Альбина Александровна Ярулина
Дыхание Смерти
–– Какого черта ты здесь делаешь? – в слуг выразила я искреннее изумление.
–– И тебе доброго утра, – облокотившись о стол, посмотрел он на меня исподлобья своим пыльным взглядом. – Садись, Софья! – приказал Артур, а я опешила от эдакой наглости.
–– Во-первых, мы не переходили на «ты»! – дрожа от злости, начала я. – Во-вторых, ты́ незамедлительно освободишь мое кресло и уберешься прочь из моего кабинета! А в…
–– А в-третьих, – перебил он, – я́ буду диктовать условия! – улыбка растворилась на его лице, исчезнув бесследно. – Сядь – я сказал!
Только потому, что сил стоять у меня оставалось все меньше и меньше, я выполнила приказ и опустилась на кресло. Артур контролировал каждое мое движение, заставляя нервничать.
–– Так-то лучше, – откинулся он на спинку. – И что, ты всегда опаздываешь на работу? – с укором спросил Соломонов, глянув на наручные часы, заключившие правое запястье в золотой браслет.
– Чего ты хочешь?
– Я уже говорил…
Дверь распахнулась – на пороге возникла Кристина. Она застыла на месте, с ярким удивлением уставившись на Артура. Ясно было и без слов, что видит она его впервые. Возникал вопрос: как Соломонов прошел мимо ресепшена, оставшись ею незамеченным? Кристина приезжала на работу раньше всех и открывала офис. Значит, этот странный тип раздобыл ключ не только от моего кабинета, но и от всего этажа. «Интересно, охранник на входе его тоже не видел?» – задумалась я.
–– София Александровна, в аптечке был только аспирин, – подойдя ближе, Кристина протянула мне блистер с таблетками. – Подойдет? Или сбегать в аптеку?
–– Подойдет, – кивнула я, поглядывая то на нее, то на Артура, рассматривающего фигуру девушки оценивающим взглядом. То, что он видел ее впервые, как и она его, – тоже было ясно. – Иди работай, – сказала я, так как взгляд Соломонова с пошловатой поволокой меня раздражал.
Кристина, попятившись назад, переступила порог и закрыла беззвучно дверь.
– Как ты попал в мой кабинет?
В ответ прозвучало лишь насмешливое «хм» и не более того.
–– У тебя было долгих двенадцать часов, чтобы подумать над моим предложением. Времени ждать дольше у меня нет, впрочем, как и желания. Ну так что, ты подумала?
–– Нет.
– Уж больно ты нерасторопная как для юриста, – сердито сказал Артур и поднялся с места. – Когда же ты, наконец, остепенишься и возьмешься за ум? – старчески-бубнящим голосом спросил он, с недовольством глядя на меня.
– Что? – раскрыла я рот: Соломонов разговаривал со мною так, будто бы знал меня с самого малолетства.
– Что-что? – продолжал бубнить он, приближаясь к двери. – Даю тебе еще десять часов дурочку повалять, а после мы подписываем договор и приступаем к делу. Все ясно?
Не дожидаясь ответа, этот идиот вышел из кабинета, оставив меня в компании полнейшего изумления.
–– Нет, ну это уже ни в какие ворота… – с выдохом произнесла я и, схватившись за телефон, в спешке набрала номер Тони, но, к сожалению, дозвониться до него мне так и не удалось.
Регулярные исчезновения брата – особенно в самый неподходящий момент – меня, откровенно говоря, злили. В том, что он вел какую-то тайную жизнь, у меня, например, сомнений не возникало, просто хотелось бы знать, какую именно. Антон всегда был сам себе на уме и к тому же умудрялся прокручивать нехорошие делишки у меня за спиной, о которых я узнавала в самый последний момент, например, когда Кристина «торжественно» вручала мне повестку в суд, ну, или к следователю прокуратуры, либо в иные правоохранительные и надзорные органы.
Тайные желания брата для меня тайной никогда не являлись. Нужно быть полным идиотом и к тому же наивным до безобразия, дабы не догадаться, что он страстно желает стать обладателем контрольного пакета акций. Вот тогда бы ему точно не пришлось знакомить меня с подобными Соломонову типами, надеясь на то, что они сломают мою волю и заставят нарушить закон. (Да, я не верила в то, что Антон ничего не знал о целях Соломонова). Брат непременно сразу же нарушил бы закон и так же непременно сразу же оказался б за решеткой. И сколько бы я не убеждала его играть по правилам госорганов и жить по средствам, он не желал ничего слышать, мечтая о больших деньгах.
Все-таки отец поступил мудро, справедливо распределив акции компании между нами, своими детьми: Тони стал обладателем сорока пяти процентов акций, я – тридцати пяти, а все оставшиеся акции достались Янине, нашей младшей сестре. Вот только Антону не казалось данное решение мудрым и уж тем более справедливым. Он вился вокруг Яны змее-искусителем, пытаясь обманным путем завладеть ее акциями. Сестра держалась стойко, доверяя мне, но я не была уверена, что она и дальше сможет противостоять хитрым уловкам любимого старшего брата и однажды не подпишет договор дарения на его имя, например.
Раз уж дозвониться до Антона так и не удалось, я решила отправиться на его поиски лично. «Пойду хоть на север к самой Снежной королеве, но братца разыщу», – думала я, поглядывая на оживленную дорогу проспекта. Очень уж хотелось выяснить отношения с ним и потребовать предотвращения внезапного появления гражданина Соломонова в местах моей постоянной дислокации. Добравшись сквозь «бури» и заторы до отчего дома, я припарковала авто прямо под окнами квартиры, в которой прошло мое детство, отрочество и юность. Да, тогда я и представить не могла, что брат станет бороться со мною за власть. До трагической гибели отца Антон до безумия любил меня. Он походил больше на курицу-наседку, а не на старшего брата. Но после вступления в наследство все изменилось, хотя Тони старался делать вид, что все так, как прежде. «А что, если этот Соломонов неслучайно преследует меня. Ведь вполне возможно, что все это дело рук брата. Он уверен: Артур надавит на меня посильнее, и я соглашусь продать хоть малую долю наркотических веществ, умело минуя закон и обманывая госорганы, контролирующие работу компании. А затем Артур же и подставит меня – я отправлюсь на зону, а Тони получит мой пакет акций и пакет Янины в придачу, которая до сих пор владеет им лишь благодаря мне. Вот и все: акционерного общества, как и не бывало, а брат – монополист, единственный полноправный владелец очень прибыльного, стремительно развивающегося бизнеса, в который мечтают запустить свои грязные ручищи мошенники, такие как Соломонов». Отмахнувшись от гнетущих мыслей, я покинула салон авто, направившись в сторону подъезда.
Дверь открыла мама.
–– Привет, Софочка, – улыбнулась она родной, теплой улыбкой, – а ты что, одна?
–– Привет, – буркнула я, опустившись на пуфик и скинув утомившие за день туфли. – Одна. С кем мне быть-то?
–– Слава на работе?
–– Слава? – переспросила я, дабы выиграть время и спешно придумать ответ на неугодный вопрос. – Да, наверное, на работе, – наконец ответила я, понизив голос до шепота.
– Наверное? Софа, что-то случилось?
– Случилось, мам… – небольшая пауза понадобилась мне, чтобы набраться смелости. – Я ребенка потеряла.
– Софочка… – прижала она руки к груди, глядя на меня с сочувствием. – Ты главное себя не вини. Сейчас восстановишь здоровье, и вы со Славой еще раз попробуете. Я уверена, все у вас получится.
– Ничего у нас с ним уже не получится: мы расстались.
– Он бросил тебя в такой тяжелый момент? – сердито спросила мать.
– Мам, он меня не бросал, – вздохнула я, поднявшись на ноги. – Мы устали и друг от друга, и от безрезультатных попыток завести ребенка. Я его не люблю и ребенка от него не хочу.
– Ты совершаешь ошибку, София, – с укором сказала мать. – Любовь в жизни не главное. Главное – дети. Ты упускаешь ценное время и рискуешь остаться бездетной. Тем более, я уверена, Славочка тебя очень любит.
–– Да-а, – протянула я, выдыхая, – очень…
– Поверь мне, со стороны хорошо видно, как он к тебе относится. Софа, эти твои постоянные капризы ни к чему хорошему не приведут. Пора бы уже повзрослеть и подумать о собственной семье, а не только о бизнесе. Прошу тебя, помирись с Ярославом, не совершай ошибку.
– Нет, мам, не хочу. Прости меня, конечно, но я не хочу ни мириться, ни Ярослава, ни ребенка от него.
Мама подошла ко мне и прижала к груди.
– Ладно, Софочка, я приму любое твое решение, – прошептала она мне на ухо. – Не любишь, так не любишь. Может быть, ты права и так будет лучше. Для меня главное, чтобы вы были счастливы. А ребеночка сейчас и без мужа родить можно.
Отстранившись, я посмотрела маме в глаза и положительно кивнула.
– Мам, скажи, Антон приезжал? – вспомнила я о цели визита.
– Приезжал, – недовольно скорчилась она. – Только вот не помню, когда… месяц или два назад, а может быть, и три. В общем, когда-то давным-давно.
– Дай угадаю, к Янке приезжал?
– Софа, купи ее акции, пока этот прохвост не натворил делов.
– Нет, мам, не хочу. Раз папа принял такое решение, значит все должно оставаться так, как оно есть.
– Антоша не отступит, и все, что отец создал, превратиться в руины.
– Зря ты так, – не согласилась я. – Антон справляется с работой на отлично, просто ему хочется получить все и сразу, а я, понимая, что так не бывает, выступаю в роли тормоза. Я не могу достучаться до него, поэтому он и думает, что я перетягиваю одеяло на себя. Он чуть позже все поймет и успокоится.
– Ну, смотри сама, – покачала мама головой. – Я мало что понимаю в ваших делах, но Яна в последнее время очень нервная и вспыльчивая стала. Боюсь, это связано с Антошкой.
– Антошка, Антошка… что у него в голове – сам черт не разберет. Мам, он Янку не обидит, ты даже не думай об этом. Ты же знаешь, он совершенно другой, просто сейчас власть и деньги ему вскружили голову, но это скоро пройдет. Набьет пару шишек – и за ум возьмется.
–– Надеюсь.
– А с Яной я поговорю.
– Ой, Софочка, поговори, пожалуйста, – разволновалась мама. – Она совсем неузнаваемой стала. Я волнуюсь. Мало ли что у нее произошло, а со мной она не откровенничает. Я спрашиваю – она раздражается и злится. Ладно, у тебя у самой все несладко, а я тут со своими проблемами…
– С нашими проблемами, – перебила я. – Мы семья, значит проблемы у нас семейные – одни на всех.
– Идем, Софа, я тебя лучше пловом накормлю.
– С удовольствием, – поплелась я за мамой в кухню.
– Я сейчас еще тебе чай налью с мелиссой и медом, как ты любишь.
–– Не день, а праздник, – улыбнулась я, – и кусочек бородинского дай мне, пожалуйста, я его медом намажу, как папа.
– Ты как маленькая, – хихикнула она.
Передо мной появились: тарелка шикарного плова, любимого с детства, корзинка с кусочками бородинского хлеба с изюмом, вазочка с томатной гроздью и чашка черного чая с мелиссой, рядом с которой примостилась баночка с липовым ароматным медом.
В прихожей хлопнула входная дверь, а затем оттуда же донесся тонкий голосок младшей сестры:
–– Мам, я дома! Есть хочу, умираю!
–– Руки мой, я уже накладываю! – крикнула мама в ответ, выглянув в прихожую. – Ты тоже будешь чай с медом пить?
–– Тоже? – послышался удивленный голос, приближающийся к кухне. – Соня! – воскликнула Янина и подпрыгнула на месте от радости. – Привет! Ну наконец-то ты приехала! Я жутко соскучилась! А Тошка не приехал?
–– Привет, – кивнула я, опустив взгляд на живот сестры, который был слегка заметен под легкой тканью платья. – Антон остался за старшего в офисе, – соврала я, подмигнув ей.
–– Ага, он там у тебя за старшего уже месяца три, похоже, – не поверила она. – Мам, давай скорее, я голодная как зверь, – Янка уселась рядом и, заглянув в мою тарелку, восторженно воскликнула: – Мамин плов! Класс! Обожаю!
–– Как дела в университете? – спросила я, рассматривая округлившееся лицо сестры.
–– Только что последний зачет сдала на отлично, – гордо ответила она. – Вот теперь я круглая отличница и, между прочим, единственная в группе.
–– Ты умничка! Я горжусь тобой! – погладила я ее по плечу.
– И в кого у нас такие гениальные дети уродились? – опуская тарелку полную плова, спросила мама наигранно.
– Да-а, загадка, – засмеялась Янка, схватившись за вилку.
Мы молча жевали плов, иногда отправляя в рот маленькие помидоры. Я поглядывала на сестру, а в душе становилось тепло и спокойно. Казалось, нет в моей жизни ни проблем, ни грусти, ни разочарования, ни предательства, ни бывшего мужа, ни его разродившейся любовницы-малолетки, позарившейся на взрослого женатого мужика.
–– Так, девчонки, у меня урок, – сказала мама, глядя то на меня, то на Янку поочередно и одновременно застегивая пуговицы легкого джемпера, – грязную посуду – в посудомойку. Я часа через два вернусь.
Мама давно была на пенсии, но продолжала работать педагогом по вокалу. Она хорошо играла на фортепьяно и пела, поэтому от учеников не было отбоя. По этой причине она часто исчезала из дома, бегая от ученика к ученику.
Входная дверь хлопнула, а я повернулась к сестре.
–– Как ты себя чувствуешь? – спросила я, с интересом рассматривая ее пухлые розовые щеки.
–– Хорошо, – жуя, незамедлительно ответила она. – А что, я неважно выгляжу?
–– Да нет, выглядишь ты как раз таки очень даже важно, – хмыкнула я. – Говорят, беременность украшает женщину.
–– Что? – растерялась сестра, повернув ко мне перепуганное лицо.
–– Какой у тебя срок?
– Какой срок? – бездарно изобразила она удивление, а ее щеки предательски вспыхнули от стыда. – Соня, ты что?
–– Неделя беременности какая?
–– Четырнадцатая, – потупила Янка взгляд, сдавшись. Она ведь знала, что меня не проведешь.
–– Папаша ребенка, надеюсь, с нетерпением ждет его появления?
–– Не ждет, – шепнула она, ковыряясь вилкой в остывшем плове.
–– Ну молодец, будущая мать-одиночка, – с укором сказала я, осматривая профиль сестры. – Ты хоть бы матери сказала, что ли. Она переживает. Ведешь-то ты себя, как и полагается беременной женщине: капризничаешь, раздражаешься и все такое прочее, а о беременности не говоришь – нехорошо.
–– Зачем говорить, если я все равно не собираюсь рожать?
–– Угу, а что собираешься делать?
–– Аборт.
–– Ну, во-первых, на таком сроке никто тебе аборт делать не будет, по крайней мере без медицинских показаний, а во-вторых, ты хочешь, как я, горстями глотать несколько лет пилюли и спать с мужем только в запланированные врачом дни, чтобы забеременеть? Тебя моя история ничему не научила?
–– Ты-то ведь аборт не делала, а проблемы все равно возникли.
– Делала, не делала, какая теперь разница? Проблемы эти практически неразрешимы.
– Но у тебя ведь в итоге все получилось.
– Это у тебя все получилось, но, к сожалению, ты в данный момент не осознаешь собственного счастья.
– Соня, я не пойму… – растерялась сестра, наверное, заметив слезы в моих глазах. – У тебя что-то произошло?
– Что-то произошло, – придвинула я банку с медом ближе и безжалостно утопила в нем ложку.
– Что-то с ребенком?
– Нет, с ребенком все хорошо: его больше нет. Ни ребенка, ни мужа… ничего не осталось…
Янка смотрела на меня с откровенным ужасом, не зная, что сказать. А я рассматривала стекающий с ложки мед.
– Если мама узнает, – наконец к ней вернулся дар речи, – она меня убьет.
– Ты ошибаешься, – вздохнула я, прикоснувшись подушечкой пальца к липкой ложке, – ни я, ни Антон не подарим маме внуков в ближайшее время, а она об этом давно мечтает.
– Ты ей сказала?
–– Сказала.
Я сунула палец в рот, ощутив медовую сладость на языке. Понаблюдав за мной пару минут, Яна стыдливо произнесла:
– Соня, я его отца видела всего единожды. Как я об этом скажу маме?
– А об этом обязательно говорить? – с удивлением взглянула я на сестру.
– Врать всю оставшуюся жизнь?
– Не говорить правду – не значит врать. Какая разница, кто его отец? Ведь мать-то его ты.
– Наверное, ты права.
– Я права без всякого «наверное»!
– Да, – кивнула покорно Янина. – Я сегодня же все расскажу маме.
Просидев в баре до поздней ночи, я практически силой заставила себя отправиться домой, чтобы поспать хоть пару часов перед очередным рабочим днем. Возвращаться в пустую квартиру желания не было. И хотя Ярослав никогда не дожидался моего возвращения (а возвращалась я с работы с каждым разом все позднее и позднее), все же какое-то тепло в доме присутствовало, да и ужин всегда был на плите, к тому же теплый. Готовить я не умела, а вот муж и умел, и любил это делать, поэтому я всегда была вкусно накормлена.
Войдя в квартиру, я не стала включать свет, отправившись на кухню (словно по привычке). Каблуки, соприкасаясь с паркетом, наполняли черное пространство глухими звуками. Распахнув стеклянную дверцу буфета, я достала первую попавшуюся под руку бутылку и, дотянувшись до бокала, наполнила его ароматным алкоголем. Головная боль, которая изводила меня на протяжении уже нескольких недель, опять колотила чем-то тяжелым по вискам. Добравшись наощупь до гостиной, я села на диван и, сделав пару глотков гранатового вина, опустила бокал на широкий деревянный подлокотник. В комнате витал странный незнакомый аромат (мне почему-то показалось мужской), вызывающий необъяснимую тревогу. Я всматривалась в непроглядную тьму, стоящую напротив, пытаясь рассмотреть хотя бы что-то. Чуть позже до меня дошло, что плотные шторы задернуты (последние несколько недель я старалась их не закрывать, дабы как можно реже использовать светильники, ведь от них усиливалась головная боль), поэтому придомовые фонари не освещали потолок, как раньше, вот тьма и хозяйничала в комнате.
Глухой щелчок – и напротив вспыхнул торшер. Я машинально зажмурилась, но понимая, что торшер сам по себе включиться не мог, тут же распахнула глаза: напротив меня в кресле сидел Соломонов. Я лишилась дара речи, глядя в дымные внимательные глаза. Парализованное страхом тело лишь иногда вздрагивало от грубых сердечных толчков.
–– Ты где была? – строго спросил он, глядя на меня с откровенным недовольством. – Приличной женщине не подобает шляться ночью по городу.
–– Как ты вошел?
–– Как и ты: через дверь, – с насмешкой ответил Артур, опустив взгляд на бокал. – Ты выпиваешь?
– Что? – опешила я.
– Вот и мне интересно – что? Вино? Ладно, не важно. Значит, Антон не соврал: муж бросил тебя. Из-за чего? Из-за выпивки? Ночных гулянок? Или измен?
Я смотрела на него не моргая, а меня одолевали сомнения – сомнения в его адекватности, ну, или в моей (тут требовалось время, чтобы в этом разобраться).
– М-да, верно говорят: чем красивее баба, тем больше дегтя в бочке меда.
–– Чего ты хочешь от меня?
– Я давал тебе десять часов поартачиться, а прошло уже более двадцати. Сколько еще предложишь мне подождать? Мой юрист подготовил договор, осталось только его подписать.
– Я же сказала: ничего подписывать не буду.
– Да мало ли, что ты сказала, – разозлился Соломонов. – Тем более я тебя не спрашивал: будешь ты или не будешь. Я тебя перед фактом поставил.
Его нездоровая самоуверенность меня вывела из себя. Мгновенно подскочив с места, я злобно прорычала:
– Если тебе удалось проникнуть в мой кабинет и в мою квартиру, то это не значит, что удастся проникнуть и в мое сознание, дабы управлять мной!
Соломонов тоже подскочил с места и вмиг оказался подле. Ухватившись за мое плечо, он наклонился к лицу и, прижавшись губами к уху, горячо прошептал:
–– Проникновение в твое сознание не входит в мои планы, а вот в твое тело я проник бы с превеликой охотой.
Дернув меня на себя, он впился в губы, жадно и страстно целуя их. Мое когда-то парализованное страхом тело содрогнулось. Резко дернувшись, я оттолкнула Соломонова и прошипела:
–– Не прикасайся ко мне, придурок!
–– А это ты зря, – прошипел он в ответ, отступая.
–– Пошел вон из моего дома!
– Стерва психованная! – злобно кинул Соломонов, выскочив из гостиной.
Когда прогремел хлопок входной двери, я мгновенно оказалась в прихожей и сдвинула мощный засов, запирая ее. В квартиру вернулась тишина, позволяя расслабиться, но сделать это было не так-то просто: руки дрожали, в груди колотилось перепуганное до смерти сердце, вдох тут же сменял выдох, гормоны стресса кололи кожу изнутри. «Теперь ее никто не откроет снаружи, – попыталась успокоить я себя, – разве что болгаркой». Немного поразмыслив над своими словами и решив, что Соломонов не настолько отмороженный тип, чтобы явиться сюда с болгаркой, я поплелась в ванную комнату. Горячий расслабляющий душ – это то, что мне было крайне необходимо.
Утро началось с наглого стука в дверь. Я, превозмогая силу притяжения, с трудом села на кровати и осмотрелась, желая понять, что и где именно стучит. Мобильный безустанно елозился по тумбе, мигая при этом дисплеем. Его вспыхивания и затухания раздражали. В порыве смахнув его на пол, я сползла с кровати и, держась за стены и хватаясь за косяки, потащилась в прихожую. Стук становился громче, безжалостно впиваясь клыками в виски. Боль в затылке нарастала с каждым новым ударом. Дабы прервать чужой стук и прекратить свои мучения, был немедленно сдвинут в сторону засов без проведения предварительных мероприятий по обеспечению собственной безопасности. В квартиру влетел перепуганный брат.
–– Слава богу! Я уже собрался МЧС вызывать! Разве можно так пугать? Соня, ты почему трубку не берешь? Что происходит? Соня, тебе плохо? Соня…
Но я не ответила – язык мгновенно онемел, дыхание после резкого выдоха прервалось. Взгляд Антона изменился, а я ощутила, как стена проваливается вглубь ванной комнаты. Тело нырнуло в кипяток и скользнуло вниз. Сознание отключилось, сиганув вслед за телом.
Лицо стало влажным – глаза открылись. Сначала я почувствовала холодные ноги и колючие пальцы, потом – язык, к которому стремительно возвращались чувствительность и подвижность, а после ощутила себя как нечто вполне реальное и существующее. Осмотрев перепуганное лицо брата, я с трудом, но все же уселась на диване (не без его помощи, само собой).
–– Софи, ты как? – заботливо поправляя мои растрепанные пряди, спросил он.
–– Что произошло? – вынужденно поинтересовалась я, не в силах вспомнить, как переместилась в гостиную.
–– Ты потеряла сознание, – от растерянности повел Антон плечом. – Может, скорую вызвать?
–– Зачем?
–– Ты какая-то прозрачная, что ли. Ты уверена, что не беременная?
–– Ну да, – кивнула я, вот только в голосе моем уверенность напрочь отсутствовала.
–– Не хочешь скорую, давай я тебя в больницу отвезу.
–– Не хочу я ни скорую, ни в больницу. Свари лучше кофе. Я проснуться никак не могу.
Тони кивнул и, поднявшись с корточек, поспешил на кухню, предварительно всучив мне в стакан с водой, при помощи которой, по-видимому, и привел меня в чувство. От чего-то брезгливо скривившись, я поставила стакан на подлокотник и, поднявшись с дивана, подошла к окну. Сдвинув портьеру в сторону, я распахнула окно и до отказа наполнила легкие свежим воздухом.
– И все же, Софи, тебе стоит показаться врачу, – сказал Антон, входя в гостиную.
Густой кофейный аромат наполнил комнату до самого потолка. Повернувшись, я недовольно посмотрела на брата.
– Давай я сама решу, кому мне стоит показываться, а кому, нет, – пробубнила я и, подойдя к креслу, опустилась на мягкую подушку. – Ты, дорогой мой, лучше-ка объясни, что этот хмырь, Соломонов, делал в моей квартире? Ах да, и в кабинете тоже.
– В смысле – что делал в квартире? – посмотрел он на меня как на дуру.
Антон поставил на журнальный столик мою чашечку и сел на диван, разместив свою на подлокотнике подле стакана.
– В самом что ни на есть прямом смысле, – раздраженно сказала я, рассматривая его удивление, ошивающееся в глазах. – Этот психопат сегодня ночью проник в мою квартиру.
– Что значит – проник?
– Проник – значит скрытно, незаметно, тайно пробрался, без позволения то есть. Ясно?
–– Ясно, – недовольно буркнул он. – А как?
– Да мне-то откуда знать? Я вернулась домой, а тут оно – наглое беспардонное существо. Сидит в моем кресле, еще и претензии мне смеет предъявлять.
– Не может быть.
– Ну да, ну да, – пробубнила я и сделала глоток из чашки, мечтая о бодрости. – Быть не может, но было. Хорошо, а что оно делало в моем кабинете?
– Откуда я знаю?
Антон смотрел на меня так, как будто я была не в себе.
– А кто знает? – разозлилась я. – Это ты впустил его в нашу жизнь и в наш бизнес, да к тому же чего-то наобещав с три короба.
– Да ничего я ему не обещал.
– Где ты его вообще подцепил?
– Никого я не цеплял, – надулся он, громко отхлебнув горячий кофе. – Я был в баре с Максом; к нам подсел Соломонов (они с Максом, как оказалось, знакомы), разговорились. Соломонов задал пару вопросов о компании, а потом как бы невзначай поинтересовался, кто у нас исполняет обязанности юриста, я сказал: ты. Он попросил организовать ему встречу с тобой, что я и сделал.
– И на кой, спрашивается?
– Что – на кой?
– На кой черт, говорю, ты организовал эту встречу? У меня, по-твоему, проблем других нет, что ли?
– А у меня что, по-твоему, тоже других проблем нет, чтоб обзавестись еще и проблемами с Соломоновым? Этот человек не мандаринками абхазскими торгует на углу Новослободской и Греческой, он невесть чем занимается!
– Что значит – невесть чем?
– Не знаю, что это значит, но что-то точно значит. У кого не спроси, все разводят руками и пожимают плечами. Я не знаю, кто этот человек, но знаю одно – этот человек небезопасен. И поэтому тебе лучше принять его предложение.
– Скажи, Антон, ты в своем уме? – вздохнула я, рассматривая лицо брата. – Ты же понимаешь, что он предлагает. Понимаешь, где мы окажемся, когда все вскроется (а все непременно вскроется). Так что ты можешь даже и не мечтать, что я буду угождать ему. Лучше ответь мне на вопрос: ты обещал Соломонову подписать договор, если прежде он заставит сделать это меня?
Антон, казалось, растерялся. Он сделал пару-тройку глотков из чашки, а я поняла: он тянет время.
– Не обещал, – наконец-то соизволил ответить брат, при этом стараясь не смотреть мне в глаза.
То, что Антон нагло врал, я поняла сразу же, как и то, что от него правды я не услышу. А вот Соломонову врать мне нет никакого резона, поэтому откровенный разговор с ним мог бы прояснить ситуацию, а я смогла бы уличить братика во лжи.
– Где я могу найти этого психопата?
– Какого? – прикинулся он дурачком.
– Соломонова, – сдержанно ответила я, хотя очень хотелось нагрубить.
– Софи, тебе лучше не встречаться с ним наедине.
– Раньше надо было думать, что для меня будет лучше, – фыркнула я. – Где обитает сие чудовище?
– В бизнес-центре на Курской, 17.
–– Допивай свой кофе и катись-ка ты на производство. Сегодня вечером я жду отчет о испорченной партии дорогостоящего сиропа и использованной не по назначению аскорбинки. Ах да, предупреди там всех причастных, что они будут оштрафованы и лишены премий: у нас в бюджет не заложены средства для их внеплановых и несогласованных «экспериментов». Они все осели в лаборатории, так как там такие же ученые-недоучки протирают штаны во главе с моим бывшим…
– Он уволился, – перебил брат.
– Ну хоть одно верное решение принял за всю свою бесполезную жизнь.
– Софи, а с сиропом надо бы разобраться…
– Надо? Разберись. А мне вечером отчет на стол. Надеюсь, вы крыс от кашля уже вылечили, или эта «синька» в цеху ждет проверяющих?
– Вылечили, – насупился Антон.
– Все, давай, – поднялась я с кресла, – мне пора собираться. Понимаешь ли, дел по горло и проблем выше крыши. И еще, мать навести.
– Зачем?
– Затем, чтобы она не думала, что воспитала неблагодарную скотину (хотя так оно и есть!).
– Ладно, вечером заскочу, – вздохнул он, застегивая пиджак.
– И торт младшенькой нашей купи. Медовый с черносливом и грецкими орехами. Она меня просила, но я в ближайшее время не планирую там появляться.
– Ладно.
Брат оставил нас с тишиной наедине. Мы наконец-то смогли насладиться друг другом вдоволь.
Кофе помог взбодриться, и ближе к полудню я таки добралась до Курской. Увалившись на руль, я осмотрела стеклянный фасад здания, отзеркаливающий лучи дневного солнца. От яркого света он переливался лазурью, напоминая небеса рая, да к тому же отражающиеся облака вносили немалую лепту в рукотворную красоту. Приложив усилия, я выбралась из салона и осмотрелась: парковка полна свободных мест, так как обеденный перерыв был в самом разгаре.
– Надеюсь, этот отморозок на месте?
Войдя в здание, в котором было свежо и прохладно, я подошла к высокой стойке, похожей на серебристый полумесяц. Молодая улыбчивая шатенка-администратор подсказала, где найти кабинет Соломонова, а вот ответить на вопрос, кто этот человек и чем занимается, между прочим, тоже не смогла, как и те, кого спрашивал Антон.
Поднявшись на двадцать шестой этаж, я осмотрела пустой коридор с белым мраморным полом, по которому носилась тишина из одного конца в другой и обратно. На двери, упомянутой девушкой с ресепшена, не было ни таблички (ну, например, «Осторожно! Злая собака!» или «Не влезай! Убьет!»), ни условных обозначений (таких как «Радиация», «Яд» или «Взрывоопасно»). В общем, заблаговременно человек не мог получить ни йоты информации об обитателе этого кабинета. Стучать я не стала и сразу же вошла в просторное помещение, которое оказалось приемной к тому же абсолютно пустой (даже стола для секретаря в ней не было). Напротив входной двери располагалась еще одна точно такая же дверь. От чего-то проснулось во мне волнение, которое подверглось жесточайшему игнору. И в этот раз я решила не проявлять вежливость (Соломонов ведь все равно не знает, что это за «чудо чудное и диво дивное» судя по его манере появления) и, опустив ручку, распахнула дверь: на фоне стеклянной стены, за которой плыли взбитые облака, стоял стол, за которым сидело Его Величество Артур Валерьевич. Артур оторвал взгляд от монитора и уставился на меня как на призрак. От вежливости я опять же отказалась и слова приветствия опустила, усевшись в кресло. Соломонов тут же опустил крышку ноутбука и сдвинул его в сторону, продолжая крепко держаться взглядом за мое побледневшее лицо (эту бледность я ощущала физически). Но побледнела я не от страха, который, несомненно, испытывала в присутствии этого странного, непредсказуемого мужчины, а от омерзительной тошноты, которая поднималась от желудка к глотке.
–– Неожиданно, – признался он, как-то по-царски откинувшись на спинку кресла. – Я знал, что в итоге ты согласишься.
–– Соглашусь на что? – прикинулась я дурочкой.
–– На мое шикарное, дорогостоящее предложение.
– Ах, ты об этом, – театрально приподняла я брови, сглотнув тошнотворный ком, подкативший к горлу. – Это вряд ли, хотя… – выдержав интригующую, обнадеживающую паузу, я заключила: – Нет, все же не соглашусь. Твое предложение меня по-прежнему не интересует. Я приехала просто поговорить.
– Ну, на нет и суда нет, – развел Артур руками. – Тогда нам говорить не о чем.
– Как это – не о чем? А о том, что тебе пообещал мой бестолковый братец?
–– Ты об Антоне, что ли? Или у тебя есть еще один бестолковый братец?
