Прямоугольное пространство с белым задником. Впрочем, цвет можно выбрать любой, стоит только вытянуть следующий лист. Но Кирилла хочется снимать именно на белом, он загорелый и с густыми каштановыми волосами, которые кажутся еще темней, если чуть добавить геля.
Я как раз наношу его, перебирая пальцами отросшую челку. Кирилл сидит передо мной на стуле и то и дело нагловато усмехается, хотя удивительно послушен. Мне кажется, что глубоко в душе он растерян сейчас. Он не хочет казаться ручным котенком, потому что такие не возбуждают, но и дерзить ему не с руки.
Я же не хочу злиться. Ни на кого. И мне нравится легкость, которая как будто разлита в воздухе. Потому что я дома. В своей студии. Я хозяйка здесь.
– Это же не гей-съемка? – все-таки язвит Кирилл, когда ему кажется, что я чересчур усердствую с укладкой.
– Ты против?
– Да, Мира, я против.
– Я почти закончила, – я надавливаю ладонью на его подбородок, чтобы Кирилл запрокинул голову. – Но нужна тушь.
– Ни черта подобного.
– Для рокерского стиля…
– Ты всегда говорила, что мой стиль – это блядский стиль.
Да, было. Я имела в виду его порочность и вызывающую сексуальность, которую не знала как лучше обозначить.
Я мягко провожу пальцами по его бровям, приглаживая волосы, и замечаю, как Кирилл на мгновение прикрывает глаза, проваливаясь в мою ласку. Черт, на меня это тоже действует. Я вижу, как остро он реагирует на меня, и это стоит сотни извинений из его уст. Я прекрасно помню этот сумрачный дьявольский туман в голове, как далеко он может завести и сколько скверных решений подсказать. Ты двигаешься на ощупь, когда так болезненно зависим от другого, и иногда сам не понимаешь, что творишь.
– Ты послушный, как тогда, – усмехаюсь я. – В первые встречи.
– Подумал, что ты хочешь повторить всё в деталях.
– Думать – не твое. Сними футболку.
Кирилл стягивает с себя брендовый хлопок и отбрасывает в сторону. После чего с вопросом смотрит на меня. Я же жестом показываю, чтобы он пока оставался на месте, а сама отступаю на несколько шагов и делаю пару тестовых снимков.
Щелк. Щелк.
Как тогда. Да, ощущения заостряются и разгоняют молодую кровь. Ярким моментам всегда тесно в прошлом, и они ищут дорогу в сегодня. И я вспоминаю четкими сочными картинками, ведь я визуалист до мозга костей, я могу забыть запахи и звуки, но не кадры собственной жизни. Я отчетливо вижу…
… как Кирилл однажды опустился на колени передо мной и начал нежно целовать живот, изящной дорожкой спускаясь ниже по моей горячей изнывающей коже. Иногда он сбивался с верного пути и переносил ласковые губы на руки, целуя мои пальцы.
… как жестко брал меня, вдавливая в кровать собственным весом, и смотрел прямо в глаза. Он не отводил потемневшие глаза, любуясь, как я кончаю и пронзительно вздрагиваю от малейшего прикосновения на пике. А после опускался и целовал меня в мокрый висок, шепча, что я горячая и развратная, что он хочет еще и еще.
… как переплетал наши руки посреди обычного разговора. Просто забирал мою ладонь себе и медленно соединял наши пальцы, будто делал старательный слепок на всю оставшуюся жизнь. Навсегда.
… как сказал, что хочет трахнуть меня с другим парнем.
– Почему? – я спрашиваю Кирилла, возвращаясь внимательным взглядом к нему настоящему.
– Ты о чем?
– Ты сказал, что хочешь попробовать новое. Посмотреть, как другой…
Кирилл резко поднимается со стула, поняв о чем я завела разговор, и хочет уйти, спрятаться у меня за спиной, но я не даю. Я ловлю его за руку и делаю шаг назад, пятясь, чтобы остаться перед ним. Видеть его.
– Я был малолетним мудаком, – бросает он и уводит взгляд в пол.
– И?
– Я испугался, Мира.
И молчит. Без пояснений.
– Кирилл?
И тут плотину прорывает.
– Всё вернулось… Нет, не так, на первых сессиях я только изображал, что слушаю тебя и смотрю снизу-вверх, а потом я поймал себя на мысли, что и правда сильно внизу. Незаметно провалился, – Кирилл поднимать широкую ладонь и нервными движениями растирает подбородок. – Я же в рот тебе смотрел. Ненормальная зависимость, я мог разбить телефон, если ты была занята и не брала трубку. Мог сорваться на ком-то, просто так, чтобы выпустить злость… Я ревновал тебя так, что был груб с тобой.
– Только в постеле.
Он не переходил границ, и мне нравилось, когда он выпускал хищную сторону. Секс для того и нужен.
– Нет, я боялся, что рано или поздно ударю тебя. Планку срывало ужасно. Я был слишком молод, чтобы справиться с таким сильным чувством. Меня несло… Еще и гонор, – Кирилл на секунду улыбается, вспомнив какую-то идиотскую выходку. – И я решил избавиться от тебя.
– Так?
– Я по-другому это представлял. Думал, ты оскорбишься и начнешь скандал, а там слово за слово. Придумал целую речь, чтобы поиздеваться как следует, чтобы уже точно без шансов быть вместе… Но ты согласилась.
Кирилл говорит, что был зависим от меня. Но я так боялась потерять его, что побледнела тогда от его слов, но все-таки послушно кивнула. Я чуть не сделала это, доверившись его дикой фантазии. Разум постучался после. И я молча собрала вещи, понимая, что если он захочет, он уговорит меня. Я поддамся ему.
– А потом ты исчезла, – продолжает Кирилл. – Без разговора. Без ничего… Я остался со своим дерьмом один на один. Хуже всего было от мысли, что я напугал от тебя… Так, что тебе пришлось бежать. Это страшно, когда тебя боится тот, кого ты любишь всем сердцем. Я поздно это понял.
Я обнимаю пальцами его запястье и хочу успокоить ласковым прикосновением.
– С желаниями надо быть осторожнее, – Кирилл усмехается и смотрит взглядом, который буквально вспарывает воздух – Они могут и сбыться. Я проверил на собственной шкуре.
Я разворачиваю его руку и плавно провожу по старому шраму. Кирилл завороженно смотрит, как мои тонкие пальцы скользят по черной татуировке, которая ни черта не скрывает. С близкого расстояние всё прекрасно видно, даже неровные бороздки, когда лезвие вело в сторону.
– Я не хотел умереть, – признается Кирилл, когда я дохожу до последней кривой черточки на его запястье.
– Тогда зачем? Ты ведь мог погибнуть.
– Хотел испортить то, что тебе так нравилось.
– Только не это…
– Меня шатало от паники до ярости. Я выпил лишнего и вдруг вспомнил, что мои руки тебе нравились больше всего…
Странный нехороший разговор, который пока заканчивать.
– Почему сейчас? – спрашиваю я его. – Ты все-таки приехал.
– Я писал тебе пару раз в сети, но ты так официально отвечала. По делу, будто не понимала, что мой вопрос – всего лишь предлог.
– Я тебя не узнавала.
– Правда? – Кирилл усмехается. – Я отнекивался всего год. Сперва не вникал в рассказы Вадима, что там за жена, что за женщина… Я тогда в работу ушел с головой, а на остальные разговоры только кивал. Как робот. А через год, наконец, прислушался, и меня как током ударило. Я понял, что это ты, фотки посмотрел нормально. Там уже без сомнений, точно ты.
Кирилл забирает свою руку и даже заводит ее за спину.
– Ты выглядела счастливой на них, да и Вадим светился. По мужику видно, когда он говорит о любимой женщине.
– Вы часто встречались?
– Да. Я начал тесно с ним общаться, когда понял, кто его жена. Просто, чтобы знать, как ты живешь. Но меня сносило постоянно и я представлял, как вы трахаетесь. Вадим же явно из тех, кто умеет трахать.
Он сам останавливается и шумно выдыхает.
– Прости… Это сидит во мне и рвется само. Прости, да. Хотя я почти свыкся… Привык.
– Ты не ответил, почему сейчас?
– Он сказал, вы собираетесь заводить ребенка. Что ты нашла классного помощника, кому можно доверить студию, а он хочет второго.
У Вадима есть дочь от первого брака. Ей пятнадцать, и она вместе с матерью живет в Сербии. Не самый очевидный выбор для переезда, но Вадим всегда выбирал сложных женщин. Он как-то сказал мне, когда мы от души повздорили из-за глупейшей глупости, что ему бы найти студентку четвертого курса, милую и послушную девочку с большими глазами, но он проклят и у него встает на Характер. Так что его первая жена преподает в университете Белграда, а вторая – продает элитную недвижимость в столице.
– Ты снимала Вадима?
– Что?
Кирилл неожиданно переводит тему, и я растерянно смотрю на него.
– Ты когда-нибудь снимала мужа?
– Нет.
– Почему?
– Не могу фотографировать его без лица.
Я вру. После Кирилла я решила никогда больше не смешивать чувства и студию. Потому что иначе негде спрятаться… Я вычеркнула тогда Кирилла из своей жизни, но каждый день возвращалась к фотографиям и как будто к нему. Снова и снова. Не хочу так больше, и поэтому теперь студия – моя тихая гавань, где можно укрыться от любого шторма. Я не подпускаю Вадима даже на шаг, да и его трудно представить мягким пластилином, который будет хотя бы час следовать указаниям, а не саркитисчески комментировать каждое мое слово.
– А я подумал, это из-за меня.
– Да?
– Ты больше не показываешь сюда дорогу любовникам.
– Интересно.
– Но я здесь, – он улыбается с хитрой подоплекой и приближается одним корпусом, нависая надо мной.
– Ты не любовник, Кирилл.
– Конечно, нет. Я и есть твоя студия, самая старая и самая любимая.
Он тянется к моим губам, пользуясь моим секундным замешательством. Я выставляю ладонь и нажимаю на его грудь. И тут же в голове мерцает признание, что до его горячей кожи и налитых мышц чертовски приятно дотрагиваться, хочется провести всей ладонью, обведя каждый тугой выступ и натолкнувшись сильнее.
Его дыхание скользит жаркой волной, и мне кажется, что это уже поцелуй. Я так ярко чувствую его, что плохо понимаю, соприкасаются наши губы или нет. Что вообще происходит между нами…
– Кирилл, нет.
– Не хочешь меня?
– Я хочу тебя в кадр.
Он усмехается и зажигает недоверчивую улыбку. Он выглядит как человек, который только делает вид, что поверил тебе на слово.
– Хорошо, – кивает он через себя. – Можешь делать со мной всё, что пожелаешь.
Снимки. Проклятые снимки. Кирилл по-прежнему лучше всех на них.
Летальная Муза…
Он уезжает через два часа, когда я намекаю на свой график, а на самом деле мне пора перевести дух. Напряжение уже колет пальцы. Кирилл не спорит и бросает, что позвонит и вообще готов переехать в студию, если мне будет нужно. А потом он присылает сообщение, что Вадим переписал на него весь проект. Отдал всё до копейки, до последней сотой процента. Сделку провел еще вчера, и вот пришло уведомление.
Вадим…
Наверное, я ждала что-то подобное. Вслед за окном и газоном пошли банковские нули. И мне становится чуть спокойнее на душе, словно впервые за долгое время происходит что-то верное. Правильное. Вадим отказался от сделки, которой хотел унизить меня. Конечно, это не перечеркивает сам факт, но он как будто намечает тропинку для меня. Ту самую, по которой можно красиво пройти и простить его. Простить от всего сердца, а не стиснув зубы и испугавшись потерянных лет в браке.
Я раскрываю окно настежь, чтобы впустить свежий воздух в студию. После Кирилла мне мерещится сумрак повсюду и хочется поскорей разогнать его. Пока еще возможно, ведь с годами Кирилл стал только сильней. Как яд, который стал крепче. Я провела с ним несколько часов наедине и вижу, как много внутри меня спусковых крючков. И, если дать ему волю, он нажмет на каждый.
И, что самое скверное, какая-то часть меня хочет этого. Почти изнывает в предвкушении… Как хочется иногда сумасшествия и острых, царапающих до крови, моментов. Чтобы дико, страстно, незабываемо.
Я яркой вспышкой вспоминаю свои мысли у здания аэропорта, когда Кирилл сел в мою машину. “Я не блядь, которая плывет от каждого влажного взгляда, я никогда не изменяла мужу и даже близко не подходила к этой черте”. Черта оказалась намного ближе, чем я себе представляла. Разумом можно хоть сотню пентаграмм начертить вокруг себя и своего идеального брака, но если внутри сидит неудовлетворенное желание… Или внезапно оборванное, спрятанное от самой себя в потайной уголок под железные замки…
То, что с ним делать, черт возьми? Как бороться?
Я выхожу на улицу, и в первое мгновение не знаю, как реагировать на Вадима. Он стоит у моей машины, облокотившись на капот и хмурится, смотря в экран сотового. Я закончила, как обычно, так что вряд ли он ждал много минут.
– Вадим, – я зову его, потому что он не замечает, как я подошла. – Ты перегородил дорогу.
– Открой машину.
Повелительная форма. Вот что с ним делать?
– Зачем?
– Хочу сесть в салон и поговорить с женой.
Он торопится. Я вижу, что он не только нарисовал для меня тропинку, но и хочет протащить по ней за руку, чтобы побыстрей закрыть вопрос. Видно, уже сделал пометку “чек” насчет спасенного брака после того, как откатил проклятую сделку назад. Это похоже на Вадима, он действительно “слепой”, как сам признавался. А та удивившая меня проницательность на кухне, когда он вдруг спросил о наших отношениях, оказалась никакой не проницательностью, а знанием. Он знал, что происходит дерьмо, и хотел, чтобы я призналась ему.
А без подсказок он показывает свой невыносимый мужской характер, который иногда напоминает каток. После мягкого крадущегося обаяния Кирилла – как ушат ледяной воды. Но я не хочу скандалить на улице и нажимаю кнопку. После чего обхожу машину и сажусь в кресло вслед за Вадимом.
– Где твое кольцо? – он аж рвано выдыхает, заметив, что я без него.
Его это выводит из себя за мгновение, будто я наотмашь влепила ему хлесткую пощёчину. И я замечаю, что его обручальное кольцо на месте. На правильном пальце.
– Их снимают, когда разводятся, – я спокойно отвечаю ему, а сама смотрю на улицу через лобовое стекло.
– Мы не разводимся.
– Да?
– Хватит, Мира!
Нет, разговора не будет. Вот драка, может быть.
– Я так понимаю, ты меня простил, – я усмехаюсь и киваю. – Понял, что я не спала с Кириллом, и включил заднюю. Польщена, Вадим, безмерно…
Ведь больше проблемы нет. Ни за что прощение просить не надо. Подумаешь, решил заработать на жене и не постеснялся назначить цену.
– Что он делал в твоей студии?
– О, уже доложили!
Вадим выдыхает чистой злобой, от которой любой другой поежился бы. Но я помню, как он мне клятвенно обещал никогда не опускаться до такого. У него столько возможностей для слежки, он же чертов безопасник, что можно свихнуться от одной мысли.
– Теперь ты шпионишь за мной?
– Не начинай, Мира. Я сейчас не в том состоянии…
– Давай еще выгрузим историю поездок? У тебя столько спецов на работе, они тебе быстро мою карту нарисуют.
– Ответь на мой вопрос.
– Ты приказываешь и приказываешь.
– Это, мать твою, просьба!
– Просьба, – я вновь киваю. – Тогда я исполняю твою первую просьбу. Ты же отдал меня ему, вот он и здесь…
– Ты понимаешь, что несешь?
– Я несу? Я отдаю твой долг, милый.
– Я вернул ему деньги!
– Ну жди теперь, что он вернет тебе жену!
Он ударяет сжатым кулаком по двери, и я вздрагиваю всем телом, словно удар приходится по мне. После чего Вадим тянется к ручке двери, которую через мгновение грубо толкает. Он что-то бросает неразборчивое и уходит. А я, когда остаюсь в машине одна, начинаю слышать его грубое эхо и почти уверена, что он произнес “шлюха”.
Вернувшись домой, я следую нехитрому ритуалу. Ванна, джаз, махровый халат, который вскоре меняю на шелковый и бутылка вина. Я наполняю большой бокал и смотрю на букет роз, который появился в доме вместе с новым окном. Чертовски хочется его выбросить, а вазу разбить на мелкие кусочки, да так, чтобы ни собрать, ни склеить!
Одним взмахом!
Но эту вазу покупала я. Да, точно, вместе с чайным сервизом в центральной торгушке. В прошлом году… Чего ее бить? И в браке так всегда – размахнешься, чтобы врезать по-другому, а попадаешь в себя. Ведь семья, единое целое, чтоб его.
Хотя Вадим явно так не думает. Врезал наотмашь, хоть и шепотом, и пошел дальше, как ни в чем не бывало. Молодец! Так держать! И чего я сдерживаюсь?! Я же шлюха, а эти дамочки не думают о сохранности домашнего очага. Вот ни разу… Могу с чистой совестью расколошматить каждый угол и превратить в груду мусора его щедрые отступные. Дом он подарил, будто я не проживу без его банковского благородства. Лучше бы слова нашел, хоть одно доброе слово! А не присылал помощника, чтобы пафосно разложить ключи на столе.
Смотрите, какой щедрый и воспитанный мужчина. И достался шлюхе.
Отголоском я все же понимаю, что у меня сейчас такое состояние, когда всё будет за оскорбление, но подачки Вадима мне теперь кажутся именно барскими. Противными.
А на экране сотового горят пропущенные от него, но у меня нет никакого желания слышать его голос. Я устала от идиотских качелей и плохо понимаю, где ошибаюсь на этот раз. Ведь, когда поступаешь правильно, картинка должна постепенно складываться, а заломы уходить. А тут… Или это детская глупость? А в жизни может быть как угодно и иногда строго поперек здравого смысла. Впрочем, он мне не грозит. Восемь лет здравого брака оказались пылью, не выдержав первого настоящего шторма.
Я наполняю бокал снова и прихожу к следующей мысли, что, быть может, дело в этом? Восемь лет. Рутина и скука. Мы надоели друг другу? И вцепились в Кирилла, раскрашивая семейные будни? Я не допиваю второй бокал и выливаю алкоголь в раковину, чтобы не думать в эту сторону дальше. Какая-то дикость… Безумие.
Я ненадолго отвлекаюсь на переписку с Тамарой, которая присылает раскадровки рекламного заказа. Впрочем, она всё знает не хуже меня и мои ответы состоят из одного бесконечного “ok”. Это даже веселит меня, давая чуть выдохнуть. Главное, не спрашивать ее, когда будут готовы сегодняшние снимки. А спросить хочется, я не удержалась и заказала печать, потому что они невыносимо прекрасны и я хочу видеть их в рамах. Я уже выбрала какие именно – черные и стильные, с хромированной окантовкой. От них будет перехватывать дыхание, это точно.
Диалог приходит к финалу, а я слепым взглядом смотрю последнюю строчку. “До завтра”. А что завтра? То же самое?
Я вздрагиваю всем телом от звонка видеофона. Разбиваю бокал об мраморную столешницу и умудряюсь даже порезаться.
– Сейчас, – выдыхаю я, устав от монотонной мелодии звонка.
Я растираю выступившую капельку крови между пальцами и иду к экрану. И там Кирилл. Я смотрю на часы и понимаю, что накопилось семь часов без него. Это много? Мало?
– Да? – я отвечаю ему по динамику.
– Откроешь?
– Кирилл…
– Я заночую под дверью.
– Это шантаж?
– Он самый. Я замерзну и умру. И это будет на твоей совести.
– Март на дворе.
– Вот черт! … Мира, я уйду, если прогонишь в глаза, – добавляет он серьезным тоном и нетерпеливо постукивает пальцем по пластиковому коробу рядом с камерой.
Шлюха. Шлюха.
Я нажимаю кнопку, открывая калитку. И смотрю на часы, мне даже интересно, выставил ли Вадим за нашим… моим, он же отдал его мне, домом наблюдение и сколько ждать последствий. Да и плевать!
Я не запирала входную дверь и не иду встречать Кирилла, оставаясь в гостиной. И вдруг понимаю, что стою в том же месте, где он зажимал меня, наталкивая на столешницу и удерживая мои руки. Он него пахло мужской силой и настоящим желанием, я чувствовала жар его сильного тела и чувствовала, как оно передается мне. Перетекает.
– У тебя темно, – замечает Кирилл с улыбкой и тянется к клавише, зажигая верхний свет, который бьет по глазам жесткой волной. – Или ну его?
Он не дожидается ответа и щелкает клавишу вновь. Вновь остается лишь приглушенная подсветка по периметру потолка.
– Тебе негде ночевать?
– Не с кем, – поправляет Кирилл и делает шаг навстречу. – А тебе?
– С места в карьер.
– Ты сама задала такой вопрос, – он усмехается и опускается взглядом ниже, тягуче и плавно скользит по легкой ткани, под которой нет ничего. – Я подумал, ты провоцируешь.
– Оно стоит того?
– Что именно?
– Вадим всегда сперва предлагает деньги, а потом решает силой.
– Оно стоит того, – он произносит слова с мужской уверенностью и подходит вплотную. – Черт, ты опять порезалась.
Кирилл замечает вновь выступившую красную капельку и мягко ловит мою ладонь.
– Опять из-за меня? – он зажигает заговорщическую улыбочку с хитрыми искорками. – Да, малышка?
Малышка.
– Тебя здесь не было.
– Но у женщин трясутся руки, когда они фантазируют.
Я качаю головой, хотя не могу удержать легкую улыбку, которая реагирует на его настроение. От него буквально исходит умиротворяющее спокойствие, за которым стоит обещание удивительной нежности.
– Думала обо мне? – спрашивает Кирилл.
Он подносит мои пальцы к своему лицу, а сам неотрывно смотрит в глаза. Я позволяю, и он проводит влажным языком, медленно облизывая свежую ранку. В его глазах загорается огонек блаженства, словно он так долго об этом мечтал. А его дыхание тем временем ранит мою кожу по-настоящему, горячие волны уходят ниже и ниже, растекаясь по всему телу и рождая уже другие волны внутри меня.
Он уже заполняет меня.
– Когда бы? – я усмехаюсь и забираю ладонь. – Ты постоянно рядом.
– Мне уехать?
– Тебе следует. Вадим следит за мной, так что…, – я пожимаю плечами, не договаривая очевидное.
– Я не боюсь его.
– Ты идиот.
– Отгадай почему? – он закусывает нижнюю губу и намекает на то, что отключает мозги сильнее всего. – Я еще на паспортном контроле почувствовал, что будет туго. Ты стала слишком близко.
Он умеет говорить. Умеет выбирать интонации. И смотреть пьяным от предвкушения взглядом.
А шлюхи любят, когда на них так смотрят.