Агнес Хоуп
Гнев Тоурба
Я вскинула взгляд, хмуря брови в раздражении на изменчивость погоды. Часа не прошло, когда мы с Даретом вышли из жилища Элаизы. Тогда небо было усеяно мириадами звёзд. Но пока мы шли на небольшую площадку возле восточных ворот, внезапно поднялся сильный ветер, который нагнал тучи, и затем так же внезапно стих.
Час пепла – ритуал сожжения служителей Цитадели и смотрителей Чёрного Кольца после их кончины – проводится в самое тёмное время ночи, перед тем как над восточным горизонтом начнёт тлеть первый бледный свет зари, под чистым небом, где звёзды выступают ориентиром для души умершего. Считалось, что только так она без препятствий находила прямой путь в небесные чертоги, чтобы там обрести вечную жизнь в Чаше Созидания рядом со Священными Зверями Тоурба. Поэтому набежавшие тучи были дурным знаком и вызывали почти суеверный ужас у собравшихся смотрителей. Иногда до моего слуха долетали рассуждения о том, что следовало бы перенести ритуал на следующую ночь, но пока никто не осмелился озвучить это предложение главному смотрителю. И, к своему стыду, я радовалась, что Киран явно не собирался менять намеченного, ведь все мои мысли то и дело возвращались к конюшне, куда я собиралась сегодня. Но ночной ритуал, на котором должны присутствовать все обитатели крепости, в том числе и прибывшие служители вроде меня, разрушил все планы. И если Час пепла перенесут, то я не смогу выбраться к фаруху и следующей ночью тоже.
Я вновь перевела взгляд на главного смотрителя.
Киран хмурился и напряжённо поджимал губы, но продолжал заниматься последними приготовлениями перед началом ритуала. Дарет и ещё двое смотрителей ему в этом помогали: обкладывали тело Бахтира небольшими связками трав. Погибший смотритель был облачён в чистые серые одежды, такие же, как у большинства присутствующих. На фоне светлой ткани кожа его головы и шеи была почти бордово-красной. Это был завершающий, посмертный штрих действия яда Леса-убийцы, что не оставлял никаких сомнений в его происхождении. Элаиза стояла чуть в стороне в своих кожаных доспехах со скрещенными на груди руками. Она пристально смотрела наверх, словно пыталась что-то рассмотреть на черных скалистых склонах. Когда я появилась на площадке с Даретом, её взгляд вонзился в меня ледяной стрелой. Хотя она точно не стала бы отчитывать меня при всех, но я всё равно предпочла оставаться от неё как можно дальше и пристроилась с другого края от помоста за спинами смотрителей. Их больше заботили погодные изменения, поэтому на меня почти не обращали внимание.
– Сестра Иза, – раздался рядом тихий шёпот. Я резко обернулась к обратившемуся ко мне, и только по взлетевшим вверх чёрным бровям Васу поняла, что скривилась в раздражении от употреблённого им обращения. Я попыталась быстро расслабить лицо, но было уже поздно. Васу определённо заметил мою реакцию. Его губы растянулись в изумлённой улыбке, я потупила взор и в этот момент увидела, что он протягивал мне веточку лавра. Растерявшись на мгновение, я озадаченно взглянула на мужчину. – Для очищения пути брата Бахтира.
– Благодарю, – спохватилась я и приняла веточку. Мысленно ругая себя – стоит быть более осмотрительной: настоящая служительница Цитадели должна знать о подобном, я отвернулась и устремила всё внимание на помост, с которого уже спустился Дарет и направился к Элаизе. Он встал рядом и слегка склонил голову к ней, будто желал быть ещё чуть ближе. Элаиза же даже не взглянула на него, продолжая всматриваться в темноту отвесного склона чёрной скалы. Дарет проследил за направлением её взгляда и нахмурил брови в попытке разглядеть то, что тревожило его подругу.
– Это же очевидно, не так ли? – снова раздалось шептание. Я повернула голову и обнаружила, что Васу остался стоять рядом. – Они никогда в этом не сознаются, но и без этого всё довольно очевидно.
– Что? – выдохнула я еле слышно, хотя по направлению его взгляда уже догадывалась о ком он говорил.
– Братья говорят, все двадцать лет, что они служат в Кольце, оба отрицают связь между ними. Говорят, что дружат ещё со времён до послушничества. Я здесь всего лишь год, но всё понял в первый же день. Ты ведь тоже это сразу поняла, сестра Иза? – Васу обернулся ко мне с еле уловимой в уголках губ улыбкой. Меня снова покоробило его обращение, но в этот раз я сохранила спокойное выражение лица и в ответ лишь пожала плечами. Я не буду обсуждать с ним Дарета и Элаизу. Хоть я теперь и знала часть их истории, однако всё ещё плохо понимала, что между этими двумя.
Васу лишь хмыкнул, однако настаивать не стал.
Желая закончить разговор, я уставилась на главного смотрителя, который хромая обходил помост по кругу, проверяя всё ли на своих местах. Васу не ушёл. Я поскребла ногтем мягкую кору лавровой веточки. Почему он не уходит?
– Надеюсь, моё предложение о досмотре у восточных ворот не оскорбило тебя? – вновь полушёпотом заговорил он. Под моим взглядом Васу неловко потёр затылок. – В Цитадели я много лет был служителем-стражем. Знаешь ли, от давних привычек трудно избавиться.
Он выглядел искренне раскаивающимся, словно ему действительно было важно, чтобы я поняла почему он так поступил. Однако лучше держаться подальше от смотрителей для собственного же блага. Чем меньше я вступаю с ними в разговоры, тем больше шансов не выдать себя неосторожным словом и продержаться в крепости подольше.
– Меня это никак не оскорбило. – Я шагнула чуть ближе к стоящим впереди смотрителям и сосредоточила взгляд на Киране. Он рукой подозвал Дарета и что-то тихо сказал ему, и тот кивнув быстро зашагал прочь от площадки с помостом.
– Рад, если это на самом деле так, – снова раздалось рядом. Васу не желал сдаваться. Я ощущала его взгляд на лице, но не смотрела на него. – Дар рассказал, что ты прибыла в Кольцо для исследования города, а не для изучения дикого фаруха, – продолжил Васу и умолк, будто ждал подтверждения. Я просто кивнула, сильнее сжав веточку лавра.
– Дикарь не мог не вызвать любопытство, верно? Таких, как он, мы ещё не встречали. Когда я увидел его у подножия гряды, знаешь, что я сделал? Нет, не именовал, как следовало бы сразу же сделать. Я сначала протёр глаза, чтобы убедиться, что он мне не привиделся. – Его слова прозвучали легко и непринуждённо, словно мы были старыми друзьями и просто болтали о том, о сём, чтобы скоротать время. Но не это меня подкупило, а сама история о встречи с диким фарухом. Мне невыносимо захотелось расспросить его о каждой детали, и я покосилась на Васу. Он беззвучно усмехнулся, и продолжил: – Повезло, что и он, казалось, растерялся, увидев меня, и не бросился наутёк. Как только я понял, что он настоящий, а не галлюцинация какая, сразу же именовал его. Да только и тут не всё гладко прошло.
Васу умолк, его брови искривились будто бы с осуждением произошедшего дальше. Мигом ранее что-то в его рассказе смутило, но его выражение лица и недосказанность с новой силой всколыхнули моё неугомонное любопытство.
– И что же произошло? – не удержалась я от вопроса.
Васу криво улыбнулся и повёл головой в сторону, словно не желая делиться. Однако его внутренняя борьба длилась недолго. Он потянул за мочку уха, вздохнул и наконец-таки ответил:
– Не знаю даже как так получилось. Это просто первое, что пришло мне в голову в тот момент, – он снова поскрёб затылок и приглушённо, совсем не весело хохотнул. Когда он отвёл взгляд на спины впереди стоящих собратьев, мне показалось, что он передумал говорить. Что только сильнее раззадорило меня. Я сместилась на шаг ближе к Васу, чтобы он мог ещё понизить голос, на случай если его беспокоило, что кто-то из смотрителей мог услышать. Он заметил моё движение, и уголки его губ одобрительно дёрнулись вверх.
– Так что вам пришло в голову в тот момент? – прошептала я, побуждая его продолжать. И, к моей радости, он не стал дольше тянуть.
– Чтож, раз уж шагнул в воду – поздно бояться намокнуть, – смиренно выдохнул он. – Когда понял, что нельзя медлить и надо срочно именовать фаруха, то выкрикнул первое пришедшее в голову. Обычно же фарухам дают короткие имена?
Васу замолк, глянув на меня. Я не понимала, почему он спрашивает об очевидной и всем известной истине. Один иероглиф проще было вышить на фисе фарухов, да и более важным обстоятельством было то, что рабу не полагалось иметь имя из нескольких иероглифов подобно его хозяину. В этот миг меня осенило, что имя дикого фаруха состояло из двух иероглифов. Я удивлённо вскинула брови, а Васу закивал.
– Да-да. Я сразу же понял, что напортачил. Вот только исправить уже ничего нельзя. Узнай брат, что теперь его имя носит раб, он шкуру с меня сдерёт. – Мужчина поморщился и сгорбился, как если бы живо представил озвученное. Видя перекошенное сожалением лицо, мне захотелось подбодрить его.
– Но он никогда не узнает, – напомнила я, что связь с его семьёй давно разорвана и никто из его родственников не ведает о его службе смотрителя в крепости.
– Ты права, – Васу кривовато улыбнулся. Наверное, его гложила вина за свой поступок, независимо от того, узнает об этом его брат или нет. Я попыталась представить себя на его месте. Что бы я чувствовала, если бы именовала кого-то из фарухов, к примеру, Индевером? Но подобное не поддавалось даже мою воображению. Со мной такое никогда не произойдёт.
Я уже открыла рот, чтобы спросить Васу что произошло дальше после именования фаруха, как услышала голос Элаизы:
– Брат Васу, – негромко, но достаточно, чтобы быть нами услышанной, позвала она. Мы оба посмотрели в её сторону, она повела подбородком, указывая на вернувшегося к помосту Дарета. – Будь проводником души брата Бахтира.
Смотрители, стоящие перед нами, оглянулись на Васу и подбадривающе закивали. Некоторые из них бросали взгляды на меня, но я старательно их игнорировала, изображая спокойствие на лице, хотя совершенно не понимала, что происходит.
Васу казался растерянным пару ударов сердца, пока не заговорил Киран.
– Верно. Как самый младший смотритель, ты должен держать чашу. Твой путь только начинается. Ты – первая искра на последнем пути брата Бахтира. Держи свет крепко.
Смотрители расступились перед Васу, когда тот несмело двинулся к Дарету, который приподнял с земли длинный металлический шест с прикреплённой чашей на пике, имитирующей Чашу Созидания Тоурба. Видимо, за ним Киран отправлял его до этого. Дарет закрепил в чаше короткий факел, и тщательно проверял его устойчивость, не обращая внимания на подошедшего Васу. Кажется, в одной из прочитанных мной книг о жизни смотрителей в Чёрном кольце кратко упоминалось об этом способе провода души умершего в небесные чертоги. Такой метод использовался в сезон дождей, когда звёзды были редким явлением. Я быстро глянула на черноту нависающего над нашими головами неба.
Тем временем Дарет поджёг факел в чаше и помог Васу вертикально поднять шест. Он оказался очень длинным, не меньше чем в четыре человеческих роста. Огонь в чаше горел высоко над помостом – его свет должен указать душе Бахтира путь.
Широко расставив ноги, Васу вцепился в шест обеими руками. Его тёмные глаза то и дело обращались вверх, с тревогой глядя на огонь. Киран сказал, что он самый младший смотритель в крепости. На вид он казался чуть младше Дарета, а тому, как я выяснила из его рассказа, должно быть сейчас тридцать семь лет. Но ведь в крепости есть смотритель примерно моего возраста. Я поискала её глазами.
Малика нашлась в той же стороне, где стояла Элаиза. Она пристроилась за спинами других смотрителей, среди которых я узнала старика Герона и Рамака. За мужскими телами виднелась только её макушку черноволосой головы и верхняя часть лица, но это точно была она. Воспоминания прошлой ночи вспыхнули, будто раскалённое лезвие, вонзившееся в грудь. Гнев накатывал волной, пульсировал в висках, требовал выхода. Я стиснула до боли зубы и стремительно отвела взгляд, усилием подавляя желание ткнуть в неё пальцем и во всеуслышание обличить её деяния.
Нельзя.
Фарух. В итоге пострадает только он. Никто не будет выяснять, кто поистине виноват в произошедшем. Его сразу же казнят. Таков закон Паскума.
Зубы сводило от напряжения. Взгляд норовил метнуться обратно, к Малике, но я упрямо уставилась на помост, вцепившись в него, как в спасательный якорь. Пальцы вокруг веточки лавра сжались в кулак, ногти впились в ладонь – едва ощутимый укол, но достаточный, чтобы удержать себя в узде. Дыхание сбилось, грудь сдавило, но я заставила себя выдохнуть ровно, будто сдувая искру, что могла разгореться в пламя. Один неверный шаг – и этот огонь пожрёт не меня, а того, кого я должна защитить.
Киран прочистил горло, привлекая внимание всех собравшихся. Тихие перешептывания среди смотрителей тут же утихли.
– Ныне огонь примет тело брата нашего Бахтира, и дым его вознесётся к небесам, дабы душа его обрела путь к Чаше Созидания, откуда вышло всё живое. Пламя, что пожирает плоть, не властно над памятью – оно лишь очищает её от скверны времени, оставляя нетленным то, что достойно вечности. Пусть же огонь вознесётся выше, возвещая небесам о его приходе, и пусть прах падёт на землю, дабы замкнуть круг бытия, как велят древние законы. И когда последний пепел унесёт ветер, Первозданный Тоурб узрит его путь и распахнёт перед ним чертоги небесные, дабы принять его в лоно вечности. Да свершится Час пепла.
Закончив речь, Киран подошёл к помосту и двинулся вокруг него, вынимая по очереди из четырёх железных гнёзд горящие факелы и бросая их в сложенные у подножья сухие тонкие ветки, которые мгновенно вспыхивали. Пламя стремительно разгоралось, охватывая всю деревянную конструкцию и устремляя свои оранжевые языки ввысь. Но они всё же не могли дотянуться до огня в чаше на шесте, что подобно путеводной звезде светилась в черном небе над погребальным костром.
Я завороженно смотрела на огромное кострище, которое видела впервые в жизни: никогда ранее не присутствовала ни на одном ритуальном сожжении. Когда огонь добрался до тела погибшего, я уже собиралась отвести взгляд, чтобы не видеть, как сгорает человеческая плоть. Но связки трав, ранее разложенные Даретом и другими смотрителями, тоже загорелись, и из них заструился дым. Он заполнял пространство, как белая, густая завеса, скрывая тело Бахтира за своей дымной вуалью. Извиваясь и клубясь, она тянулась вверх, а спустя несколько ударов сердца лёгкая горечь наполнила мой нос: яркая и насыщенная. Как если бы сама трава, сжигаемая на костре, рассказывала о себе, о своих корнях и о том, что она была частью этой земли. Древесный, почти хвойный оттенок. Запах становился густым, но не неприятным. В какой-то момент мне показалось, что дым забирает с собой всё лишнее: тяжёлое, несущественное, расслабляет, погружая в состояние покоя.
Внезапно один из смотрителей отделился от остальных и, подойдя к помосту, нагнулся на короткий миг, посмотрел на огонь и ушёл. Из-за спин впереди стоящих я не разобрала, что именно он сделал. Затем по одному другие смотрители подходили и повторяли то же самое. Я не помнила всех тонкостей ритуального сожжения, описанных в книгах, и, понимая, что рано или поздно очередь дойдёт до меня, я сместилась к краю толпы, чтобы рассмотреть, что они делают, и повторить без ошибок.
Смотритель, из-за которого я выглянула, заметил меня. Он изумлённо дёрнул своими посеребрёнными бровями и отступил, приглашающим жестом указав на кострище. Я запаниковала, не имея представления, что должна сделать, но с другой стороны от помоста вперёд вышел Дарет. Наши глаза встретились, и он ободряюще улыбнулся. Напряжение тут же схлынуло, и я неспешно зашагала к квадратной плетённой корзине, стоящей между смотрителями и погребальным кострищем. Именно к ней подошёл Дарет, наклонился и достал веточку лавра, чтобы бросить в огонь. Она тут же вспыхнула, выпуская струю белого дыма. Дарет озадачено опустил взгляд на мои руки. Я сбилась с шага и тоже посмотрела на веточку в моей ладони. Очевидно, среди присутствующих у меня одной уже был лавр. Подходить к корзине для меня не было никакой надобности, я развернулась к костру. Жар обжигал кожу, я бросила веточку в огонь. Дарет вернулся на своё место, и я поспешила назад, чувствуя на себе любопытные взгляды.
Оказавшись за спинами смотрителей, я посмотрела на Васу, держащего шест. Он выглядел сосредоточенным, постоянно поглядывал на огонь в чаше на пике. Кожа его напряжённых рук блестела от пота. Было видно, что возложенная на него ответственность держать свет, указывающий путь душе брата Бахтира, не давала ему ослабить бдительность. Я прокрутила в голове наш с ним разговор, врученная им веточка оказалась лишь поводом подойти ко мне и заговорить. Но зачем ему это?
– Возрадуемся же, братья и сёстры! – ликующе воскликнул Киран, выдернув меня из размышлений. Он вскинул руки к небу, потрясая ими. – Да обретёт брат Бахтир вечный покой и радость в небесных чертогах. Возрадуемся!
Следом за ним остальные смотрители тоже протянули руки к небу и громко заголосили, это походило на восхваляющий клич, как если бы их брат одержал самую важную в своей жизни победу. Я поражённо обвела их взглядом и наткнулась на глаза Элаизы, направленные на меня. Она тоже тянула руки и кричала, но её брови сошлись на переносице, а взор прожигал во мне дыру. И я тут же осознала свою ошибку.
Я стремительно подняла руки и заголосила в унисон дружному хору, подстраиваясь под тональность, чтобы мой голос не выделялся и не привлекал внимание. Посматривая на смотрителей, мне оставалось только надеяться, что никто не заметил моей заминки.
Всё же мне нужно держаться подальше от смотрителей. Быть поближе к Дарету. Только рядом с ним я в относительной безопасности. Я допускаю слишком много ошибок, и кто-нибудь рано или поздно непременно заметить их.
Внезапно сильный порыв ветра ударил меня волосами по лицу и взметнул широкую юбку моего платья, плотно облепив тканью ноги. Смотрители сразу же замолкли, их руки опустились, прикрывая лица от поднятой в воздух пыли. Возгласы волной прокатились среди собравшихся: теперь это было не ликование, а тревога. Пока я пыталась справиться с волосами, кто-то предупреждающе вскликнул. Обернувшись на звук, я шарахнулась в сторону от снопа искр и горящих веток. Затем рядом закричали, в следующий миг чьи-то руки подхватили меня за талию. В локте прострелила боль от удара об землю, но тут буквально в шаге от моих ног со звоном упал шест с чашей. Факел в ней всё ещё горел, огненный рой взвихрился, опалив подол юбки. Руки исчезли с моей талии, и Дарет быстро похлопал ткань, туша остатки искр. Потом схватил меня за руку, рывком поднял на ноги и повёл прочь от костра
– Что за напасть? – возмутился Дарет, затем резко развернул меня к себе, осматривая с ног до головы. – Ты цела?
– Да, со мной всё хорошо, – заверила я, не обращая внимание на пульсирующую боль в локте.
– Хорошо. Оставайся пока здесь, – велел он и поспешил к другим смотрителям.
Я проводила его взглядом, он направился прямиком к Элаизе, которая помогала кому-то из смотрителей подняться на ноги. Дарет коснулся её плеча и также осмотрел с головы до ног, убеждаясь в её невредимости.
Столь короткий, но мощный порыв ветра буквально разворотил кострище, разбросав горящие ветки в разные стороны. Многие смотрители ошарашенно застыли, кто-то тряс головой, сжимая её руками, кто-то смотрел в чернеющее небо, видимо ища там объяснения случившемуся. Кожей ощущая сгущающийся в воздухе суеверный ужас, я вскинула взгляд и уставилась в черноту.
Капля ударилась о мою щеку, я смахнула её пальцами и растёрла влагу между подушечками. С дурным предчувствием посмотрела на погребальное кострище и разбросанные вокруг него горящие ветки. Киран раздавал указания, пытаясь успокоить не на шутку встревоженных смотрителей. Ища среди них Дарета, мой взгляд невольно зацепился за одиноко стоящую фигуру на границе тени. Его глаза подсвечивались холодным синим отсветом, пока он неотрывно наблюдал за переполохом вокруг погребального кострища.
В следующий момент небо, казалось, разверзлось и дождь лавиной обрушился вниз. Я прикрыла глаза ладонью, но всё было тщетно: за стеной воды я не видела даже кострища, не говоря уже о фарухе. Дождь нещадно обжигал кожу, пронзал насквозь, словно каждая капля была отдельной стрелой, несущей наказание небес.
Глава 12. Хариндер
– Почему ты здесь? – Голос Дангатара Фурош взмыл вверх и, ударившись о высокий сводчатый потолок, громогласным градом осыпался на Хариндера, стоило ему переступить порог.
Кабинет советника встретил его привычной суровостью. Высокие стеллажи, доверху забитые книгами, уходили ввысь, но за их тёмными спинами скрывался холодный, неподатливый камень стен. Дангатар терпеть не мог беспорядок. Всё вокруг – каждая вещь, каждый резной завиток на мебели – было воплощением незыблемости, порядка, власти.
Хариндер бывал здесь не раз – в детстве сидел на краю массивного стола, болтая ногами, и наблюдал за строгим профилем отца, склонённого над пергаментами. Позже – стоял у этого же стола с поникшей головой, выслушивая хлёсткие слова, которые оставались в памяти не хуже ударов.
Здесь никогда не было места для иллюзий.
Подойдя ближе, Хариндер остановился на красочном островке света, проникающего сквозь высокие витражные окна и раскладывающего узоры на каменном полу, подобно бликам на воде.
Серебристые брови отца изогнулись, съехавшись к переносице.
Хариндер не стал тянуть с ответом.
– Амалаиза Сибоа сбежала.
Дангатар откинулся на высокую спинку кресла, сверля сына недоверчивым взглядом.
– Ноар Сибоа и все слуги были допрошены. Как выяснилось, она была наказана и не покидала своей комнаты девять дней. Её исчезновение обнаружили только прошлым вечером. Нас не оповестили в надежде найти её до нашего прибытия. – Хариндер замолк, сцепил руки за спиной и добавил: – Она покинула родовое поместье предположительно шесть-семь дней назад.
– Признаться, не ожидал от Индевера подобного, – растягивая слова проговорил Дангатар. – Я думал, он просто чересчур привязан к дочери после смерти жены и поэтому противился отпускать её. Теперь же трудно назвать его радеющим отцом.
Хариндеру не терпелось закончить этот разговор и вернуться к заданию, от которого его отвлекла навязанная отцом помолвка с дочерью Сибоа, что в итоге стоило ему напрасно потраченного времени, но предпочёл промолчать: в уголках глаз Дангатара пролегли морщинки от прищура зарождающегося раздражения. Предчувствуя приближение дополнительных хлопот из-за сбежавшей невесты, Хариндер сжал челюсти.
– Что ж, с ним я разберусь сам, – заговорил советник после недолгого размышления. – А ты заткни всех, кто был в сопровождении. Помолвка состоялась. Твоя невеста вкусила пряного вина из твоих рук. Ты привёз её в родовой дом, консумировал брак, а затем отправился на службу по срочному заданию.
Слова отца стали для Хариндера неожиданностью. Конечно, он предполагал, что за нарушение договорённости тот пожелает призвать род Сибоа к ответу: прикажет выбить из слуг признание о причастности Индевера к побегу дочери, велит отправить поисковой отряд за несостоявшейся невестой, чтобы затем притащить обоих на плаху к Цитадели, и, возможно, захочет самолично огласить приговор на Праведном суде, что происходило лишь в исключительных случаях. Но он точно не ожидал, что глава влиятельного рода решит скрыть от всех оскорбление, нанесённое низшим родом Сибоа. Со дня, как отец сообщил о выбранной для него невесте, Хариндера нисколько не заботило, что она из низшего рода, хотя на самом деле должно было бы вызвать вопросы, ведь все его старшие братья привели в родовое гнездо Фурош жён исключительно из высших родов. Но он ни о чём не спрашивал отца, как всегда приняв его волю, однако сейчас ему всё же стали интересны причины.
– К чему всё это? У тебя какие-то дела с ноаром Сибоа?
Дангатар нахмурился. Похоже, и для него любопытство обычно покорного и безразличного ко всему сына стало неожиданностью. Он подался вперёд, уложив ладони на столе перед собой, и несколько мгновений раздумывал, постукивая пальцами по дереву.
– Всё, что тебе нужно знать, это то, что единственная твоя задача сейчас найти Амалаизу Сибоа и сделать её своей женой.
Хариндер расцепил руки.
– Моя первоочерёдная задача убить тварь, нападающую на жителей Паскума. Я и так потерял много времени, упустил след, вынужденный вернуться в Вошасу ради этой помолвки. Теперь мне придётся начинать всё с начала: с очередного нападения на обоз или ферму. Там снова кто-то погибнет. А ты говоришь мне отправиться за девчонкой? Она определённо не желает этого брака, раз решилась на побег. И очевидно глупа, чтобы осознавать последствия своего поступка. И как я, по-твоему, должен сделать её своей женой?
Советник и бровью не повёл на выпад Хариндера, казалось, пока его сын говорил, он прибывал в глубоких размышлениях, тщательно просчитывая дальнейшие действия.
– Отбери лучших следопытов из своего отряда и отправь на охоту за зверем. Тебе же предстоит куда более важная охота. Когда найдёшь свою невесту… – Дангатар взмахнул рукой в направлении сына, – воспользуйся всем, что есть в твоём распоряжении. Неважно как ты это сделаешь: соблазнишь, обхитришь, или вскружишь ей голову обещаниями сладкой жизни. Есть только одно условие: когда ты привезёшь её в Вошасу, ты должен стать для неё всем. Единственным выбором. Единственной опорой. Единственной истиной. Тебе понятны все детали твоего “первоочерёдного” задания?
Хариндер порывисто шагнул вперёд.
– Эта тварь убила Макира, – процедил он сквозь стиснутые зубы. – Я вспорю ей брюхо собственными руками.
Дангатар согласно качнул головой.
– Хорошо. Я понимаю твоё стремление поквитаться за товарища. Это, безусловно, благородно, но сначала ты должен привезти сюда Амалаизу Сибоа. И только после этого можешь отправляться на охоту за зверем. Очерёдность именно такая.
Злость, обжигающая, как ледяная вода, растеклась по жилам. Однако Хариндер не моргнул, не дрогнул, не подал виду.
– Зачем тебе нужна дочь винодела? Что ты приобретёшь от нашего брака?
Дангатар устало прикрыл глаза и потёр переносицу.
– Ты задаёшь слишком много вопросов, Хариндер. Это на тебя не похоже.
Он убрал руку от лица и посмотрел на сына тяжёлым и обжигающе холодным взглядом.
– Ты ставишь под сомнения мои приказы?
Хариндер всегда следовал воли отца, пусть тот не хотел раскрывать всей сути его дел с родом Сибоа, но Хариндер никогда не подвергал сомнению его решения. И даже сейчас видя строгий, прямой взгляд отца, он подсознательно знал, что по каким-то причинам сбежавшая девчонка важнее бесчинствующего на землях Паскума зверя. Хариндер с усилием подавил вспыхнувшее противление от замелькавших в голове картин растерзанного тела друга и рыдающей над ним жены, прижимающей к груди младенца: челюсти сомкнулись так плотно, что заныли скулы.
Невеста и её нелепый, бессмысленный побег отрывали его от более важного для него дела. К вечеру он бы мог уже отправиться на север по тракту, где видели зверя в последний раз. Дня через три он бы мог уже идти по следу, быть близко, чувствовать дыхание твари… но теперь вынужден тратить время на поиски глупой девчонки, решившей поиграть в беглянку.
В груди заклокотало: но не горячее, бездумное, а ледяное и выверенное. В этом гневе не было места вспышкам безрассудства, только холодный расчёт. Мысли стали ясными, почти отстранёнными.
Сбежавшая невеста не была его целью. Она была препятствием, которое он должен устранить, чтобы вернуться к настоящей охоте.
– Я всё понял, отец. – Хариндер почтительно склонил голову, принимая приказ советника.
– Я и не сомневался в тебе, сын, – голос Дангатара смягчился. – Ты всегда умел правильно расставлять приоритеты.
– Тогда выдвинусь на поиски немедленно. – Хариндер поднял голову, но когда уже собрался развернуться и покинуть кабинет советника, тот его остановил словами:
– Возьми с собой пару товарищей из отряда. Большая группа солдат привлечёт любопытные взгляды. И ещё не забудь в Вошасе Шу.
Хариндер вскинул брови:
– Разве фаруха-охранница не привлечёт внимание?
Впервые уголок губ Дангатара дёрнулся в намеке на улыбку.
– Просто пусть повяжет фису с именем. – Он пожал плечами и развёл лежащие на столе ладони в стороны. Затем указательный палец взлетел вверх, и он добавил: – С ненастоящим именем.
Хариндер снова кивнул – коротко, ровно настолько, чтобы нельзя было усомниться в его покорности, – а затем, не говоря больше ни слова, развернулся и зашагал к двери, скрывая за выверенной сдержанностью зудящее желание ослушаться отца в этой части его приказа.
Звук его шагов отражался от стен, отзываясь глухим эхом по каменному коридору. На ходу одной рукой он торопливо расстёгивал пуговицы парадного белого кителя – плотная ткань сковывала движения, а высокий ворот душил, напоминая ошейник. Второй рукой Хариндер провёл по лицу и пальцами зачесал упавшие на лоб волосы назад.
Из-за дальнего поворота впереди показалась фигура в белом облачении. Даже не вглядываясь в лицо, Хариндер знал, кто это: за ним следовали служители-стражи. Он тут же пожалел о своём небрежно распахнутом кителе, но поправлять внешний вид уже не имело смысла. Центрион Хугэ шагал неторопливо, в его поступи ощущалась безмолвная решимость, лишённая сомнений и колебаний.
Тёмные глаза Центриона устремились на Хариндера. Он застыл, едва ощутимо сжав пальцы. Затем шагнул в сторону, отступая к стене, и, едва справившись с внутренним напряжением, коснулся правой рукой груди и протянул обе вперёд, развернув ладонями вверх. Жест был не просто знаком почтения – он означал безусловную преданность и готовность принять волю божественного создания.
– Указующий путь, – поприветствовал он, склонив голову.
Длинные широкие одежды прошелестели мимо, оставляя за собой тонкий аромат мирры и пряных древесных смол.
Хариндер опустил руки и, подняв голову, посмотрел вслед удаляющемуся Центриону. Он ни разу не слышал его голоса – ни слов, ни звуков. Его молчание относилось не только к Хариндеру: людей, разговаривающих с ним или слышавших его речь, можно пересчитать по пальцам руки. Одним из них был его отец, к которому Центрион несомненно, и направлялся.
Однако это знание не освобождало Хариндера от сжимавшегося в груди тугого узла. Нет, он не считал себя более достойным, чем другие, и уж тем более не видел себя избранным, кто посмел бы заговорить с посланником Тоурба, но всё же… Всё же его жизнь, само его существование было связано с Центрионом Хугэ. Эта невидимая нить, протянутая между ними, всякий раз натягивалась под рёбрами, стоило Хариндеру случайно встретить Центриона в коридорах Цитадели – словно напоминание о том, что однажды было даровано и не может быть забыто.