает об отце. Больше никому в школе не было известно об этом. Откуда бы? Джон мог узнать об этом единственным способом. Мне становится плохо.
Собираю книги и тетради и иду в свою комнату. Поверить не могу, что почти доверилась ему. Легко обмануть одинокого человека красивыми словами. Какая же я дура.
– Это ничего не изменит, я все равно собираюсь обсудить случившееся с Мэйбл. – В голосе Вивиан сталь. – Извинений недостаточно.
Миссис Мэривезер? Я медленно тащусь по ступеням. Какое отношение она имеет к пекарне? Внезапно слова Джексона о любви матери к готовке начинают обретать смысл. Неприятное чувство в душе становится насыщенней. Может, Вивиан была права насчет них.
– Готово! – кричит мачеха от подножия лестницы.
Она будет бороться за меня, но сейчас комфорт мне важнее всего остального.
– Отлично. – Голос выдает разочарование.
– Всегда пожалуйста, – говорит она в ответ.
Я иду по коридору к своей комнате и слышу слабый скрип, когда приближаюсь к комнате винного цвета. Заглядываю внутрь и включаю свет. Кресло-качалка нервно раскачивается вперед-назад. Я хватаю его за ручку, останавливая, и осматриваю комнату. Но больше в ней нет ничего странного.
Выходя обратно в коридор, я смотрю направо, потом налево, и только после этого продолжаю путь в комнату, мечтая, чтобы бра в коридоре были ярче и не отбрасывали столько теней. Прежде чем войти, просовываю в комнату руку и включаю свет. Я медленно открываю дверь… и вижу одежду, вновь кучей валяющуюся на полу.
– Что за черт? – спрашиваю пустую спальню.
Ладно, успокойся. Или кто-то пытается меня достать, или со шкафом что-то не так. Пару раз передвигаю старый засов, он скрипит. Вытаскиваю жалкие остатки сложенной одежды с верхней полки и перекладываю ее на пол рядом с кучей. В центре задней стенки вырезан изысканный цветок Черноглазой Сьюзен, такой же, как и на остальной мебели в комнате. Я просматриваю каждый уголок шкафа, проверяю петли в поисках какого-нибудь изъяна.
На всякий случай даже простукиваю само дерево – дверцы, боковые стенки и заднюю. Секундочку, а здесь звук другой. Я постукиваю рядом с цветком. Определенно, там пусто. Вытаскиваю голову из шкафа и хорошенько его толкаю, пытаясь отодвинуть от стены. Он не поддается. Эта штука словно весит пять сотен фунтов.
Снова обращаю внимание на цветок и прощупываю его края. Слышится слабый щелчок, и один из лепестков словно бы слегка отходит от стенки. Он действительно сдвинулся или мне кажется? Я подцепляю цветок кончиками пальцев и тяну, он легко отслаивается и падает на ладони.
Просовываю руку в образовавшуюся на месте цветка дыру и касаюсь кончиками пальцев чего-то шелковистого. Подаюсь вперед, пытаясь его подхватить, и осторожно вытаскиваю на свет стопку писем, перевязанную голубой лентой. Они пожелтели от старости, но еще хранят заплесневелый запах духов.
Я напрочь забываю о сваленной на пол одежде. Сажусь за туалетный столик и развязываю скрепляющую письма ленту. Медленно и осторожно я раскрываю первый конверт, доставая из него плотные листы. Почерк писавшего такой мелкий и с замысловатыми завитушками, что сложно разобрать слова.
Моя дражайшая Эбигейл!
Ничто не доставит мне большей радости, чем вновь увидеть твою улыбку. Я искренне верю, что болезнь матери вскоре завершится и я смогу вернуться к тебе. Наберись терпения, любовь моя, ибо я бессилен в эти прискорбные времена.
Навеки твой,Уильям.
Старые любовные письма. Как романтично. Могу поспорить, они принадлежат девушке с портрета в комнате с роялем. Это была ее комната? Почему-то у меня складывается стойкое ощущение, что да, ее. Ей нравились цветы Черноглазой Сьюзен. Потому вся мебель и украшена ими.
Внезапно выключается свет, и я подпрыгиваю от неожиданности. Да вы прикалываетесь! Только не сейчас! Я откладываю изысканные письма на столик и на ощупь отправляюсь на поиски лежащего на прикроватной тумбочке фонарика. Руки мои дрожат.
– Вивиан! – кричу, мчась по темному коридору, но мачеха не отвечает. Добравшись до лестницы, я вижу мерцающий в передней свет. – Вивиан!
– Что? – Ее голос доносится снизу, из глубины коридора.
Весь путь до кухни я преодолеваю бегом, зная, что найду мачеху именно там. Вечером она всегда заваривает листовой чай. Толкаю дверь в конце коридора и обнаруживаю Вивиан, которая сидит у плиты и разжигает газ под старинным чайником.
– У меня снова вырубился свет, – говорю ей.
– Но ремонтник все починил.
После всех странностей, случившихся сегодня, меня совсем не устраивает сидеть в темноте.
– Возможно, но у меня в комнате свет не горит.
Она со стуком отставляет пустую чашку на мраморную столешницу и через заднюю дверь выходит в патио. Я направляюсь следом, свечу фонариком, пока Вивиан открывает щиток с множеством переключателей.
– Ты права, один выключен. – Она щелкает им, возвращая в правильное положение. – Пойдем посмотрим. – Мачеха быстро заходит в дом.
Не хочу, чтобы она увидела письма.
– Все нормально. – Я иду с ней в ногу. – Я проверю и скажу, включился свет или нет.
– Сама посмотрю. Если проблема не решилась, я позвоню этому идиоту и заставлю все переделать. Я не собираюсь еще один вечер спотыкаться обо всю мебель, потому что из-за темноты не вижу дальше десяти футов.
Спорить с Вивиан бесполезно, особенно когда она раздражена. Мы идем в комнату. Разве я закрывала дверь? Не помню, как это делала. Затылок покалывает от неприятного предчувствия. Я хватаюсь за ручку раньше Вивиан в надежде, что успею спрятать от нее письма.
– Свет горит, – выпаливаю как можно скорей.
– Ты какая-то нервная. Все в порядке? – Она ловит мой взгляд и толкает дверь в комнату.
Я мгновенно кидаю взгляд на туалетный столик, но писем на нем нет. Исчезли! Что за?.. Подхожу ближе и отодвигаю стул, проверяя, не упали ли они.
– Эта комната – катастрофа. – Вивиан морщит носик. – Сэм, ты уверена, что все в порядке?
Сердце ухает в пятки. Не понимаю, куда они могли пропасть.
– Да. И это была не я.
– Со светом?
– С этим! – Указываю на одежду. – Когда я пришла, все так и было. И кое-что исчезло, пока не было света. Думаю, кто-то решил поиздеваться надо мной.
– Хочешь сказать, что кто-то проник в дом? Все двери закрыты.
– Из моей комнаты кое-что пропало, и моя одежда уже второй раз оказывается на полу. – Мне трудно сохранять спокойствие.
– Помедленней. Что пропало?
– Кое-что…
Взгляд ее останавливается на дыре в задней стенке моего шкафа.
– Если ты не хочешь рассказывать, как я могу помочь?
– Ладно. Это письма. Я нашла их в нише в шкафу.
– Итак, ты говоришь, что кто-то скинул на пол всю твою одежду. Каким-то образом ты отыскала в шкафу старые письма. А потом выключился свет и они исчезли?
– И кресло-качалка в бордовой комнате двигалось само по себе.
Вивиан хмурится.
– Ты хорошо спишь? Понимаешь, что я просто шутила, когда говорила, что ты не понравилась местному привидению, правда?
– Я не считаю, что это был призрак. Я считаю, что это человек.
На кухне свистит чайник.
– Пойду сниму. А потом можем нормально обо всем поговорить.
– Нет. – Я захлопываю за ней дверь.
Снова начнутся разговоры о визитах к психологу. Я не свихнулась. И плохой сон со всем этим никак не связан. Кто-то со мной намеренно играет. Могли ли эти сумасшедшие ведьмы из школы зайти так далеко и пробраться ко мне домой? Да, пожалуй, могли. Может, даже Джексон в этом замешан. Спорим, они сейчас умирают со смеху.
На тумбочке жужжит телефон. Сообщение. Джексон: «Нашла что-нибудь?» Почему-то от его вопроса закипает кровь. Он точно со мной играет! Я: «Лжец». Джексон: «???» Я швыряю телефон на кровать и хватаю металлический фонарик – источник света и потенциальное оружие. Удерживаюсь и не топаю по лестнице только потому, что не хочу, чтобы Вивиан знала, где я.
Захожу в комнату с роялем и останавливаюсь перед портретом Эбигейл, изучая каждую деталь. Она спокойная, с темно-коричневыми волосами и счастливыми серыми глазами. Задний фон скрыт плотными тенями, но я почти уверена, что девушка стоит у камина в библиотеке, прямо перед потайной дверью.
– Каким-то образом я попала в мир твоих секретов, – говорю я картине.
Я ищу подпись художника, но ее нигде нет. Осторожно освещаю фонариком задник портрета. Бинго! Сзади прикреплена карточка с надписью бабушкиным почерком. Спасибо тебе, Шарлотта. На ней значится: Эбигейл Роу, 1691.
За год до судов над ведьмами? Я снова присматриваюсь к шелку и кружевам. Кажется, это платье слишком причудливо для колониального периода. В учебнике по истории я видела портреты пуритан того времени, и все они носили максимально простую одежду и чепцы. Черных и землистых тонов, а не веселых голубых и белых. Насколько я читала, детям не разрешалось играть, у них не было игрушек, потому что это считалось проявлением легкомыслия и греховности. Эбигейл ни за что не могла разгуливать в таком виде по Салему семнадцатого века. Что-то здесь не так.
У меня за спиной падает на пол хрустальный бокал.
Глава 9
Проклятая
В школьном коридоре я замедляю шаг, чтобы Джексону не хватило времени поговорить со мной перед уроком. Это всего лишь третий день учебы, но никто хочет встречаться со мной взглядом. Там, где в обычной ситуации пришлось бы протискиваться между людьми, они просто расступаются передо мной. Не уважительно, как перед Наследниками, а будто боятся коснуться. До моего слуха доносятся обрывки разговоров о вчерашнем фиаско в библиотеке, о котором уже известно всем.
Когда подхожу к кабинету истории, звенит звонок, и я стараюсь не обращать внимания на сдавленность в груди. Надеваю непроницаемое выражение лица и открываю дверь. Уордуэлл одаряет меня неодобрительным взглядом, но не может и слова сказать против, так как фактически я не опоздала. Я занимаю законное место рядом с Джексоном, но смотрю только прямо перед собой.
– Начнем с вашего письменного задания. – На мистере Уордуэлле сегодня твидовый пиджак с замшевыми заплатками на локтях.
– Сэм? – шепчет Джексон.
Я игнорирую его, грудь сдавливает сильнее.
– Джексон, – говорит мистер Уордуэлл, – если вы настолько жаждете поговорить во время моего урока, может быть, расскажете нам тему вашего эссе.
– Конечно. – Джексон не теряется. – Я работаю с Сэм, мы будем писать о месте повешения ведьм. – Он упускает ту деталь, что мы считаем общеизвестное его нахождение ошибочным.
Все, кроме симпатичной девушки, которая вчера занимала Джексону место, оборачиваются, чтобы на нас посмотреть. «Не переживай, – мысленно говорю я ей, – можешь его забрать».
– Чудесный выбор, – кивает Уордуэлл. – В пятницу мы поедем в парк Галлоуз-Хилл. Вы как раз сможете его изучить.
Я поднимаю руку, мистер Уордуэлл кивает:
– Да?
– Могу я выполнить задание без напарника?
– Нет. Это парное задание. – Он переключается на другого ученика, а Джексон устремляет взгляд на меня. Не смею посмотреть на него в ответ, боясь расплакаться.
Лиззи, сидящая за несколько рядов передо мной, оборачивается, волосы прячут от мистера Уордуэлла ее ужасающую улыбку. Под партой она достает маленькую рукодельную куклу с вышитой фамилией Мэзер и петлей вокруг шеи. Джексон хватает меня за руку, словно предупреждая никак не реагировать на это. Я сбрасываю его ладонь.
Разместившийся за партой рядом с Лиззи Джон одними губами говорит: «Проклятая». Я замираю. В детстве это слово разрывало в клочки каждую мою дружбу. Все началось вскоре после того, как моя подруга Кара свалилась в вольер ко львам во время празднования моего седьмого дня рождения.
– Она еще недостаточно поправилась, чтобы встречаться с тобой, – заявила мама Кары, лишь наполовину приоткрыв дверь.
– Тогда мы вернемся через несколько дней, – сказал папа, положив руку мне на плечо.
– Сэм? – донесся голос Кары из глубины дома.
– Кара, мне так жаль! – крикнула я, пытаясь заглянуть за спину ее матери. Я не знала, за что извиняюсь, но знала, что мне жаль.
Когда подруга оказалась у двери, мать резко затолкала ее обратно.
– Кара, вы с Сэм больше не будете видеться. Они с папой уже уходят.
В глазах моих начали собираться слезы, а папа напрягся.
– Конечно, вы расстроены из-за того, что случилось. Но Сэм ни в чем не виновата. Не давать девочкам видеться – это пере…
Я бросилась к Каре, но ее мама встала на пути. Дверь захлопнулась прямо перед носом. Я тогда не понимала, что все это значит. Знала только, что Кары у меня больше нет, потому что со мной что-то неправильно, и была не уверена, что смогу это перенести.
Джон ухмыляется, замечая шок на моем лице. Могут ли они каким-то образом знать обо всех неудачах, преследовавших меня в детстве? Или это просто ужасное совпадение?
– Я не проклятая. И если посмеешь сказать это снова, я и тебе врежу так, что будет не до шуток! – кричу я.
В кабинете повисает тишина, все взгляды обращаются ко мне.
Мистер Уордуэлл сильней выпрямляется.
– Мисс Мэзер, я не потерплю подобных угроз в своем классе. Если вы не можете себя контролировать, то покиньте кабинет. Это ясно?
Лиззи затягивает петлю вокруг шеи куклы. Я сжимаю кулак.
– Значит, то, что у этой неадекватной с собой дурацкая кукла вуду с петлей на шее, абсолютно нормально? Да вы издеваетесь? Они у меня недавно волосы вырывали!
Мистер Уордуэлл смотрит на Лиззи, но куклы нигде не видно.
– Вон! – Он указывает на дверь.
Я рывком подхватываю сумку и вылетаю из класса.
– Мистер Уордуэлл, – начинает Джексон, – это не…
– Не хочу ничего слышать, Джексон. – Учитель следом за мной выходит в коридор.
– Пройдите вон в тот кабинет. – Мистер Уордуэлл трясет пальцем. – И успокойтесь. Когда закончу, я приду с вами поговорить.
Я пересекаю коридор, захожу в пустой кабинет и швыряю сумку на пол. Знаю, нельзя было позволять эмоциям одержать над собой верх, но эти Наследники совсем ненормальные. Кто так поступает? Да, я не верю в колдовство и в остальную магическую чепуху, но все же. А Джексон что, пытался меня защитить? Не нужна мне его помощь. Мне всегда было хорошо одной. Не представляю, с какого перепугу вбила себе в голову, что смогу здесь завести друзей.
Я меряю шагами комнату, пока не выдыхаюсь. Пинаю парту у окна и только потом сажусь за нее. Хочу, чтобы папа вернулся! Мне нужно с ним поговорить. Нужно услышать, что со временем все наладится. Сейчас все так неправильно. И кажется, с каждой минутой еще больше выходит из-под контроля. Я обхватываю голову руками, волосы падают на лицо.
Папа присел рядом со мной.
– Это не твоя вина. Ты ведь знаешь, да, Сэм? Эта женщина… она испугалась того, что произошло с Карой, и хочет кого-то обвинить. – Он смахнул волосы с моих мокрых щек. – Ты одна из самых добрых и прекрасных девочек на свете, я обещаю, что сделаю все возможное, чтобы исправить случившееся.
– Хорошо, папочка, – кивнула я.
Но где-то глубоко внутри я знала, что по-прежнему уже никогда не будет.
Несколько минут с закрытыми глазами – и дыхание замедляется. Когда я снова сажусь ровно, в дверях кабинета стоит темноволосый парень, с которым мы столкнулись в коридоре. Несколько секунд мы оба молчим.
– Ты покинешь его. – Голос у парня безжизненный, но лицо источает напряжение.
– Кабинет? Но я не могу.
– Салем, – говорит он, и я впервые замечаю, что он тоже одет во все черное.
Глава 10
Под всей этой бравадой
Звенит звонок, означающий конец литературы – шестого урока на сегодня, и я первой вылетаю из кабинета. Не могу дождаться, когда смогу сбежать из этого места. Если услышу еще хоть один шепоток о том, что Наследники меня прокляли, я точно закричу. Тороплюсь к своему шкафчику. Замечательно, Сюзанны нет. Поворачиваю замок, набирая нужную комбинацию, и быстро его отпираю. Когда собираю тетради, замечаю идущего в мою сторону Джексона. Я захлопываю дверцу шкафчика и устремляюсь к выходу. Но когда оказываюсь почти у самой двери, Джексон меня догоняет.
– Сэм, что, черт возьми, происходит?
– Отвали.
– Не отвалю, пока не расскажешь, почему так злишься. – Он едва поспевает за мной. – Ты весь день меня избегаешь.
– Сам знаешь почему. – Я сворачиваю на тротуар, прочь от школы.
– Нет, честно, не знаю.
– Пожалуйста, я не хочу чувствовать себя еще большим посмешищем, чем уже есть. – Я смотрю на трещины в асфальте, пытаясь отвлечься от душевной боли.
– Я ничего не сделал и хорошо к тебе относился. Я что-то упускаю?
Впервые за время разговора я поднимаю на него взгляд.
– Как Наследники узнали о том, что мой папа в больнице?
– Я не… ох, вот дерьмо.
– Именно дерьмо. – Я снова опускаю глаза и иду еще быстрее, чем раньше. До сих пор какая-то частичка меня еще надеялась, что это был не Джексон. Не стоило ему доверять.
– Все не так, как ты думаешь.
– Я не хочу это обсуждать.
– Сэм, тебя там не было. Ты не знаешь, что я сказал.
– Мне плевать. – Мне лучше остаться одной.
– Но мне не плевать, – говорит он. – В первый твой день здесь, во время ланча, я услышал, что Наследники решили превратить твою жизнь в ад. О тебе ходили разные слухи. Я поговорил с Сюзанной, попросил ее осадить остальных, сказал, что у тебя сейчас сложные времена. Я понятия не имел, что они используют это против.
Все тягости дня оседают на глазах, и мне хочется избавиться от Джексона, пока не получилось опозориться еще больше. Устремляюсь к тротуару рядом с моим домом, но не успеваю свернуть на подъездную дорожку – Джексон преграждает путь.
– Отойди, – требую я.
– Нет. Пока не скажешь, что веришь мне.
– Да ладно тебе, Джексон. – Я нахожу его глаза. – Ты старшеклассник с целой тонной друзей. Людям ты нравишься. Ни на секунду не поверю, что тебе хочется столько времени проводить со мной. – Голос мой слегка дрожит. – Я лишь хочу, чтобы ты перестал прикалываться надо мной.
– Я не прикалываюсь. – Джексон говорит так искренне, и я не могу решить, что лучше: стукнуть его за такую хорошую ложь или поверить.
– Ты и так выиграл. Я полностью раздавлена. Миссия выполнена.
– Зайди и поговори с моей мамой.
Я замираю. Что он замышляет?
– Давай заключим сделку. Зайди и поговори с моей мамой. Если после этого ты не поверишь, что я говорю правду, я оставлю тебя в покое. – Он замечает, что я раздумываю. – И я сам напишу эссе по истории. Тебе даже не придется со мной разговаривать.
Я устремляю на него подозрительный взгляд:
– Ладно. Но лучше тебе не облажаться по истории.
Следую за Джексоном к их дому с этой синей черепицей и звездой, символом морских служб. Когда он открывает сетку на двери, в нос мне ударяют вкуснейшие ароматы свежей выпечки и яблок с корицей. Дом внутри удивителен. Его обстановка навевает мысли о корабле с высокими мачтами, готовом к приключениям. Белые потолки подпирают деревенские балки из неотесанного дерева. Все полки сделаны из пла́вника, как и перила лестниц.
– Мам! – кричит Джексон и устремляется налево по коридору. Он приводит меня к деревянному арочному проходу.
Все столы на кухне заставлены печеньем, пирогами и иными чудесами кулинарии. Стены украшают модели кораблей, а на подоконнике выстроились в ряд стеклянные баночки со специями.
– Саманта! – Миссис Мэривезер сияет, помешивая ингредиенты в миске. – Наконец-то ты к нам зашла.
– Здравствуйте, миссис Мэривезер. – Я подхожу к кухонному островку, полному разных сладостей.
– Мама владелица пекарни «Сахарные чары», – поясняет Джексон. – Но бо́льшую часть времени она проводит здесь, придумывает новые рецепты.
Итак, значит, она владелица пекарни. Я киваю, надеясь, что Вивиан не накричала на миссис Мэривезер из-за тех булочек.
– Угощайся всем, что нравится, – улыбается миссис Мэривезер.
Я выбираю пирог в форме сердечка со свежей малиной и делаю первый укус.
– Какая вкуснятина!
– Мам, повтори Сэм то, что я тебе сказал, когда пришел домой после первого дня учебы, – просит Джексон.
– Он сказал, что ученики ополчились против тебя. – Она слегка наклоняет голову.
– И?..
Миссис Мэривезер с любопытством смотрит на сына.
– И он знает, каково это, когда тебя травят в школе, а потому постарается предотвратить.
– Вот видишь.
Я перевожу взгляд с Джексона на его маму. Миссис Мэривезер отставляет миску.
– Джексон, оставь нас на минутку.
– Мам…
– Джексон!
Он фыркает, но выходит из комнаты.
– Присядь, – говорит она, и я послушно выдвигаю из-за барного стола стул с высокой спинкой. Миссис Мэривезер насыпает в миску коричневый сахар, а потом продолжает: – Знаешь ли ты, что я выросла в этом доме?
Я качаю головой.
– Мы с твоим отцом были почти неразлучны. Родились с разницей в один месяц. Все делали вместе. Он был лучшим из лучших в выдумывании розыгрышей, но тем еще жуликом в беге. – Она смеется. – Отвлекал мое внимание и вырывался вперед.
Я попыталась представить, как папа дурачится с молодой миссис Мэривезер. Когда моя общественная жизнь начала катиться под откос, отец растерял бо́льшую часть своей шутливости. Он с трудом воспринимал тот факт, что ничего не может изменить. Я вздыхаю.
– Я всегда хотела больше узнать об этом месте, но папа ничего не рассказывал. Я не знала о вас.
Боюсь, что сказала что-то не то, но миссис Мэривезер выглядит не злой, а задумчивой.
– Да. – Она подхватывает миску. – Чарли оборвал все связи с Салемом, когда твоя мама умерла. Он был опустошен. Как и все мы. Но не позволил этому чувству помешать ему стать хорошим отцом. Видела бы ты, как он не выпускал тебя маленькую из рук.
Я смотрю на свои руки.
– Я скучаю по нему.
Каждый день без него кажется пустым.
– Я знаю, милая. – В ее голосе доброта. – У меня сердце болит при мысли, как ты, должно быть, страдаешь. Но, отталкивая от себя людей, не сделаешь лучше. Я вижу в тебе упрямство Чарли. Знаешь, однажды зимой, когда мы катались на коньках по реке, он вывихнул лодыжку. Ковылял домой целых полторы мили. Не позволил мне даже нести коньки. Шарлотту едва удар не хватил.
– Я не отталкиваю от себя людей. Просто… я никому здесь не нравлюсь.
– Ты нравишься Джексону. И если подпустишь его ближе, то, возможно, найдешь что-то стоящее под всей этой бравадой.
– Нет никакой бравады, – заявляет Джексон из коридора. – Я от природы такой потрясающий.
– Джексон, подслушивать – мерзкая привычка, – отвечает его мать, – распространенная среди мошенников и старушек.
Он с уверенной усмешкой появляется в дверях:
– Не волнуйся, я просто возвращался, чтобы проверить, не закончили ли вы тут.
– Зависит от Саманты, – говорит миссис Мэривезер.
– Думаю, да, – соглашаюсь я. – Можно мне как-нибудь прийти еще? С удовольствием послушаю истории о папе.
– О большем я и желать не могу. – Она зачерпывает горсть теста, приятно пахнущего эгг-ногом[1] и топленым маслом.
Джексон жестом показывает мне следовать за ним.
