Он знал, каково это.
Совсем недавно он и сам был страстно влюблён в прекрасную Адель Ста̒лвин. Эдвард почти всегда вызывал восхищение у представительниц слабого пола, нередко был объектом их пылких чувств, но никогда не думал, что та единственная, которую он так горячо полюбит, останется к нему холодна. Он бы смирился с её равнодушием, в конце концов, он был дворянином и был богат, и Адель не осталась бы безучастна к его состоянию и знатности. И пусть девушка наивно считала своего преданного поклонника лишь верным другом, почти братом, Эдвард знал, что его любви хватило бы на двоих, и Адель, несомненно, согласилась бы стать его женой. А уж то счастье и забота, которые он подарил бы ей после свадьбы, растопили бы её сердце и открыли наконец двери для взаимности. Но судьба обошлась с юным эльфом жестоко.
Не подозревая, что рушит свою жизнь собственной рукой, он привёл избранницу на званый вечер к Аннабель Рабвель. Он восхищался этой женщиной и гордился тем, что обучался под её началом. Эдвард наивно хотел похвалиться перед наставницей своей очаровательной возлюбленной, а на Адель произвести впечатление столь близкими отношениями со знатным семейством. Ведь Аннабель Рабвель была младшей дочерью покойного Владыки Э̒одана, который считался одним из самых выдающихся лидеров Княжества за последние двести лет. Теперь на эльфийском троне сидел его сын, а Аннабель без всякого стеснения тратила своё огромное наследство на благотворительность. Она строила детские больницы, онкологические центры и интернаты, большая часть которых располагалась во Внешнем мире в странах Средней Азии и Африки. У Аннабель был мощный целительский дар, а у всех, кто слышал её звонкий заразительный смех, уровень эндорфинов в крови значительно повышался, что не раз было официально подтверждено медицинскими исследованиями.
Эдварда Гордона она пестовала как родного сына, хотя у неё самой было трое детей, младший из которых – Рафаэль был сверстником Эдварда. Мальчики с самого детства росли вместе, хотя нельзя было сказать, что молодые люди были близки, уж слишком разные у них были характеры. Юный Рабвель был любимцем семьи, избалованным и изнеженным, притом как Эдварда растили в ежовых рукавицах. К тому же Рафаэль унаследовал обаяние своей матери, её звонкий смех и уверенность в том, что весь мир лежит у его ног.
Адель влюбилась в него с первого взгляда.
Напрасно Эдвард метался вокруг возлюбленной, уговаривая забыть Рабвеля, ссылаясь на его высокое происхождение и официальную помолвку с другой девушкой. Адель была ослеплена своей любовью и больше всего – взаимностью юного эльфийского принца. Страдания Эдварда трудно было описать, он не знал, бросаться ли ему к её ногам или бежать прочь. Аннабель утешала ученика, ссылаясь на ветреную натуру сына, и заверяла, что после запланированной женитьбы Рафаэля, счастью Эдварда уже ничто не помешает. Однако судьба распорядилась иначе. Влюблённые бежали за границу, где тайно поженились совсем как в любовных романах, а минувшей зимой у них родилась двойня.
Эдвард готов был душу продать, лишь бы забыть Адель Сталвин и никогда её не вспоминать. Он готов был ненавидеть Рафаэля, который так дерзко сорвал эту нежную розу, на которую сам Гордон даже боялся дышать. Жизнь стала казаться ему невыносимой. Желая хоть что-то изменить, он ухватился за просьбу Алемского помочь с делом Костина как за спасительную соломинку. Однако соломинка эта была тоньше, чем он думал.
С тех пор как Эдвард, противясь страху и инстинкту самосохранения, впервые преодолел Портал между мирами, ему всюду мерещилась опасность. Но юноша заглушал внутренний голос, оправдывая его тем, что вся операция «Антон Костин» изначально была риском, на который он осознанно пошёл. Теперь же тревога возросла с новой силой – он знал, что его друг счастливо влюблён, и ему казалось, что за этим непременно последует ещё одно предательство.
Конечно, Эдвард не признавался в этом даже самому себе, потому что не видел никакой логической связи между чувствами Алемкого к Танюше и его дружеской верностью. Однако между молодыми людьми словно выстроилась невидимая стена. В этот вечер они так и не смогли составить более-менее сносный план захвата, который ждал от них МОЗ, и Рудольф ушёл на ночную смену ни с чем.
Три дня спустя Эдвард и Рудольф наконец составили план. Теперь эльф ждал подтверждения от МОЗ и целыми днями не выходил из квартиры Стоминой, чтобы не засветиться.
Он коротал время за просмотром развлекательных телевизионных передач на одном из трёх каналов, что ловила антенна. Для Гордона это было даже много, ведь во Внутреннем мире телевидение было мало развито: одни только новости, да редкие кинокартины сомнительного качества. В А̒рдхоне больше любили театры и живое представление, плюс из-за электромагнитных особенностей их измерения, радио- и телесигналы часто пропадали. Другое дело огромный медиамир Внешнего мира! Передачи, фильмы, викторины, концерты. Эдварду казалось, что через экран телевизора он подсматривает за странными незнакомцами, которые прежде казались ему чудаковатыми и недалёкими, а теперь выясняется, что они такие же люди, как он: живые, глубокие, со своими мечтами и надеждами, со своей болью и страхами.
Наконец появился курьер и протянул эльфу сразу два конверта. В одном из них было зашифрованное послание от МОЗ, где сообщалось, что их с Рудольфом план одобрен. А второе письмо было личное, присланное из Пада̒нии, страны Внутреннего мира, почти совпадающей через пространственную завесу с Италией. Оно было подписано знакомым почерком, и принадлежал этот почерк человеку, который был последним, с кем Эдвард хотел бы сейчас вести переписку. Почерком Рафаэля Ра̒бвеля.
Эдвард с силой сжал губы и грубо распечатал конверт:
«Привет, Эдвард, звоню тебе уже какую неделю, но никак не могу застать дома. Твоя мама говорит, что ты в отъезде. Есть к тебе срочное дело, поэтому позвони мне как можно скорее.
Я всё ещё не исчерпал поток благодарности в твой адрес и помню, что ты сделал для нас с Адель. Надеюсь, ты уже не злишься. Как говорят в Падании: «Настоящий друг стоит сокровища!»
Всегда преданный тебе Рафаэль Рабвель»
«Преданный тебе», Гордон так и видел взамен этих слов – «предавший тебя».
Что же Рабвелю могло от него понадобиться? Ещё до того, как эльф распечатал письмо, он был уверен, что разорвёт его и не станет отвечать, неважно, что именно так поспешно хотел сообщить ему Рабвель. Но теперь, когда письмо было прочитано, и каждое слово и каждый слог буквально кричали задорным и весёлым голосом Рафаэля, имевшим столь же сильное чарующее воздействие, как и голос его матери, Эдвард всё больше и больше смягчался, попадая под некие чары, суть которых он прекрасно знал, будучи сведущим в делах духовных, но по неведомой ему причине бороться с которыми не хотел.
– Что ж, будь по-твоему, Рафаэль, – зачем-то прошептал он вслух и постучал в комнату хозяйки квартиры.
Елена Стомина была очень серьёзной немногословной девушкой, простоватой на вид. Гордон уже знал, что помимо основной работы логопедом в детском саду, в выходные Елена подрабатывала официанткой в ресторане. Она всегда была уставшая и невыспавшаяся, казалось, всё вокруг даётся ей с трудом. Эдвард то и дело ловил обрывки её телефонных разговоров с подругами, где она жаловалась на трудных детей в садике, конфликты с родителями или на пьяных клиентов в ресторане. Эдварду порой было жаль её, жаль её душу, которую он читал как открытую книгу.
В тот момент в Советском Союзе перестройка уже началась и копить деньги было не так стыдно, как десятилетия назад. Елена, несмотря на редкое общение со своим отцом, живущим в Валдарии, унаследовала не только внешнее сходство с ним, но и более либеральные взгляды на жизнь, совершенно несвойственные комсомолке, которой она, несомненно, была. Так что Елена не стеснялась мечтать о лучшей жизни. Её отец был бы рад оказать дочери любую помощь, но девушка гордо её отвергала, бессознательно проявляя тем самым солидарность с решением матери, вычеркнуть его из их жизни.
– Вы что-то хотели? – Елена оторвалась от чтения газеты, когда мужчина вошёл в её комнату.
– Я могу позвонить от вас?
– Конечно, – девушка указала на телефон, стоящий на журнальном столике, и уже хотела было выйти, чтобы не мешать беседе, но Гордон попросил её помочь разобраться с международным кодом, который Рафаэль указал на обратной стороне письма.
– Звонок в Ардхон, да ещё и заграницу? – девушка подняла брови. – Не думаю, что ГТС сможет это осуществить.
И всё же она набрала 9-ку и, дождавшись ответа оператора, назвала необходимую комбинацию цифр. Эдвард надеялся в глубине души, что звонок окажется невозможным, но их, как нарочно, быстро соединили, и из трубки раздались гудки. Гордон почувствовал, что у него всё внутри похолодело, прежде чем услышал голос Рафаэля, искажённый помехами.
– Ну, наконец-то, Эд! Мы уже беспокоились. Где ты?
Это «мы» пронзило Гордона как удар шпаги насквозь.
– Уехал по делам. Что за срочность, что-то случилось?
– Всё в порядке, мы пока задержимся в Пада̒нии. Дело такое: недавно приехала мать Адель со своим братом, и он рассказал мне кое-что интересное. Знаешь такого учёного Антона Костина? Так вот, у него есть закрытая программа для инвесторов с очень большой ставкой. Господин Ста̒лвин говорит, что прибыль будет колоссальной. Я сразу же подписал с ним контракт через своё доверенное лицо и хочу предложить тебе присоединиться к нам. Читал в газете, что ты теперь всерьёз занялся бизнесом и не пропускаешь ни одну конференцию по инвестициям!
Рафаэль притих, ожидая реакцию Эдварда.
– Ты инвестировал в Костина? – уточнил тот севшим голосом. – Надеюсь, не в «Код-17»?
– Т-ш-ш! – трубка зашипела в руке Гордона. – Эд, будь поосторожней! И вообще, у Костина много проектов, я закон не нарушаю.
Рафаэль лукаво рассмеялся, не оставив у Гордона сомнений в правдивости своей догадки.
– Ты подписал договор?
– Да, я же сказал, через доверенное лицо, моего секретаря. Кажется, скоро продукция будет готова, но я подумал, что ты ещё можешь успеть вложиться. Если хочешь, я лично позвоню Костину и попрошу, чтобы он включил тебя в число инвесторов. Он не откажет мне, – Рафаэль самонадеянно хмыкнул и добавил уже другим, более искренним тоном: – Я очень хочу сделать для тебя что-то хорошее, поверь мне.
Холодок прошёл у Эдварда по спине: если их с Рудольфом операция пройдёт успешно, то МОЗ будет судить не только Костина, но и всех инвесторов «КОДа-17», как сообщников учёного в незаконных экспериментах.
– Эд? – раздалось с той стороны провода.
– Рафаэль… Немедленно разорви контракт!
Эдвард сам удивился тому ужасу, что обуял им. Может, он и не считал больше Рафаэля другом, но поняв, какая опасность угрожает юноше, испугался за него. Конечно, Гордон объяснял это себе тем, что теперь если плохо станет Рафаэлю, то страдать будет и Адель, и их дети, и Аннабель, которую эльф почитал и любил.
– О чём ты? Я не понимаю тебя…
– Ты правда хочешь сделать для меня что-то хорошее, Рафаэль?
– Да!
– Хочешь вернуть моё расположение к тебе?
– Больше всего на свете!
– Тогда немедленно посылай к Костину своего доверенного и разорви контракт!
Эдвард хотел сказать, чтобы он не вздумал рассказать учёному об их телефонном разговоре, и ещё много чего, но связь неожиданно оборвалась.
– Набери снова! – он протянул трубку Елене, которая так и не ушла, и с беспокойством слушала их беседу. Но как девушка не старалась, связаться с Паданией им больше не удалось.
– Кофе? – Елена с сочувствием посмотрела на Эдварда, и тот кивнул.
На кухне они сидели молча, каждый погружённый в свои мысли. Эдвард думал о том, что мог поставить всю их операцию под угрозу, предупредив Рабвеля. Пусть не специально, но Рафаэль мог сообщить Костину лишнюю информацию и рассекретить Гордона.
Елена из обрывков фраз и разговоров, свидетельницей которых была за последние полтора месяца, пыталась сложить в своей голове картинку о том, чем же таким занимаются её временные постояльцы.
Наконец, их взгляды пересеклись, и оба невольно улыбнулись.
– Как кофе?
– Отвратителен, – честно признался Эдвард. – Я не уверен, что это кофе.
Елена не ответила, но видно было, что слова эльфа вовсе её не обидели.
– Что же такое должно было случиться с эльфом, привыкшим к шелковым постелям и лучшему кофе, что он добровольно обменял всё это на советский быт? – осторожно спросила Елена, очерчивая кончиком пальца край своей чашки.
– Это мы, богатые, так с жиру бесимся.
Эдвард шутил, хотя лицо его оставалось безэмоциональным.
– Бедненькие, – Елена снова улыбнулась. – Я слышала из ваших разговоров, Рудольф иногда называет тебя таким словом… Алмир или что-то в этом духе, что это значит?
– Алма̒р, – Эдварду было непривычно, что кто-то может не знать об этом, – это значит, я потомок А̒лмы Великого. Он жил около двух тысяч лет назад и был последним бессмертным среди эльфов. И подобно своим предкам атлантам мог управлять материей и энергиями.
– Он был волшебником?
Гордон усмехнулся:
– Если тебе так будет проще понять, то да, – он задумался. – Алма погиб в конце второго века, сражаясь против людей Внешнего мира, которые узнали про Ардхон и хотели превратить его в свою колонию. Но в тринадцатом веке он явился во сне одной эльфийской провидице. Велел ей снова собрать его кровь в одном теле, ибо было у него послание для нового народа.
– Для нового народа?
– Мы предполагаем, что он имел в виду людей, – Эдвард пожал плечами. – С тех пор, все, в чьих жилах текла кровь Алмы, считают своим долгом вступать между собой в брачный союз, дабы возродить Его.
– Любопытно, – Елена усмехнулась. – И что, успешно?
– Мой род – четвёртое колено до Возрождения. Это значит, ещё три кровосмешения, и Алма вернётся в этот мир.
– Красивая легенда.
– Это не легенда, – Эдвард пристально посмотрел на женщину, но не стал больше ничего говорить.
– Рудольф придёт сегодня или у него смена? – Елена сменила тему.
– Он у своей любовницы, а оттуда пойдёт на работу.
– Какое грубое слово, любовница. Мы говорим так о женщинах, с которыми мужья изменяют своим жёнам. Я видела эту Татьяну, она очень милая.
Эдвард не ответил. Он не понимал, о чём ещё ему говорить с Еленой, (уж точно не об увлечении Алемского). Но ему нравилось то, что она ничего не знала ни об Ардхоне, ни о нём. Словно впервые в жизни он мог быть просто Эдвардом, без шлейфа своего дара или тени отца. Возможно, именно ради этого он ввязался в операцию «Антон Костин» и был сейчас здесь. Хотел освободиться от прошлого, стать кем-то другим. Вот только вопреки ожиданиям, боль утрат и разочарования никуда не делись. Они были глубоко внутри его, вне зависимости от местонахождения.
– Есть что покрепче? – Эдвард протянул Елене пустую чашку, и та насмешливо кивнула.
22 июля накануне дня «Х», Эдвард и Рудольф сошлись во мнении, что сделали всё, чтобы подготовить вторжение группы захвата МОЗ, и собрали необходимые улики против Костина. Ближе к ночи Рудольф простился с Еленой и отправился на завод в последний раз.
Согласно плану, на следующее утро Гордон должен был прибыть в лабораторию, где на глазах у инвесторов Костин протестировал бы «КОД-17» на человеке – мужчине из Аравийского государства, осуждённого местными властями на казнь. Группа захвата должна была пробраться через вентиляционные люки в лабораторию вместе с Рудольфом и взять Костина с поличным.
Но когда Эдвард проснулся утром 23 июля, то отчётливо понимал своим внутренним взором, что ничему из намеченного не суждено сбыться.
Всё его тело было покрыто холодным потом, и мужчину била крупная дрожь. Он совершенно точно знал, что не должен никуда идти. Это был такой явный, такой пронзительный крик подсознания, что игнорировать его было невозможно. Очевидно, что лишь угроза смерти могла ввести Эдварда в такое состояние.
– Почему ты ещё здесь? – Елена заглянула в его комнату, застав того стоявшим у окна и буравившим взглядом соседнее здание. Эдвард ничего не ответил, ни язык, ни тело его не слушались, словно скованные невидимыми путами, мешавшими сделать смертельный шаг.
– Эдвард? – Лена осторожно его окликнула, но тот лишь злобно сверкнул глазами.
В конце концов, он начал собирать вещи. В лабораторию он не пойдёт однозначно, но и здесь оставаться смысла нет – через час всё будет кончено.
– Ты идёшь на завод?
– Нет, не иду. Но и сюда больше не вернусь, – Эдвард положил руку на плечо девушки, внимательно заглянул в глаза и произнёс с той силой, что подвластна лишь тем, в чьих жилах течёт кровь Алмы: – Будь же отныне счастлива.
Приняв это неожиданное благословение и простившись со своим загадочным гостем, Елена ещё долго смотрела в окно на удаляющуюся фигуру эльфа.
***
А в это время Рудольф сидел на своём посту. В восемь утра Костин почтил своим визитом административный корпус завода, обыскав каждый его угол, должно быть, желая убедиться, что никто и ничто не помешает предстоящему важному событию. Он дважды говорил лично с Рудольфом, заставив того понервничать, ведь молодой человек впервые видел учёного так близко. Тот был высокий, худой, с пепельно-серыми жидкими волосами. Сначала директор интересовался, во сколько будет смена дежурств, а затем просил ключ от чердака.
Рудольф старался вести себя максимально непринуждённо, ведь к девяти стали приходить сотрудники административной части завода, включая Танюшу. Она улыбнулась ему, проходя через турникет, игриво сверкнула своими прекрасными серыми глазами, и сердце Рудольфа забилось ещё быстрее.
Ох, если бы она знала, что сейчас будет!
Нет, нельзя думать о Тане, надо сосредоточиться на задании, Эдвард прав, всё личное потом. Самого Гордона и других инвесторов Рудольф не видел, он знал, что они тоже прибывают к девяти через доступный им секретный вход. А в десять появится группа захвата, чтобы взять их всех во главе с Костиным на месте преступления. Это будет феерично! После такого карьера Алемского должна поползти вверх, не говоря уже про повышение в звании.
Чтобы унять волнение, Рудольф начал ещё раз проверять своё рабочее место. Нужно было всё зачистить и убрать следы, которые могли бы указать на то, что он долгое время вёл прослушку. Вся запись с жучков была на аудиокассетах, которые теперь лежали в его спортивной сумке под сложенной в рулон сменной одеждой. Возможность находиться на заводе в полном одиночестве целую ночь позволяла Рудольфу развернуть здесь целую студию звукозаписи. Он прослушивал жучки и записывал всё на кассеты. Кропотливо, по крупицам собирал информацию, которая надолго должна была засадить Костина за решётку. От громоздкой аппаратуры он избавился ещё ночью, до того как на работу пришли первые сотрудники. Остались только эти кассеты. Без них даже отчёты в МОЗ, которые он каждый день отправлял, не имели бы должной силы.
Рудольф волновался. Его мысли скакали с предстоящего захвата к Татьяне. Мужчина понимал, что она была не простым увлечением, а чем-то бо̒льшим. Но что станет с их романом, когда всё закончится?
Вместо того чтобы думать о вентиляционных ходах и проникновении в лабораторию, Рудольф стал мечтать о том, как пригласит Таню в Валдарию, познакомит со своей мамой. Представлял удивление и восторг на прекрасном лице девушки. Увлечённый этими грёзами, он слишком поздно обратил внимания на двух крепких мужчин, что подошли к его посту. Рудольф встречал их на заводе и прежде, поэтому не видел причин для беспокойств.
– Ты ведь Радик Алымов? – спросил один из них.
– Верно.
– Пойдём, поможешь нам.
Рудольф сглотнул. Интуиция отчётливо посылала сигнал тревоги и настойчиво советовала дать дёру при первой же возможности. Но мозг всё ещё с надеждой увещевал, что, возможно, им на самом деле нужна его помощь.
Однако они шли прямо к кодовой двери, один из здоровяков ввёл нужную комбинацию, которую Алемский и сам уже знал наизусть, и отворил её
– Мне туда нельзя, – попытался было возразить Рудольф, но мужчины неожиданно схватили его за руки с обеих сторон и втолкнули в дверной проём.
К такому повороту Рудольф не был готов, только сейчас он понял, как же был глуп и беспечен на самом деле, раз не предвидел подобный исход событий и не разработал на этот счёт план. Противник превосходил не только числом, но и габаритами, отбиваться смысла не было, но мужчина всё же попытался вырваться. Тогда его с силой швырнули на пол, и один из здоровяков стал бить его ногой в живот. Сквозь собственные стоны и глухие удары затылком о стену Алемский услышал, как один верзила сказал другому вернуться и обыскать сторожевой пост. Это было самое ужасное, о чём Рудольф только мог подумать: ведь там остались кассеты со всеми уликами!
Когда Рудольф пришёл в себя, то первым делом почувствовал вкус крови во рту. Он попытался пошевелиться, но сразу простонал от боли: руки были обмотаны металлической проволокой.
Комната была совершенно пустой, если не считать стула, к которому он был привязан. Стены металлические, полукруглые и без окон, лишь в массивной двери был небольшой стеклянный проём. Именно в нём вскоре показалась пепельно-серая голова. Дверь отворилась, и в комнату со своей свитой вошёл сам Костин.
– Что происходит? – с трудом выговорил Рудольф, губы были разбиты в кровь.
Вместо ответа Костин с силой запрокинул Алемскому голову и влил в рот какую-то кисло-горькую жидкость. Мужчине вдруг стало нехорошо: на короткий миг голова закружилась, и всё поплыло перед глазами.
– Сыворотка правды, как её любят называть во Внешнем мире. В ЦРУ недавно заказали целую партию, любят они такие вещи, – произнёс Костин. – Скажи, твоё имя Радик Алымов?
– Нет, – Рудольф поморщился, отчего-то безумно захотелось рассказать Костину своё настоящее имя. И вообще, сколько ещё много интересных вещей он знал и ни с кем не делился! Учёный довольно улыбнулся и приступил к допросу.
Алемский рассказал всё, что знал о МОЗ и проводимой операции, хотел ещё поделиться своими чувствами к Татьяне, но ему велели заткнуться ударом по лицу, от которого всё потемнело перед глазами.
Когда туман от воздействия сыворотки отступил, на его место пришёл весь ужас от случившегося: операция провалена! Рудольф не только был рассекречен Костиным, но и выдал ему всё! Мужчина простонал, но на этот раз не от боли, а от осознания всей безвыходности ситуации.
Было неясно, появлялись ли оперативники МОЗ, состоялось ли собрание инвесторов или нет, и схватили ли Гордона точно так же, как и его. Ясно было только то, что он, Алемский, очень крупно влип.
– Вам не удастся выкрутиться на этот раз, – всё же с вызовом произнёс.
– Да ты что? – Костин недобро сверкнул глазами и кивнул на одного из своих людей.
Только сейчас Рудольф заметил, что тот держит в руке его спортивную сумку.
– Ты сам сказал, что все доказательства на кассетах.
– Это ничего не изменит! Мы всё равно посадим вас за незаконные эксперименты!
– Мы? Какое ещё «мы»? Ты теперь абсолютно один, Алемский! Забудь обо всём мире так же, как и он скоро забудет о твоём существовании.
Рудольф не понимал, что значили эти слова, но ему даже опомниться не дали: один из здоровяков с силой ударил его по затылку, и он лишился чувств.
Рудольф Алемский так и не получил ответы на свои вопросы, а весь остальной мир так и не узнал, что же с ним приключилось на самом деле: он бесследно исчез в тот день вместе с неоспоримыми доказательствами вины Антона Костина.
Группа захвата, ворвавшаяся в лабораторию, осталась ни с чем. Никакого собрания инвесторов и теста «КОД-17» на человеке не было. Костин встретил оперативников в полной растерянности и был крайне возмущён незаконным вторжением на частную территорию. Он грозился подать на МОЗ в суд за шпионаж и ложные обвинения в свой адрес.
– Никакой Радик Алымов и уж тем более Рудольф Алемский никогда не работал на моём заводе! Господина Гордона я знаю, но он не инвестировал деньги в мои проекты! – Костин отпирался от всего, и в конечном счёте его слово было против слова Гордона.
Руководство МОЗ было в бешенстве и искало крайнего в своём позорном провале. Кто-то однозначно предупредил учёного о готовящейся облаве, и подозрения потихоньку начали падать на Гордона и Алемского, как единственных людей, владевших всей информацией.
Пошли слухи, домыслы и догадки, одна страшнее другой:
– Костин купил Рудольфа и тот смотался за границу с мешком денег!
– Как этот Гордон вообще оказался главным свидетелем МОЗ? Тут что-то нечисто.
– Все эти отчёты Алемского могли быть фальсифицированными! Где реальные записи с жучков? И были ли жучки вообще?
– Эльф убил Рудольфа, чтобы заставить того замолчать, что здесь неясного? Он денег захотел от «Код-17», а не правосудия.
– Да, этот Гордон вообще случайный человек! Как ему можно было доверить такое дело?
– Оба дилетанты! Кто поручил Алемскому такую операцию?
– Рудольф, скорее всего, мёртв. Бедная его мать, она убита горем.
– Против Костина нет ни одной улики, ни одного доказательства. Мы не можем допросить сотрудников завода, так как они граждане СССР, а не Валдарии.
– Всё этот эльф. Свидетель Стомина, имеющая гражданство Валдарии, дала показание, что Гордон не собирался на завод в день захвата, согласно одобренному в МОЗ плану.
– Теперь Гордон не отмажется! Думает в МОЗ дурачки, которых он может обвести вокруг пальца? Человек мёртв! Хоть тела Алемского и не нашли, другого мнения не может быть.
– Доказательств против эльфа тоже нет. Его слова, сказанные Стоминой в последний день не такой уж весомый аргумент. Но прокурор всё равно сдерёт с него по полной! Кто-то же должен за всё ответить!
Осенью 1987 г. МОЗ возбудило против Эдварда Гордона уголовное дело по обвинению в экономическом шпионаже и халатности, повлёкшей человеческую смерть. По решению суда молодой человек был лишён дворянского титула, его поместье было конфисковано, а сам он приговорён к десяти годам поселения в Сибири.
Гордон не сопротивлялся и даже не пытался подать апелляцию. Единственный для него выход был – рассказать о телефонном разговоре с Рабвелем, но тогда МОЗ уничтожило бы Рафаэля. Эдвард не мог поступить так с Аннабель, не мог поступить так с Адель. Он принял удар на себя ради них. Сам покорно уничтожил свою жизнь во имя тех, кого так любил. Ему даже было интересно, чего ещё судьба лишит его, вслед за свободой, любимой, родными? Каково его дно?
Эдвард Гордон думал, что это конец, но это было только начало.