Алекс Кардиган
Брокингемская история. Том 20
– Вам совершенно нечего стесняться! – попытался воодушевить его Доддс, – Мы уже поняли, чем всё закончилось: Пока Бедингем возился с кофеваркой в ванной, вы тайком заглянули в его конверт…
– Да, это так! – признал сконфуженный рассказчик, – Правильно говорят: Человеческое любопытство – самая могучая и неодолимая сила на свете! И ещё говорят, что любопытство – двигатель прогресса… (Правда, к нашему случаю это не относится.) Распечатанный конверт так соблазнительно лежал на кровати Бедингема; я отчётливо видел на нём его фамилию, отпечатанную какой-то старой раздолбанной машинкой… Всё произошло как бы само собой: Мои руки сами потянулись к конверту. Я и сообразить ничего не успел, как вытащил из него какой-то маленький облезлый листок. Текст на нём был отпечатан той же самой раздолбанной машинкой, что и фамилия Бедингема на конверте. Всего там было четыре строчки: "Бедингем, нам всё известно про ваши тёмные делишки! Имейте в виду: Если вы завтра утром дадите в прокуратуре показания против Огилви, мы встретим вас в одном месте и набьём морду. Будьте благоразумны!" Разумеется, никакой подписи под этой тарабарщиной не стояло…
– Ну и ну! – только и смог сказать потрясённый Холлистер, – Вот так призыв к благотворительности, нечего сказать!
– Всё это выглядело настолько смешно и нелепо, – продолжал Линклейтер, – что напоминало проделку малолетних школьников. Конечно, ни один уважающий себя рэкетир никогда не прислал бы знаменитому миллионеру ничего подобного… Сперва я был уверен, что кто-то решил по-доброму разыграть Бедингема. Но размышлять дальше мне было некогда – Бедингем уже закончил все свои дела в ванной. Я едва успел всунуть листок обратно в конверт и бросить его на кровать – в этот момент Бедингем как раз вошёл в комнату, неся в руках полный кофейник… Следующие полчаса мы с ним провели за приготовлением и распитием кофе, а также в разговорах на всякие отвлечённые темы. Распечатанный конверт на кровати изрядно мозолил мне глаза – но я мужественно сдерживал своё любопытство и терпеливо дожидался, пока Бедингем сам о нём вспомнит. Это произошло нескоро – уже после того, как наши чашечки с кофе были допиты до самого донышка… Но вот наконец Бедингем взял в руки конверт и вытряс из него листок; я с неослабевающим вниманием наблюдал за его действиями. А дальше произошло нечто невообразимое: Едва Бедингем бросил взгляд на текст послания, как резко переменился в лице и вскочил на ноги. Сперва он сильно побледнел, потом ещё сильнее покраснел; к тому же, его пробила такая крупная дрожь, что у него аж зубы застучали. "Ну, чего там хотят эти охотники за благотворительной помощью?" – поинтересовался я, с трудом сохраняя безразличный вид. "Нет-нет, ничего!" – ответил Бедингем, дрожащими руками засовывая себе за пазуху и письмо, и конверт. Больше я ничего не успел у него спросить… Он вдруг начал лихорадочно метаться по комнате и собирать вещи. У меня от удивления сам собой открылся рот… Бедингем в один момент напялил на себя дорожный костюм, упаковал свой чемодан и выскочил вместе с ним из номера, выкрикнув на бегу: "Линклейтер, я сюда больше не вернусь!" И больше я его действительно уже не видел, – подытожил бизнесмен из Ньюкасла свой проникновенный рассказ, – До сих пор сижу и гадаю: И куда ж он так резво отсюда сбежал…?
– Может быть, домой, в Ньюкасл? – предположил Маклуски, – А вдруг у него там внезапно возникли какие-то неотложные дела?
– Но мы с ним собирались отбыть в Ньюкасл только сегодня вечером, – напомнил Линклейтер, – А в том письме, что он вчера получил, вроде бы не говорилось ни о каких срочных делах… К тому же, сегодня утром он намеревался явиться в прокуратуру для оформления своих показаний… В общем, его бегство никаким разумным объяснениям не поддаётся, – широко развёл руками он.
– Похоже, вы правы, – вынужден был признать Холлистер, – Мы тоже этих объяснений не находим…
Несколько минут спустя трое решительных следователей снова сидели на прежних местах в автомобиле Холлистера, припаркованном возле парадного входа бизнес-гостиницы. После беседы с Линклейтером поводов призадуматься у них явно прибавилось…
– Чёрт знает что! – сказал в сердцах хозяин машины, – Сперва я был уверен, что Бедингема выманили из гостиницы при помощи этого дурацкого письма… Но вот мы узнали его содержание – и наша история окончательно превратилась в какой-то тёмный лес! Начнём с того, что ни один рэкетир на свете не стал бы посылать уважаемому миллионеру посланий с такими нелепыми угрозами…
– Но если отрешиться от необычного стиля письма, – заметил Маклуски, – то из его содержания следует, что оно было написано либо самим Огилви, либо каким-то его сообщником. Автор предостерегает Бедингема от дачи показаний против Огилви – значит, он (автор) действует в его (Огилви) интересах…
– Чушь! – опроверг Холлистер, – Огилви не было никакого смысла угрожать Бедингему – ведь тот и без того собирался давать показания в его пользу… Скорее уж я поверю, что это письмецо состряпал Чибнелл, – он погрузился в напряжённые размышления, – Возможность подкинуть свою кляузу в гостиничный ящик в семь часов вечера у него была. (Мы знаем, что он в это время сам находился в гостинице.) Допустим, он решил надавить на Бедингема, чтобы…
– Но ведь Чибнелл добивался от Бедингема показаний против Огилви, – напомнил Доддс, – а автор письма требовал прямо противоположного.
– Да, верно, – согласился Холлистер, – Тогда возможна другая версия: Чибнелл понял, что Бедингем не станет давать показаний против Огилви, и решил припугнуть нежелательного свидетеля угрозой физической расправы, чтобы тот вообще не явился в прокуратуру. Естественно, он написал свою анонимку, прикрываясь чужим именем…
– Но вчера Бедингем вроде бы не совсем отказал Чибнеллу, – резонно заметил Маклуски, – У того ещё оставались надежды на то, что сегодня Бедингем даст нужные ему (Чибнеллу) показания – а вот после бегства Бедингема таких надежд у него уже остаться не могло… Так что Чибнелл скорее кое-что потерял от исчезновения Бедингема, чем приобрёл, – сделал очевидный вывод он.
– И это тоже верно, – не стал спорить Холлистер, – Исчезновение Бедингема не было выгодно ни Огилви, ни Чибнеллу. Тем не менее, он исчез… Если поверить Линклейтеру (а оснований сомневаться в его показаниях у меня нет), то наш миллионер из Ньюкасла панически испугался какой-то дурацкой записочки с угрозой набить ему морду – и тут же сбежал из гостиницы. По-моему, это не укладывается в рамки здравого смысла… Между прочим, наш Бедингем – не какая-то слабонервная дамочка! В молодости он в каких только передрягах не побывал, пока сколачивал свои миллионы… Уж его-то набитыми мордами не испугаешь! Но почему же он тогда так нервно отреагировал на эту записку?
– А как бы вы сами на неё отреагировали, будь вы уважаемым миллионером? – поинтересовался Доддс.
– Сразу отнёс бы её в прокуратуру, – не задумываясь, ответил Холлистер, – а та уже сама бы позаботилась об охране своего свидетеля… (Мы бы выделили Бедингему вооружённое сопровождение, чтобы доставить его к нам в прокуратуру, а потом, в случае необходимости, и обратно в Ньюкасл.) И, разумеется, я бы никогда не стал впадать в панику и сломя голову удирать из гостиницы… Послушайте, а это что ещё за настырная легковушка сигналит нам в спину? – он в раздражении обернулся назад, – Что ей от нас нужно, как вам кажется?
– Скорее всего, она хочет выехать на дорогу – а вы перекрыли ей все выезды с парковки, – высказал предположение Маклуски.
– Да, вполне возможно, – согласился Холлистер, спешно заводя машину, – Тогда сейчас отъеду немного в сторону и её пропущу… Впрочем, почему только немного? – сообразил он вдруг, – Мы уже закончили допрос свидетелей в гостинице – и теперь нам самое время возвращаться в прокуратуру. Там и продолжим наши размышления у меня в кабинете!
– Мы и сами собирались предложить вам что-нибудь в этом же роде! – поддержал его Доддс.
Некоторое время спустя все трое уже шагали по коридору второго этажа здания бембриджской прокуратуры в сторону кабинета Холлистера… (Наибольшие сложности на этом пути испытали Доддс и Маклуски. При проходе через проходную на первом этаже бдительный ВОХРушник долго отказывался их пропустить, пока наконец Холлистер не сделал собственноручную запись в дежурном журнале о прибытии к нему двух экспертов из Центральной полиции.) Уже при подходе к кабинету они неожиданно наткнулись на хорошо знакомую фигуру, неприкаянно слоняющуюся возле запертой двери.
– Огилви, но вы-то каким образом здесь очутились? – удивился Холлистер.
– Вы сами вызвали меня к себе к одиннадцати часам, – напомнил дисциплинированный свидетель, предъявляя всем присутствующим свою повестку.
– Но неужели сейчас уже есть одиннадцать? – Холлистер поглядел на свои наручные часы, – А ведь верно: На моих золотых – почти половина двенадцатого! С этими беглыми бизнесменами и сбежавшими миллионерами я совсем счёт времени потерял…
Холлистер торопливо отпер дверь кабинета. Вскоре все четверо уже сидели внутри на четырёх разных стульях. (Их диспозиция во многом напоминала вчерашнюю, в штабе расследования Дворца Бизнеса: Холлистер занял место главного следователя по ту сторону стола, Огилви – место главного свидетеля напротив него, а два столичных детектива – места главных наблюдателей чуть сбоку.) Пока глава мебельной конторы изучал текст своих показаний и готовился их подписать, Холлистер снова вернулся к главной новости дня:
– Кстати, Огилви, вам известно, что Бедингем так и не явился ко мне сегодня в девять ноль-ноль?
– Вот это номер! – поразился свидетель, – А что с ним такое приключилось?
– Мы бы и сами хотели это узнать, – ответил Холлистер, – Нам удалось выяснить следующее: Вчера вечером к нему в гостиничный номер было доставлено некое анонимное послание. Прочитав его, Бедингем как угорелый выскочил из гостиницы и исчез в неизвестном направлении…
– Ну кто бы мог подумать! – только и смог сказать озадаченный Огилви, – А о чём говорилось в этом послании?
– К сожалению, нам пока не удалось лично с ним ознакомиться, – планомерно продолжал Холлистер, – Но, благодаря умело проведённым оперативно-следственным действиям, мы смогли выяснить его содержание. А оно таково: Анонимный автор в откровенно грубой форме рекомендует Бедингему не давать в прокуратуре показаний против вас, Огилви…
– С ума сойти! – присвистнул свидетель, – Интересно, кто бы мог прислать ему подобное письмишко?
– Конечно, Холлистер далёк от того, чтобы подозревать в этом вас, – вступил в разговор Маклуски, – Но на всякий случай позвольте узнать: А где вы сами были вчера, между пятью и восемью часами вечера?
– Дайте-ка вспомнить… – призадумался Огилви, – Как только нас выпустили из Дворца Бизнеса, я сперва забежал в свою контору. Ушёл я оттуда ровно в шесть – и сразу направился в свою любимую забегаловку, в соседнем от нас доме; там я просидел до начала девятого. А потом…
– Ваше дальнейшее алиби нас не интересует, – прервал его Доддс, – Итак, с шести до восьми вы непрерывно находились в какой-то забегаловке… А может ли кто-то из её сотрудников или посетителей подтвердить факт вашего нахождения там в указанное время?
– Да, конечно, – кивнул головой Огилви, – Вчера я встретил там кучу своих знакомых… Кстати, среди них оказался и Чибнелл – он уже сидел в забегаловке в момент моего прибытия. (Он почти каждый день заходит туда после работы.)
– И Чибнелл просидел в забегаловке вместе с вами до восьми часов? – осторожно закинул удочку Маклуски.
– Нет, так долго он не усидел, – улыбнулся Огилви, – Как увидел меня, сразу вскочил и выбежал вон – почти как ваш Бедингем из гостиницы… Обратно он так и не вернулся – по крайней мере, до восьми часов, когда я сам оттуда ушёл. Впрочем, моё алиби могут подтвердить другие посетители и работники забегаловки… Но неужели дело настолько серьёзно? – насторожился он, заметив чересчур задумчивое выражение на лице следователя прокуратуры, – Я опять влип в какую-то историю? И что же мне теперь грозит? Арест по обвинению в государственной измене?
В кабинете повисла гнетущая тишина. Минуту спустя её прервал немного раздражённый голос Холлистера:
– Ваш юмор можете оставить при себе! Подписывайте скорей ваши показания – и ступайте на все четыре стороны!
Когда Огилви наконец покинул гостеприимный кабинет главного следователя, Холлистер не преминул поинтересоваться у своих столичных коллег:
– Ну, что скажете? Не кажется ли вам, что я поступил чересчур опрометчиво?
– Мы не вправе давать вам советы, когда дело касается ваших прямых служебных обязанностей, – уклончиво ответил Маклуски.
– Я и сам понимаю, что поддался эмоциям, – трезво оценил ситуацию Холлистер, – Исходя из содержания анонимного письма, которое получил вчера Бедингем, я был обязан поставить Огилви под подозрение и задержать его до полного выяснения всех обстоятельств… Его алиби в забегаловке пока остаётся под вопросом. Ещё неизвестно, подтвердит ли тамошняя публика, что он непрерывно находился там с шести до восьми… Кстати, от этого заведения до бизнес-гостиницы – всего каких-то триста метров. Огилви вполне мог на пять минут отлучиться из забегаловки, подкинуть письмо в гостиничный ящик и тут же вернуться обратно – а его приятели и не обратили бы внимания на его мимолётную отлучку…
– Скажем вам больше, – добавил Доддс, – Даже если Огилви все эти два часа неподвижно просидел за столом в забегаловке, письмо в гостиницу вполне мог подбросить кто-то из его приятелей по его личной просьбе.
– Вот и я про то же! – вздохнул Холлистер, – И всё же мне почему-то в подобное не верится… Готов поручиться: Огилви не имеет никакого отношения к этому дурацкому письму! – заявил он в порыве нагрянувших эмоций.
– Конечно, невиновность Огилви ещё требует доказательств, – взглянул правде в глаза Маклуски, – Но мы целиком и полностью одобряем ваше решение отпустить его с миром!
– Очевидно, что Огилви в этой истории – не злодей, а невинная жертва, – подтвердил Доддс.
– Я рад, что вы со мной согласны! – воспрял духом Холлистер, – А раз так, то… Погодите-ка минуточку! – он снял трубку со внезапно зазвонившего телефона, – Прокуратура, Холлистер! Да, я вас внимательно слушаю… Ага, вот как? Ну что ж, спасибо за информацию! – он положил трубку обратно, – Вот вам ещё один повод пораскинуть мозгами: Сегодня утром Бедингем был замечен живым и невредимым в своём Ньюкасле, – сообщил он своим столичным коллегам, – Похоже, он прибыл туда ещё вчера, на вечернем поезде… Меня радует одно: Если теперь этого типа кто-то пристукнет, то расследованием его убийства будет заниматься не наша бембриджская прокуратура, а тамошняя ньюкасловская, – не преминул порадоваться он.
– А если кто-нибудь как следует набьёт ему морду, – подхватил его мысль Маклуски, – то он попадёт прямиком в травматологическое отделение тамошнего ньюкасловского госпиталя – того же самого, что и сержант Конрой.
– И всё-таки я не понимаю, с какой стати он так внезапно удрал из Кембриджа, проигнорировав мою повестку на девять часов утра, – продолжал недоумевать Холлистер, – Даже если предположить, что… Постойте, а это ещё как понимать? – он повернул голову на звук отворяемой двери, – Чибнелл, но вас-то какими ветрами сюда занесло?
– Явился по вашему вызову – ровно в двенадцать ноль-ноль! – отрапортовал ещё один свидетель, заходя в кабинет и предъявляя всем присутствующим свою повестку.
– Просто удивительно, как быстро летит время! – Холлистер бросил взгляд на свои наручные часы и убедился, что они и в самом деле показывают полдень, – Ладно, садитесь и подписывайте свои показания! – он протянул новоприбывшему очередную порцию заполненных листков, – Кстати, знаете ли вы, что Бедингем не явился сегодня в нашу прокуратуру?
– Всё я знаю, – досадливо поморщился Чибнелл, – Только что забежал к нему в гостиницу – и Линклейтер ввёл меня в курс дела… Оказывается, вчера вечером кто-то прислал Бедингему какое-то письмо. Он его прочитал и тут же куда-то слинял… Я так и знал, что старый хрыч в последний момент сдрейфит! – воскликнул он в негодовании, – Жирный пингвин испугался за свою шкуру и забился в норку – а я остался без его показаний… Ну почему же мне всегда так не везёт? – горько посетовал он.
– Чибнелл, имейте совесть! – не смог смолчать Холлистер, – Бедингем похож на жирного пингвина ничуть не больше, чем вы – на осьминога или крокодила!
– Кстати, Линклейтер не рассказал вам о содержании полученного Бедингемом письма? – уточнил у свидетеля Доддс.
– Нет, – опроверг Чибнелл, – По его словам, Бедингем с ним этим содержанием не поделился… Впрочем, тут и так всё ясно: Это как пить дать было угрожающее письмо от Огилви!
– А почему вы так решили? – заинтересовался Маклуски.
– А кто ещё мог написать это письмо? – начал горячиться Чибнелл, – Все следы ведут в огород Огилви! Я уже понял, каким образом обстояло дело… Между прочим, вчера я сразу из Дворца Бизнеса отправился в одну забегаловку – и ровно в шесть часов туда же завалился и Огилви. Честно говоря, я не ожидал его там увидеть. Я почему-то был уверен, что он до сих пор сидит в прокуратуре и даёт объяснения по поводу своего пособничества Сэндилендсу. Но у Огилви был такой злорадный вид, будто ему не страшны никакие прокуратуры на свете. Он вёл себя так нахально, словно уже отмазался от всех обвинений и плевать хотел на нас всех с высокой колокольни… Я не мог спокойно смотреть на его ухмыляющуюся физиономию. Я выскочил из забегаловки и помчался к Бедингему в гостиницу. Я объяснил ему всю серьёзность ситуации: Огилви давно пора не по забегаловкам разгуливать, а за решёткой в наручниках сидеть! Если мы с ним (Бедингемом) не дадим прокуратуре ясные непротиворечивые показания, этот подлец (Огилви) может ускользнуть от правосудия и избежать заслуженного наказания. Бедингем полностью со мной согласился и пообещал наутро дать прокуратуре нужные показания… Но не успел я уйти из гостиницы, как Бедингему доставили угрожающее письмо от Огилви. Старикан струхнул и взял руки в ноги… Ну что за проходимец этот Огилви! Он опять вышел сухим из воды! – в бессильной злобе подытожил незадачливый конкурент.
На какой-то миг в кабинете воцарилось напряжённое молчание… Неожиданно его нарушил голос Доддса:
– Чибнелл, в вашем алиби кое-что не сходится… Огилви появился в забегаловке сразу после шести – а вы тут же её покинули и, по вашим словам, направились в бизнес-гостиницу. Но к Бедингему в номер вы прибыли лишь в половине седьмого… Между тем, расстояние от гостиницы до забегаловки составляет всего триста метров. Даже неспешным шагом их можно пройти минут за пять-семь… Позвольте узнать: А что же вы делали в оставшиеся двадцать три минуты?
– А не всё ли вам равно? – вскричал не на шутку встревоженный свидетель.
– Если вы запамятовали, мы охотно вам подскажем, – подхватил нить рассуждений коллеги Маклуски, – Выйдя из забегаловки, вы забежали в свою контору (расположенную в соседнем доме), сели за пишущую машинку и наспех состряпали угрожающее послание Бедингему – разумеется, как бы от имени доброжелателей Огилви. Запечатав его в конверт, вы отнесли его в гостиницу и…
– Я не собираюсь выслушивать тут ваши дикие гипотезы! – Чибнелл торопливо поставил подпись под своими показаниями и протянул их Холлистеру, – Вот, держите! Вы вызывали меня только для оформления показаний? Тогда мне у вас больше делать нечего! Счастливо всем оставаться! – и он быстрее молнии исчез по ту сторону двери.
– Но вы действительно уверены, что письмо Бедингему написал и подкинул он? – поинтересовался у своих столичных коллег Холлистер, когда топот ног Чибнелла затих где-то вдалеке.
– А кто ещё мог это сделать? – ответил ему Доддс.
– Конечно, физическая возможность для этого у него была превосходная, – признал следователь прокуратуры, – Полк обнаружил письмо в ящике в семь часов – а именно в это время Чибнелл как раз покинул двадцать восьмой номер… Но с какой стати ему вдруг понадобилось стращать Бедингема? – высказал недоумение он, – Ведь тот вроде бы вселил в него надежду, что наутро даст мне нужные ему показания… В любом случае, от бегства Бедингема Чибнелл ничего не приобрёл, а только потерял…
– Так в его планы бегство Бедингема и не входило, – заметил Маклуски, – Очевидно, он принёс с собой в гостиницу это письмо как бы в качестве запасного патрона; он не стал сразу подкидывать его адресату, а решил сперва поговорить с ним лично. Но результаты беседы с Бедингемом, судя по всему, его не вполне удовлетворили. Наш кухонный мастер своим тонким профессиональным нюхом безошибочно учуял, что заезжий миллионер что-то темнит. Чибнелл не мог быть уверен, что наутро Бедингем точно даст вам нужные ему показания – и тогда он подбросил ему это дурацкое письмецо… Вы спрашиваете: А для чего он это сделал? Ответ лежит на поверхности: Он рассчитывал, что Бедингем поступит с этим письмом так, как поступил бы на его месте любой добропорядочный обыватель – то есть, отнесёт его в прокуратуру.
– Ах, вот оно что… – Холлистер в задумчивости почесал себе подбородок.
– Ну а следователь Холлистер, ознакомившись с письмом, – продолжал Маклуски, – немедленно задержит Огилви для полного выяснения ситуации; в связи с этим, он (Огилви) уже не успеет подписать со своим клиентом договор на изготовление кухонного гарнитура. Именно это и было конечной целью Чибнелла!
– Помимо этого, угрожающее письмо должно было настроить Бедингема против Огилви, от имени которого оно было написано, – добавил Доддс, – И тогда, возможно, Бедингем и сам захотел бы дать прокуратуре нежелательные для Огилви показания…
– К сожалению для Чибнелла, его послание оказало на миллионера из Ньюкасла немного не то воздействие, какого он добивался, – завершил свою мысль Маклуски, – И тот, ударившись в панику, срочно дал дёру из Бембриджа… Естественно, Чибнелл был искренне возмущён подобным малодушием заезжего толстосума. (Он даже обозвал его в сердцах жирным пингвином.) Увы, далеко не все хитроумные замыслы приносят тот результат, на который были рассчитаны!
– В общем, Холлистер, можете смело закрывать это дело и сдавать его в архив! – не поскупился на дружеский совет Доддс.
– И всё-таки кое-что в этой истории продолжает оставаться мне непонятным, – в задумчивости произнёс Холлистер, – Например, меня несколько озадачивает поведение Бедингема… Ну почему он так сильно испугался, что кто-то набьёт ему морду? За свою долгую бизнес-карьеру он наверняка получал не одну сотню подобных угроз и должен был давно к ним привыкнуть…
– Значит, его испугала отнюдь не угроза набития морды, – охотно согласился Маклуски, – а нечто другое, также содержащееся в этом же письме.
– А что ещё в нём содержалось? – не понял Холлистер, – Может быть, он узнал почерк своего какого-то давнего врага, который уже долгое время не подавал о себе вестей?
– Письмо было не написано от руки, а напечатано на машинке, – напомнил Доддс.
– Ах да, верно! – сообразил Холлистер, – Стало быть, он узнал шрифт знакомой машинки?
– Его фамилия на конверте была напечатана на той же машинке – но Бедингем ничуть не испугался при виде неё, – обратил внимание Маклуски, – Выходит, его испуг был вызван содержанием письма, хотя и не угрозой набития морды.
– Но в письме не было других угроз в его адрес! – запротестовал Холлистер.
– Вы ошибаетесь! – опроверг Доддс, – Вспомните самую первую фразу этого шедевра эпистолярного творчества: "Бедингем, нам всё известно про ваши тёмные делишки!"
– Ну и где же вы видите здесь угрозу? – вскричал вконец запутавшийся Холлистер, – По-моему, это – совершенно банальная фраза. Никакого особого смысла она не несёт…
– Это только вам так кажется! Но вы, в отличие от Бедингема, не ворочаете миллионами, – снисходительно усмехнулся Маклуски, – Надеюсь, вам знаком старый добрый анекдот… Миллионер, отвечая на вопрос газетного репортёра, говорит: "Я охотно раскрою вам происхождение всех своих миллионов – за исключением самого первого!" Мораль тут проста: Начальный капитал любого миллионера имеет чересчур тёмное и, мягко говоря, не самое законное происхождение. Вряд ли наш Бедингем является исключением из общего правила… (Вы сами недавно упомянули, что в молодости он побывал во всяких переделках.) Широкая общественность обычно пребывает в неведении о том, каким путём тот или иной воротила сколотил свой первый миллион – но сам-то он всегда помнит о своих первых "тёмных делишках"! Вам или Линклейтеру это словосочетание кажется банальным и ничего не значащим. Оно и неудивительно – ведь у вас за душой нет ни одного миллиона и ни одного по-настоящему тёмного дела! А вот у Бедингема в избытке имеется и того, и другого… Распечатав подкинутое ему письмо и прочитав зловещую фразу "Нам известно про ваши тёмные делишки!", он не на шутку струхнул. Оказывается, в этом паршивом Бембридже обитает какой-то неведомый злодей, которому известна тайна происхождения его первого миллиона… Этот злодей предостерегает Бедингема от дачи показаний против Огилви – и наш миллионер не смеет ему перечить. Он спешно покидает ваш гостеприимный Бембридж и на первом же поезде возвращается к себе в Ньюкасл. Он предпочёл поставить под сомнение своё высокую пунктуальность и получить штраф за неявку в прокуратуру по повестке, лишь бы удрать поскорее подальше от этого неведомого бембриджского злодея…
– Судя по той скорости, с которой Бедингем вылетел из гостиницы, происхождение его первого миллиона окутано совсем уж чёрным туманом, – метафорично высказался Доддс, – Я имею в виду цвет его тёмных делишек, при помощи которых он этот первый миллион сколачивал…
– Но погодите! – сообразил вдруг Холлистер, – А откуда Чибнелл мог знать о тёмных делишках Бедингема? Когда тот сколачивал свой первый миллион, его (Чибнелла) ещё на свете не было!
– Разумеется, он о них и не знал, – подтвердил Маклуски, – Печатая на машинке фразу о тёмных делишках, он был искренне убеждён, что стряпает нечто банальное и тривиальное. (Ведь у него за душой тоже нет ни одного миллиона!) Когда же наутро Чибнелл услышал о бегстве Бедингема, он, разумеется, решил, что тот испугался угрозы набития морды. Ему и в голову не пришло, что матёрый миллионер был сражён наповал этой банальной фразой про тёмные делишки… Как сказал бы какой-нибудь древний философ: Никогда не знаешь, каким пальцем в какое небо попадёшь!
– Холлистер, вы опять хотите что-то возразить? – осведомился Доддс.
– Пожалуй, на сегодня все мои возражения закончились! – следователь прокуратуры решительно убрал в ящик стола только что подписанные показания Огилви и Чибнелла, – Напишу я в отчёте, что информация о появлении Сэндилендса во Дворце Бизнеса не подтвердилась, и спихну это дело в архив… Да, теперь мне окончательно стало ясно: Размещать в газетах объявления о поисках подозреваемых – пустая трата времени, – не побоялся смелых обобщений он, – Пора нам менять тактику – например, расклеивать эти объявления на фонарных столбах и стенах домов… Вот этим и займусь в ближайшее время! – мысленно заглянул в будущее он, – Сегодняшнее расследование я уже, можно считать, закончил. Осталось лишь сообщить в Ньюкасл о том, что Бедингем проигнорировал мой вызов в прокуратуру. (Пускай выпишут ему штраф за неуважение к правоохранительным органам – или, допустим, заставят уплатить дополнительный взнос в какой-нибудь благотворительный фонд.) А открывать расследование по поводу получения им угрожающего анонимного послания я не собираюсь, поскольку не имею на руках ни самого этого послания, ни заявления потерпевшего. Очевидно, что этот вопрос не входит в сферу моей служебной компетенции…
– …а вопрос о происхождении первого миллиона Бедингема тем более в неё не входит, – закончил его мысль Маклуски.
