Агнес Хоуп
Гнев Тоурба
Последний из служителей-стражей исчез за углом, Хариндер стоял ещё несколько мгновений, не в силах сдвинуться с места. В ушах отголоском звучало эхо шагов. Он провёл рукой по лицу, сбрасывая оцепенение, и глубоко выдохнул.
Пора.
Как бы ни сжималось внутри, на это не было времени.
У двери в его кабинет неподвижной статуей стояла Шу. Там, где он и велел ей дожидаться. Даже заслышав приближение Хариндера, фаруха смотрела прямо перед собой, не шевельнувшись. Край белой фисы опускался почти на уровень её молочно-голубых глаз, но, кажется, совершенно ей не мешал.
Хариндер с детства восхищался фарухами: сила, ловкость и выносливость, казалось, впитывались ими с молоком матери; острое зрение, способное разглядеть жилку на крыле стрекозы за полторы сотни шагов и для которого ночная тьма не преграда, а всего лишь другой оттенок света; пронзительный слух, способный уловить шелест травы под ногами подкрадывающегося противника на фоне грозы и нюх хищника, рассказывающий целые истории от одного дуновения ветра: кто примял траву, о какое дерево он тёрся, чего испугался, спешно покинув лежбище, и куда направился. Когда отец приставил к нему фаруху-охранницу, сначала Хариндера это задело. Он вполне способен сам себя защитить, и Дангатар знал об этом лучше кого-то бы ни было. Поэтому истинная цель подосланной к нему фарухи была столь очевидна, а недоверие отца пропитано кислым разочарованием. Дангатар не потрудился объяснить причин, лишь пожал плечами на претензии, заверив, что его поступок обусловлен искренней заботой о сыне. Хариндер довольно быстро смирился со следующей по пятам фарухой, особенно когда её превосходящие человеческие, сверхвосприимчивые органы чувств стали полезными. Она помогала ему и его отряду выяснять детали преступлений, допрашивать подозреваемых, выслеживать пустившихся в бега насильников и убийц. На фоне приносимой ею пользы Хариндер смирился с её слежкой за ним и докладами его отцу.
Но в этот раз Шу его подвела, и он был неимоверно зол, хотя и понимал, что должен злиться совершенно на другого человека. Она упустила зверя, по следу которого он её отправил. Трудно было поверить, что фаруха могла потерять след. С её-то нюхом. Причина определённо была в другом: очевидно, отцовские приказы превалировали над приказом Хариндера, что не позволило Шу продолжить искать зверя и вынудило вернуться к нему.
– Найди моего заместителя и передай, чтобы явился ко мне, – распорядился Хариндер, проходя мимо Шу.
– Слушаюсь, господин! – тут же ответила она, коснувшись подбородком ключицы и направившись прочь по коридору.
– Шу! – окликнул он. Фаруха застыла на месте и на пятках развернулась лицом к нему. – Шу, когда выполнишь первое указание, собирайся в дорогу и жди меня в конюшне.
Взор её глаз на краткий миг скользнул по лицу Хариндера, и она снова низко опустила голову, согласно кивнув. Ещё одно тихое “слушаюсь, господин” донеслось уже через закрытую дверь кабинета.
Стянув с плеч парадный китель и швырнув его на спинку кресла, Хариндер прошёл к столу. В нижнем ящике среди прочих документов он отыскал некогда брошенный туда вытянутый футляр из красного дерева, покрытый тонкими переплетающимися резными узорами, с ромбовидными навершиями из песчаной бронзы. Внутренняя замшевая подкладка бережно хранила в своих объятиях рулон тончайшей выделанной кожи. Хариндер извлёк его и бросил футляр на стол. Позолоченный утяжелитель скользнул вниз, развернув портрет. Взгляд Хариндера прошёлся по линиям, вырисовывающим черты юного лица. Изображённая девушка, безусловно, была красива, но для него она являлась лишь досадливым препятствием. Хариндер подошёл к стене за его столом и поверх огромной карты Паскума повесил полотно портрета.
Пока он переодевался, сменяя парадные белые одежды на более практичную форму, его глаза то и дело обращались к портрету. Не было нужды закреплять в памяти внешность беглянки, он прекрасно запомнил её лицо в тот первый и единственный раз, когда развернул врученный ему отцом портрет его невесты. Тогда он лишь коротко скользнул по нему взглядом, дабы ублажить желание отца, но этого было вполне достаточно. Сейчас же он смотрел в её серые глаза, нарисованные художником довольно достоверно, и пытался понять, что могло сподвигнуть девчонку на столь глупую выходку. Она не могла не знать о последствиях. Причины её побега подсказали бы куда она отправилась, но образ Амалаизы Сибоа не давал даже туманных ориентиров, а возвращаться в поместье и снова допрашивать его обитателей – Хариндер не желал терять на это время. Он выслеживал людей и с гораздо меньшим количеством известных. Ноа знатного рода, пусть и из низшей знати, но всё же юная особа, явно не обладающая навыками для долгих скитаний вдали от привычных удобств родового поместья.
Хариндер встал напротив портрета, застёгивая серебряные пуговицы чёрного кителя и холодно произнёс:
– Мотыльку, пленённому светом, не ускользнуть в темноту.
В дверь коротко постучали, и, не дожидаясь разрешения Хариндера, пришедший переступил порог его кабинета.
– Почему ты здесь? Ты же должен сейчас пировать в поместье твоей невесты, – удивлённый голос заместителя и друга Хариндера раздался позади.
– Планы изменились. Выбери пару самых неболтливых из отряда и запрягайте лошадей в дорогу. Выдвигаемся немедля, – не оборачиваясь, отдал приказ Хариндер.
– А как же твоя помолвка? Или ты решил оставить свою наречённую в первый же день? И почему только двоих?
– Мы отправляемся на охоту. – Хариндер обернулся и посторонился, открывая взору друга портрет. – На охоту за моей невестой.
– Это же…?
– Да, Ирош, ты всё правильно понял. Это и есть моя невеста.